А. Я. Флиер современная культурология
Скачать 0.77 Mb.
|
| Культурология как научная парадигма В качестве научной парадигмы культурология представляет собой характерную для современной науки методологию понимания и интерпретации общественного бытия в его статике и динамике. Это особый ракурс изучения (диагностики) проблем общества на основании анализа его культурных параметров, играющих доминантную роль в формировании его основных сущностных характеристик2. В отличие от отраслевых наук, которые исследуют определенные области природной и социальной реальности по их специфическим объектам и предметам, в любых ракурсах их рассмотрения и по любым проблемам, возникающим в пределах этих предметных областей, научные парадигмы представляют собой именно проблемно сконцентрированные способы описания мира в его целостности. Они не всеохватны по своим интересам, а жестко локализуются по особым ракурсам рассмотрения и проблемным полям анализа реальности, способам ее интерпретации. Характерными примерами таких научных парадигм с выраженными особыми ракурсами рассмотрения и проблемной направленностью интерпретации являются: • синергетика, исследующая алгоритмы самоорганизации систем в природе и отчасти в социальной жизни: • постмодернизм, исследующий современную социокультурную ситуацию в качестве устойчивого хаоса, представляющего собой специфическую модель системообразования не по иерархическим, а по сетевым основаниям, и др. С позиций культурологической парадигмы истолкования общественного бытия, человеческая деятельность и взаимодействие рассматриваются как социально значимая активность людей, стихийно и рефлексивно преследующая цель упорядочения мира (в той его части, которая втянута в сферу непосредственных человеческих интересов). И более всего это касается задач упорядочения самого человека в разнообразных процедурах его деятельности и социальных взаимодействий, упорядочения общества в формах его интеграции, его социальной организации и функционирования, создания эффективной и продуктивной системы нормативных порядков коллективной жизнедеятельности людей. Культура – это наблюдаемый результат (продукт) такой активности, актуальный образец социальной солидарности, изучая который, мы можем аналитически реконструировать, понять и описать основные сущностные параметры и смыслы человеческого бытия, как они понимались тем или иным обществом на том или ином этапе его истории. В таком случае культурология – это современный метод реконструкции и дешифровки смыслов и целей человеческой жизни и деятельности в разные эпохи, закодированных в нормах и результатах ее осуществления (культурных артефактах), а также особый способ научного описания, систематизации и истолкования этой наблюдаемой социальной реальности. Это осмысление общества как культурно интегрированной социальной целостности, образовавшейся в первую очередь на культурных основаниях и регулируемой в своей жизнедеятельности с помощью культуры как универсального способа упорядочения социального бытия. Основная проблемно-ракурсная направленность культурологической парадигмы познания связана со стремлением ученых составить систематическое представление о принципах и алгоритмах образования устойчивых социальных структур, основывающихся не только на совпадении утилитарных интересов взаимодействующих людей (это задача социологии), но и на их ценностных ориентациях, на идеях и социальных смыслах мемориального, актуального и прогностического характера. Разумеется, понимание человеческой деятельности как активности, направленной на упорядочивание мира, встречается в различных философских учениях, но касается этого вопроса в целом умозрительно1. Культурология же постулирует эту сентенцию в ее инструментальном аспекте – как возможность инициирования и регулирования конструктивной социальной активности людей и процедур их взаимодействия не только средствами насилия или угрозы его применения (чем занимается политика), и не только методом апелляции к их материальным интересам (чем занимается экономика), но и с опорой на их внутренние культурно-ценностные установки и предпочтения, чем обеспечивается добровольный характер этой активности. Идея использования ценностных ориентаций людей в социально-регулятивных целях не нова. Многие века этим успешно занималась религия, а идеологические органы тоталитарных режимов достигли в этой практике