Имидж как репрезентация социально-культурных отношений
Скачать 1.65 Mb.
|
| Глава 2 РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КРИЗИСА СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ОТНОШЕНИЙ В АКТУАЛЬНЫХ ВИДАХ ИМИДЖА 2.1. Имидж человека гламурного как симуляционная идентичность Разросшееся многообразие имиджевых образов, способных выступать моделями новой идентичности, на-первый взгляд, осуществляет в современном обществе в высшей степени позитивные функции. Однако все дело в том, что имиджевый дискурс способен выступать не только машиной формирования идентичности, но и фабрикой производства псевдоидентичностей, симулякров, которые не только не решают проблемы, но и вносят в пространство социальных отношений еще больший хаос и беспорядок. Характеризующий данное явление Э. Эриксон отмечает: «Промышленная революция, глобальная коммуникация, стандартизация, централизация и механизация угрожают идентичностям…. Страх утратить идентичность доминирует в большей части нашей иррациональной мотивации, он призывает весь арсенал тревоги, оставленный в каждом человеке простым фактом его детства. В этом критическом состоянии массы людей склонны искать спасения в псевдоидентичностях» [169, с. 572]. Мощным инструментом формирования современных псевдоидентичностей являются те образы, которые сегодня получают своё легитимное признание и идеологическое одобрение в СМИ: медиа, глянцевых журналов, массовой литературе, телевидении, то есть в целом комплексе массовых медиа-изданий, поставляющих и закрепляющих популярные образцы для подражания. Это обстоятельство является основополагающим в актуализации псевдоидентичностей: визуальный образ, пропущенный сквозь призму телеэкрана, становится чем-то неизмеримо большим по отношению к стоящей за ним реальностью. Как отмечает У. Эко, у таких образов есть «платоническая сила», преображающая частные идеи в общие, и поэтому посредством визуальных коммуникаций легче проводить стратегию убеждения, сомнительную в ином случае [166]. Сегодня массовая коммуникация явилась тем пространством, в котором стратегическая позиция «Взгляда» стала диктовать условия взаимодействия социальных субъектов. Стремление к «гигантизму» (М.Хайдеггер), как это было показано выше, привело к тому, что образ, знак стал представлять собой наиболее значимый элемент, чем сама реальность. Произошло усиление роли знака так, что практически все сферы социального бытия ориентированы на производство символических ценностей. Данный факт детально описан Ж. Бодрийяром в эссе «Америка», где автор осмысливает процесс создания все более искусственной среды обитания, одним из важнейших средств реализации которой является массмедиа. Ж.Бодрийяр пишет: «Идолы экрана имманентны развертыванию жизни в образах. Они - система великолепного заводского производства, восхитительный синтез стереотипов любви и жизни… (Это) объекты-фетиши, не имеющие ничего общего с воображаемым, но представляющие собой материальный вымысел образа» [18, с. 127-128]. В данных условиях наиболее ярко и рельефно проявляет себя процесс отчуждения знака от референтной реальности. Это уже не передача информации, отражающая реальную действительность, а, если использовать терминологию Ж.Бодрийяра, процесс создания гиперреальности, которая оказывается более реальной, чем сама реальность. Использование растущих возможностей массмедиа, к которым относится, например, приём монтажа образов или феномен пространственно-временного сжатия, приводит к формированию совершенно нового качества идентификационных процессов. Знаков и символов, которые человек использует как средства идентификации становится всё больше, что значительно осложняет процесс их соотнесения с реальностью. С точки зрения Ж.Бодрийяра, современный человек теперь руководствуется некоторыми моделями, представляющими собой объекты, дискурсы, не имеющие исконного, изначального четкого референта. При этом значение формируется не за счет соотнесения с реальностью, а за счет соотнесения с другими знаками [17, с. 117]. Образы, которые формируются посредством СМИ и являются для современника значимыми ориентирами идентификации «более не зеркала реальности, они вселились в сердце реальности, трансформируя её в гиперреальность, где от экрана к экрану у образа есть только одна судьба – быть образом» [17]. Фабрикуемое СМИ изображение выдаётся за действительность, в реальности же, выступая полем, где виртуальное и реальное перемешиваются, сливаются, переходя друг в друга. Описание подобных механизмов формирования псевдоидентичности невозможно без использования одной из ключевых категорий постструктурализма – «симулякра», так как, по словам Ж.Делёза, гиперреальность всецело и заключается в симуляции [45, с. 276]. В своем развитии представление о симулякрах прошло довольно длительную эволюцию. В частности, Ж.Делез указывает на то, что уже Платон разделял все изображения на копии-эйконы и симулякры-фантазмы [45, с. 48]. Такая трактовка восходит к античной онтологии, где основной темой выступает возвращение к подлинной реальности, истине, абсолютному, божественному. Репрезентативная модель Платона определяет симулякр как «копию копии», выдаваемую себя за обозначение подлинника. Его процент истинности определяется степенью сходства с идеей вещи, в силу чего симулякр лишается онтологического статуса и осуждается как подделка и вымысел. Поэтому симулякр суть противоположность истине и действительности, но посягающее на их статус. Ж.Делёз определяет симулякр, как «изображение, лишенное сходства; образ, лишенный подобия» [46, с. 49]. В теории Ж.Бодрийяра симулякр трактуется как псевдообраз, псевдопроцесс, как факт псевдореальности, который незаметно подменяет реальность симуляцией, основательно ликвидируя различия между сферой реального и сферой воображаемого [17]. Сегодня общество, имея дело с тотально «знаковой реальностью» (Р.Смарт), или «гиперреальностью» (Д.Лион, Ж.Бодрийяр), порождает множество знаков-симулякров. Анализируя современное состояние социума, крупнейшие философы (Ж.Бодрийяр, Ж.Делёз, Н.Маньковская, М.