ПЕЧКА-МАТУШКА
На Руси издревле печь считается главным богатством. Ведь она кормит, согревает людей. Недаром в устном народном творчестве русский народ называет её бабушкой, матерью, девицей, подразумевая под этими словами готовность всегда помочь людям.
Именно такими добрыми старушками и являются печки в нашем селе. Да и невозможно представить настоящего русского дома без белоснежной русской печи. Мы решили узнать, как кладётся печь, познакомиться с мастерами, их жизнью.
Изучая данную тему, нам пришлось не раз отправиться в этнографические экспедиции, которые стали неотъемлемой частью нашей работы. Побывали в музеях, библиотеках. Выполнили макет, чертежи, рисунки, фотоснимки. Незабываемы встречи со старожилами нашего села - знаменитыми на всю округу печниками.
Сначала я хочу рассказать вам о моём дедушке Болдыреве Александре Ивановиче. Сейчас ему 70 лет, он - настоящий мастер, талантливый строитель сельских домов и печей. За добросовестный труд имеет много почётных грамот, ценных подарков. Дедушка - ветеран труда. Класть печи он научился ещё в молодости. Это мастерство ему передалось от отца Болдырева Ивана Семеновича, который в своё время славился особым умением в кладке печей. От дедушки я узнала о том, что у каждого печника были свои секреты. Они держались в тайне.
Следующая наша встреча состоялась с печником, известным не только в своём селе, Клеймёновым Николаем Афанасьевичем, 1924 года рождения. За время своей жизни он сложил около 100 печей. Он - почётный, уважаемый житель нашего села. Беседуя с ними, мы поняли, что класть печи - это целое искусство. Вoт что поведали нам наши земляки-печники.
Сначала выкладывали фундамент из обожжённого красного кирпича. Кирпич обжигали сами, но сначала ему придавалась форма. А как это делалось, мы увидели в музее Вязовицкой средней школы, там хранится настоящий станок. Мы были свидетелями получения кирпичей. Потом выкладывается подпечье для хранения различного инвентаря: ухвата, кочерги, лопаты, рогача. Далее делали поджарники - деревянный настил из толстых досок или брёвен, которым перекрывали подпечье и клали их на фундамент. Засыпали глиной или песком, чтобы доски не прогорали. В передней стенке печи делали холодную печурку, или, как у нас называют, подзагнетку для хранения мелкой посуды.
С передней стороны, на уровне пода печи, примерно на высоте 80-90 см от пола выкладывают шесток. У нас это ровное место называют загнетка. На неё ставят посуду с пищей до варки или после. Здесь же выкладывают под. Кладут его из кирпича только ровного, гладкого, сразу на засыпку, которая долго удерживает тепло под подом. Поэтому он хорошо пропекает хлеб. Под настилают с небольшим подъёмом к задней стенке, на 3-4 см выше загнетки. Это необходимо для лучшего притока воздуха к задней части камеры, что обеспечивает полное и равномерное сгорание топлива. Если под выполнен без наклона, то топливо сгорает медленно, и печь нагревается слабо. Свод камеры выкладывают ещё с большим наклоном к задней стенке, чем под. Такой подъём свода направляет горячие потоки воздуха к задней части камеры и обеспечивает ее лучшее нагревание, особенно пода. Хочется отметить, что это первый секрет моего деда. Затем ставят кружало - опалубку по форме устья. Желательно вставить в устье толстую проволоку. После сводят своды, которые могут иметь разную форму. Форма свода имеет большое значение. Например, своды полуциркулярной формы выполнять легче, но от них неравномерно отражается тепло и слабо нагревается под. А пологие трёхцентровые своды класть труднее, но они обеспечивают более сильное нагревание. Это второй секрет моего дедушки. Свод кладется одновременно с обеих сторон. Все внутренние поверхности печи должны быть очень гладкими, чтобы тяга была лучше, и лучше проходил дым в трубу без задымления. А это секрет нашего односельчанина Николая Афанасьевича Клеймёнова.
Топили печь соломой, кизяком, дровами. Устье после топки обязательно закрывали заслонкой, чтобы дольше удержать тепло. У печи были печурки, которые выкладывали с одной или двух сторон, в них хранили некоторые предметы, сушили валенки, рукавицы. Выкладывали грубку и дымоход, через который выходили газы и дым. Чтобы дольше сохранить тепло, по потолку клали боров, а потом трубу. А еще для удержания тепла в печи ставили вьюшку, а над ней задвижку. Задвижка над вьюшкой удобна тем, что при топке печи, для лучшего нагревания грубки, задвижку немного прикрывали. Сверху выкладывалась лежанка, где играли и спали дети.
