Зрелые годы
Скачать 7.83 Mb.
|
| 8 июня От судьбы к судьбе наш путь. Хотя верно, что мы сами – кузнецы своей судьбы, однако перед нами в жизни часто предстаёт нечто иррациональное, перейти которое, кажется, слишком мало сил. Мой друг опять в дорожном настроении: лето, и надо решиться куда-то поехать. В её жизни ведь нет конкретной цели, её мечтой извечно было – жертвовать собой, отдать себя, помочь другим, но её жертва в жизненных мелочах была зачастую напрасной, ибо недоставало великого, ради чего она могла бы отдать всю себя. Прошлой осенью она желала поступить на курсы сестёр милосердия, но было ли возможно разрушать нашу жизнь? Два года жить отдельно. Но теперь мысли: быть может, и нужна жертва, жертва от нас обоих. Время слишком серьёзно, чтобы думать о себе. Быть может, и я стану конкретнее: от абстрактного человеколюбия отойду, смогу всмотреться в истинные глубины человеческой души. Но это только начало, неизвестно, как тогда будет, и – это ещё так далеко. Элла, наверное, поедет в Кемери. Ей пришлось пройти через многие унижения, многие трудности. Но нравственно она становится крепче. Журнал эсперанто прислал ей её гороскоп: суть её характера будто бы – страдания и отречения. Но, жертвуя, она редко встречает благодарность. Она способна будто бы благостно влиять на больных. То же ей когда-то говорил и некий иной исследователь характеров. Это она в жизни и сама ощущает. Мне кажется, что полностью Эллу и Зента не понимает. У Эллы есть все прекраснейшие женские черты. Она – тип Марии, ей, по сути, чужд практицизм Марфы. Но она не желает слышать и абстрактные идеи, долго о них судить. Всё её существо жаждет одного – самопожертвования, воплотить в жизнь великую, великую свою любовь, не в домашнем хозяйстве и тому подобном, на что любая способна, но в великих проявлениях жизни помогать воистину страждущим, быть опорой духу и телу, в жажде и борьбе. И она страдает из-за того, что дни часто проходят напрасно, в мелочах, в помощи там, где, быть может, помогать и не следовало, но душу свою излить она не может. Я ещё не окреп после большого напряжения. Но некогда отдохнуть вволю. Надо собирать материалы для дипломной работы – о религии и красоте, хочу успеть до августа. Знаю, что мне придётся ещё раз возвращаться к этому, но пока не могу всего преподнести, поэтому теперь хочу только немного расширить уже напечатанный труд. Для меня весьма важен четвёртый том «Листов Сада Мории» – «Беспредельность», который так скоро всё же, видимо, не выйдет, а без него я не смогу окончательно построить своё религиозное мировоззрение, которое кратко попытаюсь изложить в своей дипломной работе, рассматривая идеи эволюции и иерархии. Вышло в свет воззвание Рериха к женщинам.1 Я рад, что вчера написал два стихотворения о Вечной Матери. Мечтаю, чтобы стихи мои были достойны пыли у Её ног. 19 июня. Пятница, вечером Вечная тоска. Часами, днями, ночами нечто невыразимое звенит в душе. Какая-то песнь не от сего мира. В духе я омылся, словно в живой воде, стать бы мне всему чистым, сильным и свободным. Ибо сердце в каждой песчинке жизни, в каждом побуждении только Тебя жаждет, Тебя желает, Тебя, которого по имени я не смею назвать, но по которому вся моя душа истосковалась. 25 июня Опять бродили мы тропами странников, все четыре дня Иванова праздника. Исходили заводи речки Аматы, несказуемо радовались сверканию цветущих лугов, мерцанию просторов Гауи, день блуждали в джунглях Браслы, где весенние стихии завалили буреломами все стежки-дорожки, не щадя и деревьев-великанов. Временами непогодилось, было сыро, промокли ноги, резкие ветры дули, но это тем паче дало нам прочувствовать близость природы, слиться с ней. Как соскучился я по этому, весь иссохший в идеях и формулах мудрости. Если бы я хоть на несколько дней не прикоснулся к природе, мне было бы тяжко продолжать работу, которую придётся возобновить в великом напряжении. Вечер Ивана Купалы мы провели в Скрапьи. Дрейманы – самобытные, сердечные люди, одарённые, но некое тайное разочарование заметно в них, ибо ни старшее, ни младшее поколение не нашло того пути, куда вернее всего можно вложить своё сердце и душу. К вечеру направились мы вдоль берегов Гауи обратно в Сигулду. Как зачарованный замирал я перед некоторыми местами! Красота, красота! В таких местах можно воистину почуять космичность, вникнуть в глубочайшие недра космического. Невыразимое желание было у меня – остаться хоть на несколько деньков в возвышенной стороне, где небо и земля стали едины. Но наверняка и ныне это останется только мечтой. Быть может, лишь в августе... Истосковался я по зарубежью. Обещал и Элле в этом году свозить её туда. Вероятно, только нынешнее лето у неё единственное свободное. Но сейчас это – наиневозможнейшее. Будет хорошо! Неделю назад мы были ещё раз на конгрессе христианских студентов в Вецаки. На этот раз ощутил немало истинного духовного волнения. Были Кундзинь, Зента, Малдонис, проф. Зандерс, Р.