Д. С. Блинов (глава 6), Д. Ю. Гончаров (глава 8), М. А. Горбатова (глава 4), А. В. Грошев (глава 2), Е. В. Епифанова (глава 1, 2), С. Н. Помнина (глава 6), С. С. Тихонова (глава 5, 7), А. Ю. Федоров (глава 3)
Скачать 6.47 Mb.
|
| основным направлением уголовно-правовой политики в сфере реализации отношений посмертного донорства в Российской Федерации должно стать не создание дополнительных уголовно-правовых предписаний, а активное использование уже имеющихся в действующем законодательстве. Умышленное посягательство на жизнь человека, совершаемое в целях приобретения донора и повлекшее смерть лица, рассматривается с позиций современного отечественного уголовного права как квалифицированное убийство, предусмотренное п.«м»ч.2ст.105 УК РФ – убийство в целях использования органов или тканей потерпевшего. Повышенная общественная опасность убийств такого рода заключается в обращении с человеком как с вещью при игнорировании самоценности человеческой жизни, что в корне подрывает доверие к лечебным учреждениям и всей трансплантологической деятельности. По неофициальным данным МВД России в различных регионах страны существуют десятки подпольных клиник, производящих незаконные изъятия и пересадки органов и тканей человека. На основании газетных корреспонденций становится известно о вскрытиях в районах национальных конфликтов массовых захоронений, где обнаружены прооперированные люди, у которых отсутствуют органы, имеющие критическое значение для жизни человека533; об обнаружениях трупов бездомных детей с профессионально вырезанными у них органами и тканями534 и т.д. В свете сказанного представляется, что уголовно-правовая наука, непрерывно прогнозируя различные виды преступности и их причинную базу на ближайшие годы и отдаленную перспективу, должна быть готова к адекватной интерпретации возможного в будущем разрастания подобной преступной практики в сфере трансплантологии. Фактической предпосылкой для признания деяния преступлением против жизни является насильственное причинение смерти потерпевшему. Для признания о к о н ч е н н ы м убийства, совершаемого в целях использования органов и тканей потерпевшего, уголовный закон не требует достижения данной цели виновным лицом. Необходимым и достаточным для признания оконченным убийства, предусмотренного п.«м»ч.2ст.105 УК РФ, является установление самого факта совершения убийства с данной целью. При этом специфика цели причинения смерти потерпевшему обуславливает повышение контрольно-волевых функций у виновного лица при понижении эмоционального момента в психологическом отношении к содеянному: необходимость сохранения жизнеспособности органов и тканей умерщвляемого человека для последующей их пересадки реципиенту повышает сосредоточенность лица при совершении преступного деяния. Процесс совершения преступления может представлять собой процесс непосредственного извлечения органов и тканей из тела живого человека, когда физический вред потерпевшему причиняется в виде характерного нарушения анатомической целостности его тела – отнимается жизненно важный фрагмент организма, что с внутренней закономерностью обуславливает наступление биологической смерти человека, являясь ее необходимым условием. Однако п.«м»ч.2ст.105 УК РФ должен подлежать вменению и в случаях, когда цель посмертного удаления жизненно важного компонента организма лица обуславливает причинение виновным смерти потерпевшему иными способами, как путем действия (например, черепно-мозговая травма), так и путем бездействия (например, неоказание реанимационной помощи пациенту лицом, обязанным производить искусственное замещение или коррекцию жизненных функций больного до восстановления их ауторегуляции, в целях посмертного изъятия органов и тканей пациента для пересадки). В этом случае сам процесс извлечения трансплантатов из тела убитого лица представляется необходимым квалифицировать по ст.244 УК РФ, предусматривающей ответственность за надругательство над телами умерших. Особенность убийства, совершаемого как путем действия, так и путем бездействия в целях использования органов или тканей потерпевшего для трансплантации, заключается в практической трудности реализации преступного деяния в одиночку. Так, согласно ст.7 Приложения №4 «Инструкция о порядке изъятия органов человека у доноров-трупов» к Приказу Минздрава от 10 августа 1993 года №189 «О дальнейшем развитии и совершенствовании трансплантологической помощи населению Российской Федерации» (далее – Приложение №4) в бригады по забору органов и тканей человека входят: 1-3 врача-хирурга (в зависимости от вида и объема заготавливаемого донорского материала); врач-анестезиолог; две операционные сестры. Широта и одновременно замкнутость (устойчивость) круга лиц, принимающих участие в оказании больному реанимационного пособия в государственном медицинском учреждении, в установлении диагноза смерти мозга, в процессах изъятия трансплантируемого материала предполагает обязательное наличие как минимум предварительной договоренности лиц, пожелавших направить свои усилия на достижение преступного результата в виде смерти человека для последующего использования фрагментов его организма. Более того, представляется, что необходимая для реализации преступлений такого рода сплоченность действий медицинского персонала (роли которого в совершении преступления предопределены служебными и профессиональными обязанностями), выражающаяся в их согласованности, оперативности и конфиденциальности, способна придать группе лиц характер организованной. В соответствии с п.10 постановления Пленума Верховного суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)» от 27 января 1999 года, убийство, совершенное организованной группой, по своей юридической оценке отличается от убийства, совершенного группой лиц по предварительному сговору. Дополнительная квалификация убийства, совершаемого в составе организованной группы, должна проводиться по п.