3
Современная эпоха заставила по-новому осмыслить научное знание. Наука Ренессанса и просвещения были делом немногочисленных избранных одиночек. Как правило ею занимались действительно незаурядные, энциклопедически образованные личности, которым к тому же посчастливилось заручиться поддержкой. В том числе и материальной, у сильных мира сего. Кроме того, наука ХУ111-Х1Х в. в. была прежде всего наукой естественной. Именно физика, механика, химия – стали образцами построения научного знания, своеобразными его эталонами. Сконцентрировавшись на объекте познания, они в силу указанных обстоятельств, могли не задумываться о его субъекте. Это был период счастливого детства классической науки, когда она была свободна от рефлексии творящих её субъектов. Эти субъекты выступали в роли как бы абсолютных, отождествляя себя с Единым Высшим Субъектом. Не случайно считается, что именно монотеистическая религия в действительности стимулировала бурный рост научного знания в Европе. Классические европейские учёные именно так и осмысляли свою деятельность – понять то, как Бог устроил этот мир. Но постепенно круг людей, занимающихся научными исследованиями расширялся. В конце концов, наука превратилась в достаточно рутинную технологию, в которой задействована масса анонимных участников. В результате вопрос о субъекте познания в науке, из чисто патетического перешёл в реальную практическую плоскость (13, 14).
Постмодернистская философия возникла в конце 70-х годов как антитеза духовной культуре, базирующейся на ценностях и идеалах просвещения, и выдвинула в качестве инструмента анализа понятие «языковой игры». Данное понятие было введено Л. Витгенштейном для того, чтобы подчеркнуть, что «говорить на языке – компонент деятельности или форма жизни». Постмодернистская философия выступает с критикой науки, которая обвиняется в обезличивании и отчуждении человека. разум не только утрачивает всякую универсальность, но превращается в характеристику лишь одной языковой игры, в некий симулякр, скрывающий подлинные мотивы и интересы. Языковые игры не соединимы друг с другом, подчиняются различным правилам – которые можно менять в ходе игры и которые не могут притязать даже на минимальную степень обще-значимости и общеобязательности. Тем самым осуществляется релятивизация не только научных суждений, но и этических оценок и норм – они превращаются в локальные сделки, которые не могут и не должны иметь объективного и обязательного значения. Т.е. в пределе нет никаких правил, принципов, законов. Всё решается здесь и сейчас между конкретными участниками сделки. Всё острее становится проблема осознания того, кто, в каких условиях и с какими целями получил данное знание и каков, следовательно, его статус. Наличие договоров в научных сообществах относительно того, что считать истиной нашло выражение в представлении о сменяющих друг друга парадигмах. Таким образом, при анализе научного знания, одной из важнейших проблем является реконструкция субъекта его получения. Деконструкция субъекта позволяет скомпрометировать конкретное знание, показать ограниченность его применения, ситуации, когда оно просто абсурдно (13,14).
Поскольку одним из стержней высшего образования всегда считалась трансляция научных знаний, всё сказанное выше имеет первоочередное значение для организации полноценного учебного процесса. Особенно выпукло данная проблематика выступает в сфере гуманитарного и социального знания. Трагикомизм современной кризисной ситуации в социальной науке продемонстрировал в одной из публикаций А.В. Юревич – директор Центра науковедения Института Истории естествознания и техники РАН (22).
Как указывает А. Юревич, научные статьи либо не издаются вообще, либо издаются достаточно быстро. Именно данное обстоятельство порождает представление о том, что статьи нужны для быстрого распространения научной информации. На самом же деле это большое заблуждение. Один из наиболее известных исследователей информационных процессов в науке Де Солла Прайс убедительно продемонстрировал, что почти половину статей, публикуемых в научных журналах, вообще никто не читает, кроме самого автора и редактора, а более или менее значительный круг читателей находит лишь один процент статей. Но если львиную долю научных статей вообще не читают, то возникает резонный вопрос: для кого они вообще публикуются и, вообще, для кого существуют научные журналы? Ответ очевиден, заключает А. Юревич: для авторов и редакторов. Научные журналы существуют для того, чтобы учёные могли публиковать в них свои статьи, а редакторы подрабатывать, исправляя в них грамматические ошибки. Вовлечённый в гонку публикаций, иронически продолжает А. Юревич, учёный должен решить, читать ему или … писать. Поскольку на то и другое у него просто не хватит времени. Следовательно, те, кто считается учёными – это, по определению люди, сделавшие выбор в пользу второго – т.е. решившие писать, а не читать. Читатели же вымываются из науки путём естественного отбора, поэтому основную часть научных статей никто не читает, ввиду физического отсутствия читателей, то есть учёных читающего типа. А один процент научных статей, которые всё-таки кто-то читает – следствие того, что вымывание читателей происходит не единовременно и прежде чем погибнуть в качестве учёных они всё же успевают что-то прочитать (22).