Шмидт. Познакомился с некоторыми приверженцами идеи реинкарнации (какая неожиданность на христианской конференции!). Весьма одарённым кажется Принц, у которого неплохо развит и духовный взгляд, и психическая энергия, в общем-то мощная. По его рассказам – он способен совершать всякие психические феномены, намного успешнее, чем некоторые члены нашего кружка Рериха. И обрёл он это, живя в природе, в великом сосредоточении и по большей части – без книг. 6 августа. Четверг, утром С начала июля напряжённо работаю над своей дипломной работой. В регулярном ритме, как заведённые часы. Ибо так работать лучше всего. Витаю в прекрасном. Размышляю, мечтаю. Иногда устаю, ведь на дворе <сильное> солнце. Ловлю один-другой солнечный часок. Но радуюсь, что работа спорится. Почти готов черновик. Ещё последний раздел. Культура Красоты. И всё же боюсь, как бы не оборвалось. Жизнь опять окутывает своим иррациональным дыханием. Силы мне нужны, громадные силы! Стать бы вне времени и пространства! Всё глубоко человеческое, в конце концов, условно, единственный смысл – божественное в нас, духовная личность. Но мне надо закончить труд до конца августа. Необходимо напрячь новый ритм. Иначе – нельзя. У меня ведь есть воля, у меня ведь есть дисциплина! И я вновь буду расти. Всё же не хочу остаться в абстрактном идеализме. Всячески пытаюсь идеал согласовать с жизнью. Думаю, думаю. Часты такие моменты, когда вновь и вновь вижу, что слепой абстрагировавшийся идеализм может приносить отрицательные плоды, даже разрушать. Так и с Зентой, которая всё ещё не перестаёт (часто слепо) одних слишком идеализировать, других – уничижать. И во мне эта тенденция была в ранней молодости, но теперь я подхожу к человеку внимательно, чтобы не разочароваться и не причинить вреда. Ибо главное – по существу понять другого, перед «его Богом» встать, как же иначе тогда можно жить и любить? Высшее – забыть все свои личные боли, мыслить только о другом, единственно о нем. Не окрашивать свои суждения и мировосприятие субъективизмом. Может быть, это трудно, но это – высшее, это единственная обязанность. 14 сентября. Около полудня Сегодня я сдал Дале свой «Метафизический аспект Красоты». Ещё вчера до поздней ночи мы работали, сегодня утром отдал в переплёт и теперь, наконец, – свободен. Эти два месяца, начиная с 10 июля, прошли в чрезвычайном напряжении. Утром и вечером – писать, днём – ещё читать и собирать материалы, даже в поезде. Если бы не ходил на море купаться, если бы не использовал некоторые солнечные часы, не знаю, как выдержал бы. Но, может быть, больше всего помогал вдохновенный энтузиазм, с которым я писал, особенно – первичный текст. В последние дни стали болеть голова и глаза. В этом году не видел бы лета, если бы на дни Ивана Купалы не попали мы на природу. Полтора месяца отпуска прошло в основном за столом. У нас в этом году была небольшая, но приятная комнатушка на втором этаже дома родителей, где ароматы сосен и листвы и много солнца. И мой дружочек последние недели промучилась вместе со мной, перечитывая и переписывая мою работу. Я так привык к её советам, что мне было бы трудно жить одному. Я не знаю, что нас ожидает, но, быть может, нечто весьма тяжкое. В насыщенном труде некогда было задумываться, но теперь надо будет думать и думать. Эллу после длительной церемонии приняли в школу сестёр милосердия. Это было до Ивана Купалы, и 1 октября она должна приступить к работе. Но в таком случае ей от всего, от всего надо отказаться. Там она будет оставаться в течение дня, хорошо, если на какой-то час отпустят из больницы. И ночные дежурства, и уход за больными – хватит ли слабых сил Эллы это выдержать? И именно теперь, когда в нашем Обществе намечается большая активность, и как раз для женщины, Элле будет трудно расставаться. Но Элла хочет провести идеи практически в жизнь, а не остаться при теории: следует нечто делать, притом – великое, где можно всю себя отдать другим. Жертвовать собой – всегда и везде неизменно было наиглавнейшей заповедью её сердца. Но в жизни нередко приходилось жертвовать напрасно, силы растрачивались на мелочи, в то время как можно