Гоу впо «Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского» Грачев С. И
Скачать 3.49 Mb.
|
| Глава 4. Градация международного терроризма по видам На рубеже тысячелетий на международной арене произошли и активно происходят в настоящее время кардинальные перемены, во многом положительно изменяющие основы международных отношений. Это оказало и продолжает оказывать влияние на пересмотр и даже переоценку многих прежних концепций и понятий международного права. Как известно, длительное время наряду с понятием «международный терроризм» широко употреблялось (пожалуй, и употребляется до настоящего времени) понятие «государственный терроризм». Вопрос об их содержании и соотношении всегда вызывал дискуссии, которые в последние двадцать лет, несмотря на активную деидеологизацию международных отношений, не потеряли своей остроты. Многочисленные примеры последнего времени подтверждают, что использование государством террористических методов и средств для достижения определенных целей, к сожалению, сохраняется. Ранее в отечественной международно-правовой литературе под международным терроризмом понимались террористические акты, организуемые, поддерживаемые либо поощряемые государством [1], поэтому вопрос о соотношении данных понятий не возникал. На территории Западной Европы и США в конце 70-х и в начале 80-х годов возобладала тенденция ставить знак равенства между международным терроризмом и терроризмом, поддерживаемым государством. Когда же многочисленные случаи показали, что акты международного терроризма могут совершаться как государствами, так и автономно действующими группами физических лиц, термин «государственный терроризм» стали понимать как обозначение наиболее опасной разновидности международного терроризма [2]. Таким образом, в зависимости от субъектов террористической деятельности международный терроризм подразделяется на два вида: 1. Террористическая деятельность, организуемая и осуществляемая государством, т.е. государственный терроризм. 2. Террористическая деятельность, организуемая и осуществляемая лицами или группами лиц, объединенными в организации, самостоятельно, независимо от каких-либо государств, – транснациональный терроризм. 4.1. Государственный терроризм. Наибольшую угрозу для международного правопорядка представляет террористическая деятельность, субъектом которой являются государства. Политико-правовая характеристика этого явления неизбежно предполагает рассмотрение широко используемого в практике международных отношений понятия «государственный терроризм». Этот термин применяется во внешнеполитических документах ряда государств, средствами массовой информации, в научных разработках. Содержание его толкуется неоднозначно, его соотношение с понятием «международный терроризм» не всегда определяется с достаточной четкостью. Путаница в терминологии, понятийном аппарате, которая длится уже не один десяток лет, затрудняет взаимопонимание между государствами, отрицательно сказывается на эффективности правотворческой и правоприменительной деятельности. Поэтому можно понять тех ученых, которые предлагают вообще отказаться от употребления понятия «государственный терроризм». Хотя такое предложение и не лишено смысла, оно невыполнимо. Само явление государственного терроризма существует, и отражающее его суть понятие живет самостоятельной жизнью и используется в официальных документах многих государств, публицистике, научных исследованиях. Воспрепятствовать его использованию, изъять из употребления в международной политике весьма сложно. А посему наиболее целесообразным представляется насколько возможно точно определить понятие «государственный терроризм», уяснить его место в структуре международного терроризма. Наиболее признанное понятие «государственный терроризм» закреплено в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 39/159 [3] «О недопустимости политики государственного терроризма и любых действий государств, направленных на подрыв общественно-политического строя в других суверенных государствах», принятой на 39-й сессии в 1984 году. В принципе, развернутого определения понятия «государственный терроризм» эта резолюция не содержала. Лишь в самых общих чертах он определялся как действия, направленные на насильственное изменение или подрыв общественно-политического строя суверенных государств, дестабилизацию и свержение их законных правительств. Характерно, что до сих пор общепризнанного определения понятия «государственный терроризм» доктрине международного права выработать не удалось. Как отмечает в своей работе Е.Г. Ляхов, государственный терроризм «хоть и исследовался в СССР, но обстоятельной и приемлемой правовой и международно-правовой характеристик, определяющих его возможное место среди иных категорий, пока не имеет» [4]. О значительной сложности и серьезности данной проблемы высказывается и Н.С. Беглова [5]. Тем не менее, указанная резолюция, как и другие подобные акты Генеральной Ассамблеи ООН, является разновидностью социальных норм и играет существенную регулирующую роль. В контексте упомянутой резолюции понятие «государственный терроризм» раскрывается в работах Н.Б. Крылова, Ю.А. Решетова, Л.А. Моджорян и других авторов [6]. Характеризуя объективную сторону государственного терроризма, Ю.А. Решетов и Н.Б. Крылов отмечают, что он объединяет целый ряд уже известных составов преступлений, как бы аккумулирует все возможные виды запрещенных правом актов, как самых древних, например, наемничество, так и ультрасовременных – «психологическая война» [7]. Л.А. Моджорян определяет государственный терроризм как «акт организованного насилия государства или его органов – экономического давления, психологического воздействия, политического нажима, военного вторжения, – направленный на устранение иностранных политических деятелей, на создание паники среди населения иностранных государств и дестабилизацию его системы управления с целью достижения определенных политических результатов: изменения общественно-политического строя, свержения правительства, предоставление государству-террористу тех или иных выгод и преимуществ» [8]. Эти действия с международно-правовой точки зрения представляют собой противоправное применение силы. Причем в данном случае термин «сила» понимается в широком его значении [9]. Е.