А теперь немного о практическом значении русских печей. Изучая и наблюдая, мы пришли к выводу, что, прежде всего, печи греют, кормят. Здесь варят, жарят, выпекают душистый подовый хлеб. Образ русской печки, как необходимый атрибут деревенского уклада жизни, часто встречается в устном народном творчестве. О печке народ сложил множество пословиц, поговорок, загадок.
Сегодня мы можем сказать с уверенностью, что русская печь не исчезает. Сейчас во многих домах на основе русской печи выкладываются камины, которые манят своим теплом и уютом.
Валентина Клопыжникова,
СОШ с. Перехваль Данковского района.
Руководитель: И.Ф. Малюков.
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАРИСОВКИ
Мое родное село расположено в живописном месте. Само название заставляет задуматься. Несомненно, оно идет с давних пор и связано с определенными событиями. Об этом говорят многочисленные легенды. Вот одна из них.
Давным-давно люди в поисках привольных мест забрели в чужой уголок на излучине Тихого Дона. Очарованные красотой цветущих лугов, решили они поселиться здесь, предположив, что и урожай должен быть отменным. А вот урожай-то и подвел. «Перехвалили мы места эти», - сказали люди. И пошло с тех пор - Перехваль. На протяжении столетий жители Перехвали несли свои народные традиции, создавали свою культуру. Она была тесно связана с самой жизнью села, с любовью к земле, на которой так трудно жили перехвальцы, проявлялась в рукотворных вещах, узорах одежды, в ткачестве и вышивке, и, конечно же, в убранстве дома.
Когда-то перехвальский дом представлял собой сложную, хорошо продуманную и веками создававшуюся систему заклинательных охранительных мер. Хоромы - крепость, внутри которой даже зловещие духи не страшны, ограждены целой системой «овеществленных заговоров», вырезанных из дерева. Заклинательные элементы располагались на воротах, вокруг окон. К сожалению, об убранстве перехвальских домов сегодня мы можем судить лишь по фрагментам резьбы немногочисленных деревянных крылечек. Чаще всего она представлена зигзагообразной линией, изображающей воду. Веками крестьяне приспосабливали жилище к образу своей жизни.
Традиционный перехвальский дом состоит из трех частей: избы, горницы и сеней.
Сени - своеобразный тамбур между улицей, жилой и хозяйственной частями дома. Через них можно выйти в сарай, на скотный двор, чердак. В горнице хранилась одежда, обувь, домашняя утварь. Нередко в летнее время в горнице жили.
Планировку избы определяло расположение печи. В перехвальских домах она располагалась в правом углу напротив входа. Печь - душа крестьянского дома. Сложить хорошую печь не просто. Перехвальские печники знали толк в этом деле.
В печи готовили пищу, пекли хлеб и пироги, сушили грибы и ягоды. На печи, в самом теплом местечке, обычно спали старики, а на пристроенных сбоку полатях - дети. В печи «парили» заболевших детей. С печью связано немало любопытных преданий и обычаев. Считалось, что за ней живет домовой - хранитель домашнего очага. Под нее бросали выпавшие молочные зубы со словами: «мышка, мышка, на, тебе, зуб лубяной, а мне дай костяной».
Угол напротив устья печи считался рабочим местом хозяйки и назывался «бабий кут». Все здесь было приспособлено для приготовления пищи. У печи стояли кочерга, чапля, рогач, деревянная лопата. Вдоль стены на полке располагалась нехитрая крестьянская посуда: горшки, ковши, чашки, миски, ложки. Мастерил их из дерева, как правило, сам хозяин дома. Резьба, которой украшалась посуда, часто передавала мировоззрение мастера.
Почетное место в перехвальской избе – «красный угол», располагавшийся по диагонали от печи, слева от входа. Здесь, на специальной полке, стояли иконы. И поныне красный угол старательно украшают перехвальские бабушки. Образа, убранные в красочно вышитые рушники, делают избу наряднее, создают атмосферу уюта. Непонятные сегодня моим односельчанам вышитые символы невидимо охраняли наших предков от напастей. До нас они дошли из языческой древности.
На протяжении всей жизни человека сопровождали символы и обряды.
Роды принимала специально приглашенная повивальная бабка. От всевозможных болезней ребенка защищали охранительные знаки и символы, вышитые на детской простыне - «уголке». Одним из распространенных мотивов перехвальской вышивки является «рожаница» - местное название сосуда. Если ребенок все же заболел, на помощь приходили заговоры. «Золотуха, краснуха, яснуха, выйди, выйди из младенца, пойди в лес, найди там гнилушку. горькую осинушку - там тебе место». Новорожденному приносили подарки – «на зубок». После обряда крещения ребенок приобретал ангела - хранителя.