своих своеобразных рекордов. Вместе с тем культурологический подход к использованию ценностных ориентаций в социальном управлении имеет ряд принципиальных отличий, которые заключаются в следующем. Во-первых, при этом преследуется иная цель – не поддержание политической и идеологической лояльности человека, а стимулирование его конструктивной социальной активности (требуется не верность и стойкость защитника, а мобильность и инициативность разведчика). И, во-вторых, используются иные методы воздействия на волю человека – не угроза наказания за нелояльность, а пробуждение и активизация его заинтересованности в возможности интересной самореализации (принцип «охота пуще неволи»). Непосредственно или опосредованно имея в виду эту социальную цель, культурология концентрирует внимание на возможности и необходимости упорядочения: • процедур деятельности человека; • информационных потоков, стимулирующих эту деятельность; • социально значимых свойств технологий и норм, продуктов и результатов этой деятельности (материальных, интеллектуальных и социальных), а также образов (религиозных, художественных, политико-идеологических, речевых, жестовых, поведенческих, имиджевых), символизирующих и манифестирующих практикуемые культурные порядки; • оснований солидарности и идентичности людей в рамках каждого сообщества; • процессов коммуникации и взаимодействия одного человека с иными людьми, одной общности с иными общностями, стандартизации языков такой коммуникации и норм взаимодействия (специализированных и обыденных взаимоотношений между людьми по поводу их совместного существования и деятельности); • на необходимости придания нормативного характера процессам мировосприятия, мироотражения, интеллектуальной и художественной рефлексии мира человеком, основаниям его самоидентификации и целям социальной самореализации, а также институционализации форм этой нормативности; • организации окружающего (вмещающего) пространства человеческого бытия (в пределах того, насколько эта организация пространства влияет на осуществление человеческой деятельности в соответствии с принятыми нормами) и др. Исторически выработанные технологии и исторически достигнутые результаты этой упорядочивающей деятельности мы и называем словом «культура». Культура – это система порядков жизнедеятельности людей (включая интеллектуальную и художественную практику), причем порядков устойчиво повторяемых, воспроизводимых от прецедента к прецеденту, возведенных в статус социальной нормы и превратившихся в устойчивые стереотипы сознания и поведения (исполняемые как автоматически, так и вполне осознанно). Степень обязательности в соблюдении этих норм может быть разной, что не отменяет саму норму как регулятивный принцип. Практика исполнения таких норм достаточно пластична и осуществляется разными способами: • методом прямого и непосредственного повторения уже усвоенных образцов, не преследующего специальной цели их усовершенствования (обычай, канон, принцип академизма) – воспроизводство традиции; • методом их намеренно интерпретирующего, модифицирующего и трансформирующего исполнения (например, в художественном стиле, научной школе) – развитие традиции; • в форме новационного творчества, разрушающего устаревшие порядки, которые потеряли свою утилитарную или символическую эффективность, и устанавливающего новые порядки (культурная революция, художественный авангард, новая научная парадигма и пр.) – преодоление традиции; • возможна и ситуация естественного затухания традиции (как правило, в ситуации потери актуальности данной социальной функции) – прекращение традиции. Здесь приводятся «чистые» образцы того или иного отношения к традиции, которые в таком выраженном виде встречаются сравнительно не часто. Обычно же, как мы хорошо знаем, обращение к традиции реализуется в том, что широко практикуется использование каких-то форм и исполнение каких-то акций, уже утративших свою утилитарную эффективность, но еще сохраняющих большую или меньшую символическую значимость. Давно уже миновали времена, когда исполнение традиций (обычаев) являлась важнейшим условием реального обеспечения социальной устойчивости сообщества. Сегодня почти все традиции имеют только символический (идеологический) смысл. Хотя при этом им нельзя отказать и в определенной красоте, положительном эмоциональном воздействии, как на исполнителей, так и на