Здесь можно усмотреть парадокс. Большинство научных статей содержит ссылки на другие научные статьи, которые авторы вроде бы прочитали, а стало быть, они должны уметь не только писать, но и читать. Но это тоже заблуждение, зло иронизирует А. Юревич. Во-первых, многие учёные опираются в своих текстах лишь на ту литературу, которую прочитали в студенческие годы, когда ещё не были учёными, то есть людьми, вовлечёнными в гонку публикаций. Во-вторых, та литература, которая цитируется, или используется авторами статьи каким-либо иным образом, совсем не обязательно им прочитана. Существует приём так называемого вторичного использования, состоящий в том, что можно прочитать всего одну книгу, а потом цитировать описанные в ней работы. Есть аннотации. реферативные сборники и т. п. позволяющие узнавать содержание научных статей, не читая их, и, таким образом, переваривать за час до ста единиц научной продукции. Существуют и другие примеры, позволяющие авторам статей делать вид, что они перечитали большое количество научной литературы, которую на самом деле в глаза не видели. Содержание научной книги, саркастически отмечает А. Юревич, как и любое другое содержание большого значения не имеет. Во всяком случае, установлено, что содержание книг, то, о чём именно учёный пишет, никак не коррелирует с его продвижением по службе. Большим начальником может с равным успехом стать и изучающий крыс и стремящийся перевоспитать человечество. К тому же хорошо известно, что автора всегда понимают не так, как он сам того хочет, а написанное никогда не эквивалентно прочитанному. Именно этот факт лежит в основе современной герменевтики, да и вообще текст, некогда рождённый автором. В дальнейшем ведёт самостоятельное и независимое от него существование. Текст создан не для единственного адресата, а для сообщества читателей (если его никто не читает, это не изменяет ситуацию), которые понимают и интерпретируют его не так, как автор. Но и в процессе своего рождения текст достаточно автономен от автора, который хочет написать одно, а пишет совсем другое. А. Юревич приводит следующие примеры, позаимствованные им из научных статей.
Что пишется
|
Что имеется в виду
|
Давно известно, что
Хотя не оказалось возможным найти точные ответы на поставленные вопросы
Три образца были отобраны для детального изучения
Имеет большое теоретическое и практическое значение
Утверждается, представляется, считается что
Общепринято, что
Наиболее надёжными следует считать результаты, полученные Н.
|
Я не удосужился запастись точными ссылками
Эксперимент провалился, но я считаю, что, по крайней мере, смогу выжать из него публикацию
Результаты, полученные на других образцах, не дали никакой почвы для выводов и прогнозирования
Интересно для меня
Я считаю
Ещё двое отличных ребят думают также как я
Он был моим аспирантом
|
Признание обществом высокого качества научной работы наиболее непосредственно связано с присуждением учёных степеней. А. Юревич пишет, что каждый ребёнок знает: для того, чтобы сделать научную карьеру, надо защитить диссертацию, хотя не всякий взрослый понимает зачем в действительности это нужно. Бытует мнение. Что подобная традиция идёт с тех дано забытых времён, когда учёные степени в нашей стране уважались, за них платили приличные деньги. Например, в хрущёвские времена зарплата среднестатистического кандидата наук была в 3,5 раза, а доктора наук – в 5 раз выше средней зарплаты по стране. Теперь за учёные степени практически ничего не платят, но многие по-прежнему стремятся их получить. За последние годы защит не стало меньше, даже наоборот (21).