Ямпольский и др.) описывают как отдельные явления тотальной симуляции, так и общемировую тенденцию всё большего распространения симулятивных принципов общественного устройства [18]. Ярким примером воплощения симуляционного существования выступает имиджевый текст гламурного человека. Сама история его происхождения в современной интерпретации связана именно с фактом симуляции, замещением псевдореальностью в целях манипулирования массовым сознанием. Так, популяризация гламура обусловлена развитием периодических изданий и кинематографа. Глянцевые журналы, начиная с середины XX века, пропагандировали особый образ жизни, прекрасный и, в то же время, далёкий от социальной повседневности. Парижские кутюрье и голливудские костюмеры изобрели притягательные для идентификации массового человека образы, подчеркивающие ослепительную, искусственно созданную красоту. Сложилась целая методика выстраивания и отладки гламурного имиджа, ярчайшим образцом которого стала голливудская система звёзд: Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Мэрилин Монро, Одри Хепбёрн, Элизабет Тейлор, Ава Гарднер, Грейс Келли, Дэвид Боуи, Твигги [146]. Кинематограф, став главным окном в мир красивой жизни, приобрёл официальный статус, и первая волна гламурного имиджа, каким он представлен в понимании нашего современника, началась. По мнению Александра Васильева, расцвет кинематографа и феноменальная популярность голливудских актеров того времени были результатом четко «просчитанной» финансовой и психологической стратегии [6, с. 79]. В условиях неблагоприятной экономической коньюнктуры в США кинематограф выполнил в социуме сразу две функции - функцию психологического замещения и решение финансовых проблем киноиндустрии. Особенностью восприятия зрителями новых звезд и того имиджа, который они создавали, была тотальность визуальных переживаний, которые выражались наречиями - ошеломительно, шокирующе, захватывающе, интригующе. Зритель должен был видеть только одно – имидж, отточенный до совершенства, воплощенный в чарующем облике. Данный тип кинематографического имиджа, выстроенный до мельчайших деталей, коррелирующий с совершенными экранными образами, представлял собой мощное средство идентификации для тех, которые находились по другую сторону экрана, как зрители. Он диктовал идентификационные стандарты всему миру: имидж знаменитых актеров стал эталоном, образцом для подражания [74]. Так, с рассвета голливудского кинематографа гламурный имидж стал привлекательным образом для подражания, как одна из популярных и привлекательных форм идентификации современного человека. Соответствие имиджу гламурного человека, как внешней форме идентичности с ним, создает иллюзию причастности к «счастливой», «радостной», «беззаботной» жизни. Это обстоятельство в полной мере отражает компенсаторную сущность гламура, позволяя человеку иллюзорно проиграть то, что он, в силу каких-то причин, не может прожить в реальности. Дело в том, что современный человек, утративший стабильность в идентификации, стал нуждаться в воображаемом двойнике, с которым бы он отождествлял себя, который бы ему льстил и адаптировал бы его к жизни. Однако решить данную проблему смог не просто двойник, как реальный человек, со своими страхами и болями, а двойник идеальный - человек гламурный, как имидж влиятельной персоны, наделенный властью, притягивающий к себе внимание. Для преодоления тревоги и страха, массовый человек стал нуждаться в отождествлении с таким идеальным и могущественным двойником путем подражания. Однако на этом пути человека, идентифицирующего себя с идеальным двойником – человеком гламурным, ждет чувство недостоверности, неподлинности «Я». Об опасности подражания писал А. Жид: «Каждый старается меньше всего походить на самого себя. Каждый выдумывает себе хозяина, потом подражает ему; он даже не выбирает себе хозяина, которому подражает; он принимает уже указанного хозяина. Однако, я думаю, что можно иное прочесть в человеке. Но не смеют. Не смеют перевернуть страницу. Законы подражания; я называю их законами страха. Человек боится остаться одиноким; и совсем не находит себя» [53, с. 68]. Именно имидж человека гламурного, как идеальный двойник, формирующийся в СМИ, создал условия для благоприятного развития в массовом сознании гламурной идентификации. Однако, данный тип идентичности является проблематичным, так как за маской счастливой жизни, за образом идеального двойника, скрывается симуляционный механизм подражания. Одним из обязательных условий гламурного имиджа является активная демонстрация богатства, роскоши, праздности, расточительного потребления т.е. «жизни напоказ». Гламурный имидж подразумевает впечатление о человеке, жизнь которого представляется как «высшее, разряженное, лучистое, эфирное, запредельное состояние бытия» [171, с. 133]. Это специфический настрой, особое мировоззрение с акцентом на роскошь и «внешний» блеск. Это же отмечает и исследователь данного феномена Д.А. Руднева: «Основными признаками гламура являются избыточность потребления, внешний блеск и привлекательность, а также элитарность потребляемых брендов» [117, с. 29]. И так как гламурный имидж опирается на принцип демонстрации роскоши, то важным становится не столь реальное бытие, а сколько то, что создает иллюзию, не «содержание», а «форма». Такой социальный феномен, как «потребление напоказ», был проанализирован Т.Вебленом в работе «Теория праздного класса». Автор отмечает, что в данном случае не столь важен сам процесс потребления, сколько его демонстрация. Процесс публичного потребления делает высокой капитализацию бренда, тем самым подчеркивая исключительность потребляющего данный бренд человека [31]. По замечанию Т.Веблена, одежда, жилище, питание, экзотические безделушки являются свидетельством денежного преуспевания. Если говорить о России, то на сегодняшний день демонстративное потребление – это главный структурированный момент гламурного текста, имеющий мощную смысловую доминанту. Демонстративное расходование денег, потребление товаров более высокого качества, товаров ручной работы, товаров модных и, следовательно, дорогих есть свидетельство гламурного образа жизни. Например, на страницах одного из многочисленных «гламурных» сайтов данный тип имиджа описан его посетителями-поклонниками следующим образом: «Это стиль характеризуется показной роскошью во всём: одежде, украшениях, автомобилях, авторучках, зажигалках, вазах, посуде, сотовых телефонах. Украшения должны быть обязательно подлинными и дорогими: бриллианты, жемчуг, рубины, сапфиры, золото. Вообще, гламур – это шикарность, ухоженность и красота. Гламур – это современная модная одежда из дорогих тканей, типа шёлк, бархат… Гламур – это шик, это заведомо приукрашенный образ, соблазняющий следующими качествами: красотой, артистичностью, богатством, умением жить…» [159]. Обратим внимание на определения, которые много раз повторяются в этом фрагменте и многих других статьях массмедиа: «шик», «красота», «дорого», «богатство». Значение применяемых слов говорит о том, что позиции «человека гламурного» - это позиции значимости, власти, величия, принадлежности к миру недоступного для большинства – миру глянца, богатства, успеха. При этом, надо отметить, что данное пространство является результатом не столько потребления реальных товаров, сколько симуляции образов, символов. Вещи в их реальном качественном измерении оказываются стертыми, на первый план выходит их мифическая притягательность. Поэтому владение вещью означает знаковое удовольствие, удовольствие от симулятивных свойств предмета. Именно по этой причине неотъемлемым элементом гламурного имиджа является использование одежды известных мировых брендов, стоимость которых далека от реальных затрат на их производство. Демонстрация дорогих домов, автомобилей, гардеробов, способов отдыха, досуга сегодня является неотъемлемым элементом гламурного имиджа публичных людей. Анализ продукции современного телевидения показал, что многие российские телеканалы, формируя гламурные имиджи не только «звёзд», но и никому не известных людей посредством различных реалити-шоу и таких телепередач, как «Блондинка в шоколаде», «Каникулы в Мексике», «Полный фэшн с Сергеем Зверевым», «Секс с Анфисой Чеховой» и др., демонстрируют дома, автомобили, гардеробы и способы досуга участников такого рода проектов. Непременным атрибутом гламурного имиджа здесь выступает упоение потреблением, благополучием, а содержание самого шоу сводится к демонстрации и перечислению приобретенных материальных благ и достигнутых финансовых успехов. Так, Е.