Использование военной силы
Скачать 7.1 Mb.
|
| «Новые интервенционисты», опубликованной в 1993 г. Указывая на то, что начало 1990-х годов можно сравнить со временем, наступившим после окончания Второй мировой войны, Ст. Стедман полагал, что с окончанием «холодной войны» был дан импульс к рождению новой американской стратегии – «нового интервеционизма». Его сторонники стремились покончить с гражданскими войнами и добиться прекращения нарушений прав человека во всем мире. Они подчеркивали, что «новый интервенционизм» – это необходимый способ установления порядка после «холодной войны». В данном случае речь идет о новой концепции, получившей название «новый интервенционизм», появление которой стало результатом дискуссии в США по вопросам внешней политики. Ст. Стедман расценивал «новый интервенционизм» в качестве новой доктрины внешней политики США, утверждая, что, кажется, наступает новая эра международной безопасности, когда даже самые продолжительные конфликты могут быть урегулированы, однако подчеркивал, что после окончания «холодной войны» ситуация в мире ухудшается. «Америку захватывает «химера нового мирового порядка» и эта иллюзорная идея в условиях жестокого беспорядка во многих государствах породила разновидность «нового интервенционизма», который характеризуется приверженностью к моральным обязательствам и стремлением вмешиваться во внутренние дела стран, которое, однако, должно носить выборочный характер». По мнению Ст. Стедмана, «новый интервенционизм» имеет «корни, растущие из давних традиций американского рвения проводить миссионерскую внешнюю политику» в духе вильсонианства1. Правда, Ст. Стедман делал предупреждение относительно того, что следование политике «нового интервенционизма» может привести к тому, что США будут втянуты во все новые и новые конфликты, а это, в свою очередь, будет способствовать тому, что эпоха, наступившая после окончания «холодной войны», станет более конфронтационной, чем предыдущая. Поэтому США должны выборочно применять военную силу, взяв на вооружение доктрину «селективного интервенционизма». При этом важным для представителей политико-академического сообщества США, отстаивавших либеральные принципы, являлась разработка критериев, позволяющих применять их к использованию военной силы в целях защиты прав человека. Так, еще в 1974 г. профессор университета Вирджинии Р. Лилич предложил 5 критериев, которые необходимо учитывать, перед тем как осуществить вмешательство гуманитарного характера, чтобы оно было рассмотрено в качестве действий, отстаивающих принципы, заложенные в Уставе ООН, даже несмотря на отсутствие санкции со стороны Совета Безопасности ООН. В их числе: 1. Наличие доказательств нарушений прав человека; 2. Масштаб этих нарушений; 3. Наличие «приглашения» со стороны компетентного руководства; 4. Уровень применяемых силовых методов; 5. Относительная беспристрастность государства или государств, осуществляющих применение силовых методов2. В свою очередь, профессор Денверского университета В. Нанда предложил на этот счет свои 5 критериев: 1. Особые (гуманитарные) ограниченные цели; 2. Вмешательство должно быть осуществлено признанным правительством; 3. Ограниченная продолжительность операции; 4. Ограниченное использование силовых методов; 5. Крайнее средство3. Однако наиболее развернутый подход тогда был выдвинут со стороны еще одного профессора университета Вирджинии, Дж. Мура. В 1974 г. он подчеркнул, что вмешательство в защиту прав человека будет оправдано в соответствии с обычным международным правом, если будут учтены следующие критерии: 1. Прямая угроза геноцида или крупномасштабные нарушения главного права человека – на жизнь, что является нарушением между народного права; 2. Применение всех доступных мирных мер по защите находящихся под угрозой прав человека в той степени, которые возможны, согласуясь с защитой этих прав; 3. Неспособность международных организаций предпринять эффективные меры по предотвращению нарушений прав человека; 4. Пропорциональное использование силы, чтобы это не способствовало еще большему ухудшению ситуации; 5. Минимальное воздействие на государственные структуры в рамках государства, где осуществляется такое