Этот парадокс, в самом деле, проще всего выдать за атавизм, списать на консервативность и приверженность архаичным традициям. Но дело не только в этом. Какие, например, традиции могут быть у свежеиспечённых бизнесменов, на долю которых приходится пятая часть защищающихся кандидатских диссертаций? Или у политиков, среди которых считается просто неприличным не иметь учёной степени, причём непременно докторской? Российская наука обогатилась такими докторами наук как В. Жириновский, Г. Зюганов, И. Рыбкин, В. Ресин и др. (21).
Философы различают, указывает А. Юревич, знание-для-себя и знание-для-других. По большому счёту, знание – ничто, если окружающие не ведают, что ты им обладаешь. А как дать им понять, что ты – светоч знания? Лучший способ – предъявить диплом кандидата или доктора наук. Человек, облачённый знанием-для-других, то есть дипломом – это уже совсем другой человек. Возьмём того же политика. Если он просто рассуждает на экономические или политические темы, это его очень уважаемое, но всё же личное мнение. Если же он делает это, будучи доктором или, на худой конец кандидатом экономических, политических или социологических наук, его личное мнение автоматически превращается в суждение эксперта. Ведь эксперт – это человек, высказывающий своё мнение (как правило за деньги и немалые) от имени науки. Поэтому учёные степени, хотя и не дают, как прежде прямых дивидендов, но приносят дивиденды косвенные – и политикам, и бизнесменам, и многим другим.
Процедура подготовки и защиты диссертации, эпатирует читателя А. Юревич – это путь к банкету, и все её промежуточные этапы куда менее существенны. Если вы сподобились написать либо позаимствовать у кого-то уже готовый и лучше неопубликованный текст, этим дело не заканчивается. Вам придётся подготовить ещё один, состоящий из многочисленных справок о том, где и когда вы родились, где учились, чем занимались и т.п. Что же касается текста, то есть того, что вы представляете в качестве самой диссертации, то он большого значения не имеет. Правда, в ряде наук существует не очень удобный для соискателей ритуал: прежде чем написать текст, надо провести какое-нибудь исследование. То есть сходить на какое-нибудь предприятие, например, в школу, на завод или в коммерческую фирму, задать работающим там несколько вопросов – всё равно каких, а затем подсчитать корреляции между их ответами с одной стороны и. скажем, их полом, возрастом, образованием, любимым занятием их бабушек и т. п. – с другой. При этом важно не то, какие вопросы и кому задаются, а то, чтобы этих людей было побольше и, главное, чтобы правильно были подсчитаны коэффициенты корреляции.
Если вы не знаете, что такое коэффициенты корреляции, и вообще относитесь к той многочисленной категории гуманитариев, которая умеет писать, но не считать, вам лучше подготовить не эмпирическую, а теоретическую работу. В большинстве гуманитарных наук существуют два вида теоретических работ. В первом случае автор, последовательно опровергнув все теории, существующие в его области, строит свою собственную теорию (или обещает её построить), демонстрируя, что в его науке все поголовно дураки, кроме него. Во втором – автор собственной теории не выдвигает, а развивает теорию своего начальника, друга или просто уважаемого учёного, показывая, что все остальные – дураки. Второй вариант предпочтительнее, подчёркивает А. Юревич, поскольку, строя свою собственную теорию, автор вынужден доказывать, что дураки все, включая и его начальника, а это может помешать не только защите, но и карьере. История свидетельствует, что научные воззрения учёных почти всегда совпадают с воззрениями их начальников, что можно сформулировать как один из фундаментальных науковедческих законов (21).
4
По мнению ряда исследователей-обществоведов, в России в 90-е г. г. активно продолжалась антиинтеллектуальная политика, свойственная предшествующему советскому периоду. Её плодами являются растущее пренебрежение к интеллектуалам, безнравственное согласие властей на сотрудничество с Западом, превращение страны в сырьевую колонию (Варзанова Т.И., Воробьёв Г.Г. и др.) (8).
Переориентация новых поколений молодёжи в России на профессии, обеспечивающие не интересную работу, а социальный успех, материальное благополучие – тенденции, сложившиеся ещё до 90-х г. г. Однако в 90-е годы они приобретают новые черты. Содержание и характер будущего труда всё больше отходят на задний план, всё чаще их выбор является случайным. Профиль и даже тип образовательного учреждения определяется не стремлением приобрести интересную, желаемую профессию, а возможность решить материальные проблемы и достичь таких социальных целей, для которых содержание, качество и уровень образования, по существу имеют малое значение. Только каждый пятый выпускник средней школы, планирующий продолжить обучение в вузе. Имеет устойчивые профессиональные установки и профессионально-образовательные намерения. Поэтому, изучая социально-профессиональные ориентации, нельзя судить о них как о профессиональном самоопределении и воспринимать их в качестве результата профессионального выбора. Очень сложный путь от ориентации и планов к конкретным намерениям обусловлен многими социальными факторами. Поэтому ориентации чаще всего не совпадают с намерениями и конкретными действиями молодёжи при выборе вуза.