Не менее важным моментом в жизни сельчан была свадьба. Рождение новой семьи обязательно сопровождалось веселым гулянием. Лучшей свадебной порой в селе считались осень и зима, когда были закончены все сельскохозяйственные работы. У крестьян появлялось свободное время для подготовки торжества.
Свадьба обязательно предполагала сватовство. Вопрос о выборе жениха или невесты чаще всего решали родители. Выбирали сваху, она могла так расхвалить жениха или невесту, будто они лучшие на свете. Устраивали смотрины – «глядежки». После смотрин происходил «сговор», где родители жениха и невесты окончательно договаривались о дне свадьбы, о расходах, о размерах приданого и подарков. Отцы в знак согласия «били по рукам». Начиналась подготовка свадьбы. За два-три дня до свадьбы «покупали постель». Накануне свадьбы у невесты устраивался «девишник». Исторически свадьба состояла из двух частей - народного гуляния и венчания в церкви. Чтобы жених с невестой жили богато, их обсыпали овсом. После венчания муж заплетал косу жене - чтобы жить им в согласии.
Татьяна Малютина,
ЦДЮТур Елецкого района.
Руководитель В.А. Душичкин.
ОБРАЗ В. ПАЩЕНКО В ПОЭЗИИ И. БУНИНА
Варвара Владимировна Пащенко, дочь елецкого врача, родилась в 1870 году, как и сам И.А. Бунин, и была ему гражданской женой с августа 1890 года по 4 ноября 1894 года. А любовь к этой елецкой девушке Иван Алексеевич пронес через всю свою жизнь. Она стала его «сияющей и путеводной звездой». Писатель пронес образ любимой через все свое творчество, воплотил черты ее характера в героинях многих рассказов. Это бесспорно и доказано многими исследователями творчества Бунина. Я в своей работе поставила совсем скромную задачу: просто посмотреть, как отразились чувства Ивана Алексеевича - не писателя, а поэта, к Варваре Пащенко в его творчестве, в поэзии.
Гордый и в то же время очень ранимый Иван Бунин, брошенный и униженный Варварой Пащенко, всю жизнь скрывал от окружающих, особенно от жены Муромцевой, свои подлинные чувства к этой девушке. Но эти чувства всю жизнь, помимо его воли, проявлялись в творчестве.
28 августа 1890 года Иван Бунин пишет письмо своему брату, самому близкому другу и учителю, Юлию Алексеевичу Бунину:
«Я познакомился с нею года полтора тому назад (кажется, в июне прошлого года), в редакции «Орловского вестника». Вышла к чаю утром девица высокая, с очень красивыми чертами лица, в пенсне. …Потом мы встретились в самом начале мая у Бибиковых (в их имении в селе Воргол) очень радостно, друзьями. Проговорили часов пять без перерыву, гуляя по садочку. Сперва она играла на рояле в беседке все из Чайковского, потом бродили по дорожкам. Говорили о многом; она, честное слово, здорово понимает в стихах, в музыке. И не думай, пожалуйста, что был какой-нибудь жалкий шаблонный разговор. Уходя и ложась спать, я думал: «Вот милая, чуткая девица».
…С июня я начал часто бывать у них в доме. …В начале августа я опять был у них. Когда я начал бормотать, что, мол, не вздумайте еще посмеяться над стихами, она сказала: «Если вы меня считаете способной на это, зачем писали? И зачем подозреваете, когда знаете, как я отношусь к вам. Вы мне всегда казались милым и хорошим, как никто». Уехал я опять с грустно-поэтичным чувством. Дома я долго размышлял над этим. Чувство не проходило. И хорошее это было чувство. Я еще никогда так разумно и благородно не любил. Все мое чувство состоит из поэзии... Милый Юринька, ты не поверишь, каким перерожденным я чувствовал и чувствую себя!..
Восьмого августа я опять приехал к ним в Елец и вместе с ее братом и с нею поехал к Анне Николаевне Бибиковой в имение их верст за десять от Ельца на Воргле. У Бибиковой есть еще брат Арсений (лет 18), приехала еще некая Ильинская, барышня, занимавшаяся прежде в «Орловском вестнике». Стариков - только один Бибиков, но он к нам почти не показывался. Было очень весело и хорошо. Мы провели там трое суток. И вот 12-го ночью мы все сидели на балконе. Ночь была темная, теплая. Мы встали и пошли гулять с Пащенко по темной акациевой аллее. Заговорили. Между прочим, держа ее под руку, я тихонько поцеловал ее руку».
Ночь, балкон, темные аллеи... все это неоднократно возникало после в творчестве И.А. Бунина. А «Темными аллеями» он даже назвал целый сборник рассказов о любви. Варваре Пащенко он посвятил стихотворения «Тихой ночью поздний месяц вышел...». (27 августа 1916 г.), «Печаль ресниц, сияющих и черных...» (27 августа 1922 г.).
