А. Я. Флиер современная культурология
Скачать 0.77 Mb.
|
| Что должна исследовать культурология Представляется очень важным четко определиться с объектом научных исследований культурологии. Разумеется, это вся культура, относящаяся ко всем эпохам, сословиям, типам, отраслям деятельности. Но... В исследовании бесписьменных культур (первобытных и «низовых» культур аграрного общества – крестьянской и городской плебейской) безусловное первенство принадлежит антропологии, археологии и фольклористике. Бесписьменная культура – это не столько «культура живого устного слова» (ее основные социальные содержания выражаются совсем не в словах), сколько «культура жеста и поступка», которые манифестируют основное смысловое и символическое наполнение жизни соответствующих социальных слоев, связанное в первую очередь с проблемой нормативности, соответствия обычаю. Все это требует очень специализированных методов изучения. Какой-либо вклад культурологии, не ведущей самостоятельных полевых исследований, в изучение этого типа культуры заметен только на уровне высоких теоретических обобщений материала, добытого и первично обработанного (описанного, атрибутированного, дешифрованного) антропологами, археологами, фольклористами. Письменная культура (культура правящих слоев аграрного общества и основных социальных страт индустриального общества) эффективно исследуется филологией и искусствознанием. Это «культура слова, культура текста», в котором запечатлено ее основное смысловое и ценностное содержание. Сюда же может быть отнесена культура хорошо вербализируемого художественного образа, смыслы и символические подтексты которого можно передать словами. Это культура аналитического, интеллектуального мировосприятия. И применительно к подобным письменным культурам культурология не ведет непосредственных фактурных исследований, а базируется на результатах филологических и искусствоведческих изысканий. И здесь ее научный вклад представляется сравнительно второстепенным, как правило, не выходящим за рамки наиболее умозрительных теоретических обобщений. Но никакие науки не в состоянии составить конкуренцию культурологии в исследовании постписьменной (экранной, аудио-визуальной) культуры, проявляющейся и уже начинающей доминировать в современном, преимущественно массовом ее слое. Культурология – это в первую очередь наука о такой «актуальной культуре» (имеется в виду степень ее актуальной социальной востребованности), о культуре постиндустриального/информационного общества или обществ, уже находящихся в процессе перехода к постиндустриальной/информационной стадии развития. Как представляется, основным «смыслообразующим инструментом» этой культуры, формирующим ее наиболее значимые тексты, является эмоциональное, а не интеллектуальное восприятие мира и выражение этого впечатления в разных формах. Недаром такое важное место в современной художественной культуре заняла эмоциональная популярная музыка. Здесь яркое чувственное впечатление в наибольшей мере стимулирует культурные предпочтения потребителя. Это «культура эмоционального выплеска, крика-смеха-плача»1, выражаемого самыми разными способами (не обязательно звуковыми, но и визуальными, мануальными и др. и не обязательно в художественных формах); культура солидарности, основанной на возможности совместного эмоционального переживания и самовыражения. Именно эта потребность лежит в основе социальных объединений потребителей этой культуры (поклонников, болельщиков, любителей, фанатов, собирателей и пр.), которых она объединяет ощущением единства в эмоциональном порыве, удовольствии, «кайфе», влияние которых на процессы культурного производства приняли ныне беспрецедентный масштаб2. Разумеется, это не означает, что в «культуре жеста» или в «культуре слова» не было эмоций, а в «культуре крика-смеха-плача» нет мысли. Все эти составляющие полноценно присутствуют во всех типах культур. Речь идет об относительном преобладании в каждом культурном типе того или иного начала, стимулирующего повышенный потребительский спрос и какое-то особое потребительское удовольствие. В случае бесписьменной культуры доминировало чувство радости от узнавания знакомых, нормативных форм. В случае письменной культуры – упоение от обретения новой, незнакомой информации, постижения оригинального авторского взгляда, а также высокого качества подачи культурного материала. В случае постписьменной культуры пока что преобладает удовольствие от острого эмоционального переживания. Именно в изучении современного социокультурного материала, выраженного в формах экранной, аудио-визуальной культуры, культурология является наиболее обеспеченной и теоретически (аналитическая проработка проблем «актуальной культуры» ведется очень активно и имеет несомненные достижения) и, в существенной мере, фактологически. Ее основными