Г.Трубина, анализируя эстетические особенности общественного мышления современной России посредством исследования СМИ, констатирует чрезмерную эстетизацию окружающего пространства и ожидаемого от человека к ней отношения. Автор отмечает рост театрализации политической сферы, повсеместную стилизацию и «брэндинг», а главное – «рост значимости видимости субъектов и тенденций в публичном пространстве и нарастание общей зависимости от тех, кто определяет, кто, что и на каких условиях может быть показано» [134, с. 217]. Таким образом, гламурный имидж, активно участвуя в процессе идентификации современного человека, формирует псевдоидентичности на основе симуляционном принципов, где использованные им знаки и символы выполняет функцию закрывания фактической реальности и одновременно они маскирует это исчезновение, создавая гиперреальность как собственно продолжение, удвоение, раздвижение собственного «Я». Так, гламурный имидж включает в себя симулятивный аспект современного гиперреализма: «человек гламурный» живет, создавая псевдоидентичности, где осуществляется игра в реальность, в основе которой заложен механизм создания «косметического» эффекта повседневности, стремление украсить и идеализировать жизненные процессы. Как пишет К.Ю.Точилов, «внешняя форма превалирует над внутренним содержанием. Всеобщая «гламуризация» сфабрикована и адаптирована к выживанию посредством искусственной переоценки и замены гуманных ценностей ценностями симулятивными» [133, с. 94]. Гламурный имидж тесно связан с аристократическими формами идентичности прошлого. Согласно исследованию К.Ю.Точилова, истоки феномена «гламура» нужно искать в эстетической составляющей прошлых обществ [133, с. 91]. Так, стиль рококо, денди – это стиль, объединяющий «упоение» наслаждением и уход от «серьёзного» восприятия жизни, где один из главных принципов – «не прилагай усилий, живи в своё удовольствие» [153, с. 7]. Их общим моментом с современным гламуром выступает стремление к чувственному наслаждению, игре и эротической красоте, проявляющееся в моде, как утверждение рафинированности телесного, освобождения от физического принуждения. Однако, при внешнем сходстве существует большая разница в характере идентификации с данными имиджевыми текстами. Так, сравнительный анализ подтверждает описанные нами в первой главе заключения о преобладании структурированных пространств - «произведений» в имиджевом тексте человека традиционного общества, которые выступали изначально заданными формами идентификации на основе статусных, социально-ролевых, стратификационных (сословных, классовых) характеристик. Поэтому идентификация с имиджевыми текстами дендизма и рококо основывается на готовых, однозначно трактуемых «произведениях», на определенном кодексе поведения, уровне образования, особой «технике» тела [143, с. 54]. Помимо прочего, идентификация с данными имиджевыми текстами возможно только для представителей определенного сообщества – аристократии [143, с. 93] что предполагает высокую степень элитарности, определяющую принадлежностью к аристократическому роду и стилю воспитания. Идентификация современного человека гламурного, напротив, обладает открытостью и множественностью. В большей степени данный процесс представляет собой произвольное сочетание разнородных стилевых элементов и характеризуется общедоступностью, разрушением имеющихся прежде границ. Его собственную аудиторию составляют представители практически всех слоёв населения. Происхождение, воспитание, статус играют второстепенную роль, главное для данной формы идентификации–приобрести внешние атрибуты «элиты» и научиться соответствовать её критериям. И, в этом случае, человек, ощутивший потребность приблизится к миру гламура, способен сформировать желанное пространство телесности: научиться «гламурно» ходить, сидеть, смотреть, говорить и т.д. Он вырабатывает определенные интонации, жесты, движения, одобренные гламурным сообществом, позиции тела, «скованную раскованность», деланное смущение и т.п. Обозначенные особенности идентификации человека гламурного выраженные в гипреболизации его значения для современника, как идеального двойника, в показной демонстрации богатства и роскоши, избыточности потребления способствуют всё большему распространению псвевдоидентичностей, основанных по принципу симуляции. Именно в гламурном имиджевом пространстве симуляционная идентификация дошла до предельной, критической стадии – тотальной подмены реальности, что отличает его, например, от текстов гедонизма, субкультуры рококо и дендизма, которые основывались на четких, заданных ориентирах идентификации. Симуляционное качество такой идентификации проявляется даже не в самом процессе формирования и обучения телесному поведению, а в том, что это должно быть представлено как естественное образование. Если для аристократов предыдущих эпох формирование внешней формы идентичности посредством телесных практик, выраженных в определенном стиле поведения происходило естественным образом и при естественных условиях, а также предопределялось происхождением ребёнка, то сегодня процесс идентификации с гламуром происходит быстро, поверхностно, либо по советам имиджмейкеров, либо как простое подражание. При этом данный факт не просто умалчивается, но даже скрывается, ибо всё должно быть «безупречно», так чтобы создавалось впечатление, будто человек именно «рожден гламурным», гламурность свойственна ему с детства. Поэтому вне гламурного имиджа не должно быть ни одного жеста или взгляда, и при этом, ничего не должно свидетельствовать о каком-либо напряжении, усилии, труде в процессе обучения. Анализируя гламурный имидж как форму идентичности, основанную на принципах гиперреальности, важно поднять вопрос о степени симуляции его образующих субъектов. Так, Д.А.Руднева выделяет две группы потребителей гламура [117]. К первой группе относятся люди, обладающие высоким уровнем образования и профессионально реализующиеся в сфере креативной индустрии: киноиндустрия, реклама, издательская деятельность, музыка, изобразительное искусство, дизайн и индустрия моды, антиквариат и т.д. Их материальное благосостояние достаточно велико для того, чтобы приобретать вещи известных брендов в их подлинном дизайнерском исполнении, реализовать репрезентативные для гламурного имиджа практики - путешествия, шопинг, использование новейших технологий в сфере красоты и т.