зрителей. Например, военные парады, торжественные построения и выносы знамен мало что добавляют к укреплению реальной обороноспособности страны. Но какая же армия психологически готова от них отказаться? Культурная деятельность – это упорядочивающая деятельность. Но важно отметить и то, что культурой мы называем не любую упорядочивающую деятельность человека в каких угодно ее проявлениях, а именно ту ее часть, которая обязательно связана с непосредственным или опосредованным взаимодействием между людьми. Культура – это контекстуально-зависимая деятельность, осуществляемая в режиме устойчивых социальных связей и обусловленная задачами социального взаимодействия. Культура – это то, что растекается между людьми и как строительный раствор связывает их в социальную общность1. Например, поэт пишет стихи в творческом уединении. Но при этом он психологически связан со всеми своими потенциальными читателями. Он знает, что читать эти стихи будут другие люди, ему важно, чтобы стихи им понравились, он намеренно или подсознательно подыгрывает их вкусам (оценкам коллег и критиков, предпочтениям рядовых читателей), и это является опосредованной (контекстуальной) связью его литературного творчества с социальным окружением. Среди многих характеристик, по которым можно измерять культуру, в числе наиболее значимых следует выделить параметры ее устойчивости и изменчивости. Устойчивость – это способность культуры на протяжении длительного времени постоянно воспроизводить какие-то свои свойства, т.е. повторяться. Разумеется, это не сама культура, а люди, осуществляющие какие-то культурно обусловленные действия, повторяют из раза в раз одни и те же действия в одних и тех же алгоритмах и достигают при этом повторяющихся результатов. В противоположность тому изменчивость – это способность культуры меняться. Действуя в этом режиме, люди уже не повторяют освоенное, а изобретают что-то новое, как правило, в связи с необходимостью адаптации к изменившимся внешним обстоятельствам своей жизни, но порой и под влиянием процессов внутреннего саморазвития данной сферы деятельности. Итак, перед нами два принципа деятельности: «Никогда не начинай того, что ты еще не умеешь!» (принцип устойчивости) и «Никогда не повторяй того, что ты уже умеешь!» (принцип изменчивости). Основа культуры – это, несомненно, ее устойчивость, которая реализуется в первую очередь посредством соблюдения традиций (в любых областях деятельности, в образе жизни, в словарном запасе языка, ритуалах социальных взаимодействий и т. п.). Именно устойчивость (неизменность) лежит в основании социокультурной реальности как системного процесса коллективного бытия людей. Устойчивость (традиционность) является «нулевой точкой отсчета» в рамках любой модели культурной динамики. Культура – это прежде всего неоднократный и систематический повтор определенных действий, закрепленных в традиции, стимулы к которому могут быть самыми разными: • успешность, утилитарная эффективность именно этого действия, приносящего желаемый результат, в достаточной мере удовлетворяющий исполнителя; • символическая важность этого действия (как повтор психологически значимого или кем-либо «предписанного» образца); • привычность этого действия и его техническая легкость по сравнению с иными (экономия усилий); • проверенная практикой безопасность этого действия; • привычность этого действия для окружающих, что не будет вызывать в них какой-либо тревоги; • культурная легитимность этого действия, его «допустимость» в общественном мнении и пр. Так или иначе, но чаще всего в качестве действия, совершенного «культурным» образом, мы рассматриваем только действие, которое по тем или иным причинам повторяет какой-то образец, воспроизводит какое-то действие, уже совершавшееся подобным образом ранее. С этой точки зрения можно утверждать, что «культура – это прежде всего повторение». Это утверждение хорошо перекликается с известной сентенцией, гласящей, что «культура – это всегда воспоминание». Вопрос о «культурности» какой-либо новации, еще не имевшей прецедентов, всегда спорен. Но повтор, особенно неоднократный и систематический – всегда культурен. Таким образом, есть все основания полагать, что традиция – это и есть базовая форма культуры (тех действий и их результатов, которые в первую очередь могут быть охарактеризованы как «культурные»), а остальное является уже вариантами точного соблюдения традиции, ее угасания, ее модернизации или же ее намеренного преодоления. Культурная устойчивость (прежде всего в форме традиционности, т.