«ж»ч.2ст.105 УК РФ без ссылки на ст.33 УК РФ, т.к. действия всех ее членов, независимо от особенностей их функциональной направленности, квалифицируются как действия соисполнителей. Определение же функциональных разновидностей соучастников – в частности, исполнителей и пособников - при преступном получении трансплантатов зависит от регламентации прав и обязанностей каждого специалиста, причастного к неправомерному удалению органа или ткани. Так, в качестве исполнителей, в зависимости от способа совершения преступления, должны привлекаться к уголовной ответственности медицинские работники, непосредственно участвующие в процессе лишения потерпевшего жизни посредством неоказания реанимационного пособия либо изъятия донорского материала в медицинском учреждении (члены бригады по забору органов). Разделение ролей при соисполнительстве имеет чисто техническое значение, не отражаясь на квалификации преступления. Согласно п.10 постановления Пленума Верховного суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)» от 27 января 1999 года для признания соучастников соисполнителями не обязательно, чтобы повреждения, повлекшие смерть, были причинены каждым из них – достаточно, чтобы их совместные и согласованные действия были направлены на осуществление общего умысла. Вместе с тем, специфика убийства, совершаемого путем удаления непарных органов из тела живого человека в государственном медицинском учреждении, характеризуется способностью реального причинения общественно опасных последствий несколькими лицами из преступной группы одновременно. Соучастие в виде пособничества предполагает осведомленность пособника о преступных намерениях исполнителя и помощь последнему в их осуществлении. В качестве пособников убийства в целях использования органов или тканей потерпевшего могут выступать следующие категории лиц. Во-первых, лица, содействующие исполнителям посредством предоставления информации о наличии потенциального донора, поступившего в учреждение здравоохранения. Во-вторых, лица, получающие согласие потенциального потерпевшего на операцию за счет дезинформации потерпевшего (его законных представителей) о целях и конечном итоге хирургического вмешательства. В-третьих, лица, в чьи обязанности входит правильное установление и документирование диагноза тотального некроза мозга, заведомо ложно констатировавшие смерть пациента с указанием ее убедительной причины. В качестве пособников должны быть привлечены к уголовной ответственности и лица, осведомленные о противоправности получения трансплантата, в частности, заранее обещавшие содействовать его реализации: сбыть (например, представителям реципиента), возмездно или безвозмездно приобрести и т.п. Факт предварительного обещания не воспрепятствовать преступлению со стороны ответственных лиц учреждения здравоохранения, в чьи обязанности входит принятие мер по предотвращению преступлений на вверенном участке работы, также достаточен для рассмотрения его в качестве пособничества в виде устранения препятствий к совершению убийства. Однако медицинские работники, участвующие в процессе подготовки и осуществления самой пересадки, получившие информацию о преступном происхождении донорского материала, могут быть привлечены к ответственности только за заранее не обещанное укрывательство (ст.316 УК РФ «Укрывательство преступлений»), а именно - за сокрытие предметов, относящихся к доказательствам преступной деятельности, если принимут меры по сокрытию убийства (например, при оформлении истории болезни реципиента, в которую заносится заведомо ложная информация из журнала регистрации доноров-трупов). Вопрос об ответственности реципиента, согласившегося в целях выздоровления на пересадку трансплантата, добытого путем убийства человека, должен решаться следующим образом. Больной выступает в качестве пособника в преступлении против жизни донора в случае дачи согласия на операцию с использованием изъятого у убитого лица органа еще до производства противозаконной эксплантации, влекущей смерть донора (заранее обещанное приобретение предмета, добытого преступным путем). В случае, когда информация о противоправном удалении органа или ткани человека, повлекшем смерть последнего, поступает к реципиенту после убийства, но до пересадки и встречает согласие лица, реципиент осуществляет заранее не обещанное приобретение имущества, добытого преступным путем, квалифицируемое по ст.175 УК РФ. В случае, когда информация о противоправном удалении органа или ткани человека, повлекшем смерть последнего, поступает к реципиенту после убийства, но после пересадки, основания для привлечения больного к уголовной ответственности отсутствуют. 5.3. Актуальные вопросы уголовно-правовой политики Российской Федерации в сфере реализации отношений прижизненного донорства Трансплантация донорского материала, полученного от живого лица, как метод лечения представляет собой двуединую операцию, при которой жизнь или здоровье реципиента спасается за счет поставления в опасность или реального причинения вреда здоровью донора. В этой связи право на нарушение динамического соответствия формы и функций организма донора условиям его существования в целях пересадки изымаемых анатомических сегментов реципиенту возникает при наличии специфических и строго регламентированных законодательством РФ о трансплантации предпосылок деятельности медицинских работников, первой из которых является предполагаемый объем причинения вреда здоровью донора. Параметры допустимости данного вреда определяются в ст.