д.. Представители данной группы используют практики престижного потребления, характерного для гламурного имиджа не только современной эпохи, но и других исторических периодов. Поскольку гламурный имидж таких людей представлен естественным образом в их практике повседневности и исходит из их реального финансового положения, то Д.А.Руднева предлагает обозначать данную группу людей как «истинные» потребители гламура [117]. Материальное обеспечение представителей данной группы так высоко, что позволяет потреблять подлинные артефакты данной общности. Конечно же, данная общность не многочисленна и имеет четко фиксируемые закрытые границы, проникнуть через которые практически невозможно. Другую группу составляют люди, заинтересованные ценностными установками гламурного имиджа, транслируемого через различные средства массовой коммуникации, но в силу ограниченных финансовых возможностей не способных к «истинному» потреблению продуктов данной общности. Такие имиджи формируются на основе показного потребления копий известных брендов и не могут совмещать в себе все практики современного гламура, раскрываясь лишь в отдельных элементах. Такая «выборочная» реализация обозначена как «ложный гламур» или «псевдо-гламур» [117]. На первый взгляд, наиболее показательным материалом, демонстрирующим формирование псевдоидентичностей, как симуляционных процессов, является позиция второй группы, так как они пользуются механизмом копирования «истинного гламура». Однако при более детальном анализе такой вывод может оказаться недостаточно объективным. На наш взгляд, симуляционная природа свойственна обеим позициям идентификации, так как реальности, которая бы являлась неким ориентиром в нахождении «истинного» в гламурном пространстве современности, больше нет, так как их формирование происходит не через соотнесение с реальностью, а благодаря различению, что приобретает смысл только внутри некой «универсальной» системы, которая ими же и формируется. Как отмечает Ж.Бодрийяр, «все знаки обмениваются друг на друга, но не обмениваются больше ни на что реальное (причем друг на друга они так хорошо, так безупречно обмениваются именно постольку, поскольку не обмениваются больше ни на что реальное)» [17, с. 52]. Так «снимается» вопрос о противоположности истины и фикции, так как уже в самой истине обнаруживается фикция. Более того, имидж, обозначенный в концепции Д.А.Рудневой как «истинный гламур», на наш взгляд, является наиболее ярким примером формирование симуляционной псевдоидентичности, чем «ложный гламур». Во-первых, это объясняется тем, что они обладают разной степенью участия в процессе идентификации с гламурным имиджем. Так позиция «псевдо гламура» диктует реализацию в своём поведении только некоторых внешних атрибутов данного имиджа, то есть это позиция лишь частичного погружения. Позиция же «истинного» гламура требует полного погружения в идентификационный процесс симуляционных практик. Во-вторых, позиция «истинного гламура» скрывает симуляционный аспект своей идентификации и выдаёт себя за чистую тождественность со своим истинным «Я». Утаивание реального происходит в форме идеализации как своей внешности, так и жизни в целом, что создаёт «альтернативный мир», заменяющий естественное проживание жизни, потому что в основе гламурной идеологии лежит принцип «косметологии» реального человека, стремление симулировать его образ жизни, судьбу, внешность. И первым шагом к созданию имиджа-симулякра является «идеализация» тела и его состояний. Гламурный имидж не совместим с проявлениями любой, человеческой немощи, болезнями, старостью. Но, ориентируясь на мысль Ж.Бодрийяра, заметим, что, избавляясь от небытия, гламур сам возвращается к тому, что изгонял, вынужденная амбивалентность при отсутствии антипода заставляет вбирать качества смерти. Так, соединяя в себе жизнь / смерть [17, с. 263], гламур оказывается сам симулякром вечности-небытия. И в-третьих, позиция «истинного гламура» как «истинный» симулякр обладает притягательной, даже гипнотической силой. О связи симулякров с искушением, обольщением говорит Ж.Бодрийяр в работе «Злой демон образов» [19], неоднократно подчеркивая, что симулятивная реальность подобна «дьявольскому искушению», имеет «дьявольскую природу». Симулякры обладают способностью обвораживать своим обаянием так, что человек эпохи их господства оказывается полностью погруженным в зачарованную реальность. Наделяясь «колдовской» силой, они порождают «животное очарование образами, неподвластное контролю моральных или социальных принципов» [19, с. 69]. При этом симулякры третьего порядка «совращают» «не благодаря своей репрезентационной способности и передаче идей – в этом не было бы никакой новизны, – а напротив, потому что они представляют собой то место, где исчезают значение и репрезентация, место, где нас отсекают от каких бы то ни было суждений о реальности, место, где осуществляется стратегический план отрицания реальности и принципа реальности» [19, с. 69]. Таким образом, позиция «истинного» гламура, как яркий пример современной псевдоидентичности представляет собой подобный соблазн - острое очарование пропавшей рутинной реальности, на место которой приходит стратегия обольщения, бесконечная сила соблазна дорогого, шикарного, недоступного большинству: исчезает, растворяется, не дается в руки, ускользает, отчего ещё больше хочется это получить [20]. Именно таким способом вовлечения в процесс формирования псевдоидентичностей людей, далеких от «глянца», а также непреодолимым обаянием симулякров и формируется позиция «ложного гламура». Например, в книге Оксаны Робски и Ксении Собчак «Zамуж за миллионера, или Брак высшего сорта» речь идет о гламурном мире, как современной форме идентификации: «Там льётся рекой «Вдова Клико», проносятся третьи «хаммеры» цвета «угольный бриллиант» и девушкам за ночь любви дарятся жёлтые и голубые алмазы» [83, с. 109]. Мир реальности превращается в придуманный мир грез, пассивного ожидания чуда, в котором восторженными глазами российская действительность взирает на волшебный мир гламура и, разумеется, жаждет в этот мир проникнуть. Особенность обольщения симулякров, как отмечает Ж.Бодрийяр, «состоит в динамике преображения вещей в чистую видимость» [20, с. 117], так что «своей реверсией из реальности они резко противопоставляют себя репрезентативному пространству» [20, с. 117]. Всеми своими ресурсами, стимулируя приобретения товаров, они соблазняют современного человека, открываясь перед ним как недостижимый, но манящий идеал для полной идентификации. Брендовые вещи, дорогие автомобили, просторные квартиры и фешенебельные дачи являются предметом мечтаний людей «ложного гламура»: "vip - ложа" "истинного гламура" доступна для немногих, но намеренно создаётся иллюзия причастности к ней каждого представителя "ложного гламура"» [129, с. 279]. Следует также особо отметить, что соблазнение представляет собой специфический сценарий. Ж.Бодрийяр описывает данный процесс на примере «Дневника обольстителя» С.