Отражения
Скачать 3.32 Mb.
|
| Мы, гэсээмщики, воины тоже, Армии нашей частица родной. Служба у нас на другие не похожа, Но по-любому главнее любой. Мы мирный труд Отчизны охраняем, Страны огромной мы – надёжный щит, И хоть мы сами, признаем, не летаем, Без нас самолёт не полетит. Масла с горючим – как кровь для человека, Для всяких войск всегда они важны, И пусть пройдёт не меньше чем три века, Мы снова будем в армии нужны! Варианту Алексея сослуживцы прочили первое место. Но компетентное жюри (начальник училища, генерал, плюс четыре полковника, в число которых входил и имеющий филологическое образование) решило-таки отдать пальму первенства поэту-профессионалу, которого подрядили для подстраховки: а вдруг из курсантов никто ничего путного не родит? Мэтр свой гонорар честно отработал, хотя предъявленный им текст оказался пусть и правилен со всех сторон, но написан без душевного тепла, легко угадываемого в сочинении Нартова. Однако тому попеняли на неточность рифмы, сбой ритма и сомнительное сравнение. Впрочем, второе место – тоже неплохо. Что и подтолкнуло будущего офицера пополнить ряды служителей музы Евтерпы, поскольку и в дальнейшем он сочинял стихи единственно военно-патриотической тематики. Итак, достав с полки заветную общую тетрадь, куда переписывались чистовые варианты новых произведений, Алексей смущённо прокашлялся и сначала робко, а потом, всё больше воодушевляясь, стал декламировать их гостье, которая восторженно слушала. Ещё бы: лично ей никто никогда в жизни не читал собственных стихов! А классическую поэзию она уважала. Особенно Есенина и отдельные стихи Бунина (скажем, то же «Слово»): в детдоме преподавательница русского языка и литературы свой предмет и знала, и с неослабевающим интересом преподнести умела… Нет, конечно, так или иначе прославляющие армию и пропагандирующие военную профессию стихи Нартова всякий изощрённый литератор забраковал бы на корню, обвинив в неумеренном пафосе, беспомощности стиля, менторстве, обилии штампов, а уж по части теории стихосложения вообще бы разгромил. Но Марина уловила в услышанном в первую очередь сильные, а порой даже поразительные по искренности чувства. – И это всё ты сам? – задала она риторический вопрос, когда Алексей наконец бережно закрыл толстую тетрадь в ярко-красном переплёте. – Разумеется. – Ой, какой же ты, однако, молодец! – Скажешь тоже… – Нет, правда! Вот никогда бы не подумала… – Эй, да ты точно совсем обнаглела! А ну, бегом в дом, к плите! Я жрать хочу! – заорал проспавшийся Борька, возникший на пороге флигелька. И с появлением в дверном проёме небритой оплывшей физиономии разом канула в небытие вся романтическая обстановка домашнего литературного утренника. На какую-то секунду наступило напряжённое молчание. Нарушил его опять-таки Борька: – Ну так… Если сейчас домой не пойдёшь – вон Бог, а вон порог! Можешь к Спиридонихе уматывать, только с концами! Безвозвратно! В ногах потом будешь валяться – не приму! А ты, Лёшка, начинай другое жильё подыскивать. Таких наглых квартирантов… да за любую цену не потерплю! Ишь, голубки какие, сидят друг против друга, воркуют! А сами, может, уже и переспали… – Дурак ты, Борька, – не нашёл ничего лучшего возразить Нартов. – Я её и пальцем не тронул. Лучше ещё поспи – может, тогда окончательно протрезвеешь. – Я никуда не пойду, – заявила побледневшая Марина. – Если хочешь – можешь на развод подавать. Довольно ты моей крови попил… – И обидчиво поджала губу. – О-ё-ёй, «крови»! – передразнил Борька. – Я что, вампир или как? – Энергетический, – уточнил Алексей. – Я тебе уже говорил и повторяю: до каких пор бабу мучить по-пустому будешь? Другой бы жил да радовался: ведь красавица в жёны досталась! (При