свершить нечто большее. Во-вторых, эта жертва помогла бы ей преодолеть трагизм в случае, если не будет ребёнка. Знаю, если Элла уйдет, жизнь нас обоих радикально переменится. Я останусь один, и какая ноющая струна вплетется в мою жизнь. Возможно, отчасти моя вина, что в прошлом году Элла не ушла. В этом году я не имею права отговаривать, ей самой надо сделать выбор. Но ведь это, в конце концов, нам надо делать совместно. Всё же я боюсь, что и там Элла истратит силы напрасно: не на то, ради чего жаждет жертвовать, нечто великое; вместо того, чтобы служить людям, надо будет исполнять мелкие технические работы, на которые способен любой другой. И, во-вторых, она в скором времени сможет участвовать в практическом строении нашего Учения. Ныне у нас на повестке дня создание женского объединения при Обществе Рериха, которое уже учреждено в Нью-Йорке. Собираемся два раза в неделю, читаются доклады, места из Учения, чтобы приготовиться официально вступить в контакты с другими женскими организациями. Для того, чтобы нечто новое дать и сказать, следует самим это вполне выяснить. Также учредим и детский интернационал, выполняя волю умершего гениального Серёжи.1 И от этих двух объединений тянутся нити к разным отраслям культуры. Какой только работы там не будет! Сколько потребуется сил и энергии! Там, именно наилучшим образом, наиболее непосредственно можно будет служить человечеству. Д-р Лукин берётся за свои планы с большим энтузиазмом. Теперь он всего себя посвящает Учению, об этом только мыслит и мечтает. И сможет он многое. Радуюсь от всего сердца, что и мой друг всем сердцем входит в Учение. Стала бы она только свободнее от кармической зависимости, которая в её жизни чинила столь много препятствий, смогла бы она это преодолеть, загорелись бы великой энергией оптимизма её дух и тело, – и обрела бы она наконец способность осуществлять все свои самоотверженные мечты. 21 сентября. Понедельник, вечером Вчера Лукин прочел мой доклад о красоте. Был сконцентрирован, доклад заинтересовал. В последние дни опять напряжённо работаю. Субботнюю ночь мы с Эллой не спали, она переписывала. Надо было заранее вручить Лукину для прочтения. Красота! Столь много думалось об этом, столь часто я пламенно возгорался. Но работа ещё не окончена. Ещё и ещё придётся возвращаться, чтобы дополнить, переработать этот труд. Ибо это – вопрос моей жизни, но Красота является и чудеснейшим основанием Мироздания. 23 сентября. 10 часов вечера Мой милый друг, великую, священную жертву несущая. Ты идёшь от одних страданий к другим, и ни одна жертва тебе не кажется тяжкой. Сколь часто я слышал твой голос: жертвовать, отдать всё, всю себя, помочь слабому, поддержать и поднять больного и немощного! Но тебе самой ещё надо идти через школу страданий, чтобы приготовиться к ещё большим жертвам, чтобы на деле существенно могла ты помочь своему брату. Ещё и ещё. Но смею ли я с тобой идти рядом, когда мои страдания столь ничтожны перед твоей самоотверженностью? Ты пришла в мою жизнь как очищающий огонь, чтобы все нравственные вибрации переплавить, переплавить в небесную ясность. Что только женщина способна терпеть! И с радостью, священной гордостью в сердце, когда верит, что её муки принесут кому-то другому благо. Сегодня Элла опять была нервной. На миг повернулось ко мне её измученное личико. Большие страдающие глаза устремились ко мне из ещё неосознанного. Хочется верить, что на этот раз операция не будет тяжёлой. И всё же, всё же... Ещё иные чаши страданий не испиты. И новая боль их наполняет. Где конец сему? Когда же будет возможно из школы страданий вознестись гармонией, чтобы суметь других одарять благом, других учить, других осенять мудростью своего духа? Но ведь, страдая, мы учим других. Это сияние любви, невидимое для глаз, распространяется далеко в пространстве, глубоко в сердца близких людей. 27 сентября Сегодня Стуре прочёл доклад о воспитании. Духовно насыщенная статья. Воспитание – краеугольный камень культуры будущего. Трудно разрешимый, но святой труд. Великое задание, большая ответственность. Больше всего преуспеет в воспитании именно женщина. Новая, одухотворённая, освобождённая женщина-мать. Но много ли женщин, которые способны войти в святилище будущего непорочными шагами? Великий энтузиазм снова проявил Лукин, несколько часов горячо интерпретируя статью Стуре. Энтузиазм ведь величайшая мощь в мире, именно он возведёт новое здание. Я удивляюсь иногда, как духовно растёт мой друг, как нежданно вспыхивает её душа. Мне временами следует притихнуть, ибо я еще слишком слаб. Где надо показать бескорыстие, там она вся. Во мне ещё много неуклюжего субъективизма, она от этого освобождается. Быть может, это очищающее крещение страданий. Разве из боли не рождается великая просветлённость? 