е. повтора, совершаемого не механически, а совершенно осмысленно, в качестве «культурного намерения»), естественно, является основой и такого явления, как культурная самобытность. Самобытность – это накапливаемая совокупность устойчивых и постоянно воспроизводимых социокультурных черт, отражающих особенность (специфичность) образа жизни всякого локального сообщества. Постепенно такого рода культурная самобытность становится не только утилитарно полезной характеристикой жизнедеятельности данного сообщества, но и его внешним отличительным маркером, его атрибутивной чертой, отличающей его от соседей, т.е. обретает символическую значимость. Подобная символико-атрибутивная функция от эпохи к эпохе все больше усиливает свою системообразующую важность и с какого-то момента становится самоцелью культурного существования данного сообщества. Такую культуру принято называть традиционной, и ее устойчивая самобытность (повторяемость) превращается в важнейший инструмент социальной регуляции жизни людей. Вместе с тем, если бы вся культурная реальность сводилась лишь к одной устойчивости, то мы бы с вами до сих пор жили в технологическом режиме раннего палеолита с соответствующими бытовыми неудобствами (без горячей воды в ванной и с неустойчивой телефонной связью). Возможность к развитию и совершенствованию параметров социальной жизни определяется таким свойством культуры как ее изменчивость. Изменчивость культуры связана со способностью людей не только с большим или меньшим автоматизмом повторять привычные действия в привычных ситуациях, что инстинктивно делают и животные, а осознанно – представители традиционных культур под влиянием идеологической установки на нерушимость традиции (обычая). Но люди в каких-то ситуациях способны и импровизировать в поисках лучшего, более эффективного или более экономного решения поставленной задачи. Благодаря таким действиям исполнителей, культура уходит от режима стереотипного повторения усвоенных образцов и переходит в режим «поиска лучшего от хорошего». В принципе такого рода адаптивная пластичность в стереотипах поведения наблюдается и у животных. Культурная изменчивость у людей выделяется тем, что она далеко не всегда имеет утилитарно адаптивный характер. Причины культурной изменчивости связаны с изменением условий, в которых культуре приходится функционировать. В первобытную эпоху это были преимущественно природные условия, но в ходе истории значимость социальных (исторических) условий существования сообществ начала абсолютно доминировать. Особую роль в этом начали играть ценностно-идеологические установки, не преследующие явных утилитарных целей. При этом, как правило, изменение внешних условий (не связанных непосредственно с собственной социокультурной ситуацией) ведет к сравнительно быстрым, но и весьма поверхностным формальным изменениям (мода, стиль, остроактуальные технические новинки и т. п.). А вот фундаментальные внутренние социальные трансформации ведут к не очень быстрым, но глубоким сущностным культурным изменениям при том, что многие поверхностные («внешние») признаки прежнего культурного состояния могут и не меняться. Впрочем, этот баланс между внешним и внутренним влиянием, разной скоростью и радикальностью изменений всегда подвижен и очень ситуативен, нередко зависит от личностных свойств людей, осуществляющих такие изменения, и их персональной заинтересованности в них. В культуре, как в плане ее устойчивости, так и в плане изменчивости ничего не происходит без активной деятельности тех или иных конкретных людей. Устойчивость и изменчивость в культурной динамике осуществляют именно они, и их энергия, направленная в том или ином направлении, не менее важна, чем влияние внешних и внутренних причин. Культурная изменчивость – с позиций эволюционной теории – ведет к последовательному усложнению форм и алгоритмов человеческой жизнедеятельности, технологий, продуктов, социальных структур, порядков поведения и пр. В изменчивости заложен потенциал нарастания эффективности любых процедур человеческой жизни, особенно в ее коллективных формах. Если проследить путь, пройденный человечеством от первых каменных рубил до компьютеров и космических ракет, то это будет самым наглядным примером