Через десять лет, в 1932 году, когда Бунин уже написал «Лику», он говорил о своей работе над этим произведением: «Беру перо в руки и плачу. Потом начал видеть ее во сне. Она являлась ко мне такая же, какой я ее знал. Проснулся однажды и думаю: «Господи, да ведь это, быть может, главная моя любовь за всю жизнь». Бунину в это время было 62 года.
Но вернемся к датам. Стихи написаны 27 августа, в них нет ни заглавия, ни посвящения, но несомненно, что они адресованы Варваре Владимировне Пащенко. А восторженное письмо к брату Бунин написал 28 августа 1890 года, т.е. на следующий день после 27-го. Можно предположить, 27 августа стало для Бунина незабываемым днем, крупным событием, возможно, в этот день Иван Бунин и Варвара Пащенко, втайне от всех, стали мужем и женой.
После 4 лет совместной жизни, полной счастья, безденежья, ссор и проблем, произошел давно назревающий разрыв.
8 июля 1892 года Варя пишет письмо брату И.А. Бунина, Юлию Алексеевичу Бунину: «…За последнее время особенно часты и резки стали наши ссоры с Ваней; сначала я и сама придерживалась пословицы: «милые бранятся…», и каждая наша ссора кончалась хорошим миром, теперь же эти ссоры участились, и мы, буквально, миримся для того, чтобы вновь поссориться. Вам покажется странным, что я не поговорила об этом с вами лично, это потому, что перед самым вашим приездом сюда Иван мне поклялся, что он будет верить мне, перестанет изыскивать предлоги для ссор... Я всему этому еще раз поверила, но, конечно, напрасно: на другой же день мы поссорились, и поссорились серьезно. Так длилось больше месяца; теперь я уже не верю ни его обещаниям, ни клятвам...».
В это же время Варя пишет письмо И.А. Бунину и уезжает из Орла в Елец: «Уезжаю, Ваня!». На этот раз Юлию Алексеевичу, который приезжал в Орел, удалось уладить отношения Варвары Владимировны и Ивана Алексеевича.
И все-таки через 2 года, 4 ноября 1894 года, в день присяги Николая II, В.В. Пащенко, воспользовавшись тем, что «все мужчины отправились в собор и в приходские храмы», уехала, оставив Бунину записку: «Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом...». Эта фраза много раз эхом повторится в творчестве И. Бунина. И в «Митиной любви», и в «Последнем свидании», и в «Жизни Арсеньева». Вернувшись в Елец, Пащенко почти сразу вышла замуж за друга Бунина - Арсения Бибикова. Бунин писал Юлию, что, услыхав о замужестве Вари, «насилу выбрался на улицу, потому что совсем зашумело в ушах, и голова похолодела, и почти бегом бегал часа три по Ельцу, около дома Бибикова, расспрашивал про Бибикова, где он, женился ли. «Да, говорят, на Пащенко...». Я хотел ехать сейчас на Воргол, идти к Пащенко и т.д., однако собрал все силы ума и на вокзал, потому что быть одному мне было прямо страшно. На вокзале у меня лила кровь из носу, и я страшно ослабел. А потом ночью пер со станции в Огневку, и, брат, никогда я не забуду этой ночи! Ах, ну к черту их - тут, очевидно, роль сыграли 200 десятин земельки».
Боль и обида были столь остры, что и через 10 лет отчетливо прозвучали в стихотворении «Одиночество»:
…Вчера ты была у меня,
Но тебе уж тоскливо со мной.
Под вечер ненастного дня
Ты мне стала казаться женой...
Что ж, прощай! Как-нибудь до весны
Проживу и один - без жены...
В 1915 году у Варвары Владимировны Пащенко-Бибиковой от чахотки умирает отправленная на лечение за границу дочь. А через 2 года, в 1917 году, от той же болезни умирает и Варвара Владимировна Пащенко.
Должно быть, Бунин узнаёт о смерти Вари в сентябре 1917 года. Именно в сентябре 19 числа, 24 и 30 он пишет «Эпитафию», «Свет незакатный», «Мы сидели у печки...».
Через год тема смерти достигает в творчестве Бунина высшей точки, и он начинает уже о себе:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет - господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
Но Бунину суждено будет прожить еще долгую-долгую жизнь. Уже глубоким стариком он встретит свою последнюю любовь - Галину Кузнецову, молодую поэтессу, девушку, которая на 40 лет младше его, и в ней он увидит свою Варю, свою Лику.
Татьяна Изгаршева,
СОШ № 33 г. Липецка.
Руководитель: Э.В. Плетнева. |