Г. Ляхов термин «государственный терроризм» в своих работах не использует, но также выделяет террористические акты, затрагивающие международные отношения, в отдельную группу в случае, когда «субъектом преступления является государство». Он рассматривает их как наиболее опасные для международного правопорядка и квалифицирует как международное преступление (террористические акты, совершаемые автономно действующими физическими лицами, он определяет как «вид терроризма, затрагивающего международные отношения») [10]. Однако при характеристике действий, составляющих данное преступление, ученые дают, как представляется, чрезмерно широкую трактовку этого понятия. Отмечая, что государственный терроризм – это организация и поощрение государством именно террористических актов, сюда же они относят и акты агрессии, и наемничество, и применение мер экономического давления, и политический шантаж. В этом плане показательно определение, данное Л.А. Моджорян в монографии «Терроризм на море», где ученая отмечает: «...это тактика организованного насилия государства или его органов, построенная на экономическом давлении, психологическом воздействии, политическом нажиме, военном вторжении и направленная на устранение политических деятелей зарубежных стран, на создание паники среди населения иностранного государства и дестабилизацию его системы управления с целью достижения определенных политических результатов: изменения общественно-политического строя, свержения правительства, предоставления государству-террористу тех или иных выгод и преимуществ. К числу методов экономического давления может быть отнесено наложение эмбарго на суда и грузы, обрекающее население на голодную смерть, чтобы заставить правительство принять диктуемые условия. К актам психологического воздействия относится система запугивания общественно-политических деятелей и населения иностранного государства или оккупированных территорий. Примерами политического нажима являются часто встречающиеся в практике некоторых государств разжигание гражданской войны и уничтожение неугодных политических деятелей путем террористических актов, организуемых спецслужбами государства-террориста» [11]. Практически так же характеризует объективную сторону государственного терроризма У.Р. Латыпов. Он согласен с тем положением, что акты международного терроризма, к подготовке и совершению которых причастно государство, квалифицируются одновременно и как акты государственного терроризма. Однако, как считает автор, высказывающееся в литературе мнение о том, что государственный терроризм есть разновидность международного, ошибочно и носит односторонний характер». То, что государственный терроризм аккумулирует в себе такие международные преступления, как агрессия, наемничество, «психологическая война», а также противоправное применение экономической силы, со всей очевидностью свидетельствует о том, что он не может рассматриваться как разновидность международного терроризма, объективная сторона которого в конечном итоге заключается в актах насилия, направленных на физическое уничтожение политического противника» [12]. Отличие государственного терроризма от иных форм незаконного применения силы или угрозы силой, по мнению У.Р. Латыпова, заключается в том, что в данном случае целью является устрашение, терроризирование политического противника [13]. На этой основе он предлагает свой вариант определения государственного терроризма: «Это международно-противоправное применение государством силы или угрозы силой для устрашения другого государства и народов с целью изменения их общественно-политического строя или иного посягательства на их национальный или государственный суверенитет» [14]. Далее, развивая свои мысли, автор отмечает, что для правильного понимания политико-правового понятия «государственный терроризм» необходимо учитывать, что это явление проявляет себя не в виде случайных, разрозненных актов, а представляет собой политику. В этом качестве государственный терроризм находит свое выражение во всех структурных элементах политического руководства: в определении принципиальных внешнеполитических задач и перспективных целей государства, выборе средств их достижения, кадровом обеспечении решения поставленных задач [15]. Думается, что такое понимание государственного терроризма близко соприкасается с содержанием понятия агрессии. Здесь необходимо отметить, что в советской международно-правовой литературе говорилось о необходимости различать акты государственного терроризма и акты агрессии, ибо агрессия представляет собой самостоятельное международное преступление, и, тем более, агрессия и непосредственно террористические акты представляют собой все же разнопорядковые явления и требуют, соответственно, применения различных механизмов ответственности государств. Г.В. Шармазанашвили и А.К. Цикунов (определяя в самых общих чертах государственный терроризм как терроризм, осуществляемый в интересах какого-либо государства и по поручению государственных органов) предлагают в качестве критерия разграничения характер используемых действий. По их мнению, государственный терроризм осуществляется тайно, через третьих лиц и направлен против физических лиц с целью их уничтожения. А агрессия всегда носит открытый характер, осуществляется против другого государства непосредственно и может иметь как прямой, так и косвенный характер [16]. Ряд иностранных юристов-международников также пытались провести грань между государственным терроризмом и агрессией. Так, Э. Макуинни отмечал, что различие между государственным терроризмом и агрессией состоит в том, что при терроризме не используется военная сила. Но это только теоретически. Государственный терроризм открывает путь к применению вооруженных сил, а это порождает прямую угрозу всеобщему миру. Государственный терроризм – кратчайший путь к агрессии, и весьма часто он является актом подготовки агрессии [17]. Г. Уордлоу в начале восьмидесятых годов прошлого столетия считал, что «…терроризм, который в настоящее время отвергается большинством официальных военных ведомств как законный метод ведения войны, станет, возможно, общепризнанной формой ведения войны в будущем. Террористы могут быть использованы для провокации международных инцидентов, создания паники в неприятельской стране, принуждения ее правительства отвлекать существенные резервы для самообороны и использования созданного таким образом саботажа» [18]. Создавалось впечатление, что Г. Уордлоу призывал правительства к государственному терроризму, когда констатировал, что «правительства могут использовать существующие террористические группировки для нападения на своих противников или создавать собственные террористические группировки. Террористы нуждаются в малых средствах, во всяком случае, гораздо меньших, чем затраты на ведение обычной войны, предусмотренной в международных соглашениях» [19]. Но не прошло и двадцати лет, как теоретические посылки ученого стали ярко выраженной действительностью. При совершении террористических актов руками завербованных или используемых правительственными учреждениями террористов или террористических организаций правительства несут косвенную ответственность. Это признал, в частности, Международный суд ООН в Гааге, возложив на США материальную ответственность за подрывную деятельность контрас против Никарагуа. Но государства несут прямую ответственность при организации или проведении террористических акций против иностранных государств, граждан и имущества этих государств их органами государственной власти или управления – спецслужбами, воинскими частями, дипломатическими и консульскими представительствами и др. В этих случаях правительства обычно объясняют подобные акции отнюдь не отвечающими действительности мотивами: «борьбой с терроризмом», а особенно с наркотерроризмом, «особыми интересами» государства-террориста в терроризируемом государстве, защитой своих граждан или иностранцев и др. [20]. Мы уже отмечали, что как в отечественной, так и в зарубежной литературе высказывались предложения отказаться от термина «государственный терроризм» вообще. Так, в специальном обзоре зарубежной литературы М.Л. Энтин и Н.В. Атливанников пишут, что иностранные авторы считают выход проблематики государственного терроризма на авансцену международных отношений лишь дополнительным поводом или предлогом для взаимных обвинений и эскалации двусторонних конфликтов [21]. Предложение отказаться от данного термина объясняется, по мнению М.Л. Энтина, еще и тем, что «концепция государственного терроризма, нашедшая отражение в резолюции 39/159, а затем и во фразеологии определенной части членов ООН, диаметрально противоположна главенствующим в науке, и прежде всего в западной политологии и доктрине международного права, представлениям о государственном терроризме как использовании правящей верхушкой аппарата принуждения против политической оппозиции и собственных граждан» [22]. Характерно, что данная посылка упоминается и И.П. Блищенко. В частности, он отмечает, что к категории государственного терроризма следует относить терроризм в виде преступных действий, актов диктаторских режимов против собственного народа, своих соотечественников [23]. Виднейший российский ученый-терролог Ю.И. Авдеев предлагает следующее определение: «Государственный терроризм, в узком смысле этого понятия, представляет собой целенаправленную систему использования государством, государственными органами (прежде всего органами разведки, контрразведки, политической полиции, отчасти вооруженных сил) акций скрытого ослабления и подрыва своих внутренних и внешних политических противников посредством противоправного уничтожения или угрозы уничтожения их ведущих деятелей, активистов и сторонников (лидеров и функционеров оппозиционных партий, государственных и общественных деятелей иностранных государств, видных лидеров и участников национально-освободительного движения), деморализации и запугивания определенных слоев населения, этнических групп, поддерживающих политических противников данного государства, дезорганизации вооруженных сил, системы государственного управления стран – объектов их внешней политики» [24]. Представляется, что терроризм со стороны государства (то есть государственный терроризм), направленный на иностранные государства или на поддержку террористических действий на территории иностранных государств, корректнее относить к разновидности международного терроризма, поскольку устрашение осуществляется, как правило, по отношению к физическим лицам других государств и действия от подобного рода актов насилия тоже ожидаются от представителей иностранных государств. Что же касается «акций скрытого ослабления и подрыва своих внутренних политических противников, лидеров и функционеров оппозиционных партий» и иных подобного рода деяний, то их следует относить к проблемам внутригосударственного характера. Поскольку учеными всего мира и международными нормативными актами признан и закреплен государственный терроризм как вид международного терроризма, то преступные действия диктаторских режимов против собственного народа следует, на наш взгляд, рассматривать как официальный, властный или (это будет значительно точнее) репрессивный терроризм и классифицировать его как один из видов внутригосударственного терроризма. С проблемой государственного терроризма теснейшим образом связаны два вопроса, имеющие важное теоретическое и практическое значение: могут ли государства совершать акты международного терроризма, и возможна ли квалификация таких актов в качестве международных преступлений. Специалисты, отрицательно отвечающие на первый из этих вопросов, основываются на положении societas delinguere non potest – юридические лица совершать преступления не могут. Разумеется, здесь имеется в виду, что государства не совершают уголовных преступлений, поскольку способность государств быть