информационными каналами являются СМИ, постоянно публикующие богатый и вполне отражающий реальное положение дел материал по проблемным сюжетам современной культуры и ее трансформациям (а также общественную реакцию на них, что по-своему очень важно), и социальная статистика, информирующая о социальных процессах, тенденциях и формах их проявления, имеющих место в обществе. Аналитическое соотнесение данных, полученных по обоим этим каналам, особенно важно, поскольку совершенно ясно, что любые изменения, происходящие в культуре, теснейшим образом связаны и с определенными изменениями в социальных характеристиках общества, которые, среди прочего, стремится отследить культурология. Здесь представляется особенно значимым не только непосредственное сравнение данных, характеризующих разные аспекты культурной и социальной жизни, но и компаративный анализ динамики развития и того и другого, анализ направленности этой динамики, ее интенсивности и пр. Есть все основания полагать, что наблюдаемая ситуация в культуре (разумеется, понимаемой шире, нежели только художественная жизнь) является важнейшим источником информации (симптомов болезни), по которой можно составлять достоверный анамнез социального состояния общества. В отличие от других культуроведческих наук, в наибольшей мере сконцентрированных на осмыслении культурного прошлого, культурология – это наука о культурном настоящем и будущем. В каком-то смысле культурология – это одно из наиболее концентрированных проявлений тенденции «превентивного переживания будущего», свойственного современной культуре, осмысления современности не с точки зрения оценки степени ее соответствия эталонным образцам культуры вчерашнего дня, а в аспекте определения ее перспективности для грядущего развития, возможности культурного проектирования с учетом предстоящих социальных коллизий. Такая интеллектуальная научная, публицистическая и художественная переориентация культурных интересов с воспевания прошлого на проектирование будущего, от сакрализации и мифологизации собственного исторического опыта к дискуссии по поводу возможностей своей социальной потенции в целом стала заметной в культуре на заключительном этапе индустриальной эпохи. В Европе это началось примерно с середины XIX века, в начале ХХ века к этому подключились США, потом другие страны, но особенно эта тенденция начала доминировать при переходе к постиндустриальной стадии развития (с последней трети ХХ века). В науке заметная активизация этой тенденции началась, пожалуй, с деятельности Римского клуба в конце 1960-х гг. Научная и общественная мысль стали понимать, что существенная часть того, что происходит в современной культуре, является своеобразной подготовкой к культурным и социальным событиям и процессам завтрашнего дня, предчувствием их, превентивным переживанием, аналитической подготовкой, в каком-то смысле «репетицией предстоящего концерта»1. Изучением этой новой культурной тенденции, ее выявлением и анализом в существенной мере и занята культурология. И в этом видится еще одно принципиальное, парадигмальное отличие культурологии от иных наук о культуре. Иные науки в основном изучают культуру как традицию, как взаимосвязь настоящего с прошлым и ориентированность на него как на универсальный эталон. Культурология же в основном изучает культуру как новацию и как тенденцию, как взаимосвязь настоящего с будущим, как предвосхищение его во всем драматизме социальных проблем, которые оно принесет. Мне представляется, что соотнесение трех модальностей динамики социальной реальности: традиции, новации и тенденции, системное понимание диалектики их взаимодействия – является одной из самых существенных мировоззренческих проблем в современной культурологии, значимость которой еще не до конца осознается самими культурологами. Следует сказать, что в современных культурных процессах наблюдается один тренд, вызывающий большую тревогу, и в исследовании которого культурология может сыграть значимую роль. В специальной научной литературе в последние десятилетия все чаще поднимается вопрос о специфическом «культурном кризисе», разворачивающемся в мире в последние десятилетия2. При этом имеется в виду кризис не столько в производстве культурных форм, сколько в их востребованности потребителем. Надвигается кризис культурного потребления. Причина его видится не в каком-то «раскультуривании» населения, переставшего интересоваться культурой, хотя падение интереса современных горожан к формам традиционной и классической культуры на фоне возрастающего интереса к культуре массовой стало уже самоочевидным. Но наблюдаемое изменение культурных предпочтений является только следствием. Причина же видится в общем кризисе национального культурного сознания, национальной культурной идентичности, охватившем современные развитые страны1. В