того, какую пользу принесла нам способность культуры к изменчивости. Конечно, ракеты и компьютеры олицетворяют только технический прогресс, но и обозрение эволюции человеческой нравственности от каннибализма и промискуитета ранней первобытности до этикета викторианской эпохи (вспомните культурную стилистику Шерлока Холмса и доктора Ватсона) и современной политической демократии не может не произвести впечатления. И это тоже результат культурной изменчивости. Было бы несправедливым умолчать здесь и о том, что культурная изменчивость порой может выражаться и в процессах деградации. И мы хорошо знаем массу исторических примеров того. Но мне представляется, что культурная деградация – это лишь следствие социальной деградации данного сообщества. Культурная деградация может сигнализировать о начавшихся процессах социальной деградации, но она не является их причиной. Соперничество между тенденциями устойчивости и изменчивости в известном смысле можно охарактеризовать как основное содержание культурной истории, как внутреннее противоречие, определяющее алгоритм культурной динамики. История культуры – это постоянный (хотя и протекающий с разной скоростью) процесс последовательного наступления тенденции культурной изменчивости, преодолевающей и вытесняющей упорно обороняющуюся тенденцию культурной устойчивости. Процесс заполнения непонятным и «взъерошенным» настоящим территории понятного и «причесанного» прошлого. И процесс этот ускоряется от эпохи к эпохе. Подобную динамику можно описать и в том смысле, что культурная устойчивость в соответствии со своей исходной функцией оказывает сопротивление постоянно меняющемуся социально-историческому контексту существования всякой локальной общности, противостоит ходу истории и жесткости ее давления. А изменчивость – адаптируется к нему, адекватно перестраивается согласно потребностям исторической ситуации, а тем самым и конструктивно использует ее нагрузки. Варьирование между этими двумя крайностями с ситуативным тяготением то туда, то сюда – это и есть конкретная история всякой локальной культуры. Научные исследования, ведущиеся в створе этой познавательной установки, обладают огромным эвристическим потенциалом. Методом подобного изучения общества, проводимого посредством системного анализа его культурных проявлений и дешифровки их скрытых или неявных социальных смыслов, можно осуществлять диагностирование многих социальных проблем, не поддающихся обнаружению иным способом. Это расширяет наше системное знание об окружающей социальной реальности, способствует обнаружению и осмыслению многих неявных закономерностей социальной жизни, структур ее устроения, процедур и алгоритмов функционирования. И это касается не только культуры в ее узком отраслевом понимании, а всех сторон социальной жизни людей. В этой связи нельзя не согласиться с мнением И.М. Быховской, заявляющей, что культуролог – это не тот, кто изучает явления культуры в их самодостаточной ценности и специфических формах (я думаю, что это скорее задачи филолога – изучение вербальных форм, антрополога – поведенческих форм и искусствоведа – художественно-образных форм), а тот, «кто изучает культурную составляющую любых социальных явлений и процессов, в том числе и тех, что относятся к явлениям культуры» 1. В контексте формирования представлений о культурологии как о научной парадигме хотелось бы затронуть еще один вопрос. Известно, что разные научные парадигмы в исследовании общества, как правило, задают собственное специфичное понимание смысла социальной истории, вектора ее направленности и результатов исторического процесса. И в этом видится принципиальное отличие научных парадигм в изучении общества и культуры от общественно-научных методологий, которые не касаются вопроса о том, каким образом осуществляется социокультурная динамика и к каким результатам она приводит, а только задают способ ее изучения (например, структурализм и постструктурализм). Хотя и парадигмы при этом тоже выполняют функции самостоятельных методологий. Например, эволюционистская парадигма в качестве такой генеральной направленности истории и ее видимого социального результата выделяет процесс поэтапного усложнения общественных систем по мере их развития. Цивилизационистская парадигма видит эту направленность и ее результат в нарастании локальной культурной специфичности всякого общества в ходе его