4 октября. Воскресенье Ты – великая Мощь спокойствия, пусть Твоя Воля освещает наши пути, пусть Мысль Твоя в наших слабых намерениях пламенеет. Благослови нас в тяготах бессилия, благослови в крепости! 5 октября Всё ещё смущение во мне. Ещё глубоко не осознал. Неужели я остался один? Один в своей квартире, днём и во тьме ночи, день за днём, на два года, быть может – ещё дольше. Неужели теперь мы, которые сплавились, срослись, сгармонизировались в одну душу, кто друг друга поддерживал, учил, очищал, – разорваны каждый в свою сторону? И неужели нам обоим придётся пройти под знаком одиночества, пить из ручья горной пустыни? Всё это мне ещё кажется невероятным. В душу издалека доносится гул неких властных колоколов. Победит труд, великая борьба, всеохватывающая сосредоточенность. Быть может, наше одиночество расцветёт аллеями роз? Быть может, озарится звёздами? Души наши, хоть издали, будут неизменно вместе, будут продолжать вместе вдохновляться, пламенеть, тосковать по Новому Миру. 9 октября. Пятница Странно, непонятно, как-то невозможно поверить. Идёшь домой – никто тебя не ждёт, тобою не интересуется... Отправляюсь утром на работу, поднимаю по привычке, как ранее, глаза вверх на окна – ни один благословляющий, глубокий взгляд меня не провожает. Но всё же я преодолею, войду в ритм. Сердце у меня болит более всего о моём друге. Она говорит, что в целом чувствовала бы себя хорошо на новом месте, но у неё температура, видимо, последствия операции. И физически она слаба. Вчера мы были вместе в нашем кружке. Но по воскресеньям, очевидно, она не сможет вырваться, хотя это – главные дни. Мне это больнее всего, ибо ей придётся пропускать многие духом озарённые часы. Она всё же не вошла в ритм времени, читает и одна, но живительные импульсы приходят во взаимодействии. Д-р Лукин вчера сказал: «Я ведь думал, что вы уходите на три месяца, если бы знал, что на два года "идёте в монастырь", то воспротивился бы». Но Элла не хочет только теоретизировать, она хочет нечто практически реализовать. Она осознала всем существом, что единственная ценность – отдать себя. И отдать себя живым, страдающим, несчастным людям. Разве не лучше, чем отдавать себя одному, отдать себя многим? У меня всегда болело сердце о том, что у Эллы столь много времени уходит на домашнюю жизнь. Это слишком узко, слишком ничтожно, и не может наполнить человека. Где обрести широкое, всеохватывающее? И Элле, с её великой духовностью, с её большой нравственной мудростью, особенно следует идти поверх домашних границ. Мы выучили новую заповедь – чем труднее, тем лучше. «Я так воспитана, – сказала она. – Как же иначе духовно расти?» Жила бы дома – больше бы заботилась о себе. Там же – все труды и мысли сосредоточены на пользу других. Там, где последний акт действия трагедий жизни, куда люди приходят, принося плоды своих мук и горестей. Болезни тела по большей части – последствия болезней духа или конфликтов и кризисов духа. И, помогая человеку физически, можно помогать и духовно. Воистину – великое задание целителям будущего. Это героизм: человеку с чутким сердцем лицезреть невыразимые страдания и не дрогнуть, преодолеть себя. Сегодня Элле шесть часов надо провести на операции. Первый раз в жизни! Как мой друг это выдержит? Мне это было бы чрезвычайно трудно, возможно, потерял бы сознание. Хватило бы ей силы. Здесь опять новый порог судьбы в жизни Эллы. Все предыдущие пороги приносили столько неудач, сложностей, боли. Так ли будет и теперь? Но, быть может, путём сознательного самоотречения возможно преодолеть карму? Должна же быть какая-то возможность развязать все узлы. Может быть, судьба велела нам идти именно этим путём? Знать бы это ясно. Но ведь каждый опыт несёт, в конце концов, благо, и единственно руками и ногами человеческими нам надо прийти к развязке. 