субъектами международных преступлений практически никем не оспаривается. Таким образом, для подтверждения или опровержения тезиса о том, что государство может быть субъектом актов международного терроризма, необходимо решить, к какой категории международно-противоправных деяний они относятся. Еще с 40-х годов в доктрине международного права начала проводиться «грань между простыми нарушениями международного права и международными преступлениями, подрывающими самые его основы и важнейшие принципы» [25]. Эта идея активно поддерживается и развивается Комиссией международного права. Согласно п. 2 ст. 19 подготовленного Комиссией международного права (специальный докладчик Р. Аго) проекта статей об ответственности государств, международным преступлением являются «международно-правовые деяния, возникающие в результате нарушения государством международного обязательства, столь основополагающего для обеспечения жизненно важных интересов международного сообщества, что его нарушение рассматривается как преступление перед международным сообществом в целом...» [26]. В этом же проекте (п. 3 ст. 19) указывается, что к категории международных преступлений относятся агрессия, геноцид, рабство и некоторые другие противоправные деяния. В то же время изучение этого проекта свидетельствует, что перечень деяний, относимых к категории международных преступлений, остается открытым. На вопрос о том, может ли международный терроризм квалифицироваться как международное преступление, частично был дан ответ в подготовленном в 1954 году Комиссией международного права проекте кодекса преступлений против мира и безопасности человечества: пункт 6 статьи 2 этого Проекта гласит, что преступлением против мира и безопасности человечества является «ведение или поощрение властями какого-либо государства организованной деятельности, рассчитанной на совершение террористической деятельности в другом государстве» [27]. Поскольку террористическая деятельность государства, направленная против других субъектов международного права, посягает на всеобщий мир и международную безопасность, представляется, что в силу этого она должна быть отнесена к категории международных преступлений. Физические лица, выполняющие государственную волю, являются в данном случае только исполнителями. Представляется, что для принятия адекватных санкций против государства за терроризм необходимо исходить из следующих обстоятельств: степени тяжести международно-правового деяния, оцениваемой исходя из важности объекта посягательства и последствий теракта; степени причастности государства к террористическому акту. На последнем обстоятельстве представляется целесообразным остановиться подробнее. Известный ученый-терролог А. Кассиз выделил пять разновидностей причастности государств к терроризму. В частности, это: – совершение террористических актов сотрудниками государственных органов (а именно сотрудниками спецслужб); – использование государством в этих целях агентуры, наемников, банд, организованных, вооруженных и руководимых представителями государства; – оказание государством финансовой помощи террористам и снабжение их оружием; – предоставление государством своей территории для размещения, подготовки и тренировки террористов; – предоставление государством безопасного убежища террористам до или после совершения ими преступлений на территории других государств, не осуществляя при этом какой-либо активной деятельности в поддержку террористов [28]. Ценность предложенной А. Кассизом градации в том, что она отражает реальную картину различных степеней вовлеченности государств в терроризм. Анализ материалов о террористической деятельности государств свидетельствует о существовании нескольких уровней их причастности к международному терроризму, в зависимости от которых и избираются санкции. Эти уровни причастности заключаются в следующем: 1. Организация и осуществление террористических актов государственными органами или действующими по их поручению лицами (агентурой, наемниками и т.д.). С юридической точки зрения государство в одинаковой степени ответственно за теракт, независимо от того, осуществлен он сотрудником спецслужбы или ее агентом. В обоих случаях преступление совершается государством, разница в конкретных исполнителях не имеет принципиального значения. 2. Иная причастность государства к международному терроризму. Этот уровень характеризуется тем, что государство оказывает поддержку террористическим организациям, группам и отдельным преступникам путем предоставления оружия, финансовых и материальных средств, убежища, но не осуществляет с их использованием конкретных терактов. Разумеется, оказание такой поддержки обеспечивает государству определенный контроль над террористическими организациями и позволяет влиять на направления и характер их деятельности. 3. Неисполнение государством своих международно-правовых обязательств по предупреждению и пресечению террористических актов международного характера, уголовному преследованию преступников и устранению последствий теракта. Этот уровень характеризуется тем, что государство по различным мотивам уклоняется от принятия действенных мер против террористов, хотя и не оказывает им поддержки и не направляет их деятельности. На практике это выражается в отказе от выдачи террористов, в разрешении их проживания на своей территории, отказе от возвращения угнанных террористами воздушных и морских судов и т.