ст.1,13 Закона о трансплантации, находящихся в закономерной связи, однако не согласованных между собой с точки зрения терминологии. Так, ст.1 Закона о трансплантации говорит о допустимости изъятия парного органа, части органа или ткани у живого донора (почка, кожа, костный мозг, кровеносный сосуд и т.д.) только в случае, когда его здоровью не будет причинен значительный вред. Однако в ст.13 Закона о трансплантации используется уже иной термин: получение фрагментов человеческого организма допускается в случаях, когда не влечет за собой необратимого расстройства здоровья. Использование различных терминов для выражения одного и того же понятия, т.е. параллельное употребление законодателем нескольких словесных форм для выражения одного и того же содержания носит название синонимии и является юридико-технической ошибкой535. Таким образом, учитывая правила юридической техники, согласно которым для обозначения одних и тех же понятий в законе должны быть использованы одни и те же термины536, в целях устранения терминологического разнобоя отечественному законодателю целесообразно было бы остановиться на одном из имеющихся в тексте Закона о трансплантации терминов. Однозначность терминов (моносемичность, т.е. строгая смысловая определенность) необходима для достижения наибольшего соответствия между правовой идеей законодателя и ее воплощением в языковой форме. «Чем совершеннее правовая терминология, тем эффективнее процесс оперирования содержанием текстов, направленный на правильное и единообразное понимание и применение нормативных предписаний»537. Правда, «с помощью синонимов удобно акцентировать определенные смысловые оттенки и признаки предметов, что дает возможность тонко дифференцировать юридические понятия, полно и всесторонне раскрывать их специальное содержание»538. Кроме того, использование синонимов позволяет избегать лексических повторов в тексте. Однако боязнь повторов не актуальна для текста, выполненного в официальном стиле нормативно-правовых актов. Поэтому, восхищаясь богатством русского языка, законодатель не должен забывать о логических правилах законотворчества и не вносить в текст словесных форм, порождающих дезориентацию правоприменителя. Как справедливо утверждает М. В. Елеськин, употребление терминов, обозначающих тождественные понятия, вносит сумятицу в процесс толкования закона, вызывая непродуктивные теоретические поиски сходства и различий в соответствующих понятиях. Разнообразие в юридическом тексте – терминологическая пестрота, избыточность - неизбежно наносит ущерб однозначности излагаемой законодателем мысли. Поэтому «правило об однозначности терминов в законе, которые не должны иметь синонимов, - альфа и омега всякой подлинно научной терминологии, оно имеет универсальный характер и должно целиком распространяться на язык закона»539. В этой связи терминологическое совершенствование законодательства в процессе вторичного законотворчества следует признать одним из необходимых направлений отечественной правовой политики. По своей тяжести недопустимый вред здоровью человека, выступающего в качестве донора, должен превышать тяжкий вред здоровью, допустимость которого (хирургическое изъятие парного органа или части органа) декларируется самим Законом о трансплантации. Понятие значительного вреда здоровью, с одной стороны, отвечает данной характеристике, поскольку термин «значительный» определяется в русском языке как «больший по размерам, имеющий большее значение»540. Однако, с другой стороны, недопустимый вред здоровью донора по своей сущности равнозначен причинению смерти, в том числе в отдаленном будущем в связи с необратимым нарушением динамического равновесия организма человека, невозможностью поддержания его гомеостазиса при имеющихся составляющих. Поэтому именно термин «необратимое расстройство здоровья» представляется наиболее целесообразным для характеристики недопустимого вреда здоровью донора. В этой связи вызывает сожаление использование законодателем в ч.2 ст.47 Закона об основах охраны здоровья терминологического сочетания «значительный вред». Конкретизация недопустимого вреда здоровью донора относится к уровню ведомственного регулирования и компетенции медиков. Подобная законодательная практика является общепринятой. Так, содержание термина «непоправимый вред здоровью» раскрывается в венгерском медицинском праве в п.1 Приказа Министерства здравоохранения Венгрии «О порядке взятия и пересадки трансплантатов» от 4 ноября 1972 года; понятие «серьезный вред здоровью», использованное в Законе Швеции «О трансплантации» от 15 мая 1975 года, в соответствующей ведомственной инструкции Министерства здравоохранения Швеции, и т.