Европе2 это обусловлено многими причинами: как объективными – процессами глобализации и доминированием массовой культуры, насаждающей по преимуществу национально безликие или эклектичные, гетерогенные культурные формы, так и субъективными – государственной политикой мультикультурализма, которая в существенной мере размывает национальную культурную гомогенность социальной среды европейских стран. В России важную роль в активизации этой тенденции играет фактор распада СССР и потери населением чувства солидарности в качестве «единого советского народа», хотя и политика мультикультурализма в нашей стране тоже проявляет свои «странные» результаты. Современной культурной политикой европейских государств (да и нашей отечественной) задача сохранения национальной культуры определяется главным образом как охрана классического культурного наследия в его тем или иным образом музеефицированном виде. Все, что не ограждено стенами музея, фактически уже не рассматривается как национальная культура. В результате мы видим следующее. На улицах Парижа европейские лица уже стали встречаться только изредка, а молитвенные коврики мусульман расстилаются даже на проезжей части городских авеню. В США при рассмотрении в суде уголовных дел учитывается, не являются ли совершенные преступные действия (скажем, убийство неверной жены) частью этнических культурных традиций подсудимого, что порою служит основанием для его оправдания1. Значимыми культурными учреждениями России стали руководить выходцы из кавказских аулов, весьма далекие от знания контекста и норм русской (или шире – христианской) гуманитарной культуры, и т. п. Но все это не рассматривается, как угроза национальной культуре. Современность – это не культура. Культура «лежит в музеях»... В условиях такого пренебрежения идентификационными признаками современной культуры людям становится все труднее четко определиться в том, к какой нации они принадлежат (не к этническим бытовым обычаям, а именно к нации в гражданско-культурном смысле) и на каких культурных основаниях базируется их солидарность с социальным окружением. Государственная власть не может предложить им никакого вразумительного объяснения наблюдаемой национально-культурной ситуации, у нее нет убедительных аргументов и примеров для сколь-либо четкой национальной самоидентификации населения. Понятно, что любая самоидентификация в обязательном порядке должна включать в себя различение «нас» и «их». Но что принципиально различает «нас» и «их»? И что при этом нас всех объединяет? На каких сколь-либо объективных основаниях проводить это различение так, чтобы оно не трансформировалось в отторжение, а в известных пределах подразумевало и определенную степень если не интеграции, то хотя бы солидаризации «нас» и «их»? Этого мы еще не знаем. В этих условиях образовавшуюся лакуну национального самосознания начинают заполнять тенденции культурной архаизации2. Универсалистское национальное культурное сознание, столь характерное для индустриальной эпохи и по существу «отменяющее» этническое происхождение человека и заменяющее его актуальной национальной принадлежностью (не «откуда ты пришел?», а «к кому ты пришел?»), ослабевает в своем влиянии. Оно начинает вытесняться локальным этническим, религиозным, сословно-групповым сознанием, обращенностью к истории и поиску оснований для солидарности в ее опыте. Характерная для национального мироощущения устремленность в будущее («национальная идея» – французские «Свобода, равенство и братство», советское «светлое коммунистическое будущее», «американская мечта» и пр.) начинает подменяться акцентированным воспеванием прошлого, безостановочным празднованием юбилеев и былых побед. Одной из форм поведения людей в ситуации такой «культурной денационализации», становится их стремление замкнуться в «малых культурных группах», в этно-племенных и конфессиональных общинах, этнических землячествах, сословных структурах (по типу казачества) и т. п. Разумеется, эта тенденция культурной архаизации является актуальной не для всего населения. Она особенно характерна для той его части, которая не выдерживает – квалификационно, профессионально или эмоционально – полноценной социальной конкуренции в современных условиях. Скажем, выходцам из деревень трудно соперничать на площадке социальной самореализации с психологически более мобильными и пластичными потомственными горожанами. Ситуация с иноэтничными мигрантами еще сложнее. Для людей с пониженной социальной конкурентоспособностью обращение к формам и ценностям архаической и традиционной культуры становится определенной психологической компенсацией низкого уровня их социальной востребованности. Акцентированное мемориальное сознание и обращенность к традиционной культуре становятся своеобразной «индейской резервацией», укрывающей социальных аутсайдеров