11 октября Не могу выразить, как болит сердце от того, что Элла не сможет приходить по воскресеньям в наше Общество. Лукин с великим энтузиазмом руководит коллективными планами. Он даже ночами не спит, думая о Новом Мире. Как суметь сейчас же, малочисленными силами, действенно помочь в воспитании, помочь женщинам-матерям, родителям, воспитателям, художникам? Невыразимо много здесь проблем, требующих решения. Нам надо быть готовыми в скором времени вступить в контакт с другими. И быть готовыми ещё к одному великому делу – открытию музея. Согласно Высшему Указанию, Рерих нам определил несколько десятков картин. И эта честь оказана только нескольким городам. Открытие музея будет величайшим событием не только в жизни нашего Общества, но и всей Латвии, ибо этим оказано ей исключительное внимание. Всю важность этого факта можно будет по-настоящему оценить только в перспективе дальнейшей истории. Так, жизнь нашего Общества предвидится всё более насыщенной, увенчанной великими событиями и трудами. И, быть может, уже в течение года мы реализуем то, о чём раньше и мечтать не смели. И вот, от всего этого Элле, быть может, придётся быть в стороне. Мы много думали – что же делать? Элла ведь не оратор, сможет ли она себя активно выявлять в Обществе? Она сомневается. Но она жаждет активности. Были бы ей доступны те священные часы недели, когда она могла бы присутствовать на заседаниях, и то было бы хорошо. С самого начала она приставлена к операциям. Великое внимание, напряжение. Спрашиваю, может ли она переносить кровь и стенания? Отвечает: «Любовь всё может вынести. Нам ведь следует любить страждущих. Их кровь та же, что и во мне. Не кровью и гноем нам надо брезговать, но ложью и безнравственностью. Мы можем любить в другом и физически нечистое, ибо это человечно». 20 октября Многое, многое было пережито, передумано. Раза два-три в неделю встречаюсь со своим другом. В воскресенье весь день мы были вместе. Хорошо, что она попала на заседание нашего Общества, много было значительного. Лукин повторил и несколько проектов, которые я в прошлый четверг ему вручил. И сам полон новых планов, в настроении нового пути Общества. Ждёт прихода картин. Стремится начать осуществление <планов>. Первая задача – выпустить с большими комментариями воззвание к женщинам. В четверг едет в Париж встретиться с мисс Лихтман1, прибывающей из Индии. Обретёт много нового, надеется на духовную поддержку. Затем, наверно, отправится в путешествие по Европе – к некоторым обществам Рериха. Будет новый опыт, новые мысли. В воскресенье я решил составить антологию, посвящённую матери, и теперь я – в напряжённейшем труде. Этот труд легче и чётче утолит тоску одиночества. Далее – надо писать и о Рерихе, в связи с ожидаемой выставкой картин. Моему другу в операционном зале поначалу было невыразимо трудно. Тяжёлый, жаркий воздух, великое внимание. Главное – она сама только что поднялась после операции. Очень утомлена. Ночью получается спать не более шести часов. Теперь будто бы привыкла, сжилась. Только температура не спадает, опасается, как бы не уволили. Быть может, это к лучшему. Было бы хорошо, если бы судьба вместо нас думала и сомневалась. Жизнь бы у нас расцвела, возродилась. Есть тропы и дороги, где ум наш ничтожен. 15 ноября. Воскресенье, вечером То, что я не осмелился взять на себя судьбу Эллы, определить её, что позволил Элле самой решить, возможно – моя наибольшая, наисерьёзнейшая вина. Женщина ведь ждёт, чтобы мужчина был активнее. Мужчине следует всё определить, взвесить, согласовать. Женщина ведь ждёт, чтобы некто более сильный вёл её. Трудности, активность, труд – это всё теория. Трудности благодатны, если в них пылает сердце. Но если в них надо унижаться, идти через силу, терзать себя... Элла становится всё нервнее. Если так продолжится долго, не знаю, что будет. Спать может шесть часов, почти восемнадцать часов – на ногах в напряжённом внимании и труде. И в старших сестрах, во врачах много духовной суровости, даже жестокости. Если нет обычной работы, заставляют делать нечто иное, не приходит даже в голову, что необходимы мгновения и для своей души. Если бы это было раньше, в юности, Элле было бы легче. Теперь для физического труда она слабее. И каждый нелюбезный жест ранит больше. Терзает и мысль: не напрасно ли всё это, в конце концов? Энергия исчезает с каждым днём, и, быть может, когда-то, когда придёт гость небесный, этой энергии уже не станет. И больше всего мучает издёрганная жизнь – женщине труднее всего служить двум господам. Оттого наши встречи нередко отмечены терновыми муками. Я всё время думал: я отказался бы от всей своей радости, лишь бы у моего друга была работа, куда вложить своё сердце. И всё же я был жесток. Ибо я не понимал, что у нас общие радости и горе, что там, где у меня нет радости, и Элле радости нет. Я склоняю голову, я не знаю. 21 ноября Сегодня, наконец, принят мой кандидатский труд. Дале сказал, что он принадлежит к таким работам, которые из-за своей большой своеобразности подлежат или вообще