п. Нетрудно видеть, что санкции против государства должны учитывать уровень его причастности к терроризму и к конкретному теракту, а также степень тяжести совершенного конкретного преступления. Исчерпывающих полных данных о том, какое количество террористических актов международного характера совершается государствами, не существует. Это главным образом связано с тем, что причастность государств к конкретным терактам не всегда можно юридически доказать. Тем не менее, учет совершаемых во всем мире актов международного терроризма, ведущийся в США, Израиле и некоторых других странах, а также международными организациями, объективно отражает реальное соотношение двух видов международного терроризма. По данным Государственного департамента США, приведенным М. Креншо, 12% совершенных в 1985 году терактов были осуществлены государствами [29]. В тех случаях, когда такие факты доказаны, государство, инспирирующее или поддерживающее, а также использующее в своих целях акции международного терроризма и его организации, в соответствии с международным правом подвергается осуждению мировым сообществом за нарушение международной безопасности, и к нему могут быть применены политические, экономические и иные санкции. Той же оценки придерживается и П. Уилкинсон. Он констатирует, что «примерно 25% террористических актов поддерживаются или направляются государствами. Это может выражаться в моральной поддержке, материальной помощи, приобретении оружия, в обучении пользования им, снабжении фондами, предоставлении убежища». Далее он отмечает, что часть террористов государства используют непосредственно, контролируя отряды, прибегающие к бомбардировкам, убийствам и другим аналогичным акциям за рубежом. Но наиболее широко применяется метод использования террористических движений, возникающих в стране или среди «добровольно покинувших родину эмигрантов» [30]. П. Уилкинсон в характеристике государственного терроризма выделяет: он имеет сугубо секретный характер; государства отрицают свою ответственность за террористические акты; террористические действия осуществляются через спецслужбы, которые вербуют и вооружают террористов; покровительствуемые государствами террористы хорошо вооружены и могут лучше обеспечить неожиданность нападения, нежели «автономные» вольные группы». Проводя анализ рассматривемого материала, всегда следует помнить о двойном стандарте, практикуемом многими государствами, согласно которому они не признают терактами насильственные акции, совершаемые спецслужбами, поддерживаемыми ими государственными органами и лицами в других странах. Несложно проследить тенденцию, которая заключается в том, что доля терроризма как средства межгосударственной борьбы неуклонно снижается по мере ослабления международной напряженности. Как правило, государства прибегают к террористическим актам против других субъектов международного права в случаях, когда отношения между ними находятся в состоянии, близком к вооруженной конфронтации. Наиболее яркие примеры этого мы находим во внешней политике гитлеровской Германии в годы, предшествовавшие Второй мировой войне. Нередко террористическая деятельность представляет собой начальный этап агрессии против другого государства. Поэтому не случайно в статью 3 определения агрессии (Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 3314/29) включен пункт «Д», который позволяет при определенных условиях квалифицировать в качестве агрессии засылку на территорию другого государства групп, совершающих террористические акции [38]. Думается, зависимость использования терроризма во внешней политике от степени напряженности межгосударственных отношений должна полнее учитываться в исследованиях международного терроризма, проводимых в первую очередь в интересах органов, призванных бороться с данным явлением. Следуя принципу исторической правды, надо отметить, что до середины 80-х годов официальная советская позиция заключалась в том, что империалистические государства, в основном Соединенные Штаты Америки, являются главным проводником политики государственного терроризма [31]. Этот тезис также неоднократно повторялся в работах и выступлениях советского партийного руководства, в том числе и Президента СССР М.С. Горбачева. В частности, он в свое время отмечал: «То, что творит империализм в Никарагуа и Сальвадоре, на Ближнем Востоке, в Афганистане и на Юге Африки, нельзя охарактеризовать иначе, как государственный терроризм...» [32]. Подобного рода сюжеты раскрывались и на страницах подавляющего большинства работ, изданных на Западе (в особенности до середины 80-х годов). В основе своей они были посвящены обоснованию тезиса о том, что государственный терроризм представляет собой не что иное, как один из элементов внешней и внутренней политики советского государства. Характерно в этом плане высказывание П. Уилкинсона о том, что «просьба к Советскому Союзу принять участие в борьбе против международного терроризма была бы довольно сходной с приглашением главаря мафии проконтролировать силы полиции» [33]. Эти крайности, которые длительное время превалировали на авансцене международных «разборок», мешали совместному серьезному анализу такого явления, как международный терроризм. Объективный анализ фактов свидетельствует о том, что в прошлом Соединенные Штаты Америки в течение определенного времени были причастны к международному терроризму и поддерживали ряд организаций, совершавших террористические акции, что констатируют сами американские историки и политологи [34]. Кроме того, расследованием комиссией сената США было достоверно установлено, что ЦРУ организовывало и осуществляло террористические акты против лидеров зарубежных государств. Наибольшую огласку получили попытки этого ведомства совершить покушение на Ф. Кастро. При этом американская разведка прибегла к услугам представителей организованной преступности [35]. После этого разоблачения президент США Дж. Форд 18 февраля 1976 года подписал исполнительный приказ, предписывающий, что «никакой служащий правительства Соединенных Штатов не должен участвовать или вступать в сговор с целью политического убийства» [36]. Этот акт с некоторыми дополнениями остается в силе по сей день. Он ограничивает возможности ЦРУ по участию в заговорах за рубежом, в ходе которых могут совершаться убийства иностранных политических деятелей. Нельзя обойти вопрос об обвинениях в адрес Советского Союза и, конечно же, КГБ СССР в причастности к международному терроризму. Анализ этой проблемы в исторической ретроспективе выходит за рамки настоящей работы. Что же касается вопроса о возможной причастности Комитета государственной безопасности СССР к терактам международного характера в 80–90-е годы, то