этих словах Марина потупила взор и моментально покраснела, невольно затеребив кончик косы.) А ты со своей идиотской ревностью – и на абсолютно пустом месте! – Молод ещё меня жизни учить! – рявкнул Борька. – Тоже, красавицу нашёл! А внутри она, может, настоящая баба-яга! И вообще… – Провоторов вдруг осёкся, потом шагнул вперёд, плюхнулся на свободный табурет, побарабанил пальцами по краю стола… И неожиданно заявил-предложил: – И вообще, раз она тебе так понравилась, гони три литра спирта на кон – и можешь её забирать. Совсем. Сегодня же. Один хрен, я с ней всё равно разведусь – так с паршивой овцы хоть шерсти клок. Годится? – Ты… Да как ты… такое? Вообще язык повернулся? – возмутился Нартов, и от гнева у него аж дыхание перехватило, а кулаки туго сжались. Борька глупо ухмыльнулся: – Слабо? Марина сгорбилась на стуле, и краска стремительно отлила с её лица – словно женщину резко ударили ножом пониже груди… На этот раз напряжённое, ничем не нарушаемое молчание воцарилось во флигельке на несколько секунд. Теперь его прервал Алексей: – Я согласен. – А атлична! – хлопнул ладонью по столу «продавец» живого товара. – Когда и где бартер осуществлять будем? – Здесь же. Сейчас на мотоцикле на службу смотаюсь и спирт привезу. – Только смотри, чтоб неразбавленный! – Обижаешь… – Вы-и и! – громко воскликнула Марина. – Меня-то спросили? Торгуетесь? Да я вам что – вещь какая дешёвая? – Гы-и и… – осклабился Борька. – Достоинство прорезалось? Позднова-а-то… – Успокойся, пожалуйста, – подскочил к Марине и сжал её ладони в своих Нартов. – Ты мне на самом деле давно нравишься. С самого первого дня, как увидел. Пойдёшь за меня замуж? Я серьёзно! А с ним, – и Алексей кинул гневный взгляд на обалдевшего Борьку, который тупо, с раскрытым ртом слушал признание постороннего в любви к своей жене, – пропадёшь ведь! – Ты… на самом деле? Не шутишь? – прошептала Марина. – Да! То есть нет, конечно, какие шутки! Тьфу, сам себя запутал! – мотнул Алексей головой. – Повторяю: я тебя люблю, и выходи за меня! – Я не против, – еле слышно произнесла Марина. – Тогда вставай, со мной поедешь, – предложил Нартов. – Я тебя с ним наедине не оставлю: неизвестно, что спьяну выкинет. – Э э э, так дело не пойдёт! – как-то вяловато запротестовал Борька. – А вдруг вы на пару смоетесь? – Куда? – искренне удивился Алексей. – У меня же тут всё имущество. – А кто тебя знает? На дурничку-то, говорят, и соль сладка… Мужики попрепирались ещё маленько и сошлись наконец на том, что сейчас Марина самостоятельно идёт к тётке, а минут через десять Нартов на мотоцикле выезжает за спиртом. Так и сделали. Офицер отсутствовал минут сорок, и куривший на ступенях веранды Борька уже начинал терять терпение. Но вот с улицы послышался усиливающийся стрекот мотоциклетного мотора. И – урра! – Алексей протягивает «купцу» две полуторалитровые пластиковые бутылки из-под минеральной воды, под пробки заполненные прозрачной жидкостью. – Девяностовосьмипроцентной крепости, – счёл нужным уточнить Нартов. – Годится! – одобрил Провоторов товар, проинспектировав его на вкус. – Можешь забирать эту голодранку! – Расписку напиши, – вдруг потребовал Алексей. – А то выхлестаешь всё, а как протрезвеешь – начнёшь орать, что ничего не помнишь. – Га-га-га! – совсем развеселился Борька. – Тебе, может, и свидетелей ещё позвать? – Было бы неплохо, – тут же согласился офицер. – А эвон как раз шагают… Парочка – кулик да гагарочка, – углядел Провоторов с высокого крыльца двух подвыпивших мужиков. – Э э! Рули сюда, магарычовое дело! Приглашённые в свидетели – доходяга Венька Герасименко, по прозвищу Мумушка – сложное производное от Герасима и Муму, и медвежковатый Иван Сыромясов, больше именуемый