Оказавшись на периферии рыночных отношений, высшая школа была вынуждена радикально изменить основные формы. социальные технологии и мотивационные механизмы образовательной деятельности, сделать ставку на самофинансирование, регионализацию образовательных функций. Под воздействием новой социальной ситуации радикально изменилась ценностно-нормативная среда высшей школы, в которой естественными и одобряемыми становятся рыночные стандарты поведения в сфере образовательной и научной деятельности, в профессиональном самоопределении.
На один из аспектов этого процесса указывает Э.О. Леонтьева (Социологические исследования № 12 2004 с. 121-129) (11). Как отмечает автор, сегодня уже достаточно общепризнано мнение о том, что в современной России теневые процессы захлестнули не только экономику, но и российское общество в целом. Высшие учебные заведения страны тоже втягиваются в эти процессы (по данным ЮНЕСКО объём коррупции в сфере образования России – 0,5 млрд. дол. в год. По данным МВД России – ещё больше – около 1 млрд. долл. в год.) Практически ни для кого не секрет, что в условиях скромного государственного финансирования. учебные заведения работают как «государство в государстве». Наиболее часто в литературе и СМИ освещаются события, связанные со следующими сюжетами теневой деятельности вузов: организация поступления абитуриентов в вузы; установление сумм спонсорской помощи и распределение внебюджетных средств; распределение доходов от предпринимательской деятельности вузов и, наконец. собственно бытовое взяточничество. Студенты, как правило. не замечают никаких других неформальных отношений в вузе, кроме банального бытового взяточничества. Это объясняется тем. что в отношениях взяточничества студент участвует непосредственно и поскольку другие виды «тени» не касаются его столь явно и напрямую, неформальными он считает, прежде всего те отношения с преподавателями, которые складываются вне вузовского регламента по поводу учебных занятий и форм отчётности по ним. Результаты опросов обнаружили. Что большинство студентов не только признают существование теневых отношений в вузе, но и считают их повседневными, рутинными и даже необходимыми элементами деятельности образовательного учреждения. Показательно, по мнению автора, что во многих интервью студенты выражаются совершенно одинаковым образом: «Это часть нашей жизни».
Популярность и открытость взяточничества в вузах создают видимость тотальной вовлеченности абсолютно всех в теневую деятельность. По мнению большинства студентов, принявших участие в опросах, инициаторами взяточничества являются преподаватели, они диктуют правила игры. Вместе с тем, по мнению студентов, среди преподавателей относительно немного таких, кто «заваливает» любыми способами специально ради получения взятки. С другой стороны, схемы покупки оценок уже настолько рутинизировались в некоторых вузах, что преподаватель, не берущий взятки, вызывает непонимание, неприязнь студентов, которые видят в этом нежелание помочь и, в конечном счёте, не понимают, чего он хочет. Было бы проще купить этот зачёт или экзамен, но поскольку преподаватель не покупается, то получается плохо для студента. Такое непонимание оборачивается подозрением, что педагог не берёт, потому что мало дают. Некоторые студенты открыто заявляют, что гипотетически можно купить абсолютно всех, просто у каждого своя цена, а те, кто не берёт, обязательно продались бы за более крупные суммы. Подобный стереотип, как и любой миф обычно подкрепляется «историями из жизни». «Один мой знакомый долго не мог сдать физику, все говорили: не берёт, не берёт, а потом дали ему 7 тысяч и поставил всё как надо». Такой преподаватель, в представлении студентов, лишает его возможности выбирать между «учить» или «купит», а это нарушает привычную модель поведения и расценивается студентов как непорядочность преподавателя.