Кьеркегора [20]. Его анализ применим в более широком контексте – симуляции, что позволяет проанализировать его через природу гламурного имиджа. Итак, особенностью обольщения внешней идентификации с «истинным гламуром» для людей, далёких от «элиты», является прежде всего сдерживающий фактор, ситуация недоступности, невозможность достижения полной тождественности, ибо для соблазна всегда важно нечто большее - расчет, игра, состязание - «всё – намек, недомолвка, недосказанность» [20, с. 198]. Сущность обольщения позиции «истинного гламура» как игры, заключается в невысказанности, зашифровке, недосказанности настоящего содержания имиджевого текста, что провоцирует желание раскодировать, узнать, испытать. Никто не знает реальной жизни «человека гламурного», его бед, проблем, болезней, немощей, так как это подавляется внешним выражением легкости бытия, беззаботности, состоянием «вечной весны». Заурядное соблазнение имиджевого текста «квази гламура», напротив, проявляет себя открыто, явно, настойчиво. Поэтому истинный соблазн и заурядное соблазнение позиции «ложного гламура» принципиальным образом отличны друг от друга. Истинное обольщение – это тайна, умалчивание, запирательство, самоустранение, искажение, разочарование, передергивание. По словам Ж.Бодрийяра, такое обольщение «окручивает отсутствием – точнее, изобретает что-то вроде искривленного пространства, где знаки, сбитые со своей траектории, возвращаются к собственному началу» [20, с. 191-192]. Истинное обольщение никогда не бывает прямолинейным, оно косвенно. Обольститель вступает в борьбу, но мнимо отступает, суля противнику победу над собой, а в тот момент, когда противник начинает ощущать свою силу и свободу, считать себя победителем, он оказывается в роли проигравшего, так соблазнитель одерживает победу. Подобным образом обстоит дело и с идентификацией имиджа «истинного» гламура: большая часть населения в России сознательно не идентифицирует себя с гламурных позиций и относится, как кажется, отрицательно к феномену гламура, что находит свое вербальное выражение у наших сограждан. Например, как показывает мониторинг, проведенный Е.В.Михайловым при толковании слова «гламур», у наших соотечественников выходят на первый план не «очарование» и «шарм», а «поддельность» и «искусственность». И, как замечает в этой связи исследователь, в различных трактовках значения слова «гламур» проявляется русская ментальность [90]. Так, гламур, который в понимании европейца означает роскошь, блеск, очарование и элегантность, ассоциируется с богатством и успехом, в русском языке приобретает негативную окраску и означает излишнюю красивость, фальшь и конъюнктурность [90]. Можно сказать, что на уровне сознательной идентификации, подобно прямолинейному «соблазну», успех гламурного имиджа не столь очевиден, что нельзя сказать о скрытой, бессознательной форме идентификации, которая подобно косвенному «соблазнению», обеспечивает себе успех. К примеру, несмотря на негативные оценки, большая доля населения стремится любыми средствами стать сопричастными к обворожительному миру гламура: ездить на дорогих машинах, пользоваться брендовыми товарами, работать на престижной работе, занимать VIP-зоны, иметь в своём окружении известных персон и т.д. Так происходит частичная идентификация современного человека с гламурным текстом, что сравнимо с процессом косвенного, едва уловимого, соблазнение. И особой идентификационной привлекательностью, подобно силе «соблазна», в этом случае обладают гламурные имиджи, транслируемые посредством аудиовизуальных СМИ. Современное телевидение, представляющее собой наиболее «дешёвый», поэтому самый доступный для потребителя медиа-канал, преподносит зрителю привлекательные образцы идентичности, обольщая симуляцией. Так в среде «первых лиц» каждого телеканала есть персоны, связанные с трансляцией ценностей гламура, а имиджи участников различных современных зрелищ, обозначаемых как «шоу» и «реалити-шоу», обладают особой силой «обольщения», ибо их отличительной чертой является нерасчлененность пространства на «приватное» и «публичное», на «зрителя» и «героя». И, наблюдая за повседневной жизнью их участников, втягиваясь в процесс «подглядывания» за личной, интимной жизнью «героев», человек на бессознательном уровне идентифицирует себя с транслируемыми образами, незаметно попадая в их сети «обольщения». Однако при всем своём внешнем лоске гламурный имидж чаще является лишь поверхностным уровнем идентификации, обеспечивает лишь частичную идентичность. Как любой симулякр, он имеет свою «обратную сторону», которую не замечают и не могут заметить потребители, слишком «близко» оказавшиеся к данной поверхности. Так, по данным клинической психологии, гламурный имидж, выглядя, как чисто внешнее явление, на самом деле «триедин» и имеет психологические, телесные и этические признаки. Как отмечает генеральный директор Института телесности Е.А.Газарова, на поверхности гламурного имиджа виден шик и блеск, но далее – слой серьёзных психологических проблем, а под этими двумя слоями – этические нарушения: зависть, жадность, лень, тщеславие, злоба, похоть, честолюбие, так как стремление к необычному совершенству отвлекает от естественного проживания. Основной же причиной потребности в идентификации с гламуром является отсутствие у современника в чувствах и представлениях опоры на вечные ценности, прежде всего, любовь, ибо «пресыщение на фоне духовной пустоты – причина гламура» [36]. По мнению психологов, гламурный имидж является одним из способов идентификации, в целях привлечения внимания, но приводящий в итоге к совершенно обратному: через эпатаж он уводит человека в иллюзию от реалистического решения главной потребности – потребности в любви. И это есть обман и аверс связи гламура с человеком, реверс же показывает нам другую картинку: гламурная реальность завлекает своими прелестями и всего лишь предлагает взбунтоваться и уйти в иллюзию. Человек же сам выбирает лёгкое и быстрое «решение» проблемы любви и отвержения, но в данном случае это становится проблемой псевдоидентичности [36]. На основе данных, полученных от практики психологической клиники, Е.Э. Газарова приводит следующие психологические особенности, типичный симптомокомплекс поклонников гламура: «низкое либидо и высокую истощаемость, отсутствие ощущений, неустойчивую эрекцию/ затрудненную эякуляцию, аноргазмию, неустойчивый сон. У всех – отсутствие привязанности к родителям (флуктуация – от безразличия – через бунт / демонстрацию пылкой любви и внимания – к ненависти) и напряженные отношения с членами своей семьи; зависть, язвительность, недовольство всеми вокруг, высокая подозрительность и склонность презрительно отзываться о друзьях; высокая гипнобельность и внушаемость специфического вектора на социальные рост и привилегии. Для многих также характерны чувства одиночества, тревожные состояния, раздражительность вплоть до истеричности, подавленность; фантасмагорические сновидения с мотивами чудовищ, преследований, горящих домов, презентаций, достижений и наград [36]. Еще одна важная особенность, о которой следует сказать особо, это то, что в полной мере симулятивная составляющая идентичности в гламурном имиджевом тексте проявляет себя в теле человека. Она стирает оппозицию естественное – искусственное и настаивает на тотальной ненатуральности: накладные ногти, силиконовые губы, наращенные ресницы, волосы, искусственный загар и т.