Прочитав в рукописи эту нелицеприятную для лесоводов книгу, они могли обидеться поводов для обид множество. Но они сделали все возможное, чтобы издать ее
Скачать 3.2 Mb.
|
| лес, надо в голове ничего не иметь", вышли на работу с лопатами и колышками и давно уже ждут нас"... Мелынцы работали толково, энергично, весело и дружно. Но на следующий день повалил снег, сменившийся проливными дождями, дороги превратились в нечто невообразимое. Началось холодное и слякотное предзимье. "Полевые работы по лесоразведению остановились, но подача приговоров продолжалась. Бывая в деревнях по делам кассы, я пользовалась случаем убеждать крестьян разводить у себя лес. И чем дальше, тем легче идет дело. К январю 1900 года были поданы приговоры о желании разводить лес крестьянами деревень: Кошелево Талызинской волости, Гнеушево -Богдановской, Шамардиной и села Покровского - Масловской волости. Во всех этих деревнях крестьяне слышали про работы по посадке в Сергиевском, Мелынках и Большом Рогу и гораздо легче соглашались на посадку, чем первые... Теперь можно надеяться, что с каждым годом дело лесоразведения у крестьян будет развиваться все больше и больше. В особенности, когда, по прошествии пяти-шести лет, они на опыте убедятся в возможности свои бесплодные бугры, косогоры и овраги превращать в рощи. И надо еще раз сказать спасибо М.К.Турскому, по мысли которого были основаны древесные питомники в нашей губернии, и его ученикам, проводящим в жизнь завещанные покойным - неутомимое служение и беззаветную любовь к своему делу". Служение это продолжалось и в последующие годы, принося несомненную пользу, о чем упоминает в последнем своем отчете А.А.Фока. Особенно его радовали начинания по лесоразведению, укреплению оврагов, обсадке лощин и дорог. С тех пор почти столетие минуло. Да, почти век прошел. Но и до сих пор в Орловской области нет ни одного хозяйства с законченной системой полезащитных лесных полос и овражно-балочных насаждений - заветы Турского, которые старательно пропагандировала Полторацкая, так и остаются несбывшейся мечтой. А ровы каждый год так и валятся, так и валятся... Ежегодно овраги удлиняются на 20-30 километров. И черноземная эта область с богатым содержанием гумуса вот уже приписана к Нечерноземью, но и тут не шибко отличается урожаями. Горько на душе. ШУМНОЕ ВРЕМЯ БЕЗМОЛВИЯ Лес - нуждающимся!".. Этот лозунг не реял над революционными колоннами, не фигурировал и в политических резолюциях, но в газетах он был, и на митингах звучал. Нес его в массы некий лесничий Налетов, не оставивший о себе никаких пометок ни в исторической, ни в лесоводственной литературе. В апрельские дни 1917 года, когда Владимир Ильич Ленин призывал пролетариат к социалистической революции, уточнил свой тезис и лесничий: "Если земля трудящимся, то лес нуждающимся". Но почему-то звучал он теперь без восторга, без восклицания. Должно быть, сказали лесничему, что лозунг его не оригинален, что 125 лет назад он уже провозглашался восставшим народом в Париже и, следуя ему, Великая французская революция объявляла полную свободу всем и каждому рубить лес сколько и где угодно. Поэтому, наверное, и ни одна партия в России не подхватила лозунг и не начертала его на своих знаменах. Во всяком случае не потому, что не согласны были, просто посчитали лишним: слава Богу, на Руси рубили всегда вольно, а если и бывала какая строгость, то - всего-то и надо, что полштофа водки леснику. Понимали: не пойдут крестьяне на штурм и ломку устоев ради устранения этой несправедливости. И все же в среде русских лесных деятелей лозунг вызвал переполох. Они-то хорошо знали, чем он грозит лесу, если мысль эта внедрится в народное сознание: а ну, русский интеллигент, скажи-ка теперь что-нибудь против. Против народа?.. Решится ли кто на это? Решился основоположник учения о лесе профессор Георгий Федорович Морозов. Высказался решительно, публично, в одном из апрельских номеров "Лесопромышленного вестника" - другим газетам было не до этого. "Не дай Бог возникнут аграрные беспорядки, - в тревоге писал Морозов, - или темные силы начнут нашептывать невежественные лозунги, сеять неприязнь, страх, и в результате -с разных сторон может быть прописан смертный приговор лесу. Нашей первой обязанностью является всеми доступными нам способами повести широкую пропаганду о необходимости сберечь леса, все равно, кому бы они не принадлежали"... Это было его последнее выступление в печати. Вскоре, сраженный параличом, он надолго лишился сил и возможности заботиться о том, что еще вчера составляло смысл всей его жизни. Летом того же 1917 года дочери увезли