от нестерпимого шума современности. Традиционализм превращается в этнографический (а иногда и социальный) «зоопарк», привлекающий иностранных туристов своей экзотикой. Нашим социологам стоило бы провести исследование, к примеру, отечественных скинхедов на предмет их социального благополучия. Я убежден, что абсолютное большинство среди них окажутся социально неконкурентоспособными гражданами, с низким образованием, не владеющими востребованными специальностями, не имеющими устойчивой работы, да и с личной жизнью не у всех благополучно. И кто в этом виноват? Узбеки, разумеется... В этой связи стоит рассмотреть еще одну тему. История свидетельствует, что, чем выше по уровню своего социального развития находится то или иное общество, тем большей независимостью, интеллектуальной самодостаточностью и автономией, свободой от социального контроля пользуется в нем отдельная человеческая личность, тем выше в нем стандарты сословного и гендерного равноправия, принципы невмешательства в чужую частную жизнь и пр. Выходцам из традиционной среды, где автономия личности находится на сравнительно низком уровне, очень трудно приспособиться к жизни в обществе, где они не вправе делать замечания прохожим на улице, обсуждать, кто как одет, где их почтенный возраст не дает им никаких моральных преимуществ перед молодежью и т. п. Они не в состоянии соблюдать нормы невмешательства в чужую жизнь, характерные для современного постиндустриального общества. И, судя по всему, именно разные типы отношения к социальной автономии личности чаще всего становятся причиной конфликтных ситуаций при соприкосновении традиционной и современной культуры. И этот вопрос нужно как-то решать в водовороте торжествующего мультикультурализма. Это серьезнейшая социокультурная проблема нашего времени, с которой, видимо, не удастся справиться только методами политического контроля и управления (тем более в России, где государство само «подыгрывает» стихийным тенденциям культурной архаизации) и в которой вряд ли какая-либо иная наука сможет разобраться так глубоко, как это может сделать культурология. Анализ состояния современной национальной идентичности (а соответственно и социальной эффективности культурной политики национальных государств) и поиск оснований для новой российской идентичности, отвечающей требованиям времени и перспективам развития по тому сценарию, который мы сознательно выбрали, – это прямая задача культурологии, в которой она может оказаться востребованной, как никакая иная область знания. Сейчас культурология, как и другие науки о культуре, в существенной мере ориентирована на исследование культурного прошлого. Казалось бы, почему бы и нет? Но... История, антропология, археология, филология и искусствоведение, исследующие культурное прошлое посредством эмпирического выявления, описания, атрибуции и анализа всякого изучаемого феномена в его конкретно-исторической реальности и уникальности, приносят и наиболее достоверное и научно ценное знание о нем, чего не в состоянии сделать культурология. Последняя, в силу своих специфических познавательных задач, как правило, не заостряет внимания на чертах уникальности и занимается в основном типологизацией того, что было открыто в иных областях знания о культурном прошлом. Разумеется, и такое знание тоже очень важно. Но все-таки это уже не непосредственное эмпирическое знание, построенное на «натурном» исследовании изучаемых явлений, а лишь продукт их теоретических интерпретаций (т. е. знание по существу нарративное, основанное не на «личном наблюдении», а «рассказах третьих лиц»). В этой связи не будем забывать и о том, что культурология понимает и трактует культуру несколько в ином смысле, нежели перечисленные культуроведческие науки. Культурология интересуется культурой, прежде всего, в ее |
Похожие:
 | Григорьева Е. С. Культурология: практикум: учеб пособие / Е. С. Григорьева. Воронеж: фгбоу впо «Воронежский государственный технический... |  | Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления подготовки 072500.... |
| Современная литературная норма и ее кодификация. Понятие «норма литературного языка», «вариант литературной нормы». Виды языковых... | | С современная поэзия: русская и зарубежная (сборник статей) / Под ред. А. В. Татаринова. Краснодар: zarlit, 2011 |
| «Современная ситуация в местном самоуправлении в России и Республике Бурятия» на тему | | Лекция Новое время. От традиционного общества к обществу модерна. Буржуа как антропологический тип |
| Лекция Новое время. От традиционного общества к обществу модерна. Буржуа как антропологический тип | | Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования РФ в качестве учебника для студентов высших учебных заведений,... |
| | Государственное регулирование рынка трудовых ресурсов. Современная кадровая политика |