отвержению, или значительно высшей оценке. Он – за последнее. Подчеркнул большую цельность работы. Это рассказал Целм в гостях у Зенты, описывая и свою отважную борьбу против духа клики в учёном совете. Наконец, пройдены дороги высшей школы со всеми своими многочисленными тёмными тенями. Именно у учёных, которым следует быть для всех образцом братства, человечности, великой чуткости, этого часто не хватает. Когда же придёт новый дух, великая волна духовности, когда и философам и филологам больше не будут преподавать схоластику или сухие положения, но живую жизнь, живую душу и одухотворённое Мироздание? Свою «Книгу о Матери»1 я завершил, насколько смог найти материалы. Торопился. Сегодня обошёл издателей. Всё напрасно. Придётся отложить, и смогу ещё дополнить и подумать. Сам тоже не смогу издать, ибо все учреждения уже затронул «экономический кризис» и у меня самого все эти дела сильно осложняются. Но верю, что управлюсь сам – «руками человеческими», как и до сих пор, без милостей издателей. 22 ноября. Воскресенье, вечером Приехал Лукин. Сегодня вечером нам, старшей группе, он рассказывал о своих впечатлениях. Начал с того, что сообщил о некоторых близких нам личностях, об их кармических сложностях. Мы всё это чрезвычайно переживаем. Ибо мы не судьи, но хотим быть помощниками. Далее Лукин с большой пылкостью подчеркнул, что началась новая эпоха, новая жизнь, когда и взглядам на жизнь надо меняться. И от нас теперь требуется активность, и нам надо быть готовыми к любой жертве. Теперь недопустимо быть «тёплым», надо быть «горячим» или «холодным». Мир просыпается. Мы теперь вовлечены в ряды активных борцов. И нашему Обществу в Риге оказывается особое внимание и поддержка. Кто-нибудь другой был бы утомлённым после длительного путешествия. Лукин – с новой великой энергией и энтузиазмом. Этические нюансы и представления в нём стали ещё яснее. Знаю, что и во мне зреет океан энтузиазма. Были у меня годы экзаменов, не было возможности выявиться. После доклада Лукин спросил нас: «А теперь скажите, что вы за время моего отсутствия совершили?» Конечно, спросил с улыбкой. Когда не ответили, спросил меня, готова ли моя книга? «Готова», – сказал я. У него будто бы есть для меня какая-то весть (письмо?) от Владимира Анатольевича. Жду с большим интересом. Сегодня ночью я спал неспокойно. Под утро, во сне боролся с какими-то людьми, наверное, под влиянием слышанного вчера, что Целм рассказывал о своём отце как о физически совершенно бесстрашном человеке. И внезапно в воздухе всплыла маленькая вырезка из какой-то русской газеты, серая, скромная, где буквами покрупнее было напечатано «Учитель», но дальше я не успел прочесть. Сразу проснулся и не мог понять, что это значит. Возможно, есть какой-то смысл. Лукин опять мне сказал, что он думает, что всё же не было смысла Элле идти в медсестры, ибо у нас самих в Обществе будет много работы. Я сказал: в этом случае она, согласно закону соизмеримости, откажется от школы <медсестёр>, но пока она практически работает там, и Учению всё же следует. 6 декабря. Воскресенье, вечером Сегодня вечером у нас опять серебристые, нежные мгновения, когда мой друг со мной. По четвергам встречаемся только в Обществе. Теперь работа несколько легче, но спать всё же у неё времени остаётся мало, и совсем не хватает его для своей души. Больные Эллу полюбили, называют «милой сестрой», ждут. Знаю, любви в Элле много, было бы сил столько же! Нет во мне того спокойствия, которое было когда-то. Обо всём слишком переживаю, долго и глубоко, наверное, не надо так мучиться. Не думаю, что это нервность. Я всегда в работе, но нет больше единой работы, в мелких делах душа крошится. Но жажду и жажду чего-то одного и большого. Энтузиазма во мне столь много, но зачастую он ржавеет под туманом. Светом загореться – это моя молитва! 27 декабря. Вечером третьего дня праздника Что за власть нас опять оторвала друг от друга? Сорок восемь часов мы были вместе. Разве нет у нас многого, за что вместе бороться, вместе решать, о чём вместе мечтать и реализовывать? Неужели наш совместный труд изо дня в день не был бы ценнее и насыщеннее внутренней радостью и энтузиазмом, нежели теперешний? Был бы это путь служения, которым идём, знали бы мы, что этим кому-то творим благо, не возникало бы тогда этих вопросов. И я всегда нахожусь в лучшем положении, чем мой друг. Пусть бывает мне одиноко, пусть иногда жутко грустно, но она чувствует себя как солдат в казарме. Нигде ни любви, ни тепла. Духовная чужбина, и это нелегко. Всё же чувствую, что скоро