его, недвижимого, на лечение в Ялту. Трудную обязанность по сбережению леса принял от Морозова его коллега и единомышленник, ставший вместе с ним во главе лесного опытного дела в России, профессор того же Петроградского лесного института Михаил Михайлович Орлов. Где-то он успел побывать и увидеть своими глазами "стихийный натиск крестьянского топора" на любимые леса -невежественный лозунг уже овладевал массами. И Орлов за несколько дней пишет брошюру, явившуюся криком души, криком патриота, пытавшегося предупредить: нарушение установленного порядка, с таким трудом выработанного, грозит огромной опасностью для отечественных лесов. Напомнив предупреждение Морозова, он писал: "Предлагаемые рассуждения вытекают из общей идеи блага государства, почему и хочется покрыть их лозунгом, пользующимся всеобщим признанием - берегите леса. Будущее разберется в противоречиях и рассудит, кто был прав и кто виноват". Встревоженные этими противоречиями общественной жизни, русские лесные деятели не ринулись на политические митинги, но и не попрятались по углам. Они поскликали собратьев своих, всех, кому дорог лес, на съезд, которому суждено было остаться в истории последним российским съездом лесоводов. Однако он как бы выпал из отечественной нашей истории, будто его и не было. В том повинны не только те, кто вычеркивал его, но и все мы, нелюбопытные. Мы и не пытались дознаться, что там было за гранью новой эры. Только вот сейчас я узнал и об этом съезде и о высказанном на нем призыве ко всем лесничим России "отстаивать лес, не отходить от него до последней крайности, вести себя, как капитан на корабле". Берегите, отстаивайте леса... Одним этот призыв показался несозвучным нарастающему революционному движению и даже враждебным ему, другим он хотя и был близок, но... не наивно ли в такой сумятице, когда мир переворачивается и все рушится?.. И все же многим русским интеллигентам отчаянный этот призыв запомнился на всю жизнь. Может, именно отчаянностью и запомнился. Иногда воскресал он и в недрах революционных масс, но не для того, чтобы воззвать: "Берегите леса!", а чтобы укорить им интеллигенцию "Вы надеялись, что будущее рассудит и осудит нас?". И никогда не забудут, кто автор этого лозунга, а всегда будут выставлять Орлова первым и главным ответчиком. За какие прегрешения? А за то что в революционной стране он, старейший и крупнейший ученый лесовод, оставался носителем всех идеалов, выработанных славными предшественниками. Ну и, конечно, не могли ему простить его брошюру "Об основах русского государственного лесного хозяйства", содержавшую критику и предупреждение, - больше никогда ока у нас не переиздавалась. Даже через 35 лет после смерти Орлова, на научной конференции, посвященной 100-летию со дня его рождения и проходившей в лесотехнической академии 22 декабря 1967 года, из обширного списка капитальных трудов выделяли именно эту брошюру и называли ее "ошибкой". Если бы на этом торжестве присутствовала его душа, она бы не ликовала, а плакала. И говорил-то кто! Не какой-нибудь неуч, а его ученик -Н.П.Анучин, сам ставший корифеем. Именно он, принявший эстафету из рук учителя своего, должен был сказать: и Морозов и Орлов тревожились не напрасно, они предвидели то, что и случилось после отмены частной собственности на леса и объявления их всенародным достоянием. Ура, лес - нуждающимся! - снова вскричали налетовцы. И началась по лесам сеча, яростнее которой давно не было. Рубили на нужды, рубили в запас и на продажу, на обмен, да и просто - как не рубить, если все рубят. Лесные работники пытались воспротивиться этому разграблению: нельзя же так, будто в чужую страну ворвались. Однако всякое сопротивление порубщикам (народу!) вызывало ярость: а для кого это они, чины повергнутого царизма, так верно, будто псы, стерегут лес? Совнарком РСФСР в своем обращении попытался заступиться за лесоводов, которые "с момента революции... не оставили своих постов и не прекращали работы, продолжая связь мест с центром и тем самым давая возможность государственному лесному хозяйству действовать". Но и это заступничество не помогло, а некоторые склонны были считать его ошибкой. Теперь любые действия лесоводов воспринимались как контрреволюционные не только порубщиками, но и местными властями, получившими в распоряжение народное достояние. За "связь мест с центром" последовало массовое отстранение лесных работников - не добиться народу полной справедливости и свободы, пока не дорушим до основания нею старую систему и не разгоним всех чиновников. "Поголовное увольнение лесоводов лишит лесное хозяйство опытных и ценных