вмешательство; 6. В случае, если вмешательство осуществляется в защиту прав человека, где та или иная национальная группа борется за самоопределение, то здесь необходима беспристрастность; 7. Быстрое прекращение вмешательства по достижении поставленных целей; 8. Всесторонний доклад о проделанных мероприятиях в Совет Безопасности ООН1. В дальнейшем сходные критерии, однако с учетом изменившейся ситуации на международной арене, были выработаны в 1990-е годы. Так, например, С. Сарур считает, что каждая ситуация уникальна, поэтому, прежде чем принять решение об использовании военной силы для защиты прав человека, необходимо провести анализ соответствующей ситуации и взвесить множество факторов, к которым можно отнести следующие: 1. Наличие надежных и объективных данных, из различных источников, о массовых и систематических нарушениях прав человека; 2. Правительство государства, в рамках которого происходят нарушения, не желает или не в состоянии принять необходимые меры, само ответственно за эти нарушения; 3. Наличие открытого стремления к действию (со стороны международного сообщества); 4. Использование военной силы является последним средством, способным положить конец этим нарушениям; 5. Основная цель вмешательства – прекращение насилия; 6. Надежные и доступные данные о том, ради кого вооруженное вмешательство осуществляется, поддерживают ли его; 7. Необходимость принять во внимание мнения и позиции близлежащих государств; 8. Возможность успешного завершения предпринимаемого вмешательства при умеренных затратах; 9. Осуществление вмешательства не приведет к еще большим проблемам1. Ш. Аудреат со своей стороны выдвинул 6 критериев: 1. Вмешивающиеся государства должны иметь четко поставленные цели; 2. Необходимо иметь представление об экономических, политических и военных возможностях государства, где будет предпринято вмешательство; 3. Руководство операцией должно осуществляться со стороны какого-либо одного государства либо международной организации, поскольку это является ключевым в деле организации действий по вмешательству и созданию соответствующей коалиции, причем в теории это руководство должно осуществляться Советом Безопасности ООН, но на практике лидирующую роль берут на себя отдельно взятые государства; 4. Необходимость поддержки со стороны многосторонней коалиции; 5. Наличие достаточного количества ресурсов для осуществления вмешательства; 6. Разработка четкого плана действий, который должен включать, помимо всего прочего, «стратегию выхода» и план восстановительных мероприятий2. Наконец, наиболее полная характеристика критериев, необходимых для оправдания вооруженного вмешательства, была представлена Дж. Мериамом, который также выделил 6 критериев: 1. Наличие достоверных свидетельств о нарушении прав человека; 2. Масштаб нарушений прав человека, и здесь ключевыми являются такие моменты, как злодеяния в отношении гражданских лиц, подвергающие опасности основополагающее право человека – право на жизнь, эти нарушения должны быть крупномасштабными и совершаться систематически; 3. Использование военной силы является последним средством, способным положить конец нарушениям прав человека; 4. Вмешательство будет законным лишь в том случае, если те, чьи права нарушаются, поддерживают его; 5. Пропорциональность использования военной силы, а также ограниченность сроков вооруженного вмешательства; 6. Многосторонний характер вмешательства3. Согласно С. Хоффману, отдельно взятое государство имеет право на интервенцию в случаях, если: она одобрена ООН или региональной организацией, действующей с согласия и по мандату ООН; ООН не способна к активным действиям по причине организационного паралича ее органов, при фактическом провале уже предпринятой ею акции в данном случае или неготовности региональной организации к действиям, согласно ее решениям; государство, осуществляющее интервенцию, оказывает поддержку демократически избранному правительству, ведущему борьбу с оппозицией, поддерживаемой и направляемой из-за рубежа1. Отдельные представители политико-академического сообщества США считали, что США необходимо вмешиваться везде, где существуют «преступные», по их оценкам, государства, т.