д., придавая неестественному статус прекрасного. Например, glem-фотография, которая является эталоном подражания в мире гламура содержит в себе максимальный процент ненатуральности. Фоторедакторы «гламуром» называют портрет, на котором всё отретушировано, все изъяны - прыщики, неровности, поры скрыты - абсолютно идеальное лицо, что и составляет содержание «глянцевой обложки» [39]. Поэтому идентификация с гламурным имиджем невозможна без формирования гламурной телесности, как её главного условия, только в виде искусственного, неестественного образования, которое должно выглядеть как естественное. Гламурной одежде должны соответствовать и определенные жесты, продиктованные их спецификой и подчеркивающие своей привлекательностью - привлекательность их владельца. Покрой «гламурной» одежды должен сдерживать движения, подстраивать под себя тело его владельца. И, кроме того, поскольку основная идея гламура сводится к сексуальности, то в жест, интонацию, во взгляд намеренно вкладывается сексуальный оттенок. Как следствие, они получаются неестественными, скованными, но при этом впоследствии возникает привычка так двигаться, говорить, дышать, смотреть. И именно через эти, искусственно вызванные состояния и двигательные привычки телесность и становится «гламурной». Е.Э. Газарова выделяет два телесных мотива, свойственных гламурной телесности: «робот», «кошка». В первом случае – «адепты» выбирают искусственно изломанный образ, двигающийся, как на пружинах, туда-сюда, с деланной развязностью и распущенностью, непременно подчеркнутой артикуляцией речи и магически-агрессивным взглядом. В другом случае – «образ, гипнотизирующий своими закругленными соблазняющими движениями, томным взглядом, тягучей речью с придыханием и мягкими акцентами на суггестивно-важных словах. Градации – от намёков до карикатурно выраженных признаков. В первом варианте – «техногенная сексуальность» робота, во втором – животная сексуальность. Человека нет» [36]. Подобное возрастание социальной зависимости «человека гламурного», всё большее его «порабощение» «идеальным» образом порождает проблему, обозначенную Ж. Бодрийяром, как «исчезновение Реального» и «удушение всего Натурального» [17, с 387]. Природное тело как таковое в гламурном концепте перестает существовать, оно становится производным от мира моды, «глянца», демонстративной роскоши, как тело «паникующее», «агонизирующее», «исчезающее» (Ж. Бодрийяр, А. Крокер и др.), как механизм получения выгоды, как капитал. Такая ориентация на потребительское отношение к телесности провоцирует все большее отрицание живого тела, его отчуждение, подавляя телесную чувствительность и экспрессивность. Сосредоточенность внимания на гламурных характеристиках тела приводит к уничтожению его свободы, эмоциональной радости, коммуникативной выразительности. Демонстрация гламурной телесности как искусственного, деформированного образования даёт нам повод предположить о наличии в её структуре шизоидного аспекта, как результата позиции соматизации и её крайней формы – телоцентризма, которые более подробно были описаны в главе I данной работы. Гламурный имидж, со свойственной ему холодной сексуальностью, отстраненностью, искусственностью, пассивностью, является одной из форм шизоидного отрицания жизни. Его пространство пронизано эстетикой смерти. «Гламур – побежденная смерть, перманентное сознание того, что “лучше, чем я выгляжу сейчас, я уже выглядеть не могу”. Гламур узаконивает смерть, стремится сделать миг перед погребением вечностью» [160]. Алексей Чесноков проводит аналогию между современным миром гламура и эпохой Древнего Египта, когда на лицо фараона накладывали золотую маску смерти, чтобы этот образ поражал своей красотой загробный мир. Как пишет автор, «языческий ритуал, цель которого очаровать богов, и есть, в сущности, единственный подлинный гламур» [там же]. Современный гламурный образ, возможно, и есть та самая маска смерти, за которой прячет человек свою естественность. Ведь природные, естественные, живые проявления тела являются антиподом гламурному. С точки зрения Гваттари и Делёза, все аффекты шизофрении сводятся к проблеме «Я» через посредство образа тела: шизофреник не верит в «Я», не отождествляет себя с «Я», а находится всегда где-то за его пределом - сзади, снизу, в другом месте [47]. Такая позиция отстраненности совпадает с идентичностью человека гламурного. Как пишет Татьяна Толстая, «в гламуре нет ни прыщей, ни вросших ногтей, ни кишечных колик, ни заусениц, ни храпа: всё это преодолено на более ранней стадии развития… В гламуре нет заплаканных глаз, хлюпающего носа, уныния, отчаяния, наплевательства, ответственности, тревоги за родственников. Наконец, нет смерти, в лучшем случае – «неумирающая легенда»… Оно не нуждается в деньгах, не берет и не дает в долг; источник его богатства не ясен, но, очевидно, не истощим» [131, с. 216]. Как видим, в данной цитате нет анализа гламура, скорее – вчувствование в явление, определение его через эпитеты телесного, осязаемого бытия человека. Как отмечает А.Лоуэн, тело шизоида кажется «неживым»: «он высок, худощав, фригиден, мускулатура недостаточно развита, подвижность и дыхание ограничено» [81, с. 32]. При этом телосложение шизоида чаще всего характеризуется как астеническое, то есть слабо выстроенное, с недостаточно развитой мускулатурой (термин «астения», от которого происходит слово «астеничный», определяется как слабость и расслабленность). Как указывает исследователь, «в каждом шизоиде, независимо от типа его тела, присутствует некая фундаментальная слабость» [81, с. 228]. Анализ этой особенности тела шизоида подробно представлено и в работе Э.