Валентин Пикуль Мальчики с бантиками
Скачать 3.01 Mb.
|
| – Артюхова допросите. Пусть он мое варенье отдаст. – Артюхов, это случайно не твоя работа? Тот отвечал старшине с достоинством: – А почему вы именно меня спрашиваете? – Так ты же… – начал было Росомаха и умолк. Из шеренги левого «борта» кричали: – У нашего Серебрякова вчера кто-то перышко из ручки выдернул. Может, это один и тот же гад работает! Растерявшийся Росомаха вызвал из строя Московского. – Старший, – сказал он Игорю, – этого дела мы так не оставим. Ты начинай с того конца кубрика, а я с этого. Из строя никому не выходить, пока не обыщем все койки. Росомаха разворошил постель Феди Артюхова, заглянул на его полочку, отвернул матрас. Нигде вареньем даже не капнуто. Московский нехотя пощупал рукой книги на полке Коли Поскочина, отодвинул куски мыла и… вытащил банку. – Вот она! – сказал Игорь в полном изумлении. Из банки торчала ложка. Половины варенья уже не было. Финикин сразу полез на Колю Поскочина. – Умника из себя строишь, а сам… Твое это было варенье? Тебе его прислали? Я вот сейчас как врежу… Но тут прозвучал резкий голос Артюхова: – Не тронь маленького. Что он тебе худого сделал? – Как что сделал? Он же мое варенье слопал. – Захотел и слопал. А тебя это не касается. – Видали? Мое варенье едят, а меня это не касается. – Дурак! – ответил Артюхов. – Ты еще жизни не видывал… – А ты… Ты сам вор и другого вора покрыть хочешь. Артюхов, побледнев, двинулся на Финикина: – Слушай, ты! За такие слова я тебя так кокну по твоей банке, что из нее последнее варенье вытечет. Да, я крал. Чтобы не подохнуть. Но я копейки не украл с тех пор, как попал на флот… – Кокну, кокну… Ишь кокальщик какой нашелся. Эво, старшина рядом стоит. Он тебя живо на отсидку отправит. – Прекратите! – вмешался в спор Росомаха. – А то и правда возьму и обоих вас закатаю на гауптвахту… Кончайте баланду! Дело ясное. Юнга Поскочин, ты зачем чужое хватаешь? Бедный «философ» горчайше разрыдался: – Сам не знаю… сладкого захотелось… не удержался! Росомаха еще крутил в руках липкую банку. – Держи сам! – и сунул банку Финикину. – Юнга Поскочин, а тебе известно, что воровать нехорошо? – Известно… конечно же! – отвечал Коля. – А если так, то, выходит, действовал сознательно. Это как понимать? Всяких там Кантов изучаешь, а к себе философски отнестись не можешь… Чего молчишь? Отвечай. Явился с танцев Колесник – заснеженный, румяный. – Что за ярмарка? – удивился он с порога. – Да вот… вора нашли, – мрачно пояснил Росомаха. Из класса Колесника надрывно взывали к честности: – Заодно и перышко поищите. Писать человеку нечем! Савка слышал, как Росомаха тихо сказал Колеснику: – Мне этого Канта, чтоб ему ни дна, ни покрышки, честно-то говоря, позарез жалко. Лучше бы он, сукин сын, слопал варенье, а банку в сугроб закинул… Шепотком отвечал ему Колесник: – У нас на крейсере такого Финикина давно бы в гальюн сунули и воду спустили. Поскочин-то – пацан. А кто не тягал варенья у бабушки из буфета? – Сравнил. Дома высекут – и порядок. А здесь из-за такой ерунды может кончиться плачевно… Савке стало безумно жаль Колю, и никак не укладывалось в голове, что он может украсть. – Коля, – спросил он, – зачем ты это сделал? Тот поднял лицо – страдальческое, в слезах: – Да не вор же я… Просто сладкого хотелось. Росомаха велел юнгам отходить ко сну, но кубрик еще долго бурлил, по углам ожесточенно спорили. Гнев рулевых, как ни странно, был направлен в основном против Финикина с его банками. – Хозяин! – с презрением говорили ему. – Если б не твои сласти, так и позора не было бы. Нашли, что прислать, родители – варенье! Лучше бы гуталину для сапог прислали или порошку зубного, чтобы бляхи драить. – Чего вы на меня-то накидываетесь? Я разве украл? – Провокатор ты! – было заявлено от Игоря Московского. – Я провокатор? – изумился Финикин. – А кто же ты еще? Расставил свои банки и лижет. То малиновое. То вишневое. То собачье. Вот человек и не выдержал. А кто его подначил, как не ты? Финикин отбивался, как мог: – По-вашему, я всех должен угощать? Вас двадцать пять едоков в классе. Да по другому «борту» еще столько же облизывается. Моим родителям на полсотни ртов не напастись. – Давись сам, – отвечали ему юнги. – Только слопай поскорее и кончай эту канитель. Не порти нам настроение. – Дневальный! – требовал