д.541. Иные предпосылки реализации отношений прижизненного донорства, выступающие основаниями для разграничения преступного и непреступного причинения вреда здоровью донора при оказании медицинской услуги реципиенту, в обобщенно-унифицированном виде могут быть сформулированы следующим образом: согласие потенциального донора (1); информирование потенциального донора (2); генетическая идентичность (реципиенту) и дееспособность потенциального донора (3). Учитывая как интересы живого донора, так и интересы здравоохранения, требующие «создания таких условий, при которых медицинские работники могли бы работать уверенно и спокойно, не опасаясь привлечения без достаточных оснований к уголовной ответственности»,542 в правовой комплекс предпосылок реализации соответствующих отношений следует ввести и надлежащее оформление дачи-получения согласия потенциального донора на изъятие органа или ткани, дачи-получения информации о риске и последствиях предстоящего отчуждения фрагмента организма543. Согласие потенциального донора должно предшествовать производству оперативного вмешательства по удалению органа или ткани. Извлечение трансплантата, умышленно совершенное без согласия лица, а следовательно, против его воли, является уголовно наказуемым посягательством на телесную неприкосновенность человека. Получение отсроченного согласия как в процессе осуществления мероприятий по эксплантации, начатых без такового, так и после ампутации органа или ткани, по своим юридическим последствиям равнозначно отсутствию согласия. Уголовная ответственность за нарушение рассматриваемой предпосылки реализации отношений прижизненного донорства наступает для лиц, виновных в противоправном взятии трансплантируемого материала, по ст.ст.111,112,115 УК РФ в зависимости от степени тяжести причиненного вреда здоровью человека, определяемой характером изъятого анатомического сегмента и продолжительностью восстановительного периода (послеоперационного койко-дня). При этом факт хирургического проникновения в брюшную, плевральную полость, нарушения целостности крупных кровеносных сосудов и т.д. должен квалифицироваться как оконченное причинение тяжкого вреда здоровью человека (независимо от окончания процедуры изъятия какого-либо конкретного органа, части органа или ткани), по признаку опасности для жизни в момент осуществления соответствующего проникновения (несмотря на то, что по утверждениям медиков, различные виды эксплантаций, например, «нефрэктомию у живого донора можно считать безопасной для него операцией»544). Стерильность хирургического инструментария, помещения, в котором осуществляется незаконное изъятие трансплантата у живого лица, высокий уровень квалификации медицинского персонала и т.п. не должны рассматриваться в качестве обстоятельств, устраняющих признак опасности незаконного оперативного вмешательства для жизни потерпевшего. Таким образом, последнее должно быть абстрагировано правоприменителем от внешних условий его осуществления и оценено в качестве проникающего ранения, влекущего при обычных условиях (в отсутствие медицинской помощи) смерть потерпевшего. Цель последующего использования органов или тканей потерпевшего, обусловившая причинение вреда его здоровью, определяет субъективную окраску преступления, проявляемую в пренебрежении интересами охраны здоровья человека. Только согласие надлежащего потенциального донора, определяемого Законом о трансплантации, на причинение вреда его здоровью путем удаления определенного парного органа, части органа или ткани в социально полезных целях, полученное до операции по изъятию соответствующего биоматериала, исключает в России общественную опасность и противоправность деяния медицинских работников. Получение согласия на прижизненное донорство от лиц, законодательно ограниченных в правах прижизненного донорства (в настоящее время это несовершеннолетние, недееспособные лица, а также лица, не имеющие генетического родства с реципиентом), по юридическим последствиям равнозначно отсутствию согласия на отчуждение трансплантата. Принятие такой «социальной добродетели» должно рассматриваться как уголовно наказуемое деяние и квалифицироваться соответственно по ст.ст.111,112,115 УК РФ в зависимости от степени тяжести причиненного вреда здоровью донора (согласие потерпевшего целесообразно рассматривать как смягчающее наказание обстоятельство545). Для характеристики уголовно-правовых гарантий реализации свободы прижизненного донорства в Российской Федерации, представляющей собой юридическую возможность надлежащего лица становиться донором ex vivo в соответствии со своим желанием и независимо от воли третьих лиц, необходимо остановиться на следующих ее аспектах: (1) обеспечение защиты лица от принуждения к согласию на прижизненное донорство; (2) возможность принудительной реализации отношений прижизненнолго донорства в состоянии крайней необходимости. В соответствии со ст.1 Закона о трансплантации согласие потенциального донора на изъятие фрагмента организма должно быть дано свободно. Свободное волеизъявление потенциального донора предполагает отсутствие физического и психического принуждения к выражению собственной воли. Средством уголовно-правового обеспечения законодательно установленного порядка свободного принятия волевого решения – возможности беспрепятственного внутреннего самоопределения в отношении донорства ex vivo выступает ст.120 УК РФ “Принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации”. При конструировании диспозиции ч.1ст.120 УК РФ законодатель, как представляется, допускает лингвистическую ошибку, поскольку использует неудачное выражение «принуждение к изъятию» органов и тканей человека для трансплантации. Аналогичным недостатком обладает и ч.13 ст.47 Закона об основах охраны здоровья, устанавливающая, что «не допускается принуждение к изъятию органов и тканей человека для трансплантации (пересадки)». Буквальное толкование данной нормы приводит к выводу о том, что потерпевшим будет лицо, изымающее либо призванное изымать анатомические сегменты по роду своей профессиональной медицинской деятельности (член бригады по забору органов) или образования (студент, сотрудник научно-исследовательского института или ВУЗа по профилю), а