работников", - увещевал Ленин в обращении к местным Советам. Объяснял им, что "лесных специалистов нельзя заменить другими без ущерба для леса и тем самым - для всего народа; лесное хозяйство требует специальных технических знаний". Обращение прорабатывали на заседании и выносили резолюции: лес, отнятый народом у буржуев, принадлежит трудящимся. И продолжали относиться к нему как к экспроприированному имуществу, доставшемуся от ненавистных эксплуататоров. В апрельские дни 1918 года Михаил Пришвин, пытавшийся обрести приют на своей родине под Ельцом, зафиксировал в дневнике это страшное разрушение природы, жизни, человека: "Видел ли кто-нибудь картину весеннюю во время движения соков срубленных молодых березовых рощ? Сок ведрами льется из срезанного ствола, заливает землю вокруг, как снегом, так блестит на солнце нестерпимый блеск, потом начинает краснеть, краснеть, и вот все становится ярко-красным, и вы проходите тут будто между шеями, на которых недавно были головы. Издали слышатся удары топора, я иду посмотреть на человека, который так издевается над природой. Вот он сидит на огромном в три обхвата парковом дереве и, очищая сучья топором, распиливает труп. Мне больно за это: я знаю, не больше как через год мысли этого человека переменятся и он будет сажать деревья или его заставят сажать. Его мысль очень короткая, но дереву такому надо расти больше ста лет, как может он приближаться со своей короткой мыслью к этому чудесному дереву... Я спрашиваю его:
В тех же краях и в то же время стихия захватила и другого русского писателя, Ивана Бунина. В дневнике его, среди прочих наблюдений, мелькают в разные дни и такие записи: "Мужики все рубят и рубят леса..." "Глубокие колеи - все возят тяжелое, все воруют лес..." "На просеке снова вдали дроги, лошадь - рубят! О, негодяи, дикая сволочь!.." "Лес все рубят..." "Выехал на гору - еще среди стволов четыре подводы, баба с топором, мальчишка..." В Московской губернии можно было исходить "будто между шеями" 268 тысяч гектаров - такую площадь лесов выхлестали здесь к 1923 году. За шесть лет выхлестали значительно больше, чем за предыдущее столетие, которое лесоводы называли лесоистребительным. Место сечи, ясное дело, вольные люди не очищали не только от сучьев и хлама, но даже от тонкомера - бросали все, что сегодня не нужно. В любой час на этих громадных, захламленных территориях мог загудеть огонь. И он загудел - только в 1920 и 1921 годах пожары уничтожили еще пятьдесят тысяч гектаров леса. Итого - 318 тысяч гектаров против 203 тысяч гектаров леса, истребленных за предыдущее столетие. Орлов ошибся? И Морозов тоже?.. Так кто был прав и кто виноват? И если XIX век был лесоистребительным, то как называть первое десятилетие новой эры?.. Я всегда полагал, что родимая моя деревня находилась и находится в степном краю, так и в биографии писал: родился в степной деревне Константиноградовке... И никогда ни малейшего сомнения в том, что она в степи, не возникало ни у меня, ни у тех, кто хорошо знает мой край. И не случайно с лесом у меня связано единственное воспоминание, являющееся будто из сна: мне было пять лет, отец, наряженный по колхозным делам в лес, взял и меня с собой, усадив на телегу. Сколько времени и где мы ехали - не помню. Но помню, как в сумеречье въехали в лес, который я увидел впервые и он меня напугал: шумом ветра в вершинах, густыми кронами над головой. Этот страх не исчез и в избе лесника: затаившись на печи, я не слушал, о чем там говорят за столом отец с лесником, но вслушивался, как воют в трубе какие-то мрачные лесные существа, норовившие добраться до меня - там, за стенкой, я слышал таинственный шум и говор. Это воспоминание всякий раз всплывает особняком, вне привычного мира. Привычным во всех воспоминаниях был мир с кленами в палисаднике, одиночными ветлами на речке за огородами и - во все стороны открытые глазу ковыльные степи, пашни, луга. И вот только сейчас, изучая историю лесов, я узнал - край-то мой, оказывается, не был степным! Не в далекие времена, а в 1914 году профессор М.М.