Росомаха. – Гаси свет! Один лишь Джек Баранов отмолчался в этих спорах. – А ты что? – спросил его Савка. – У меня на этот счет свое мнение. * * * В соседних классах радистов уже стала попискивать, как мышь в подвале, морзянка: та-ти-ти, та, та-та-ти, ти-та… Сначала робкая и сбивчивая, она все чаще взрывалась каскадами бравурных передач. Уже появились юнги-мастера, гнавшие количество знаков по секундомеру – все быстрее, все больше. Рота радистов, чтобы юнги не потеряли чуткость руки, была освобождена от тяжелых работ – валки леса, пилки дров и прочего. Такая же морзянка проникла и в классы роты рулевых. Только здесь она беззвучно билась в пучках света. Старшина Фокин отщелкивал ее на клавишах Ратьера, и рулевые по проблескам фонаря хором читали слова, а потом и целые фразы: – По пра-во-му бор-ту и-ме-ю бар-жу с топ-ли-вом… Флажный семафор казался юнгам труднее. Допустим, дается «веди»: правая рука держит флажок горизонтально. Но при чтении сигнал виден читающему зеркально: для него флажок реет уже не справа, а слева. Фокин не спешил. Поначалу писал флажками простые обозначения: «вызываю на разговор», «понял», «не разобрал», «повтори», «передвинься», «не могу принимать». Затем старшина стал писать текст. – Не бойтесь, буду давать медленно. Класс рулевых загудел, прочитывая слова, и отдельные ошибки одиночек потерялись в общем правильном хоре. – Како… он… рцы… аз… буки… люди… мягко. Фокин дал отмашку «оканчиваю». Получилось слово «корабль». Быстрее всех выдал шестьдесят знаков в минуту Федя Артюхов. Фокин обрадовался: – Ставлю тебе пятерку. Первая в вашем классе! – И добавил: – А сейчас открою один секрет, известный всем сигнальщикам флота. Мы никогда не разводим руки так широко, как это делает новичок, стараясь, чтобы его поняли. Смотрите, в чем заключается секрет стремительной передачи семафора… Фокин стал писать. Но руки старшины при этом не разлетались в стороны, как это рисуют на картинках. Руки мелькали лишь впереди корпуса. Фокин сократил размах флажков, и движения его рук стали взрывчатократкими, напоминая жесты экспансивного человека при разговоре. – Только так! – сказал он, окончив передачу. – Можно ставить рекорды, если уверен, что тебя поймет читающий. Издали-то даже сокращенные размахи рук читаются легко. Особенно – на фоне неба. Следующий урок – устройство рулей, поворотливость и маневренность корабля при эволюциях. Вел этот предмет инженер-капитан третьего ранга Плакидов, человек бывалый и строгий. Он не делал никаких скидок на то, знаком юнга с физикой или нет. Плакидов в случае недоразумения говорил: – Удивляюсь! Чему вас в школе учат? Урок, ответственный и трудный, начался. – Для начала повторим пройденное, – сказал Плакидов, ни на кого не глядя. – Юнга Огурцов! – Есть юнга Огурцов. – Прошу. Составные части руля. – Есть! Плоскость руля называется пером, ось вращения – баллер. Баллер связан с румпелем и рулевым приводом, который ведет к штурвалу на мостик. Передняя кромка руля, что прикасается к ахтерштевню, называется рудерписом, а нижняя кромка – пяткой. – Ты забыл гельмпорт и рудерпост. Повторить! – Есть. – Савка, недовольный собой, садится на место. – Юнга Баранов, что вам известно о «гитаре»? – «Гитарой» моряки зовут рулевой привод Дэвиса. – Прошу. Устройство. Класс слушает, как Джек с трудом выгребается из гаек с ползунами и червячно-дифференциальных редукторов… Выгребся! – Ставлю четыре, – говорит Плакидов. – Юнга Поскочин… Тягостное молчание класса рулевых. – Нет Поскочина? Дежурный! – Есть дежурный, – поднимается с места Финикин. – Почему отсутствует юнга Поскочин? – В роте уборку делает. Он к занятиям не допущен. У своего же товарища банку вишневого… Игорь Московский резко дергает Финикина за подол голландки, заставляя его прервать гневное прокурорское выступление. – Тогда, – говорит Плакидов, – вам, Финикин, придется ответить за отсутствующего Поскочина. Для начала обрисуйте нам процессы, происходящие при работе винта правого шага, и явление отбрасываемой струи. Предстоит похудожничать, а потому идите к доске. Финикин берет мел, но до рисования ему далеко. – Ну, винт… – говорит он. – Так. Винт! – охотно подтверждает Плакидов, вышагивая по классу. – Он работает… – Так. Работает. – Ну, он правого шага. Крутится в эту сторону… – В какую «эту»? – возмущается Плакидов, забравшийся тем временем в угол класса. – Флотский язык точен! Представьте себя наблюдателем работы винта правого шага… Что вы наблюдаете? Финикин, надувшись, отмалчивается у доски. – Значит, ничего не наблюдаете… Ни завихрений, ни сил реакции? – Плакидов удручен. – О чем вы думаете? – Забыл… – сознается Финикин. – Садитесь. Для развития памяти ставлю вам двойку. – Не успел, – оправдывается Финикин. – Расстроился вчера. Плакидов не терпит таких ответов. – Какие могут быть у юнги причины для расстройства? Или вы отец семейства, обремененный чадами? Сыты, обуты, одеты… Инженер-капитан третьего ранга развешивает по стенам схемы и технические чертежи, которые по вечерам рисует сам – искусно и добротно. Чувствуется большая любовь Плакидова к делу, и класс невольно сжимается, когда он берется за указку. Сейчас на всех немощных в физике горохом посыплются всякие там векторы всасывающих струй… – Итак, – начинает Плакидов, – вы стоите на мостике у штурвала. Положение руля нулевое. То есть, говоря по-морскому, руль в диаметральной плоскости. У вас на корабле винт правого шага. Дали «средний вперед». В какую сторону покатится ваш корабль? – Прямо! – хором сообщают юнги. – Почему? – Потому что руль-то стоит прямо… на нуле! – Ох, опасное заблуждение, – причмокивает Плакидов. – Если руль стоит прямо и дан ход винту правого шага, то корма вашего корабля будет заброшена тоже вправо. А нос корабля круто рванется влево. Произойдет разворот «на пятке», опасный в тесноте гавани. Понятно? Теперь рассмотрим загадочные процессы, происходящие под килем корабля… Плакидов выводит юнг в море. На переменных скоростях они ведут корабли. Под ними вращаются винты правого и левого шага. На эсминцах по два винта. На крейсерах по три. На линкорах до пяти. Возникает дикий хаос мощных водяных струй. С полного вперед машины реверсируют на полный назад. За сорок минут урока юнги не раз терпят жестокие катастрофы. Их кормы забрасывает на соседние корабли. Они повинны в чудовищных авариях. Встреча с опасной инерцией кончается тем, что корабли таранят причалы и стальные бивни форштевней с хрустом разбрасывают по воде просмоленные бревна… – Теперь вы понимаете, – заканчивает лекцию Плакидов, – насколько безмятежна была ваша жизнь раньше. Вам ведь казалось, что рулевой на мостике – вроде опереточного героя. Сказали ему «вправо» – он покатил штурвал вправо. Сказали «влево» – пожалуйста, готово дело, лево руля. Но управление кораблем – это наука, построенная на знании, глазомере, опыте – и на риске! Бывают дикие случаи, когда руль до предела положен вправо, по корабль катится влево… Плакидов берет под локоть журнал и указку. На прощание его стальной перст выстукивает по рыжей маковке Финикина: – У вас не должно быть никаких забот, кроме одной: учиться, учиться и учиться. А что еще? Че-пу-ха! * * * В кубрике их ждал приунывший Росомаха. Честно говоря, насколько Колесник был весел и бесшабашен, настолько Росомаха по характеру был занудой. Он утюжил через тряпку свои клеши, и от широких штанин валил пар, пахнувший уксусом. Плаксивым голосом Росомаха заговорил: – Драть бы вас всех! Теперь нам из этого поганого варенья не вылезти, влипли в него всем классом, как мухи. Уже и начальство пронюхало. – Ну и что ж, – бодрились юнги. – Мы рассудим по-товарищески. – Вы по-товарищески, а командование – по уставу. Могут вашего философа и с флота попросить. Он несовершеннолетний, его демобилизовывать не будут, а просто вышибут, и дело с концом! Поскочин, совсем опечаленный, весь день мыл полы в землянках, колол дрова, топил печки. Кажется, он был готов к самому худшему. Юнги сочувствовали ему: – Не грусти! Мы тебе пропасть не дадим… Открытое комсомольское собрание проводили в кубрике рулевых. Присутствовали и те юнги, что не были комсомольцами по малолетству. Пришел заснеженный с ног до головы Щедровский, явился и Кравцов. – Случай возмутительный, – сказал замполит. – Конечно, варенье – ерунда, важен сам факт воровства. Поскочин еще только начинает служить и уже так опозорился. Вам известно, что подобные вещи на флоте не прощаются. Мы должны быть принципиальными и строгими. Дурную траву – с поля вон. Росомаху попросили дать характеристику Поскочину. – Дурного не замечалось. Я всегда считал его хорошим, дисциплинированным