здесь имеются противоречивые данные. Бывший начальник одного из управлений Первого главного управления КГБ СССР О. Калугин заявил, что осведомлен о помощи, которую советская разведка оказала спецслужбам Болгарии в подготовке и осуществлении теракта против проживавшего в Лондоне болгарского диссидента [37]. Заявление О. Калугина было опровергнуто Центром общественных связей КГБ СССР [38]. В свою очередь, руководивший Первым главным управлением КГБ СССР в 1988–1991 годы Л. Шебаршин категорически отрицал причастность советской разведки к международному терроризму в этот период [39]. Но вот ситуация, более приближенная к современности и, в частности, многолетняя безнаказанная деятельность сепаратистов (особенно в 1996–1998 гг.) на территории Чечни, неподконтрольных федеральным властям полулегальных экстремистских террористических группировок, причастных ко многим преступлениям, в том числе и международного терроризма, вполне обоснованно могла привести и привели в конечном результате к выдвижению в адрес России обвинений в поддержке международного терроризма. Однако даже после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне в выступлениях президента США не прозвучало прямой поддержки усилиям России по искоренению терроризма на Северном Кавказе, а было высказано лишь осторожное понимание позиции России. В заявлениях лидеров и ведущих политиков стран Западной Европы вновь звучал тезис «о непропорциональности применения Россией военной силы». Не были предприняты конкретные шаги по закрытию представительств Ичкерии и ликвидации на территории стран НАТО организаций и пунктов вербовки наемников для Чечни. А в странах ближнего зарубежья, ориентирующихся на Запад, прозвучали лишь заявления о нежелательности присутствия на их территории самых одиозных чеченских руководителей бандитских формирований, при этом даже не были предприняты попытки к их задержанию. Таким образом, опять в силе так называемый двойной стандарт. Очевидно, что этот вопрос требует специальных исследований, и в первую очередь историками, политологами и правоведами. В данном же исследовании представляется необходимым ограничиться рассмотрением нескольких принципиальных моментов. Прежде всего, следует подчеркнуть несостоятельность пропагандируемого некоторыми зарубежными изданиями тезиса о наличии некой «всемирной сети террора», организованной и направляемой в свое время Советским Союзом. Это положение, выдвинутое К. Стерлингом [40], получило на Западе широкое распространение и оказало определенное влияние на государственных деятелей некоторых стран. Но американские спецслужбы не смогли представить доказательств, подтверждающих выдвинутый К. Стерлингом тезис [41]. Их и не могло быть, ибо, по нашему мнению, не существует всемирной террористической сети: международный терроризм как всемирное явление исключительно противоречив, многополюсен, по своей природе не поддается какому-либо руководству из единого центра. Обвинения Советского Союза в причастности к международному терроризму основывались на фактах поддержки им национально-освободительных движений, в структуре которых имеются группы, осуществляющие террористические акции. Этот подход использован, в частности, в распространенной за рубежом работе Р. Горена «Советский Союз и международный терроризм» [42]. Таких обвинений можно избежать в будущем не путем отказа от контактов и поддержки освободительных движений, а применяя дифференцированный поход к ним и их деятельности. Соединенные Штаты Америки ведут своеобразный реестр государств, причастных к терроризму. Он составляется и постоянно корректируется, с тем, чтобы определять конкретные меры по воздействию на эти государства. И очень часто США под предлогом возмездия террористам стараются извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации и решить ряд проблем геополитического, экономического и военного характера. Можно полагать, что они не ограничатся действиями только против террористических организаций и их лидеров, а, используя международную поддержку, будут стремиться кардинально изменить обстановку на Ближнем Востоке, в Центральной и Средней Азии, расправиться с неугодными им режимами, закрепить там свое влияние и непосредственное военное присутствие, игнорируя интересы других государств, включая Россию. В знаменитой теперь уже речи, произнесенной в сентябре 2001 года, президент Буш отметил: «…мы покажем всему миру, что наша страна с честью пройдет через эти испытания… это трусливое нападение на свободу… США найдут и накажут…», в речи перед конгрессом США звучит историческая фраза «кто не с нами, тот против нас!» [43]. В 1988 году американский список включал наряду с другими государствами и Афганистан. В ежегодном докладе Госдепартамента США, посвященном международному терроризму, выдвигалось обвинение в адрес спецслужб Афганистана в совершении на территории Пакистана в 1987 году 127 террористических актов, в результате которых 234 человека были убиты, 1200 ранены [44]. Руководствуясь двойным стандартом, США категорически отказались включать в статистику терактов преступления, совершенные вооруженной афганской оппозицией, которые в ряде случаев организовывались при помощи иностранцев. Обвинения в адрес некоторых из перечисленных государств основываются на материалах расследования уголовных дел по фактам конкретных террористических актов международного характера. Так, французский следователь Ж.