собутыльниками как Сыромяс, – находясь в достаточной степени опьянения, поначалу не могли взять в толк, что за документ им предстоит завизировать. Потом всё-таки поставили свои закорючки ниже подписи Борьки. Алексей внимательно прочёл расписку: «Я, Провоторов Борис Петрович, отдаю Нартову Алексею Александровичу свою жену Провоторову Марину за три литра спирта. Навечно. Обещаю своими претензиями обоих больше не тревожить». – Ну, всё? Доволен? – уточнил нетерпеливый «бартерщик». – Вот и ладушки. А то нам праздник спрыснуть давно пора. Про-фес-сио-нальный! Только ты, Сыромяс, поперёд за кваском сгоняй: у твоей бабы самый классный, ей-ей! Уважаю! А мы тут пока с Мумушкой сальца подрежем да капустки изымем из погреба… А ты вали, вали, лейтенант, пользуйся… объедками с барского стола! На хрена она мне теперь сдалась – голодранка, пройденный этап! Вот выпью – и весь гардероб её подпалю! И перину! А больше у неё и нет ничего! Уразумел? Развод и девичья фамилия! Алексей нервно сглотнул, но желание двинуть хозяину домовладения в рожу переборол. Выкатил мотоцикл со двора, завёл. Уезжая, услышал в спину: – Скатертью дорога! Борька пил вусмерть четыре дня подряд. Сначала с приятелями, позже в одиночку. Весь спирт подчистую оприходовал. Про работу, понятно, напрочь забыл. Какое там – он и во двор-то выходить перестал уже на вторые сутки. Главное, и дядька нашего запойного горе-героя ещё в понедельник с утра в столицу подался – глобальные вопросы по СПК решать. А из Москвы, поразмыслив, уж заодно и в Санкт-Петербург махнул. Так что некому оказалось алкаша авторитетно к порядку призвать. Нет, конечно, бригадир домой к прогульщику дважды ездил. Полюбуется на изрыгающее матерные ругательства нетрезвое тело, плюнет – и отбывает несолоно хлебавши. А на пятый день Борька с чугунной головой выполз наконец на крыльцо дома и узрел новый забор сплошной набивки, ограждающий флигель и кусочек двора. Позвольте, это ещё что за дурацкие шутки? Походил, ничего не понимая, вдоль грубо оструганных сосновых досок с треугольным верхом. Выглянул на улицу – ещё сюрприз: в старом фасадном заборе вторая калитка появилась. Прямо перед флигельком. Запертая. «Ах они, мерзавцы! Отделились, стало быть, без моего ведома! – сообразил наконец Провоторов. – Как же, значит, я и не услышал даже? Ну, ничего, это гадство мы сейчас живо поправим!» Притащил из сарая стремянку, запасся топором и с натугой одолел деревянное препятствие, спустившись вниз по деревянным же лагам. Флигель был закрыт, да оно и понятно: середина дня, квартирант и бывшая жена на работе оба. Подрубить заборные столбы, а потом завалить доски – и вся недолга. Будут знать, как посягать на частную собственность! Вот только топор в ослабевших с похмелья руках вёл себя по-предательски. В итоге Борька едва не оттяпал себе пальцы на ноге, взмок и плюнул на шикарный замысел «ломать не строить». С третьей попытки перелез на «свою» территорию, уселся на любимом месте – верхней ступеньке крыльца, выкурил последнюю сигаретку из мятой пачки «Примы». Потом на кухне прямо из банки похлебал огуречного рассола. Есть не хотелось. Хотелось похмелиться, но не было ни денег, ни желания тащиться в магазин на свинцовых ногах. Оставалось ждать. И поневоле – думать… Около половины седьмого на мотоцикле подъехали Алексей и Марина. – Э эй! – осипшим голосом закричал им Провоторов. – А ну, подождите! – И заковылял через две калитки к флигельку. – Побаловались – будя! – стараясь придать голосу твёрдость, заявил он. – Маринка, домой! – Никуда она с тобой не пойдёт! – отрезал Нартов. – Пропил ты её! Променял! Или забыл уже? Вот она, копия расписочки-то! – Достал он из нагрудного кармана форменной рубашки