также иное лицо, не имеющее специальных навыков производства эксплантации, но принуждающееся к противозаконному удалению органов или тканей конкретного человека. В соответствии с данным толкованием состав преступления, предусмотренный ст.120 УК РФ, может рассматриваться как усеченный состав, устанавливающий уголовную ответственность за насильственное подстрекательство к причинению вреда здоровью человека в целях использования полученных фрагментов организма потерпевшего для трансплантации: «принудить потерпевшего к проведению операции по трансплантации»546. Однако, исходя из положений Закона о трансплантации, уголовно-правовая норма должна обеспечивать правомерность получения согласия донора на удаление анатомических сегментов, устанавливая ответственность за принуждение какого-либо лица к сделке, заключающейся в отчуждении фрагмента организма в целях пересадки. В целях устранения означенного противоречия формы изложения уголовно-правовой нормы и воли законодателя представляется необходимым изменить формулировку диспозиции ч.1ст.120 УК РФ, а также формулировку названия статьи, изложив их таким образом, чтобы речь шла о принуждении лица к даче согласия на изъятие органов или тканей. Примерно так сформулирована аналогичная норма в ст.163 УК РБ: «принуждение лица к даче его органов или тканей для трансплантации…»547. В ч.1 ст.114 УК Кыргызской Республики запрет сформулирован следующим образом: «принуждение лица к изъятию у него или его близких органов или тканей для трансплантации…»548. Уголовная ответственность за принуждение к донорству органов и тканей человека для трансплантации либо иного использования установлена и в ч.ч.2,3 ст.137 УК Азербайджанской Республики, ст.134 УК Грузии, ст.126 Республики Армения, ст.113 Республики Казахстан, ст.158 УК Республики Молдова, ст.122 УК Республики Таджикистан549. В науке уголовного права существует позиция, согласно которой в ст.120 УК РФ следовало бы сформулировать норму, запрещающую понуждение к изъятию не только органов и тканей, но и любых принадлежащих человеческому организму частей550. Реализация данного предложения в случае сохранения в ст.120 УК РФ указания на цель принуждения – «для трансплантации» представляется излишней, поскольку в настоящее время, согласно законодательству РФ о трансплантации, возможна лишь трансплантация органов (нерегенеративных частей организма, выполняющих определенную функцию551; частей тела, в состав которых входят несколько тканей и которые образуют отдельные структурные единицы, выполняющие в организме специфическую функцию552) и тканей (регенеративных частей организма, представляющих собой общность сходных по структуре, функциям и происхождению клеток и межклеточного вещества553; исторически сложившейся общности клеток и межклеточного вещества, объединенных единством происхождения, строения и функции554). Что касается пересадки иных частей тела (например, бедро, палец, стопа, таз и т.д.), то ее правовое регулирование отсутствует (вероятно, в связи с отсутствием самих технологий осуществления соответствующих операций), что свидетельствует об отсутствии необходимости и в уголовно-правовых средствах обеспечения правомерности изъятия соответствующих анатомических сегментов. В случае же перспективного расширения сферы применения ст.120 УК РФ за счет исключения из нее указания на цель трансплантации реализация предложения о расширении перечня предметов преступлений представляется оправданной. Переходя к рассмотрению признаков объективной стороны состава преступления, предусмотренного ч.1ст.120 УК РФ, необходимо обратить внимание на смысловое значение термина «принуждение», использованного законодателем при его конструировании. В русском языке данный термин означает склонение к нежелательному для человека поступку: «принудить – заставить что-нибудь сделать», «принужденный – не свободный»555. Исходя из юридического понятия принуждения, им охватываются общественные отношения, возникающие в результате физического и психического воздействия одного человека на другого, посягающие на право личной неприкосновенности последнего с целью заставить его поступить нужным для виновного образом556. В анализируемом составе преступления термин «принуждение» означает оказание путем применения физического насилия либо угрозы его применения определенного воздействия на лицо с целью заставить его стать донором (в этой связи трудно согласиться с позицией теоретиков, расширительно толкующих диспозицию рассматриваемой уголовно-правовой нормы – включающих в число возможных потерпевших близких потенциального донора, в отношении которых применяется соответствующее насилие557). Применяемое насилие выступает способом принуждения донора к согласию на эксплантацию и не предполагает непосредственного удаления виновным необходимого для пересадки реципиенту фрагмента организма потерпевшего. Преступление должно считаться оконченным в начальный момент принуждения независимо от получения согласия потерпевшего на донорство558 (и тем более – независимо от непосредственного изъятия органа или ткани потерпевшего), то есть рассматриваться как формальный состав. При этом ответственность за последующее причинение вреда здоровью донора медицинские работники должны нести только в том случае, если были осведомлены о принуждении лица к даче согласия на соответствующее оперативное вмешательство, либо принимали в нем непосредственное участие. Психическое принуждение к донорству, влекущее уголовную ответственность по ст.120 УК РФ, должно быть выражено в доведении до потерпевшего сведений, содержащих угрозу применения насилия, способную повлиять на волю потерпевшего и определить несоответствие волеизъявления лица его действительной воле. Под угрозой применения насилия следует понимать указание на возможность причинения в будущем физического вреда потерпевшему любой степени тяжести. Способ доведения угрозы до потерпевшего не имеет квалифицирующего значения: она может быть выражена устно, письменно, при помощи технических средств; непосредственно виновным, через третьих лиц и т.