к. все эти страны угрожают жизненно важным национальным интересам США. Так, например, С. Хоффман подчеркивал, что «США слишком долго оценивали свои интересы слишком узко, в то время как моральные ценности также являются частью их национальных интересов»2. Помощник Президента США Уильяма Дж. Клинтона по вопросам национальной безопасности Э. Лейк подчеркивал, что «страны-изгои» (Ирак, Иран и Северная Корея, Ливия, Сирия, Куба, Сербия) несут угрозу национальной безопасности США. Они не имеют необходимых ресурсов, чтобы изменить существующий мировой порядок, но в их силах существенно дестабилизировать международную обстановку. Их политика, по мнению Э. Лейка, зачастую носит агрессивный и вызывающий характер. Эти страны стараются противостоять общим тенденциям мирового развития. На этой основе между ними начали крепнуть связи, и, таким образом, «государства-изгои» выступают в роли международной оппозиции, утверждая, что, находясь в изоляции, многие из них заняты разработкой военных программ, в том числе в области ОМУ и средств его доставки. Целью этих программ является создание потенциала для защиты своих режимов и достижения своих целей за рубежом. Кроме того, они являются спонсорами международного терроризма3. Между тем в среде политико-академического сообщества США были и такие представители, которые не разделяли точки зрения либерально настроенных авторов и подвергали критике концепцию «гуманитарного вмешательства». Им, в частности, было свойственно отрицательное отношение к морализаторству в том, что касалось обоснования использования военной силы при урегулировании внутренних конфликтов, поскольку мотивы гуманитарного свойства не являются достаточными, чтобы оправдать вооруженное вмешательство в духе «гуманитарной интервенции». Использование военной силы возможно только в том случае, когда жизненно важные национальные интересы США окажутся под угрозой, что и обеспечит законность вооруженного вмешательства. К примеру, Ф. Закария в 1998 г. подчеркивал: «В ближайшем будущем – от 5 до 10 лет – американское вмешательство в заграничных делах будет происходить благодаря стимулам, идущим от внешнего мира – вакуум власти, гражданские войны, проявления жестокости, голод… Но характер вмешательства будет определяться внутренними обстоятельствами, боязнью крупных потерь и стратегического перенапряжения, гибели американцев. Американцы будут стремиться одновременно следовать риторике интервенционизма, показывая вовлеченность в мировые дела, в то же время избегать реального участия в том, что касается траты времени, денег и энергии. В результате Вашингтон во все большей степени будет превращаться в пустого по своей сути гегемона»1. Дж. Мэршаймер, К. Уолтц и др., стоявшие тогда на позициях неореализма, полагали, что в сложившихся условиях прямое вооруженное вмешательство США в региональные конфликты необходимо только в том случае, если вовлеченное в конфликт государство (государства) имеет исключительное геостратегическое значение для США, например, обладает ценными природными ресурсами, контролирует ключевые транспортные пути, коммуникации или же потенциально способно нарушить баланс сил в стратегически важном регионе, в том числе путем разработки и последующего применения ядерного оружия2. В 2000-е годы исключительный резонанс получили идеи, высказанные представителями неоконсерватизма. Дело в том, что отличительной чертой неоконсерватизма является призыв к агрессивному и бескомпромиссному внедрению демократических устоев в странах с авторитарными режимами, вследствие чего неоконсерваторы оправдывают вмешательство во внутренние дела других государств и ради своих целей активно поддерживают использование военной силы против враждебных США стран. Представители неоконсерваторов (У. Кристол и Р. Каган) считали, что после окончания «холодной войны» нужно следовать той стратегии, которая была разработана в 1980-е годы в недрах администрации Р. Рейгана. США, превратившись, по их словам, в «величайшую державу мира», должны искать и уничтожать «монстров». В связи с этим следует упомянуть о появившейся еще в 1996 г. статье «По направлению к неорейгановской внешней политике», авторами которой стали представители неоконсерваторов У. Кристол и