юнгой. Что с ним стряслось, и сам не пойму. Поскочин, тоже не комсомолец по причине малых лет, плакал и твердил одно: – Как вы не понимаете? Просто сладкого захотелось… Кравцов твердо бил ребром ладони по краю стола: – Ты прежде подумал ли о мерзости своего поступка? – Нет, не думал. Как увидел сладкое, так меня и потянуло. Савка, страдая за Колю, поднял руку. – Можно я? Ему дали слово, и он сказал кратко, но горячо: – Я так думаю, что юнга Поскочин понял всю нехорошесть своего поступка, и больше он так делать не будет. – Ну, это уже разговор для детских яслей, – вступился Щедровский. – Если все на флоте, совершив проступок, станут говорить, что они больше не будут, то во что обратится служба? Надо рассуждать серьезно. Росомаха, кашлянув в кулак, робко сказал: – В самом деле, товарищи, давайте серьезнее… Замполит оглядел юнг постарше: – Из комсомольцев кто выскажется? – Я! Над столом поднялся комсорг Джек Баранов. Он был красивым юношей. Широкая голландка навыпуск великолепно шла к его стройной фигуре, и даже стрижка наголо не портила его, как других юнг, а казалась особой прической. – Давай! – сказал ему Кравцов. – Мое мнение особое, – начал Джек. – Считаю, что Коля Поскочин поступил с этим дурацким вареньем правильно! Это было так неожиданно, что поначалу Джека не поняли. Упрямо мотнув головой, он продолжал: – Флот кулацких замашек не терпит. Юнга Поскочин самовольно раскулачил Финикина, но раскулачил правильно. Как принято на флоте? Твое – мое. А мое – твое. Представьте на минуту, что мы сейчас сидим не в землянке, а в отсеке подводной лодки. Завтра в этом отсеке мы, может быть, задохнемся на грунте, так разве ты или я станем прятать друг от друга какую-то банку варенья? Тишина в кубрике рулевых. Тишина… – Поскочин, – продолжал Джек, – поступил по законам святого морского братства. Твое, Финикин, он взял у тебя, как свое. Но если ты возьмешь у Поскочина все, что пожелаешь, он жалеть не будет, в этом можешь не сомневаться. – Джек повернулся к Щедровскому: – Поймите меня правильно. На чужое мы не заримся. Посылка пришла не нам, и Финикин вправе ею распоряжаться. Но если уж он такой жадюга, взял бы две банки варенья, принес бы к завтраку на камбуз и выставил бы на стол: вот вам, ребята! Это было бы честнее и порядочнее, чем забираться на верхотуру и там, согнувшись в три погибели, наслаждаться в одиночку… Мы не защищаем Поскочина! Но мы осуждаем и Финикина. Игорь Московский был краток: – Поскочин всегда был хорошим товарищем, и с ним я пошел бы в любую заваруху, хоть на гибель. А что касается товарища Финикина… я бы еще подумал, идти с ним или не идти. Остальные юнги соглашались: – Верно! Чего уж там. Не варенье дорого, а чтобы все по-человечески было… Разве можно так, как Финикин? Поскочин всхлипнул, счастливый. Финикин проворчал: – Это не по существу! Варенье-то мое съели… Факт! Щедровский велел ему замолчать: – Не лезь со своим вареньем. Тут вопрос посложнее… |
Похожие:
 | Управляющий Отделением по Курской области гу банка России по Центральному федеральному округу |  | Самостоятельная работа для учащихся 2Д класса мбоу гимназии г. Советский в период карантина по эпидемиологическим условиям |
| Учащиеся Школы в общении с учителями, старшими, родителями, другими обучающимися должны быть вежливыми. Школьники уступают дорогл... | | В (далее – Потребители). Они включают в себя требования к Потребителям, эксплуатирующим действующие электроустановки напряжением... |
| Где, когда и как начинается фашизм? Все мы, простоявшие долгие ночные часы у баррикад российского парламента, видели своими глазами,... | | «Прибыл на каникулы» (слева, 1948 г.) как выражение альтернативы безответственности школьников, которым предстоит стать взрослыми:... |
| К сожалению, часто семьи, где растут мальчики, не придают серьезного значения процессу постановки на первоначальный воинский учет... | | К сожалению, часто семьи, где растут мальчики, не придают серьезного значения процессу постановки на первоначальный воинский учет... |
| К сожалению, часто семьи, где растут мальчики, не придают серьезного значения процессу постановки на первоначальный воинский учет... | | Федерального государственного образовательного стандарта основного общего образования /Приказ Министерства образования и науки РФ... |