д. Основанием же для наступления уголовной ответственности по ст.120 УК РФ будет восприятие угрозы потерпевшим в качестве реальной, независимо от невозможности или нежелания ее реализации угрожающим лицом. Уголовно наказуемым психическим принуждением не является создание потенциальному донору психологических условий принуждающего характера, поскольку семейный нажим является обычным и неизбежным в такой ситуации559. Кроме того, уголовно наказуемое психическое принуждение необходимо отграничивать от принуждающих действий, выражающихся в угрозе уничтожения имущества потерпевшего, распространения порочащих лицо сведений, извещения представителей власти о совершенном потенциальным донором преступлении и т.д.; в попытках подкупа потерпевшего (в предложениях денежного вознаграждения или иных подарков) и т.п. действиях, не образующих состава рассматриваемого преступления560. В этой связи необходимо отметить позицию ряда теоретиков, считающих, что одной из форм принуждения является обман под предлогом необходимости проведения медицинской операции. По мнению А. А. Жалинской-Рерихт, «такая позиция может быть правильной только в том случае, если обман по своему содержанию представляет угрозу, например, лицу сообщается о наличии у него опасной болезни, а возможность проведения лечения ставится в зависимость от согласия на трансплантацию»561. Однако представляется, в обмане отсутствуют основные признаки психического принуждения – отсутствует информация о возможности применения насилия при неисполнении требуемого, а имеется заведомо ложная информация, усвоение которой влечет неадекватное реальной действительности восприятие ее потерпевшим. Поэтому создание у лица неверного представления о целесообразности определенного оперативного вмешательства, в действительности имеющего целью изъятие органа, части органа или ткани потерпевшего, должно рассматриваться как создание медицинскими работниками условий для совершения запланированного тяжкого преступления против здоровья человека и квалифицироваться по п.«ж»ч.2ст.111 УК РФ со ссылкой на ст.30 УК РФ, содержащую определение приготовительных действий к совершению преступления562. Аналогичным образом должен решаться и вопрос о квалификациии принудительного доставления потерпевшего в медицинское учреждение для проведения эксплантации органа. Подобные действия виновных лишают потерпевшего самой возможности волеизъявления. В данном случае отсутствуют признаки принуждения к согласию на удаление определенного органа, части органа или ткани в пользу реципиента и имеет место уголовно наказуемое приготовление к причинению тяжкого вреда здоровью последнего. В соответствии с законодательством РФ о трансплантации презюмируется, что надежным свидетельством добровольности согласия потенциального донора на отчуждение не может являться высказывание его зависимыми от реципиента лицами, в связи с чем отчуждение последними фрагментов собственного организма в пользу реципиента запрещается. Базируясь на данном законоположении, ч.2ст.120 УК РФ устанавливает квалифицированные составы принуждения к изъятию органов или тканей лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно в материальной или иной зависимости от виновного. В целях максимального обеспечения добровольности прижизненного донорства и исключения возможности скрытых форм принуждения следует реализовать в отечественном законодательстве о трансплантации имеющиеся в науке предложения о запрете становиться донорами лицам, отбывающим наказание в виде лишения свободы563, расширив его за счет включения в категорию лиц, донорство которых недопустимо, заключенных под стражу в следственный изолятор (в настоящее время данные лица в соответствии с ч.6 ст.43 Федерального закона от 12 апреля 2010 года №61-ФЗ «Об обращении лекарственных средств»564 не могут являться объектами проведения клиническогого исследования лекарственного препарата для медицинского применения). Свобода выбора вариантов поведения, включая свободу принятия статуса прижизненного донора, представляется недостижимой в условиях фактического отсутствия физической свободы. У перечисленных категорий лиц существенно повышен элемент виктимности, ограничен выбор средств и методов самозащиты при применении принудительных средств воздействия в целях получения согласия на прижизненное донорство. Юридическая возможность вступления лиц, отбывающих наказание, в отношения прижизненного донорства не способствует и достижению целей наказания, в частности – исправлению осужденных посредством общественно полезного труда, относящегося, согласно ч.2ст.9 Уголовно-исполнительного кодекса РФ (УИК РФ), к одному из основных средств исправления565, поскольку ограничивает их трудоспособность. В то же время, необходимо отметить, что сужение круга доноров за счет социально дезадаптированных лиц подвергается критике отечественных и зарубежных правозащитников. Так, по мнению К. Коэна запрет отчуждения заключенными органов и тканей в общественно полезных целях трансплантации способствует занижению уровня самооценки данных лиц и, в целом, нарушает право человека как конкретного