Кречмера, который детально проанализировал шизоидный темперамент и физическое строение [174, с. 169]. Приведенное описание вполне соответствует требуемым характеристикам гламурного имиджа. Человек гламурный, как и шизоид, согласно А. Лоуэну, «повернут к миру холодной стороной» [81, с. 188]. В то же время К. Щербино замечает: «Гламур – холодный, безразличный, смертельный, основывается на размытии границ вещей и перемещении их в абстрактную сферу, на нечеловечности – гладкой, непроницаемой поверхности» [165, с. 245]. Если попытаться перечислить повторяющиеся характеристики гламурного имиджа, которые встречаются в различных источниках, то к ним относят следующие: худоба, инертность кинесики, бледность кожи. Гламурную модель целенаправленно ретушируют в тёмные тона, для того чтобы представленная коллекция одежды или фотографий «была более мрачной и жуткой. <…> Модели выглядели более худыми и бледными» [60, с. 56]. Например, выпуск британского глянцевого журнала Fashion Ins (2007г.) был посвящен «Тёмной стороне», где редакционные подборки именовались «Принц тьмы» и «Роковой мужчина». Оба материала содержали явные отсылки к тематике смерти и телесного истощения. Для этого режиссёры Александр Маккуин и Эди Слиман использовали атмосферу мрака и обреченности с помощью черных кожаных блуз и атласных тренчей, которые облегали худые тела моделей-мужчин. По словам Эдриана Кларка, данное действо выглядело следующим образом: «модели медленно выплывали из теней: мрачные, призрачные, в неверном свете столба огня в конце подиума» [175, с. 139]. На наш взгляд, важным моментом в определении шизоидной позиции в гламурной симуляционной идентификации, а именно тенденции к смерти, является возрождение образа вампира, от кинематографа до подиума и мужской «глянцевой» фотографии, относящихся к миру гламура [60, с. 43]. Так, на подиумы с 2009 года выходит вампирская мода: на демонстрациях коллекций Роберта Геллера гламурные модели с напудренными волосами и в мертвенно-бледном гриме проходят по подиуму в образе вампиров, напоминая романтических денди XIX столетия; коллекции одежды Александра Маккуина и Джона Гальяно также выполнены в тотально темных тонах и стилистически ориентированы на вампирскую тематику. Активно образ вампира используется и в современном кинематографе: фильмы «Интервью с вампиром», «Дракула Брэма Стокера», «Пропащие ребята», где главные роли исполняют «гламурные» актеры – Том Круз и Гэри Олдмен, Кифер Сазерленд, а также в фильме «Золотое зеркало», снятом режиссёром Лукой Гуаданьино для Fendi. Более того, тематика вампиризма перешла в культуру массы. Недавнее появление образа гламурного вампира и в литературе, и в кинематографе, и в модной фотографии указывает на связь между потреблением и сексуальным влечением, как основных доминант данного пространства. Подобный образ побуждает наблюдателя не только приобретать брендовую продукцию, как симулякры, но и смотреть на себя как на объект страсти, покупки или потребления. Иностранный исследователь Р.Лэтам обозначил данное явление «потребительским вампиризмом» [176]. Он считает, что капиталистический строй с идеологией потребительского стремления формирует у человека вампирические наклонности: вуайеризм, нарциссизм, гомосексуализм [176]. Такая позиция вновь совпадает с теоретическими воззрениями Ж.Делёза и Ф.Гваттари о шизоидном характере современной эпохи. По их мнению, усиливая потоки желания, капитализм приближается к своему пределу, который и есть собственно шизофренический предел, где происходит самое активное стремление к формированию шизофреника как субъекта [47]. Согласно предложенной нами аналогии, человек гламурный как шизофреник представляет собой производство желания как предел общественного производства. Помимо прочего, в идентичности гламурного имиджа и вампира размыты границы классически определенных категорий – пола, гендера, сексуального влечения. Так, гламурный конструкт учит современного мужчину быть «чуть более женственным», «не столь грубым и резким», поощряет быть активным потребителем предметов роскоши и модной продукции, жить в престижных районах, совершенствовать своё тело в тренажерном зале и просматривать журналы GO, Arena, Men’sHealth в поисках своего модного стиля. Как пишет исследователь моды Викки Караминас, современный гламурный мужчина «обращает взгляд на людей одного с ним пола и любит, когда другие смотрят на него. <…> его сексуальность как таковая не является значимой категорией» [60, с. 55]. В гламурном пространстве мужские и женские образы, как гендерная идентичность, сливаются, и мы обнаруживаем образ «унисекса», в основе привлекательности которого – потребление и удовольствие. Подобное совпадение гендерных идентичностей мы наблюдаем и в пространстве вампира: ему свойственна «нетрадиционная сексуальная ориентация», он не вписывается в рамки противостоящих друг другу категорий и служит утверждению полиморфной, динамической сексуальности, не совпадающей ни с одной традиционной гендерной ролью» [60, с. 46]. Показательным признаком шизоидной позиции в идентификации гламурного человека является атмосфера нереальности, которой пронизано всё личностное пространство [81]. Это отсутствие живости и эмоционального отклика телесности: пустые глаза, похожее на маску лицо, ригидное тело и отсутствие спонтанности, так как шизоидный индивидуум сознанием понимает окружающее, но на эмоциональном или телесном уровне с ситуацией не соприкасается [81]. Подобная отстраненность отчетливо проявляется и в гламурном имиджевом тексте, который основывается на принципах отстраненности от окружающих, на демонстрации отсутствия телесного чувствования и контакта с окружающими. Ситуация непрочного взаимодействия с реальностью возникает при употреблении алкоголя и наркотиков, что является одним из важных элементов идентичности человека гламурного, поэтому дорогие сигары, коньяк, гламурные наркотики – неотъемлемые атрибуты гламура, а классические гламурные имиджи – Джин Харлоу, Лорен Бэкол, Марлен Дитрих – образы курящих женщин. К. Щербино в свое работе «Гламур, прекрасный и проклятый» цитирует оду сигарете, как символу гламурного имиджа: «Сигарета – идеальный тип идеального удовольствия: она оставляет вас неудовлетворенным» [165, с. 245]. Неслучайно гламурные имиджи от Брет Эшли до Хэльги Крейн провозглашали своё право быть свободными и сексуальными с сигаретой в руке. Профессор и исследователь истории табака Ричард Клейн называл сигарету «по – этессой или – эткой», исполненной соблазна. Сигарета – определенно женского рода – свидетельствовала о размытости гендерных ролей; её мужественная, брутальная женственность отражала её способности останавливать время во имя медитативного удовольствия. Сигарета – это «опыт, который уносит тебя из материального мира с его требованиями, ответственностью и вниманием к производительности в эфемерное пространство, страшное и прекрасное, чарующее и опасное, – потому она младшая сестра гламура. Таким образом, «гламур», как и курение, выходит за рамки обычного, поднимаясь до уровня формальной эстетики, современной философии времени и пространства, сдвигающихся гендерных границ и ослепительных поверхностных эффектов» [165, с. 246]. Телесность в гламурной идентичности напоминает, как мы уже отмечали, структуру шизоида. Подчеркнем так же и то, что она жёстко подчинена предписаниям, демонстрирующим экстравагантность, изящество. Ей не свойственны быстрые движения, резкие жесты, естественная живость. И как отмечает А.