сложенный вчетверо стандартный лист. – Ознакомься. Можешь даже порвать. Или съесть – я их пять штук наксерил, не жалко. Ну, читай! Тут и подписи свидетелей имеются. – Дак это… – Про «бартер» Борька, как ни удивительно, помнил. Поморщился, по складам разбирая текст расписки. – Шутейно же всё было… Ты чего? Жена она мне! – А кто развестись грозился? И все вещи её спалить? Слава Богу, кое-чего из носильного забрали, пока ты невменяемый четверо суток валялся. Перину, кстати, тоже. И паспорт – знаешь, на всякий пожарный… – Ну… Чего по пьяни да в горячке не ляпнешь?.. Постой-постой… Это ж какой день сегодня? – Четверг, однако, – с усмешкой отозвался Алексей. – Брешешь! – Собаки брешут! – с металлом в голосе отрубил офицер. – Ладно, ладно, вырвалось… Маринка, ну хватит уже выпендриваться, пошли, а? – Ни за что! – на резкой ноте вступила та в разговор. – Я от тебя только оскорбления да колотушки за всё время получала! Да и взял-то ты меня как – помнишь? Только потом тюрьмы испугался – называется, «осчастливил»! А он – стихи свои читал! Знай: я уже заявление на развод подала! И согрешила, и не жалею, чтоб не зря меня изменами попрекал! – Маринка-а а! – вдруг в похмельной истерике взвыл Борька и бухнулся на колени. – Вернись, матерью покойной клянусь: и пальцем не трону! – Нет! И вообще, скоро в полку общежитие офицерское откроют, так мы с Лёшей сразу же туда уйдём! А ты хоть подавись своим особняком – мне он без надобности! В детдоме и малому радоваться научили! – В общем, уходи подобру-поздорову, – подытожил Нартов. – Нам ещё ужин готовить да лечь надо пораньше, а то завтра на полёты в первую смену… – Не имеешь права гна-а ать! – запричитал Борька, с усилием подымаясь с колен. – Это моя земля-а а! И флигель то-оже! Уходи са-ам! Сам уходи! А её оставь! – Алёша, поедем отсюда, – предложила Марина. – Ведь покоя не даст! – Но куда? – К тётке. Как-нибудь в сараюшке на старых одеялах перекантуемся. Ночи-то пока тёплые – на удивление. – Ладно. Только захватить с собой надо кое-что. – А как же я а а? – голосом обиженного ребёнка вскричал Борька. – А ты – сам по себе! – жёстко ответила Марина и, брезгливо обойдя пока ещё законного мужа, стала отпирать дверь флигелька. Уезжали двое на мотоцикле под заунывно-угрожающие вопли третьего… На следующий день в станицу вернулся дядька Бориса. Быстро вник в ситуацию и тут же помчался к руководству лётного полка. Дело лейтенанта Нартова скоропалительно вынесли на суд офицерской чести. Заместитель командира полка по воспитательной работе свою обвинительную речь построил, главным образом, на том утверждении, что помощник начальника службы снабжения горючим «украл со склада ГСМ три литра этилового спирта высшего сорта и использовал их для разрушения семейной ячейки общества». Другие выступающие лейтенанту тоже попеняли, но всё больше как-то несерьёзно, пряча улыбку. Оживление сослуживцев вызвали лишь детали «бартерной сделки». Кто-то из зала высказался, что раз инициатором её был именно Провоторов, значит, он-то и есть главный виновник конфликтной ситуации. Нартов же тут сбоку припёка, пристяжная лошадка. Бориса в первую очередь судить следует! На что сразу получил из президиума отлуп: это не в нашей компетенции, и нечего отступать от темы, а любой выкрик с места есть нарушение воинской дисциплины! Впрочем, когда Алексей принародно и наотрез отказался порвать связь с Мариной, присутствующие неохотно согласились: да, наказать его, конечно, надо, но вот как? Зам. по воспитательной озвучил мнение руководства: за поступки, дискредитирующие честь российского офицера, ходатайствовать об увольнении лейтенанта авиации Нартова А. А. из Вооружённых Сил. А стоимость похищенного спирта взыскать