участника социальной практики на самоопределение566. Однако, представляется, что предлагаемое дополнение Закона о трансплантации (ч.2ст.3) перечнем категорий лиц, ограниченных в правах прижизненного донорства, устранив непоследовательность отечественного законодателя в охране лиц с ущемленным правовым статусом нормами медицинского права, будет служить, с одной стороны, целям государственного обеспечения прав последних, а с другой стороны, максимальному обеспечению надлежащих мотивов прижизненного донорства. Что касается тезисов о неприкосновенности права на самоопределение человека, то они представляют собой разновидность социальной демагогии: общеизвестно, что жизнь в социуме предполагает взаимное ущемление прав субъектов взаимодействия (урегулированность которого правовыми нормами и способствует достижению в обществе правопорядка). Рассматривая вопрос об уголовно-правовых средствах обеспечения свободы прижизненного донорства в Российской Федерации, нельзя не коснуться проблемы сохраняющейся возможности принудительной реализации отношений прижизненнолго донорства в состоянии крайней необходимости. Конечно, «нельзя использовать во вред человеку достижения тарнсплантации: когда противоправно лишая жизни одного человнека, его органы пересаживаются в организм другого человека». 567 Однако анализ положений ст.39 УК РФ свидетельствует о том, что в ситуации, когда спасти жизнь или улучшить неподдающееся восстановлению здоровье пациента невозможно иначе, как осуществив пересадку, в целях чего необходимо причинить вред здоровью донора без его на то согласия, наличествуют все указанные в уголовном законе признаки состояния крайней необходимости. Аналогично может быть решен вопрос и в случаях принуждения потенциального донора к согласию на причинение вреда здоровью, действительная или предполагаемая степень тяжести которого меньше способных быть предотвращенными посредством проведения трансплантации последствий для жизни и здоровья определенного реципиента. «При соблюдении всех условий правомерности крайней необходимости насильственные действия, направленные на приневоливание человека к тому, чтобы он поступился своими правами и свободами, не может образовывать состав принуждения к изъятию органов и (или) тканей»568. Действительно, важнейшим условием правомерности крайней необходимости является соблюдение принципа, согласно которому устранение грозящей опасности в сложившейся ситуации (например, в условиях наличной угрозы смерти пациента) должно быть недостижимым при использовании иных средств, кроме примененного (что само по себе является основным, законодательно закрепленным условием правомерности трансплантации). Кроме того, причиненный вред охраняемым уголовным законом интересам третьих лиц не должен явно не соответствовать характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых опасность устранялась, не должен быть причинен равный или более значительный вред, нежели предотвращенный (ч.2ст.39 УК РФ)569. Срочностью действий может быть обосновано отсутствие времени на информирование потенциального донора, на надлежащее получение его согласия или отказа на изъятие органа или ткани для пересадки. Данное толкование не выходит за рамки уголовного закона570. Фактически наступивший результат пересадки противоправно полученных органа или ткани потерпевшего в сравнении с ожидаемым результатом может быть полным, неполным, отсутствовать в зависимости от индивидуальной реакции организма или выраженности патологического процесса у реципиента, однако не должен влиять на уголовно-правовую квалификацию (в том числе рассматриваться как превышение пределов крайней необходимости). Ст.39 УК РФ не устанавливает для состояния крайней необходимости обязательного достижения цели устранения угрожающей опасности, считая достаточным, если совершенные действия были добросовестно направлены к этой цели. Использование в состоянии крайней необходимости нравственно неоправдываемых средств при невозможности достижения общественно полезной цели посредством использования средств, нравственно безупречных, в науке уголовного права считается допустимым, хотя и «печально неизбежным»571. Убедительно аргументирована позиция, согласно которой действия, совершенные в состоянии крайней необходимости, могут нарушить любое законное право и интерес, не связанные с возникновением опасности, поскольку «в экстремальных условиях лицо пребывает не в состоянии гражданского общества, а в естественном состоянии»572. Так, несмотря на то, что жизнь – это бесценный дар природы, которым каждый владеет по праву, данному самой природой, по мнению Т.В.Кондрашовой, Ш.С. Рашковской, Ю.М. Ткачевского и В.И. Ткаченко (сформированному под убеждающим влиянием уголовно-правовой нормы об обстоятельстве, исключающем преступность деяния), в определенных случаях в условиях крайней необходимости допустимо лишение жизни человека (например, для спасения жизни многих людей)573. Ю. И. Ляпунов в аналогичной ситуации при возможности достижения социально значимого эффекта допускает прерывание беременности женщины без ее согласия, либо вопреки ее воле.574 Более того, базируясь на законодательном описании пределов крайней необходимости следует констатировать отсутствие у потенциального донора объективной возможности применения необходимой обороны против подобных действий медицинских работников, поскольку, в отличие от законодательства ряда зарубежных стран, где действия в состоянии крайней необходимости признаются хотя и извинительными, но противоправными, в российском уголовном праве – это обстоятельство, исключающее