Р. Каган. В ней были изложены основные положения современной неоконсервативной программы. Ее суть заключается в том, что США призваны осуществлять «гуманную глобальную гегемонию» во всем мире на основе своего международного влияния и авторитета, возникшего в результате проводимой в течение предшествующих лет внешней политики. У. Кристол и Р. Каган предлагают следующие «три императива»: во-первых, мощное увеличение расходов на военные нужды; во-вторых, пропаганда патриотизма и милитаристских ценностей среди гражданского населения, «единение народа и армии», рекрутирование в ее ряды как можно больше добровольцев; в-третьих, «моральная ясность» действий, когда, не дожидаясь появления угроз, активно внедрять во всем мире американские политические принципы – демократию, рыночную экономику и уважение к свободе. «Повсюду задаваемый после холодной войны вопрос – Где угроза? – неверно поставлен. В мире, где благополучие и безопасность Америки зависят от американской мощи и решимости использовать ее, главной угрозой для Соединенных Штатов сейчас и в будущем является ее собственная слабость. Американская гегемония является единственным надежным инструментом против крушения мира и международного порядка. Подлинная цель американской внешней политики – сохранение этой гегемонии так долго, насколько это возможно. Чтобы достичь этой цели, Соединенные Штаты нуждаются в политике, направленной на достижение военного превосходства и моральной уверенности». При этом самое большое беспокойство у неоконсерваторов вызывала американская общественность, которая «индифферентна, если даже не враждебна внешней политике и вовлеченности в заграничные дела, более заинтересована в сбалансировании бюджета, чем в мировом господстве, и хотела бы больше получать «мирных дивидендов», чем расходовать деньги на то, чтобы сдерживать войны будущего и, если придется, сражаться в них». По словам У. Кристола и Р. Кагана, американцы в своем большинстве так и не осознали цену благам, свалившимся на них после окончания «холодной войны». На благодушный лад их настраивает «отсутствие видимой угрозы интересам США». Однако американцы не могут понять, что «потенциальные угрозы следует устранять до того, как они обретут опасный масштаб». «Нельзя надеяться на то, что глобальная гегемония дарована раз и навсегда, поэтому целью американской внешней политики должно быть сохранение этой гегемонии как можно дольше»1. У. Кристол и Р. Каган, будучи активными сторонниками использования военной силы, в 2000 г. стали авторами программной по своему характеру публикации, в которой, в частности, указывалось, что в условиях, когда дипломатия терпит неудачу, США должны быть готовы к тому, чтобы использовать методы военно-силового характера для решения международных проблем. Примечательно, что в этой публикации прямо указывается на вероятность «катастрофического, но одновременно и катализирующего события, подобно новому Перл-Харбору», которое можно рассматривать в качестве повода для последующей реализации на практике идеи могущества США в мире2. Между тем в последние годы президентства Дж. Буша-младшего, когда со всей очевидностью обнаружилось, что Америка вовсе не всемогуща и имеет некие, невидимые на первый взгляд, пределы своего влияния в мире, в политико-академическом сообществе США развернулась дискуссия, в центре внимания которой оказались вопросы, которые напрямую не были связаны с проблемой использования военной силы, но так или иначе затрагивали этот аспект. Дело в том, что в последние годы, еще в период президентства Дж. Буша-младшего, в США все чаще стали говорить о начале нового «упадка» Америки. К моменту вступления избранного в ноябре 2008 г. на пост Президента США Б. Обамы в должность главы государства США, как известно, оказались в достаточно сложном положении, и многие американцы разделяли это мнение. «Наш мир меняется значительно быстрее и основательнее, чем мы – или наши политики – готовы признать... Глобальный ландшафт усеян свидетельствами того, что статус Америки как сверхдержавы поистрепался», – подчеркнула 8 апреля 2009 г. The Christian Science Monitor1. Эндрю Дж. Басевич, профессор Бостонского университета, в статье «Прощай, "Американский