Орлов в "Очерках лесоустройства" относил мой родимый Стерлитамакский уезд к Приуральскому полесью и называл его лесистым, так как около половины территории уезда (47 процентов!) занимали леса, которых приходилось почти по две десятины на каждого здешнего жителя, а значит, и на отца моего - в тот год от этих двух десятин он ушел на первую мировую войну. А вот мне от тога душевого надела уже не досталось почти ничего. Всего за два десятилетия леса были повырублены не только в окрестностях моей деревни Константиноградовки на Уршаке, но и по всему Стерлитамакскому району, который обнажили так, что в степь превратили, а лес - словно мираж - может теперь привидеться лишь в долгом путешествии. Вот как быстро был изменен лик земли. Ясное дело, рубили не ради баловства, не ради утверждения воли нуждающихся. Много было повержено лесов на восстановление обветшалого, порушенного за годы гражданской войны. Да и после нее не сразу успокоились, не сразу замирились: каждую ночь, оглядев степной простор, можно было увидеть огненные всполохи - то "красный петух" отплясывал жуткий свой танец над чьей-то избой. Только начали успокаиваться, да дожили до раскулачивания и коллективизации. Мать рассказывала: по ночам кто-нибудь в доме не спал - поджогов боялись. Боялись и зажиточные, и бедные. Случалось в ветренную погоду огонь, пущенный чьей-то злой рукой, выжигал целый порядок дворов, не щадя ни железных, ни соломенных крыш, ни дерном укрытых мазанок. А где-то за деревенскими далями людей собирали в огромных котлованах - начиналась индустриализация страны. И двинулись из деревень в леса бесконечные вереницы подвод с молодыми мужиками и бабами, мобилизованными на лесоповал, на лесозаготовки для ударных строек первых пятилеток. Рубили везде, откуда можно было вывезти: вдоль дорог, вдоль рек и речек. Не многие осмеливались называть эти. беспорядочные рубки лесоистреблением - расхожим словом прошлого века. С опаской употребляли и привычное слово "переруб". Но всюду говорили о "лесном займе", убеждали в его необходимости, неизбежности, и, конечно, сулили погашение займа в будущем... А пока... М.Г.Здорик: - А пока лес нам нужен, мы его будем рубить в размере нашей потребности, невзирая ни на какие теоретические рассуждения, остановить этот штурм на леса мы не можем... Даже сейчас хочется помолчать после этих слов... А ведь в ту пору, когда они говорились, еще живы были те, кто хорошо помнил борьбу русского общества за лес, против его истребления. Помнили и сравнивали. Кто-нибудь наверняка перечитывал и вот эти строки: "Лес, - писал министр Государственных имуществ в отчете царю за 1881 год, - есть имущество, из которого весьма легко брать больше чем он ежегодно производит, в ущерб его дальнейшей производительности; а раз истощенный, он уже не может быть скоро восстановлен, и даже медленное его восстановление требует слишком больших жертв". Министр был убежден, и в том убеждал государя, что в стране, в которой сводится лес, истребляется тот капитал, который должен переходить к будущим поколениям, поэтому ныне живущие вправе пользоваться лишь процентами с этого капитала. Сравнив, человек не мог не поставить радом и эти две величины: царского министра и Здорика. Кто он? Этот Здорик, один из руководящих работников лесного хозяйства, был, безусловно, из той череды партийных выдвиженцев, которые долго еще (более полувека) будут руководить лесным хозяйством России, оттесняя от этого дела специалистов (мол, занятие нехитрое, научится, если не дурак). И вот диво, специалисты, которых "нельзя заменить другими без ущерба для леса и тем самым - для всего народа" приучились не только повиноваться этим случайным назначенцам, но и славить их: мол, быстро вошел в курс дела и хватка есть. |
Похожие:
 | Вместо того, чтобы вернуть налогоплательщику излишне взысканный штраф, налоговики предпочли оставить эту сумму в бюджете. Все из-за... | | Что более серьёзно, здесь могут быть и наверняка есть неточности и ошибки. Они имеют по крайней мере 3 источника: мою невнимательность,... |
| Не все школьники первого сентября с букетом цветов и красивым портфелем пойдут в школу. Есть и такие детишки, для которых так и не... | | Езультаты интеллектуальной деятельности можно было использовать как товар, приносящий значительные доходы его владельцу, необходимо,... |
| Данные о рождении прописываются так же, как указаны в документе, по которому заполняется заявление. Пункт 5 заполняют все. А пункт... | | Дайверы Пхукета очень любят район коралловых рифов. Когда в очередной раз местные любители подводных путешествий опустились под воду,... |
| У меня было три причины для того, чтобы написать эту книгу. В ней речь скорее идет о групповом «лечении», чем о групповой терапии.... |  | «учредители». После регистрации они все становятся участниками. Однако, хоть это и неправильно, иногда участников по-прежнему называют... |
| Ниже приведен перечень терминов. Все они, за исключением двух связаны с понятием «тоталитарный политический режим». Найдите и укажите... | | Они применяются в изготовлении каркасов для несъемных ортопедических реставраций с помощью Cercon® brain или Cercon® brain expert.... |