преступность деяния, а следовательно, обладающее реальным принудительным воздействием. Медицину ХХ века часто называют эрой трансплантации органов и клеток575. Однако при всей очевидной перспективности пересадка различных фрагментов человеческого организма как метод лечения может быть опорочена в случае необеспечения государством защиты прав доноров в отношениях, связанных с отчуждением ими собственного биоматериала в пользу реципиента. Поэтому следует согласиться с позицией И. И. Горелика, рассматривающего в качестве основы правового регулирования отношений в сфере трансплантологии принцип оптимальной заботы именно об интересах донора576. По основаниям пороков воли (недееспособность, принуждение или обман) правоотношение прижизненного донорства должно являться недействительным даже в ситуации, когда есть все условия для действия в состоянии крайней необходимости. Предоставление права распоряжения судьбой человека, в частности, анатомической целостностью его организма, иным лицам, коренным образом противоречит основам современного права, ориентированного на человека, его права и свободы как высшую ценность. И общественная потребность в уголовном законодательстве, обеспечивающем реальное действие прав и свобод граждан, способствующем прогрессивному развитию общественных отношений, вызывает необходимость совершенствования действующей нормы о крайней необходимости, внесения в нее определенных корректив. Содержание уголовно-правовой нормы зависит от природы и характера охраняемых, а также вытесняемых ею общественных отношений, влияет на правосознание граждан, давая представление об отношении государства и общества к тем или иным формам поведения. Поэтому, в целях достижения гармоничной сбалансированности доктрины и практики, ст.39 УК РФ должна быть дополнена положением, ограничивающим сферу применения текстуально закрепленной в ней нормы таким образом, чтобы допустимое причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам не включало случаи изъятия органов или тканей человека для трансплантации. В соответствии с предложением группы теоретиков Института государства и права АН СССР положения уголовного закона, регламентирующие условия правомерности крайней необходимости, нуждаются в уточнении следующего содержания: «Не является крайней необходимостью и образует преступление лишение жизни или причинение телесных повреждений другому лицу с целью использования его органов и тканей для спасения хотя бы многих людей»577. С учетом изменений уголовно-правовой терминологии (отсутствие термина «телесные повреждения» в современном уголовном законодательстве) соответствующее положение представляется возможным сформулировать следующим образом: «Действие данной статьи не распространяется на случаи причинения смерти или вреда здоровью человека в целях изъятия органов или тканей». Эффективность уголовного законодательства предопределяется тем, насколько полно оно способствует целям укрепления правопорядка, охране прав и интересов граждан. И защита законных интересов реципиента путем насильственного или обманного причинения вреда таким правоохраняемым благам, как жизнь и здоровье другого человека578 ни при каких условиях не должна оправдываться ссылками на состояние крайней необходимости в медицинской деятельности. В разряде человеческих ценностей жизнь и здоровье человека имеют приоритет и стоят выше посмертного почитания отдельных лиц. В этой связи, например, в ряде стран мира превалирование интересов реципиента (по восстановлению здоровья и предотвращению опасности для жизни) над интересами обеспечения анатомической целостности тела умершего лица декларируется законодателем непосредственно в тексте нормативных актов, регулирующих условия и порядок осуществления изъятия органов и тканей из тел умерших (ст.14 Закона Швеции от 16 сентября 1988 года «Об установлении смерти и вмешательстве в тело умершего человека»579 и т.д.). В состоянии крайней необходимости «право на целостность трупа уступает место обязанности спасти человеческую жизнь»580. Однако речь должна идти о потребностях в приостановлении развития болезни конкретно определенного реципиента, а не об изъятии анатомических сегментов трупа в целях консервирования и пополнения банков человеческого биоматериала для использования при пересадке неопределенным лицам по мере возникающей необходимости через неопределенное время. Отсутствие подходящего реципиента в момент изъятия органа или ткани умершего лица есть отсутствие признака наличности крайней необходимости изъятия. |
Похожие:
 | «Глава администрации муниципального образования» из соглашения исключаются, если подписывает глава администрации муниципального образования,... | | Макрос государственности глава “империя не умирает. Она передается” Глава потенциал русской цивилизации |
| Принципы построения и основные возможности программы «инфин-бухгалтерия» 11 | | Краткое содержание дипломной работы: Ведение. Глава Правовое регулирование прав ребенка. Глава 2 Защита прав ребенка в семейных правоотношениях.... |
| Вместо эпиграфа. Чтобы их страна была такой же большой, как наша (Говорят дети) |  | Данная глава посвящена изучению понятия самопрезентации, его целей и составляющих элементов «самопредставления». Раскрывается структура... |
| А. Б. Копейкин и Н. С. Пастухова; главы 14–15 – А. Б. Копейкин; главы 16–18 – Н. С. Пастухова и Н. Н. Рогожина; главы 19–21 – Н.... | | Экономическая сущность залоговых операций |
| Общая характеристика искового производства и иска | | Процессуальная характеристика особого порядка судебного разбирательства |