-Л. Брюгьер, ссылаясь на материалы находящихся в его производстве уголовных дел, заявил о наличии неопровержимых доказательств причастности ливийских спецслужб к катастрофе самолета ДС-10 в сентябре 1989 года и иранских спецслужб к организации убийства в Париже бывшего премьер-министра Ирана Ш. Бахтияра. В результате последовавшего на высоте 11000 метров над пустыней Тенере в Нигере взрыва самолета ДС-10, выполнявшего полет по маршруту Браззавиль – Наджамена – Париж, погибли 170 человек. Следствием установлено, что теракт был совершен по распоряжению ливийских спецслужб «демократическим революционным советом» Заира. Что касается теракта в отношении Ш. Бахтияра, то, по данным следствия, сотрудники спецслужб Ирана руководили этой операцией с территории Турции. На причастность «агентов иранского правительства» к убийству Ш. Бахтияра указывается также в резолюции Европейского парламента [45]. Иранские власти по существу признали свою причастность к организации и осуществлению некоторых террористических актов международного характера. Так, ливанец А. Никкаш и четыре его сообщника, совершившие в 1980 году в Париже покушение на Ш. Бахтияра, были помилованы президентом Франции Ф. Миттераном по настоянию иранских властей. В январе 1990 года президент Ирана Хашеми-Рафсанджани в личном послании террористу назвал его «исламским солдатом, находящимся во французской тюрьме» [46]. В период кризиса в Персидском заливе были получены сведения о стремлении Ирака использовать терроризм в качестве инструмента внешней политики. Как известно, в 1982 году Ирак был исключен из списка государств, поддерживающих международный терроризм. Пытаясь заручиться поддержкой мирового сообщества в затяжной войне с Ираном, Ирак в начале 80-х годов выслал из страны всех активных террористов, включая и организацию Абу Нидаля. Из неофициальных источников известно, что после оккупации Кувейта Ирак предпринимал попытки по налаживанию контактов с международными террористическими организациями. В августе 1990 года число активных международных террористов в этой стране достигло около 1400 человек. В частности, в Багдаде и его окрестностях проходили подготовку члены организации Абу Нидаля, здесь же находилась группа, именуемая «Подразделение-17», специализирующаяся на проведении террористических акций [47]. За период кризиса в этом регионе в ряде стран были зафиксированы террористические акты, организация которых органами массовой информации приписывалась Ираку. Но широкомасштабного применения терроризма этим государством, вопреки высказывавшимся прогнозам, не было. Западные специалисты, анализируя этот факт, выделяют комплекс причин из которых наиболее существенной является позиция Сирии, пользующейся значительным влиянием на прибегающие к террористическим актам организации региона. Сирия, как известно, выступила против агрессии Ирака. Кроме того, в тот период Сирия и Ирак оказались в ситуации острого соперничества за региональное господство. В обоюдной борьбе обе стороны активно использовали тайные операции спецслужб, включая убийства дипломатов и нападения на дипломатические миссии друг друга в «третьих странах». Такие примеры характерны для многих стран мира, и страны Арабского Востока не являются исключением. Особой активностью отличались спецслужбы Израиля, пытавшиеся подорвать мощь ООП и ее боеспособность. Израильская спецслужба Моссад, опираясь на поддержку внешнеполитического ведомства, армии и военной разведки, осуществляла точечные тайные операции по уничтожению ведущих лидеров ООП. Так, 16 апреля 1988 г. в Тунисе, где размещалась штаб-квартира ООП, агентами израильских спецслужб был убит второй по значимости человек в организации и близкий соратник Ясира Арафата Халиль аль-Вазир (псевдоним Абу Джихад) [48]. Однако вовлеченность государственных спецслужб в подобного рода акции международного терроризма таит серьезную опасность для санкционирующих их властей, главной из которых является высокая вероятность разоблачения и угроза подвергнуться санкциям со стороны мирового сообщества. В этих обстоятельствах некоторые страны следовали апробированным путем. В качестве исполнителей терактов выступали лица, не имеющие какого-либо официального статуса, бросающего тень на государственные органы. Так произошло во время захвата 52 американских дипломатов в Тегеране в ноябре 1979 г. «исламскими студентами», удерживавшими их в неволе в течение 444 дней. При этом как новые власти Ирана, так и сами «студенты» неоднократно заявляли о непричастности правительства к этим действиям, якобы «частной инициативе» иранских граждан. К подобной практике часто прибегало правительство Израиля, пытавшееся подавить сопротивление палестинцев. Наиболее известным случаем государственного терроризма Израиля стало внесудебное преследование и целенаправленная ликвидация членов палестинской террористической группы, ставших виновниками мюнхенской трагедии 1972 г., и их вдохновителей. Израильские «мстители» были набраны из числа сотрудников Моссад, армейских спецподразделений и других силовых структур страны, которые на время выполнения операции формально вышли «в отставку». Несмотря на то, что их действия были санкционированы правительством страны и лично премьер-министром, они выступали как «частные лица [49]. Однако эти примеры опосредованного участия официальных властей государств, в том числе специальных служб и армейских подразделений, в терактах, носящих международный характер, представляли собой лишь одну и не самую главную сторону новой внешнеполитической деятельности некоторых стран, получившей название «государственной поддержки международного терроризма». Значительно более распространенной стороной такой политики является стимулирование государствами международной террористической деятельности в выгодном для себя направлении. Международный терроризм превратился в идеальный инструмент реализации внешнеполитических интересов государства. Этот инструмент привлекателен целым рядом характеристик: малозатратность, эффективность, анонимность, уход от возможных санкций мирового сообщества или ответных действий потерпевшей стороны. Анализ рассмотренных материалов позволяет отметить, что государственный терроризм характеризуется следующими признаками: – во-первых, акты терроризма осуществляются спецслужбами или их представители вербуют, финансируют и вооружают террористов; – во-вторых, акты терроризма преследуют цели прямой агрессии со стороны государств, которым принадлежат данные специальные службы, или для нагнетания настроений национализма, воинствующего клерикализма, сепаратизма, экстремизма на территориях других государств. При этом оказывается всестороннее содействие террористам. Организация и