В некоторых случаях студенты принимали решение получать образование только потому, что у них, а чаще у их родителей, имеется достаточный для этого заработок, и они «смогут всё купить». Такая модель поведения предполагает принципиально иной механизм взяточничества. Инициативной стороной становится студент, которого никто не вынуждает платить. Он, как потребитель, выбирает товар и заинтересован приобрести его как можно быстрее и как можно дешевле, поскольку настроен, как выражается автор, на «покупки в большом количестве».
Большинство студентов считают, что преподаватели берут взятки не от хорошей жизни, из-за чего почти все опрошенные относятся к ним не только без обиды, но даже с пониманием и жалостью: «Пока преподавателю не будут достаточно платить денег, взяточничество не искоренишь».
В целом, из материалов интервью, портрет преподавателя-взяточника глазами студентов складывается примерно такой: это тип социального неудачника, который не смог в своё время занять хорошие позиции и вынужден теперь перекладывать свои материальные проблемы на студентов. Состояние «вынужденности» подобных действий, понимание того, что человек попал в беду по не зависящим от него обстоятельствам, формирует у студентов отношение сочувствия и желания помочь. С другой стороны, тот факт. что эти проблемы перекладываются на них, тоже невиновных в этом положении дел, вызывает раздражение и негативизм. Такой способ зарабатывания денег, как выразилась одна из студенток, это «подстава» (провокация). В оценочных характеристиках причудливо сочетается и то и другое отношение. «Как лично к человеку – отношусь не очень хорошо естественно. Но можно сказать, что лично для меня это очень удобно, в том случае человека начинаешь уважать, хоть таким способом, но помогает студенту» (11).
Рассматриваемые тенденции имеют место не только в современной России, но и в других частях постсоветского пространства. На это указывает, например, в своей статье В. Астахова (Преподаватель высшей школы как носитель интеллигентности (1). Как отмечает автор, проявляющиеся в данный момент тенденции не внушают оптимизма. К сожалению, выполнение своих прямых профессионально-педагогических функций вызывает у преподавателей растущие затруднения (речь идёт об Украине). В связи с ростом численности студенческого контингента, усилением акцентов на самостоятельную работу и индивидуализацию обучения. резко возрастает учебная нагрузка преподавателей, которая в украинской высшей школе пока не учитывается и не оплачивается в полной мере. Снижение коэффициента (норматива по числу студентов, приходящихся на одного преподавателя (без подкрепления образовательного процесса должной материально-технической базой, не оказывает позитивного воздействия на качество обучения и облегчение преподавательского труда. Повышение заработной платы работникам образования в Украине не слишком улучшило их крайне трудное материальное положение. Необходимость дополнительного заработка заставляет педагогов брать большую учебную нагрузку – до 1,5 и даже до 2-х ставок. Да ещё хорошо, если только в своём вузе, а то ведь приходится бегать по разным точкам. В результате истощение сил, проблемы со здоровьем, невозможность полноценно готовится к занятиям, системно заниматься научной работой и собственным самосовершенствованием (театры, литература, спорт, путешествия). Отсюда снижение общей и профессиональной культуры преподавателя, его уважения к своей профессии. В качестве примера автор приводит данные, согласно которым изучение общей эрудиции магистров и молодых преподавателей харьковских вузов показало. Что многие из них боятся внеаудиторного общения со студентами и их родителями именно по причине недостаточной эрудированности. Из более 500 опрошенных 29% респондентов не смогли назвать ни одного современного американского, 32% - русского, 80% - латиноамериканского, 64% - французского писателей. Украинским поэтам и писателям повезло немного больше.
При оценке качества полученного профессионального образования и педагогической подготовки, более половины опрошенных не смогли объективно определить причины личных профессиональных затруднений. Большую часть вины за свои трудности они возлагают на вуз, снимая с себя ответственность за результаты обучения в нём, что свидетельствует о низком уровне профессиональной рефлексии.
Автор (1) подчёркивает, что социологические исследования фиксируют существенные изменения в ценностных ориентациях преподавателей высшей школы. Высокая ориентация на ценности личного благополучия (здоровье, семья, материальное благосостояние, друзья) демонстрирует большое внимание к собственным нуждам – раньше общественные ценности ставились выше личных. Низкий уровень ориентации на общественно-политические ценности показывает, что спокойное. Независимое существование связано скорее не с надеждами на свободное, демократическое общество, а с благополучием «микромира» (семья, друзья, коллеги). Сознание педагогического корпуса. Отмечает В. Астахова, во многом заполнено иллюзиями и стереотипами, приводящими к возникновению таких состояний, как эмоциональное выгорание, психоэнергетическое истощение. По мнению автора, можно сформулировать несколько мифов, традиционно присутствующих в обыденном сознании и создающих серьёзные проблемы для педагога, в частности преподавателя вуза.