всё решится. Новый год – будет и новая перспектива в судьбе. В Обществе боремся теперь за Знамя Мира Рериха. Сегодняшний день Американское общество <Рериха> провозгласило Всемирным днём Знамени Мира Рериха. Нам они велели обратиться ко всем церквам, чтобы они говорили об идее мира и прочли послание Рериха о мире и культуре1. Во многих местах обещали, но в конце концов обманули, всё – безуспешно! Особенно Доктор с такой решимостью взялся за дело. Он и ходил к главным представителям церквей. Самым горячим образом пытался он убедить Ирбе, но тот не обещал. И так лучше, ибо другие обещали, но обманули. Я, со своей стороны, хотел где-нибудь напечатать об этом дне. Но у нас ведь нет прессы. Какой грязью облеплены двери любого периодического издания! Надеялся прочесть речь по радио, но – поздно. Разрешили только информацию. Зато обещали разрешить лекции на другие темы, потом. Несколько дней я переживал, как много энергии приходится растрачивать напрасно, сколько часов, а зачастую и дней. Но затем подумал: разве устремление в благом направлении, разве самая горячая мечта и поиск уже не приносят столько же, сколько внешнее осуществление, ибо возвышенные мысли насыщают пространство! Начинаю ближе соприкасаться духовно с другими членами Общества. Изредка из Вентспилса приезжает Стуре, высоко развитый человек, как и его сыновья и дочь, обладающая способностями ясновидения. Есть у нас Валковский, светлая душа, радостно отдающий всего себя Учению. Есть госпожа Иогансон со своим ментальным взлётом. Ещё несколько весьма развитых людей, хотя со своими особенностями. Наконец – ближе схожусь с Залькалном, он моих лет. Залькалн по четвергам часто ночует у меня, ибо живёт в Огре – ради праны. Если бы не сложились у нас нынешние условия, мы бы тоже в этом году искали квартиру в Межапарке. И прежние знакомые и друзья как бы отдаляются. От всего сердца хотел бы, чтобы они смогли загореться в едином Учении, которое увлекло бы их в потоки гармонии. Витинь строит дом. Зента написала труд о Достоевском. Я прочёл, и, хотя достаточно идеалистических моментов, многое было для меня непреодолимо чужим. Недавно она заболела, была трудная операция. Новое испытание ей, которая и без того испытана более других.1 И её выздоровление идёт медленно. Кажется, духовно новые побеги распускаются в её душе. Джон Цухо, который когда-то казался летящим ввысь, теперь стоит в середине между взглядами новыми и старого мира, и мучается (и, может быть, иногда тяжело) одними и теми же вопросами. Реинкарнацию он ещё не может принять, но христианские взгляды более не удовлетворяют. Мои аргументы оказались напрасными. Но его настоящая религия – музыка. Там он становится другим, там – его дом. Но мы всё же только путники, и благо тому, кто идёт, кто ищет и жаждет. 29 декабря. Вторник, вечером Был только что в гостях у Алексеева в Агенскалне. У его девочки, которой недавно минуло десять лет, недавно открылся высший центр – Кундалини.2 Чудесно развитый ребёнок. Полностью всё переживает и понимает в духе нашего Учения. И главное: слышит и разговаривает с астральными существами, духами. У каждого человека есть два водителя (руководители – ангелы-хранители с момента его рождения) – женщина и мужчина. Они его сопровождают на каждом шагу, всю жизнь. Вот – самопожертвование. Они – высшие духи. Они сами учатся и ведут других духов, учащихся у них. Меня перед праздником изумил Алексеев, сообщив, что в моей квартире будто бы живут духи. Тогда ещё я не имел об этом понятия, был глубоко поражён. Дело в том, что в квартирах у людей, где чище эманации, будто бы собираются многие приверженцы Нового Учения, есть как бы «школа» и в Риге, у Алексеева, и в Вентспилсе, у Стуре. Есть ещё много развитых людей, но у них в квартирах нет «духовной чистоты», имеется жена или кто-то другой, кто не согласен с Учением, ест мясо и т. д. Я уже давно стал полным вегетарианцем, даже рыбу больше не ем. Я жажду устроить свою жизнь в идеальном порядке, а этого ведь так трудно достичь. И сегодня вечером я услышал множество советов, напоминания о том, чего ещё не исполняю. Надо бы и вставать очень рано, и ещё больше отдавать себя работе. Я хотел услышать и о судьбе Эллы, но в кармические дела руководители не вмешиваются, всё надо решать своим свободным умом. Об Элле вначале сказали: «На работе – хорошо, если в силах Учение передавать другим». Позже всё же добавили, что им сказано, что если бы Элла была дома, то могла бы больше отдаваться Учению. Элла ведь и на работе думает и учится, но у неё остаётся так