истории. Функционалистская парадигма предлагает рассматривать историю как процесс последовательного дробления сфер человеческой деятельности и углубления уровней ее специализации, что приводит к образованию все более и более узко профилированных институтов по удовлетворению различных общественных интересов и потребностей. Постмодернистская парадигма делает акцент на процессе неуклонного расширения границ социальной свободы человека, наблюдаемого по мере исторического развития человечества. Что же является характерным для исторических представлений культурологической парадигмы? На каком аспекте развития общества делает акцент она? Складывается впечатление, что культурология в своем понимании истории, ее закономерностей, движущих сил и результатов основывается (пока еще преимущественно латентно) на результатах наблюдений, свидетельствующих о том, что в ходе исторического развития постепенно возрастает число функциональных оснований человеческой солидарности. А это в свою очередь ведет к расширению возможностей культуры по социальной регуляции процедур жизнедеятельности человеческого общества, к совершенствованию этих процедур и повышению их эффективности. Т.е. в процессе исторической динамики происходит последовательное накопление причин, которые понуждают людей жить вместе, коммуницировать, взаимодействовать, отстаивать общие интересы, и одновременно расширяются возможности культурной регуляции этих социальных взаимодействий. И на каждом последующем этапе исторического развития этих причин и возможностей становится больше, чем на предыдущем, меняется их иерархия, складывается их новая специфическая композиция. Происходит как неуклонное расширение содержания человеческой социальности (и солидарности как ее основания) и перечня стимулирующих ее факторов, так и, тем более, – возрастание числа форм ее реализации. Естественно, что расширение типологии актуальных вариантов солидарности ведет и к такому же возрастанию номенклатуры связанных с ней идентичностей. Этот процесс по существу и описывается культурологией, но он пока еще не полностью отрефлексирован ею, не введен в круг важнейших профилей научного обобщения. В конце концов, сумма предпочитаемых и реализуемых типов человеческой солидарности в их опредмеченном виде, в качестве норм и форм социальной жизни, – это и есть культура. Если люди не будут испытывать потребность быть вместе, то они не будут и устойчиво взаимодействовать, а значит, никакая культура в их среде не сложится. Культура как возможность неотделима от солидарности как своего социально-психологического основания. Культура – это и есть солидарность, реализованная в каких-то конкретных формах. Набор характеристик той или иной культуры в существенной мере определяется композицией разнообразных типов солидарности, актуальных для нее. Различные оттенки и нюансы, трактовки и интерпретации форм этих типов солидарности определяют локальную культурную специфику того или иного общества. По набору доминантных типов солидарности и их иерархии можно определять и стадию исторического развития общества. Когда-то в эпоху палеолита все начиналось с кровнородственной солидарности (обеспечивавшей в первую очередь репродуктивные задачи сохранения рода). Затем в ходе истории к ней начали добавляться типы: • религиозной солидарности (обеспечивавшей идейное единство членов сообщества); • этнической солидарности (обеспечивавшей соседскую коммуникацию и обмен), • политической солидарности (обеспечивавшей внешнюю безопасность и регулировавшей внутреннее потребление), • социальной солидарности (обеспечивавшей и регулировавшей производство и профессиональное обучение), • территориальной солидарности (земляки, местные), • институциональной солидарности (коллеги, однополчане), • гендерной солидарности (феминизм), • возрастной солидарности (молодежь, пенсионеры), • социально-ситуативной солидарности (заключенные, военнопленные, беженцы) и т. п. Каждый из этих типов в ходе истории дробился на более частные сегменты. Например, социальная солидарность: • начиналась в неолите со сплочения людей, ведших единый тип хозяйствования (земледельцы, животноводы, охотники и др.), • с переходом к классовому обществу раздробилась на социально-функциональные сегменты (трудящиеся, молящиеся и сражающиеся), • в аграрную эпоху – на сословные и социально-статусные сегменты (дворянство, духовенство, крестьяне, мещане, рабы), • в