век"», опубликованной 28 апреля 2009 г. в The Nation, писал: «В своей недавней колонке… Ричард Коэн написал: "То, что Генри Люс назвал "Американским веком", закончилось". Он прав. Осталось лишь забить кол в сердце опасного произведения Люса, чтобы оно не вернулось к жизни. Это потребует некоторых усилий». И далее: «Если сегодня читать наполненное странной смесью шовинизма, религиозности и напыщенности ("Мы должны стать добрым самаритянином для всего мира") эссе Люса, оно не выдерживает критики»2. Огромное количество книг зафиксировало неминуемый крах Pax Americana: «Конец американской эры» Чарльза Э. Купчана3, «Возмездие: последние дни Американской Республики» Ч. Джонсона, утверждающего, что, «вероятно, нам уже не избежать гибели, постигшей в свое время другую сверхдержаву – Советский Союз»4, «Судный день: как гордыня, идеология и алчность рвут Америку на части» Патрика Дж. Бьюкенена, который заявил, что «мы движемся прямиком к общенациональному самоубийству»5, «Мы – Рим? Падение империи и судьба Америки» бывшего редактора журнала Atlantic Monthly К. Мерфи, который предпринял попытку раскрыть многочисленные признаки того, что Соединенные Штаты стремительно катятся к краху, как когда-то Римская империя: к примеру, то, что армия не может получить нужное количество солдат, – классическая черта Римской империи1, наконец, «Конец Америки: письмо-предупреждение молодому патриоту» Н. Вульф2. В книге обозревателя М. Штейна «Америка в одиночестве: конец того мира, который мы знаем» и вовсе утверждалось, что «Запад – преданный идее многообразия культур, которая снижает его собственную уверенность в себе, превратившийся в государство всеобщего благополучия, скатывающееся к праздности и потаканию своим слабостям, не желающий рожать детей, что обрекает его на забвение, – больше, чем когда-либо похож на гибнущую цивилизацию»3. Между тем еще в начале 2000-х годов об «упадке» Америки, согласно настроениям, которые тогда господствовали в американском обществе, речи не шло. К началу третьего тысячелетия идеи в духе Pax Americana окончательно укоренились в американском обществе. Начавшаяся в 2001 г. «война с террором» способствовала усилению этих тенденций, по крайней мере в течение 2001-2005 гг.4. К примеру, после «триумфа» в Ираке американские СМИ охватила настоящая эйфория. «Головокружение от успехов» коснулось даже такой либеральной по своим взглядам газеты, как The New York Times, которая 31 марта 2003 г. в статье «Все дороги ведут в округ Колумбия» подчеркнула: «Сегодня Америка не выступает ни сверхдержавой, ни гегемоном – она является полноправной империей по типу Римской и Британской»5. Джозеф С. Най-младший писал: «Баланс в мире нарушен. Если кто-то еще сомневался в полном превосходстве американской военной силы, Ирак разрешил эти сомнения. Рядом с США, выделяющим почти половину всех средств, направляемых странами всего мира на военные нужды, любая противостоящая им позиция не в состоянии восстановить традиционный военный баланс. Со времен Рима ни одна страна не выглядела таким великаном рядом с остальными. И в самом деле, слово империя обрело реальное, а не условное значение». Констатируя, что «компетентные и уважаемые аналитики, как левой, так и правой ориентации, начинают охотно использовать термин "американская империя" для выражения сути XXI в.», Джозеф С. Най-младший подчеркнул: «Кажется, военная победа в Ираке только подтверждает факт возникновения именно такой новой мировой системы»1. Однако затем ситуация кардинально изменилась, и в США все чаще стали говорить именно об «упадке» Америки. Во многом все это стало происходить с подачи американских СМИ, которые посредством размещения самых разных материалов на эту тему стали инициатором достаточно жесткой полемики, развернувшейся в американском обществе. Так, еще 4 октября 2007 г. в Columbia Spectator появилась статья политолога Ш. Макморриса «Закат сверхдержавы и конец эпохи», в которой автор, в частности, подчеркивал: «История человечества изобилует описаниями падения сверхдержав, но я никогда не думал, что на моих глазах падут Соединенные Штаты Америки. Мне грустно и стыдно от осознания того, во что превратилась моя страна – и не только в моих глазах, но