с виновного в пятикратном размере. Несколько офицеров высказались мягче: за предупреждение о неполном служебном соответствии. Главный воспитатель полка взял слово вторично, продолжив с трибуны настойчиво гнуть свою «принципиальную» линию: – Мы не вправе поощрять аморальность! Разбить молодую семью! Похитить военное имущество! А самое страшное и печальное – он ведь до сих пор так и не осознал и не признал тяжести своих проступков! О чём тогда дискутировать? Вдумайтесь: покрывая вора и разлучника, вы проявляете элементарную и непростительную политическую незрелость! Уволить! Однозначно! И так-таки настоял на своём, заявив, что по полной программе будет разбираться с лицами, защищающими «двойного» преступника. Упомянутое ходатайство требовалось утвердить «на самом верху», а посему Алексей временно продолжал службу. Ночевали они с Мариной пока у Евдокии Спиридоновны. Борис же на работу так и не вышел. Целыми днями валялся на диване, на удивление, трезвый, тупо смотря мимо работающего телевизора или – со ступенек веранды – в на редкость безоблачное небо. А потом застрелился в огороде из двустволки, подаренной ему дядькой в честь окончания срочной службы. Курок нажал большим пальцем ноги. В горлышках двух пластиковых бутылок из-под «бартерного» спирта сотрудники милиции позднее обнаружили аккуратно скрученные бумажные листы. На первом из них оказалось короткое завещание, заверенное главой сельской администрации. Второй лист – записка следующего содержания: «Прошу в смерти моей никого не винить. Я продал жену за три литра спирта. Нет мне прощения, я это полностью осознал. Дом и всё имущество оставляю жене. Никто меня не преследовал, из жизни ухожу добровольно». Дядька покойного самострельщика рьяно пытался найденное завещание опротестовать. Переселившимся из флигеля в добротное жильё вдове и её любовнику угрожал, требуя уматывать с чужой территории. «И пока по-хорошему, а не то…» Даже обещал подключить криминал. На защиту законной наследницы решительно встал капитан Богатырёв. Завдетсадом тоже в стороне не осталась: районным функционерам на предпринимателя крепко нажаловалась. Спустя полгода счастливая супружеская пара – у Марины к тому времени явственно округлился животик – наследство удачно продала и из станицы уехала. Предположительно на родину Алексея, на тот момент уже уволенного из армии. Где точно они теперь живут и кем работают, история умалчивает. Но хоронила Бориса и все поминки (после погребения, на девять дней и, соответственно, на сорок) организовывала именно его «трёхлитровая» жена, как впоследствии окрестили Марину в станице. ШОКОЛАДНЫЙ СИМВОЛ ВОЛИ Давно дело было… В конце шестидесятых. Я тогда в пятый класс ходил. И очень любил конфеты, особенно шоколадные с белой начинкой: «Пилот», «Весна», «Озеро Рица». Не скажу, чтобы уж так часто они мне перепадали, а всё же почаще, чем старшей сестре Иринке. Сладким обоих больше баловала бабушка Дуся, наш главный воспитатель. Заканчивалась вторая четверть, и я жил в предвкушении новогоднего праздника и зимних каникул. Во дворе снежинками на иголках серебрилась уже купленная отцом разлапистая ель. Так хотелось поскорее её украсить… И вот наконец отец принёс из сарая крестовину, чуточку подпилил ствол лесной красавицы и установил её посреди зала. В комнате вскорости запахло хвоей. Игрушки развешивали мы с сестрой – разумеется, под контролем бабушки. О, эти ёлочные игрушки моего детства! Пузатые будильники, на которых всегда без пяти двенадцать, лубочные избушки с заснеженными крышами, фигурки сказочных зверюшек, переливчатые рыбки, грибы-крепыши… А красная звезда из стекляруса на проволоке чудом сохранилась у меня и поныне. Айболит и Старик Хоттабыч, светофор