проведение террористических операций проходит тайно. При этом отрицается всякая причастность и ответственность за осуществляемые преступления; – в-третьих, государства – субъекты государственного терроризма через свои спецслужбы для претворения в жизнь своей политики создают «территории вне закона», а сепаратистские режимы, установленные на этих территориях, являясь сателлитами этих государств, имеют хорошо вооруженные боевые отряды, у которых в арсенале имеется современное боевое и специальное оружие. Они очень часто не уступают по уровню боевой подготовки, дисциплины и проведения некоторых операций регулярным армиям отдельных государств; – в-четвертых государственный терроризм, как составляющая международного терроризма, направляет свои усилия не просто на дестабилизацию обстановки или решение каких-либо краткосрочных задач, а на достижение более масштабных целей – захват или передел власти, аннексии территории (так называемые «зоны интересов») с возможным вытеснением оттуда местного населения. Полностью разделяя все вышеизложенные посылки, хотелось бы детализировать круг деяний, входящих, на наш взгляд, в понятие «государственный терроризм». Итак, среди такого рода действий следует выделить: политические убийства иностранных государственных политических и общественных деятелей и другие террористические акции за рубежом, организуемые спецслужбами и осуществляемые ими непосредственно или опосредованно; подбор исполнителей террористических актов и обеспечение вывода своей агентуры из-под удара; предоставление территорий (военных баз), обучение, поддержка и финансирование иностранных террористических организаций, а также возможное их использование в своих целях. И в первую очередь для борьбы с внешним противником. Традиционно эти функции возлагались на государственные спецслужбы. Таким образом, государственный терроризм, на наш взгляд, следует определить как наиболее опасную разновидность международного терроризма, который включает: посягательство на международный правопорядок; применение (или угрозу применения) организованного насилия, направленного на устранение политического противника либо на достижение иных международно-противоправных целей, организуемого спецслужбами и осуществляемого ими непосредственно или опосредованно; предоставление территорий (военных баз), обучение, поддержку и финансирование террористических организаций, а также возможное их использование для борьбы с внешнеполитическими противниками. Современный передел мира повышает роль государственного терроризма (следует иметь в виду, что государственный терроризм есть одна из составляющих частей международного) как инструмента политики даже у вполне нормальных демократических государств. Имеется достаточно много примеров, когда силы международного терроризма используются, что называется, «на заказ», в качестве тарана для разрушения существующих структур, нарушения сложившихся военно-политических балансов сил, перекраивания зон интересов, влияния и взаимодействия. В последующем такие государства стремятся сами заполнить образовавшиеся геополитические пустоты, встроиться в те или иные региональные структуры в качестве балансира, миротворца, регулирующей силы в управляемом конфликте. В результате часто возникает симбиоз совершенно разнородных сил, например, исламских экстремистов и западных демократий, которые (каждая со своими целями) участвуют в своего рода разделении функций и взятых на себя полномочий в четко скоординированном процессе. Другое дело, что в силу различия стратегических целей, их несовпадения и даже стремления переиграть друг друга, использовать «втемную» в дальнейшем между партнерами могут иметь место серьезные разногласия и конфликты. Сегодня очень многие не хотят понимать, что заигрывание с международным терроризмом, попытки использовать его в собственных интересах чреваты серьезными просчетами и проблемами в перспективе. И это все происходит на фоне того, что в итоговом документе Всемирного саммита 2005 года был вновь обращен призыв к государствам воздерживаться от организации, финансирования, поощрения, подготовки или оказания какой-либо иной поддержки террористической деятельности и принимать надлежащие меры для обеспечения того, чтобы их территория не использовалась для такой деятельности [50]. И далее: все государства должны предотвращать создание террористическими группами на их территории учебных центров, в которых подготовка потенциальных членов таких групп строится на опасных идеологических концепциях и в которых им прививаются навыки, имеющие даже еще более опасный характер. Если у стран не имеется возможностей для этого, то им следует сотрудничать с международным сообществом для обеспечения таких возможностей и подлинно функционирующего правового государства. Это также означает, что государства должны обеспечивать, чтобы террористы не злоупотребляли статусом беженца и чтобы ссылки на политические мотивы не признавались в качестве основания для отклонения просьб о выдаче обвиняемых террористов. Вместе с тем настоятельно необходимо обеспечить, чтобы усилия по борьбе с терроризмом не ущемляли прав настоящих беженцев и тех лиц, которые действительно ходатайствуют о предоставлении им убежища. |
Похожие:
 | Терроризм и контртеррористическая деятельность: вопросы теории. (Учебное пособие)/Электронная версия./ Под общей редакцией академика... |  | |
| | «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского» | |
| О подготовке научно-педагогических и научных кадров в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования... | | «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского» |
| Т 654 Трансформация традиционных ценностей в зеркале сми в меняющемся мире: Сборник научных статей кафедры журналистики. – Н. Новгород,... | | «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского»» |
| «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского» | | Богатая О. Ф., старший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории инновационных образовательных технологий гоу впо хмао-югры... |