и в глазах остального мира. Мы были образцом целостности, примером для всего мира – а стали посмешищем и подобием боксерской груши»2. Главным объектом критики Ш. Макморриса стала администрация Дж. Буша-младшего. «Администрация Буша предала идеалы Отцов-Основателей ради своих мелких интересов и позволила жадности и ослиному упрямству занять место морали и справедливости, – писал Ш. Макморрис. – Увы, люди во всем мире, слыша слово "Америка", качают головой и поднимают руки вверх. Мое сердце разрывается от мысли, что во всем мире так думают не только об администрации Буша, но и обо всех американцах, – и попробуйте возразить, учитывая, что мы сами дважды проголосовали за то, чтобы эти люди правили нашей страной! Теперь мы, американцы, несем бремя ответственности за то, что наше правительство сделало мир менее безопасным, менее легким для жизни, менее прогрессивным с этической точки зрения. Мои слова могут показаться гневными – это оттого, что я действительно разгневан. Я хочу вернуть свою страну. Я хочу, чтобы за границей меня снова приветствовали с открытой улыбкой, не хочу сгорать со стыда, не хочу желать провалиться сквозь землю, с глаз долой. Где наша мораль? И что случилось с нашими представлениями о приличиях, об уважении?»1. «Меня, как политолога, – продолжал Ш. Макморрис, – просто выворачивает наизнанку от того, как администрация Буша реализует исполнительную власть в самой могущественной стране мира. Мне кажется, что если бы вместо собственных идеалов и собственного разума эти люди принимали решения на основе броска монеты, получилось бы лучше с точки зрения этики. Одно дело – позволять стране плыть по течению, но чего ради еще и смеяться над нами и сыпать соль на раны? Остается утешаться тем, что администрация Буша не в силах решить, как потомки отзовутся о результатах ее действий… Если Америка – самая добродетельная страна в мире, то быть самой могущественной страной ей уже не нужно, однако из-за гоббсовского подхода Буша в духе "пусть сильные делают, что хотят, а слабые – что им скажут" мы оказались изолированными от внешнего мира и расколотыми изнутри. Мы нарушили свои обещания, поступились своими идеалами, тем самым разрушив как собственную репутацию, так и мечтания наших предков. Ни одна страна не может позволить себе взять и объявить свое дело праведным, но Буш сделал это. Праведность можно лишь доказать на деле, а этого Буш сделать не смог. Следовательно, Америка не может поддерживать себя в качестве идеала справедливой системы. Тогда, может быть, мы и не заслуживаем положения сверхдержавы? А если заслуживаем, если хотим вернуть былое положение в мировой иерархии, давайте уже, наконец, очнемся ото сна и не будем засыпать снова!»2. «Американцы! – восклицал Ш. Макморрис. – Мы уже подвели самих себя. Мы подвели весь мир. Мы осквернили прекрасный дворец. Мы заслуживаем лучшего, потому что мы лучше. Настало время перемен. По вине администрации Буша перед нами замаячил конец эпохи, но эпоха не оканчивается на высокой ноте, и в свете этого конца мы не сияем, но горим. Позор Вам, Буш. Позор всем нам»3. Спустя некоторое время, 4 января 2008 г. бывший министр обороны США У. Коэн в статье «Обетование Америке», которая была опубликована в The International Herald Tribune, также обратил внимание на то, что страна оказалась в достаточно сложном положении. «Волна беспокойства и отрицания, прокатившаяся по стране, связана, прежде всего, с осознанием того, что ценности и добродетели, сделавшие Америку источником силы, стабильности и вдохновения для всего мира, находятся в плачевном состоянии», – подчеркнул У. Коэн1. Отмечая, что «мы, американцы, должны сосредоточиться на основополагающих вопросах, ответы на которые должны искать стремящиеся стать лидерами», он задался целым рядом вопросов: «Как восстановить компетентность наших властей и доверие к ним? Как восстановить наш физический и человеческий капитал так, чтобы мы могли вступить в динамично меняющийся мир уверенными в своей конкурентоспособности? Как добиться энергетической безопасности и снизить нашу уязвимость перед самыми нестабильными регионами мира? Как действовать в сложном мире, где другие страны не всегда будут "с нами или против нас"? Как