мало времени. Но Элла не столько хочет много читать и размышлять, как в качестве исполнения Учения отдавать всю себя людям, отдавать именно в жизни, именно живому человеку, брату, хочет служить несчастному. Однако в следующем году решится её судьба, ибо 1932 год будет началом громадных перемен. Девочка сообщила, что на праздники нас дома посетил Учитель. Был Он и в Обществе в Рождественский вечер, когда у зажжённой ёлки было мгновение молчания3 и Валковский читал чудесную, возвышенную поэму. Он показался сидящим на серебряном стуле, и Его сияние было столь велико, что потускнели все свечи. Но наши физические глаза были слишком слабы, чтобы воспринять это. И Учение говорит о Руководителях. Но тогда мы ещё не понимали. Теперь это вдвойне ясно. И знаки Учитель шлёт через них. Он эти знаки превращает в символы, которые видящему их следует самому истолковывать. Их часто видит Лукин, видит их и Стуре. Я своим водителям дал имена Ритта и Ритварс – имена героев моей драмы. Они стали сейчас же нашими. Ощущаю над собой их приветствия, и я сам, отправляясь на свой одинокий отдых, со светлой любовью их поздравил. 31 декабря. Вечером, 1931 год Все ещё слышу голос <Эллы>: «У меня так мало физических сил. Но если бы я знала: то, что я делаю, – хорошо и верно, у меня появились бы силы, и я смогла бы всем жертвовать. Хорошо тем великим отдающим, которые знают, чему посвятить силы и жизнь, которые знают свой единственно правильный путь... Когда я оглядываюсь назад, на эти три месяца, которые прошли у меня в "Красном Кресте", я чувствую – второй раз это пережить и перенести я бы не смогла. И всё же я бы там работала все оставшиеся двадцать месяцев, если бы этим могла помочь людям и воплощать Учение в жизнь. Сколь тяжела там психическая атмосфера! Нет братских отношений. Младшее поколение – оно ведь этого и не ищет». Мы много думали, говорили. Что это было за веление, которое заставило Эллу идти этим путём? И с какой целью это ей велено, если опять Элле всё придётся прекратить? И, быть может, прекратить уже – истратившей силы. Это, кажется, уже подошло. Наступивший день, последний день старого года, возложил свой терновый венец на всё пережитое: борения, тоску и боль. Элла опять больна, думается, в связи с тяжёлой работой и, быть может, реакцией после операции. Я согласен терпеть всякие трудности, страдания и борения, но ведь эта болезнь может оказаться трагической для всей нашей жизни. О, мой бедный, милый, наимилейший сердцу друг! Иди ко мне, будем вместе страдать, рука об руку, вместе будем учиться, вместе помогать друг другу и другим людям. Я буду за тобой ухаживать, пока ты не зацветёшь в новом свете, в мирном согласии. Сегодня Элла была у врача. Вечером поднимается температура, вся исстрадалась. Всё же ушла обратно в больницу. Ещё, по крайней мере, сегодня, она иначе не могла. Хочет, чтобы и там её исследовали. И не бежать оттуда желает, но глубоко вслушаться в голос судьбы. Чем будет для нас год грядущий? Год трудностей, год горькой чаши! Пророчества предвидят это всему человечеству, отчего же нам одним оказаться стоящим вне этого круга? Главное – сохранить бы среди всего внешнего беспокойства покой души и ясность духа. Об этом сердцем молю, пусть осенит нас покоем своим хотя бы малейший лучик от Луча нашего Учителя. |
Похожие:
 | Дневник. Зрелые годы: (1930-1960) / Ред., вступ ст., примеч и коммент. Г. Рудзите; Пер с латыш. Л. Цесюлевича. – Мн.: Звезды Гор,... |  | Дневник. Зрелые годы: (1930-1960) / Ред., вступ ст., примеч и коммент. Г. Рудзите; Пер с латыш. Л. Цесюлевича. – Мн.: Звезды Гор,... |
| Лучшие, зрелые, самые плодотворные годы жизни моих сверстников пришлись на этот золотой век эпохи социализма | | Формирование многоукладной экономики в СССР в годы перестройки. 1987-1991 годы (на материалах ленинграда) |
| Бурятия от 27. 05. 2016 №97 «Об утверждении Антикоррупционной программы Республики Бурятия на 2016-2017 годы» приказом Минздрава... | | Книг за 2002-2011 годы, из них 20 дел похоз. Книг внесены в описи за 2002-2011 годы утвержденные эпмк |
| Евреи в годы брежневского “застоя” вопрос демографии. Евреи, уезжающие и остающиеся | | «Обеспечение жильем молодых семей» федеральной целевой программы "Жилище" на 2011 2015 годы и мероприятия «Социальные выплаты молодым... |
| В методических рекомендациях представлены особенности и специфика заполнения плана-графика на 2015 2016 годы | | Об утверждении Областной целевой программы развития субъектов малого и среднего предпринимательства Ярославской области на 2013-2015... |