индустриальную эпоху – на социально-классовые (пролетарии, буржуазия, интеллигенция), отраслевые (ученые, инженеры, врачи, учителя), институциональные (министры, директора, заведующие) профессионально-квалификационные (академики, профессора, доценты) и иные сегменты. И все это многообразие типов солидарности было связно с сохранением, накоплением и передачей разных сегментов социального опыта. Переход общества от одной стадии развития к следующей всегда знаменовался возникновением некоторого числа новых оснований солидарности и падением актуальности некоторых старых, а также сложением их новой иерархии – по значимости. То же самое можно сказать и о номенклатуре значимых идентичностей. На основании характерной композиции типов солидарности, наиболее актуальных для того или иного общества в тот или иной момент, без особого труда можно определить, на каком этапе социально-исторического развития это общество находится. А на основании динамики разных типов солидарности можно диагностировать и доминирующие тенденции его развития. Новейшими основаниями солидарности, заявившими о себе уже в течение ХХ века и, по всей видимости, связанными с начавшимся переходом к постиндустриальной/информационной стадии развития, стали: • солидарность по экзистенциальным требованиям – общества пацифистов, правозащитников, феминисток, экологистов («зеленых») и пр.; • солидарность по потребительским интересам: автолюбители, дачники, вегетарианцы, члены общества любителей пива, китайской медицины, тайского массажа и пр.; • солидарность по досуговым увлечениям: спортивные болельщики, музыкальные фанаты, киноманы, байкеры, альпинисты, молодежные группировки (хиппи, панки, готы, эмо и пр.), толкиенисты, экстремалы, диггеры, Интернет-блогеры и т. п., за которыми видится большое социальное будущее в обозримой перспективе1. Такое понимание смысла истории и ее социальных результатов представляется эвристичным ракурсом осмысления закономерностей общественного развития, имеющим большую теоретическую и прикладную значимость, который можно использовать и в интересах актуального социального управления. Но главное (в свете рассматриваемой в данном случае проблемы) – это то, что такое понимание истории построено на анализе признаков социальной динамики, более всего проявленных в культуре. По большому счету отследить этот процесс изменений доминантных типов солидарности и их характерных культурных проявлений и выбрать эффективную социальную политику, обусловленную этим знанием, можно только методами культурологического исследования и аналитического обобщения. Но... Только когда культурология сумеет отрефлексировать и систематизировать собственные представления об эволюции потребности людей в коллективном существовании, ее социальных, утилитарных и ценностных основаниях, ее векторной направленности, принципах осуществления и формах выражения, а также сумеет конструктивно соотнести эти представления со взглядами на современное развитие, включив современность в систему своих историософских суждений, сумеет концептуально описать, что происходит с обществом на протяжении его исторического развития, основываясь на динамике его культурных характеристик, она по праву займет достойное место среди общественно-научных парадигм, как особая модель осмысления общественного бытия и ракурсов его исследования. |
Похожие:
 | Григорьева Е. С. Культурология: практикум: учеб пособие / Е. С. Григорьева. Воронеж: фгбоу впо «Воронежский государственный технический... |  | Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления подготовки 072500.... |
| Современная литературная норма и ее кодификация. Понятие «норма литературного языка», «вариант литературной нормы». Виды языковых... | | С современная поэзия: русская и зарубежная (сборник статей) / Под ред. А. В. Татаринова. Краснодар: zarlit, 2011 |
| «Современная ситуация в местном самоуправлении в России и Республике Бурятия» на тему | | Лекция Новое время. От традиционного общества к обществу модерна. Буржуа как антропологический тип |
| Лекция Новое время. От традиционного общества к обществу модерна. Буржуа как антропологический тип | | Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования РФ в качестве учебника для студентов высших учебных заведений,... |
| | Государственное регулирование рынка трудовых ресурсов. Современная кадровая политика |