восстановить международное лидерство Америки и вернуться к ценностям, благодаря которым нами так долго восхищались? Как нам применять "умную силу", сочетающую экономические, дипломатические и военные ресурсы для достижения целей в области национальной безопасности и внешней политики? Как призвать граждан всех возрастов, рас и вероисповеданий действовать исходя из того, что мы не только унаследовали нашу чудесную страну у наших родителей, но и берем ее в долг у наших детей?»2. Вопросом о том, как случилось, что авторитет Соединенных Штатов в мире значительно пошатнулся, все чаще стали задаваться тогда многие американские аналитики. К примеру, Р. Каттнер в книге «Проматывание Америки: Как неудачи нашей политики подрывают наше благосостояние» подчеркивает, что девальвация доллара, достигшая унизительной нижней точки при администрации Дж. Буша-младшего, и деградация нравственных ценностей в экономической сфере сеют разруху. По словам Р. Каттнера, война в Ираке привела к разрушению демократии и верховенства закона. Хотя снижению статуса США в мире способствовало несколько факторов, Р. Каттнер, как и большинство аналитиков, был согласен с тем, что война в Ираке стала тем ключевым событием, которое способствовало началу «упадка» Америки3. В свою очередь, М. Наим, главный редактор Foreign Policy, 2 января 2008 г. выступил на страницах The Washington Post со статьей «Тоска по Америке». «В ближайшие несколько лет характер международных отношений изменит острая тоска по американскому лидерству, – писал М. Наим. – Эта тенденция проявится столь же неожиданно, сколь и неизбежно: неожиданно – из-за сильных антиамериканских настроений, охвативших сегодня многие страны мира, а неизбежно –из-за того, что только Америка может заполнить образовавшийся политический вакуум»1. По мнению М. Наима, речь шла о совершенно «другой» Америке, не той Америке, которая стала олицетворением администрации Дж. Буша-младшего. «Мир, понятно, жаждет "возвращения" не той Америки, что в превентивном порядке вторгается на территорию потенциальных противников, выкручивает руки союзникам и пренебрегает международным правом. Он нуждается в той Америке, что способна сплотить вокруг себя страны, в иных случаях сидящие сложа руки, пока международные кризисы выходят из-под контроля; в сверхдержаве, выдвигающей новаторские инициативы по борьбе с серьезнейшими угрозами современности, такими, как изменение климата, распространение ядерного оружия и радикальный исламский фундаментализм. "Спросом" пользуется та Америка, что насаждает международные нормы, способствующие развитию международной торговли, и предпринимает эффективные действия по стабилизации подверженной кризисам мировой экономики. И, естественно, миру нужна сверхдержава, способная нести необходимые для всего этого расходы благодаря своему богатству, которым не обладает никакая другая страна»2. Всемирно известный политолог Зб. Бжезинский в своей книге «Второй шанс: три президента и кризис американской сверхдержавы» указал на то, что в 2000-е годы на международной арене фактически воцарился беспорядок: США увязли в безнадежной иракской войне, атлантическое сообщество дало трещины, палестино-израильский конфликт все еще остается неурегулированным, а США сталкиваются не только с «взлетом» азиатских держав, но и с волной антиамериканских настроений по всему миру. Как выразился Зб. Бжезинский, «американское лидерство во многом утратило легитимность, доверие в мире к институту президентства в США подорвано, нравственная репутация Америки запятнана». 29 сентября 2008 г. Зб. Бжезинский совместно со Б. Скоукрофтом, бывшим советником по вопросам национальной безопасности в администрации Дж. Буша, выступил на страницах The Los Angeles Times. Анализируя изменения, обнаружившиеся в расстановке сил в мире, Зб. Бжезинский писал: «Америка утратила уверенность в себе. Весь мой опыт как взрослого человека был связан с гигантским противоборством мирового масштаба – "холодной войной". Но мы вели ее с уверенностью. А сегодня меня ужасает эта "культура страха", с которой сталкиваешься повсюду. Ясно, что она связана с шоком 9/11. То, что вся страна наблюдала эти события по телевидению, поколебало уверенность