Миф о спокойствии (преподаватель в любой ситуации не должен выходить из себя).
Миф о сдержанности 9преподаватель должен всегда держать дистанцию).
Миф о любви ко всем ученикам, студентам (преподаватель должен проявлять одинаковое отношение ко всем студентам).
Миф о необходимости сокрытия чувств, не поддающихся осознанию (преподаватель должен скрывать свои личные чувства).
Миф о педагогическом самопожертвовании (полная самоотдача работе) (1).
В условиях, когда жизненные ценности и идеалы круто и порой диаметрально меняются. А трудовые затраты не окупаются (зарплата. Несмотря на все потуги государства по её повышению в последние годы остаётся крайне низкой, не дающей возможности обеспечить достойную жизнь). Отношение к профессиональной деятельности ухудшается. Престиж педагогической профессии неотвратимо снижается, а отношение к труду становится, мягко говоря, безразличным. Заклинаниями по поводу долга, призвания и прочего, теперь уже ситуацию не улучшить, отмечает автор.
Удивительная перекличка проблем российского и украинского высшего образования может быть проиллюстрирована очень красноречивым конкретным примером.
Постановление от 29 апреля 2006 г. № 256 (Правительство Российской Федерации) О размере тарифной ставки (оклада) первого разряда и о меж-разрядных тарифных коэффициентах Единой тарифной сетки по оплате труда работников федеральных государственных учреждений (17).
Установить с 1 мая 2006 г. тарифную ставку (оклад) первого разряда Единой тарифной сетки по оплате труда работников федеральных государственных учреждений в размере 1100 рублей.
Разряд оплаты труда
|
Тарифные ставки (оклады)
|
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
|
1100 руб.
1144 руб.
1196 руб.
1256,20 руб.
1354,80 руб.
1547,70 руб.
1700,60 руб.
1868,50 руб.
2052,60 руб.
2251,70 руб.
2466,20 руб.
2665,30 руб.
2879,80 руб.
3094,30 руб.
3339,60 руб.
3684,90 руб.
3861 руб.
4950 руб.
|
Премьер министр М.Е. Фрадков
Важно отметить, что к маю 2006 г. официально установленный прожиточный минимум в г. Москве составлял 4815 рублей. Таким образом, фактически все разряды тарифной сетки оказываются ниже этого уровня и, следовательно, не позволяют даже наиболее обеспеченным работникам федеральных государственных учреждений приобрести на свой оклад минимальную потребительскую корзину. Следовательно, официально все они автоматически помещены ниже официальной черты бедности.
Можно использовать и некоторые другие критерии. Например, средняя стоимость автомобиля на данный период составляла 250 000 руб. Это более 5 годовых окладов наиболее высоко оплачиваемых работников федеральных учреждений. Для сравнения в Германии цена среднего автомобиля составляет 0,5 среднего годового оклада т.е. разница более чем в 10 раз). Средняя стоимость 1 квадратного метра жилья в г. Москве составляла 100 000 руб. Это более 2 годовых окладов наиболее высоко оплачиваемых федеральных работников. Несложные подсчёты рисуют безнадёжную перспективу. Даже если наиболее высоко оплачиваемый работник федерального учреждения не будет вообще расходовать средств на питание, одежду, коммунальные услуги, отдых, лечение (что разумеется, полный абсурд) для того, чтобы купить средний автомобиль и однокомнатную квартиру ему потребуется непрерывно работать 100 (!) лет. Начав профессиональную деятельность условно в 20 лет, он только к 120 годам может приобрести весьма скромное жильё и автомобиль. Подчеркнём, что при этом он. как ни странно всё это время (100 лет) не должен питаться, тратить средства на одежду, отдых, коммунальные услуги и тем более развлечения.
Подобная политика тарификации оплаты профессионального труда, очевидно, создаёт неблагоприятный моральный климат в обществе и прежде всего в сфере трудовой и профессиональной этики.
|