Лоуэн, «шизоид зависим от воли, которая цементирует его» [81, с. 245], или «поведение и действия шизоида экстравагантны, они напоминают действия существа, которое выполняет их, проходя по жизни и не чувствуя её» [81, с. 245]. Тело становится инструментом воли, отстраняется от окружающего пространства, не переживает события, происходящие вокруг него, так как нацелено выполнять команды ума. Так имидж принимает на себя жизнь тела, тотально контролирует его. По этому поводу исследователь пишет: «Когда тело «мертво», человек с трудом воспринимает влияние среды, его способность откликаться на ситуации затруднена. Эмоционально мёртвый человек обращен внутрь себя: чувства и действия подменяются размышлениями и фантазиями, а реальность компенсируют образы. Чрезмерно развитая ментальная активность, подменяющая контакт с реальным миром, создаёт фальшивую живость» [81, с. 12]. И понятно, что «здоровая», «негламурная» телесность ведёт себя иначе: её признаками являются естественность, живость, быстрота реакции, витальность, оживленность, грация, спонтанность жестов и физическое тепло [81, с. 44]. Следующая особенность, которую отмечают исследователи у шизоидного человека и которую мы можем проследить в гламурном тексте – лицо, обладающее пустым взглядом - «отсутствующим», «опустошенным», «ускользающим от контакта». А.Лоуэн отмечает, что шизоиды и шизофренники «обладают типичным нездешним, отдаленным взглядом. Это выглядит так, будто бы психотик смотрит сквозь вас, его взгляд не содержит мысли, но проникает достаточно глубоко и с большой дистанции… Специфику шизоидного взгляда можно описать иным образом. Можно сказать, что такой человек «видит, но не смотрит». И различие между «видеть» и «смотреть» в том, что первое действие – пассивно, а второе – активно. Видеть – функция пассивная, поскольку шизофреник не может направить взгляд с чувством, он не полностью владеет им, он не может нормально контролировать эту функцию, так как его само-обладание (self-possession) ограничено» [81 с. 72]. Как видим, такое описание взгляда шизоида и шизофреника напоминает нам взгляд человека гламурного – взгляд отстраненный, томный, сексапильно-холодный, как взгляд моделей гламурных фотографий, который практически всегда вообще не направлен на зрителя, модель обычно смотрит в сторону. И в противовес им – заботливый взгляд матери, взгляд наивной юной девушки, открытый взгляд ребёнка, добрый, сочувствующий взгляд случайного прохожего - все антиподы гламурности. Таким образом, существование в имиджевом тексте симуляционных моментов, выводит на проблему идентификации современного человека. Как было показано на примере гламурного концепта, постсовременного человека в меньшей степени интересует внутреннее содержание. Он предпочитает оставаться поверхностью, воплощенной в содержание маски. Поскольку гламурный человек представляет собой лишь маскированную поверхность, он отрицает свое предшествующее, «я», и таким образом отказывается от себя самого. Однако для формирования личности требуется поддержание взаимосвязи между тем, кем человек был, и тем, кем он должен стать. Философ Поль Рикёр различает два аспекта личности, которые можно обозначить как тождественность и самость [3]. Тождественность заключается в том, чтобы оставаться тем же самым, несмотря на постоянные изменения. Самость, связанная с самоидентификацией, осознанием того, что человек – рефлексивное существо, которое соотносит себя с самим собой. Рикёр подчеркивает, что и тождественность и самость, необходимы для личности. Их взаимосвязь продиктована необходимостью проявляться в том, что человек способен связно рассказать о том, кем он был и кем хотел бы стать в будущем. В его представлении прошлое, настоящее и будущее - это единое целое повествование, благодаря чему создается также и единство личности. Быть собой значит уметь объяснять себя, рассказывая о том, кем ты был, кем будешь и кем сейчас являешься. Рассказывать о самом себе значит становиться самим собой. В таком случае у гламурного человека возникает проблема. Он не имеет не только собственного прошлого – поскольку это прошлое всегда забывается на фоне настоящего, – но и будущего, так как будущее это полностью условно. В итоге исследования симуляционного аспекта в имиджевом тексте, выяснилось, что инструментом формирования современных псевдоидентичностей являются те образы, которые получают признание и идеологическое одобрение в глянцевых журналов, массовой литературе, телевидении, то есть в целом комплексе массовых медиа-изданий, поставляющих и закрепляющих популярные образцы для подражания. Это выступает основой в актуализации псевдоидентичностей, так как визуальный образ в данном случае становится симулякром реальности. Ярким примером воплощения симуляционного существования выступает имиджевый текст гламурного человека. Современный интертекст гламура образован как текстами аристократических слоев традиционного общества, голливудского кинематографа и элиты 20 века, так и текстами массовой культуры и общедоступной «глянцевой» продукции последних десятилетий. Интертекстуальность гламура обеспечивается наличием его идеологии в самых различных сферах социальной жизни и его представителей можно найти в разных возрастных категориях и всех статусных кругов. От него получают и знаковое удовольствие, удовольствие от стратегии обольщения «счастливой», «радостной», «беззаботной» жизни, и в то же время выражают отстраненность, критикуют за фальшь и подделку. Особенностью российского варианта гламурного имиджа является его ориентация на стратегическую позицию «Взгляда», которая выражается в стремлении к огромным масштабам, подавляющим своими размерами и величием. Это провоцирует все большее распространение симулятивных принципов в его пространстве. Его образцами выступают «медийные» персоны, что в данных условиях отражает не реальную действительность, а гиперреальность. В своем основании гламурный концепт идеализирует реальные жизненные процессы, при обязательном условии активной демонстрации праздности, расточительного потребления и культа «вечной весны». Определяя пространство гламурной телесности, функционирующего по принципам псевдоидентификации и гиперреальности, мы пришли к выводу о наличии шизоидных позиций в его структуре, которые проявляются в дистанционировании от собственного, живого тела, восприятии его как отчужденной вещи и всё к большему приближению к искусственным, холодным, разрушающим, смертельным, ригидным, отстраненным от реальности аффектам. При этом центром гламурного пространства выступают кино, телевидение, фотография, глянцевые журналы, которые и являются наивысшей степенью эволюции шизофрении. Таким образом, гламурный имидж, активно участвуя в процессе идентификации современного человека, формирует псевдоидентичности на основе симуляционном принципов, где использованные им знаки и символы выполняет функцию закрывания фактической реальности и одновременно они маскирует это исчезновение, создавая гиперреальность как собственно продолжение, удвоение, раздвижение собственного «Я». Так, гламурный имидж включает в себя симулятивный аспект современного гиперреализма: Концепт гламурного имиджа отражает основные черты общества XXI века, репрезентируя такие его характеристики как: симуляция, доминирование утилитаризма, потребление материальных ценностей, демонстрация успешности и богатства, шизоидность, игнорирование духовных и нравственных ценностей. Таким образом, социальный феномен гламура выявляет острую кризисную социально-культурную симптоматику современности и помогает сформулировать условия его преображения. |