американцев. И, как это ни прискорбно, этот страх, на мой взгляд, еще и нагнетался пропагандой. Это было контрпродуктивно. С проблемами, которые нам приходится решать, нельзя успешно справиться, когда страной движет страх»1. Ф. Закария, автор книги «Постамериканский мир», предрекающий рост влияния стран Азии (Китая и Индии), подчеркивал, что начало 2000-х годов следует рассматривать как своеобразный апогей однополярности, когда Америка была «новым Римом»2. «Предшествовавшее ему десятилетие пьянило. Экономика США росла как на дрожжах, курс доллара взлетел до неба, главы американских компаний превратились в суперзвезд мирового масштаба. Затем, после 11 сентября 2001 года, Америка единолично сделала борьбу с терроризмом первым пунктом международной повестки дня. Но это время уже позади». «Америка и сегодня остается мировой сверхдержавой, однако она ослабла. В военно-политической сфере ее гегемония по-прежнему неоспорима, но по остальным составляющим однополярности – экономической, финансовой, культурной – позиции США уже не столь прочны. Отчасти это связано с "взлетом" других держав. Россия, зависевшая в 1990-х от американской помощи и кредитов, сегодня сводит бюджет с профицитом в десятки миллиардов долларов. Страны Восточной Азии, когда-то отчаянно нуждавшиеся в поддержке Международного валютного фонда, теперь финансируют американскую задолженность… Но есть и другая причина. В сфере мировой политики у Америки на руках были мощнейшие козыри, каких не имела в истории ни одна другая страна. Тем не менее почти по всем параметрам – с точки зрения решенных проблем, достигнутых успехов, созданных институтов, укрепления репутации – становится очевидно, что она распоряжается ими крайне неудачно». «Почти по всем объективным показателям положение Америки сегодня вполне благополучно… Тем не менее Америка превратилась в страну, охваченную тревогой, ее беспокоят террористы и "деструктивные государства", мусульмане и мексиканцы, иностранные компании и свободная торговля, иммигранты и международные организации. Самая мощная держава в мировой истории сегодня воспринимает себя как осажденную крепость, одолеваемую силами, не поддающимися ее контролю. "Риторика страха" вводит в заблуждение слишком многих американцев. Мы запугали самих себя настолько, что уверились – у Америки нет другого выхода, кроме как действовать быстро и в одиночку, в превентивном и унилатералистском порядке. В результате мы сумели разрушить десятилетиями формировавшееся доброжелательное отношение к нам во всем мире, оттолкнули союзников и внушили уверенность врагам, не решив при этом большей части внешнеполитических проблем, с которыми столкнулись. Из-за невнимания, страха и бюрократической трусости карикатурный образ "плохого американца" рискует превратиться в реальность», – писал Ф. Закария. В 2008 г. Ф. Закария выступил с серией статей во многих влиятельных периодических изданиях, в которых последовательно излагал именно эту мысль. К примеру, в статье «Будущее американского великодержавия», появившейся во влиятельном издании |
Похожие:
 | Заказчиком иностранной рабочей силы, получением разрешений на привлечение и использование иностранной рабочей силы, разрешений на... |  | Когда парниковый эффект превратит Россию в цепь островов, снова столкнутся великие антагонисты – силы Тьмы и силы Света, и бой их... |
| ... | | Назначение и выплата пенсий по случаю потери кормильца родителям военнослужащих, погибших (умерших) при исполнении обязанностей военной... |
| Законом Челябинской области от 26. 06. 2003 г. N 167-зо "О социальном обеспечении родителей военнослужащих, погибших (умерших) при... | | Целью разработки настоящего Административного регламента является повышение качества предоставления государственной услуги, в том... |
| Сознательный отказ от военной службы перевод общепринятого в европейских языках выражения conscientious objection (СО). В русском... | | Для получения разрешения на привлечение и использование иностранных работников работодатели, заказчики работ (услуг) или уполномоченные... |
| ... | | Незаконное использование труда военнослужащих по призыву и по контракту в целях, не обусловленных исполнением обязанностей военной... |