и матрёшка, труба, скрипка и барабан – все ручной росписи. Космонавт и ракета, витые сосульки, аж три кукурузных початка, гирлянды из флажков. И, конечно, жизнерадостные шары всех цветов и размеров, с портретами вождей, с серпом и молотом, с узорами, с отражателем, с серебристой присыпкой, неярко блестевшие среди колких мохнатых ветвей. Сегодняшние же пластиковые шарики оптом сработаны на одну колодку и без души. Единственный плюс, да и то сомнительный, – не бьются. Под ёлку мы поставили Снегурочку и Деда Мороза из папье-маше, с надрезанным мешком: по малолетству Иринка пыталась найти в нём подарок. В заключение священнодействия бабушка принесла ещё и конфеты «Пилот» – двенадцать штук, я их сразу сосчитал, и мы на нитках подвесили лакомство за хвостики фантиков. Потом бабушка предупредила: – И чтоб ни-ни! Пусть пока покрасуются, а уж после праздника разделите. Ничего себе – испытание для меня, сладкоежки! Ещё и ёлка рядом с моим диваном: утром глаза открыл – конфеты с веток дразнятся; спать ложишься – опять душевное расстройство. Словом, уже через два дня «не вынесла душа поэта»… Ведь половина конфет моя. Так какая разница, когда именно их употребить? Ну, не довисели, подумаешь, это-то мы замаскируем. Первой «жертвой» стал «Пилот» с нижней ветки. Подгадав момент, я вытянул его из фантика и с наслаждением сжевал, а пустую бумажку свернул так, чтобы казалось, будто конфета цела. Лиха беда начало – в тот же день добрался и до второй, а следующим утром – до третьей. Ликвидировав полдюжины «Пилотов», временно остановился: оставшиеся-то уже, вроде, и не мои… Однако я быстро пришёл к мысли, что сестра почти взрослая, и вообще, за свою длинную жизнь куда больше меня всяких вкусностей съела, значит, пора восстанавливать справедливость. И без всяких угрызений опустошил пару очередных фантиков. Потом, даже внутренне не оправдываясь, просто «приговорил» две следующие конфеты. Доел бы и последние, с самого верха ёлки: семь бед – один ответ. Но тут наступило 30 декабря, и на школьном новогоднем празднике мне вручили традиционный подарок. Я было хотел подстраховаться, завернуть в пустые фантики конфеты из кулька, но… Это почти все шоколадные повыбрать? Жа-алко… Развязка наступила после новогоднего ужина – его нам с Иринкой устраивали в девять вечера, и я на нём сидел как на ёлочных иголках… Эх, и быть бы мне битым широким отцовским фронтовым ремнём, на котором папа точил трофейную бритву «Золинген», однако меня отстояла бабушка. Только изъяла четыре наиболее красивые конфеты из остававшихся в кульке и вручила кровно обиженной сестре, тоже любительнице сладкого. Мне же попеняла: – Нету у тебя, друг ситцевый, силы воли ни на грош. А ещё мужчина будущий. Срамота! И отошла, бессильно махнув рукой. Очень меня те слова пробрали, даром что мал был. Любым путём доказать захотелось: конфеты – пустяк, а сила воли имеется, и настоящий мужчина – такой, как мой кумир актёр Жан Маре из любимого фильма «Парижские тайны» – из меня обязательно получится. Пожалуй, то был первый в моей жизни по-взрослому осознанный поступок. В опустевшем кульке-подарке оставалась большая шоколадная медаль в серебряной фольге и с выступающей картинкой: космический корабль, удаляющийся от Земли к звёздам. Медаль сберегалась напоследок – вкуснее будет казаться. Взял я её и с отчаянной решимостью принёс бабушке: – На, возьми, а отдашь на следующий Новый год, тогда и съем. И попробуй только после сказать, что у меня силы воли нет! – Э э э, друг сердешный, так дело не пойдёт! – возразила бабушка. – Невелика важность, если я шоколадку под ключ упрячу. А вот ты её в свой стол положи, чтоб всё время под рукой, и потерпи годик. Тогда – герой! На том и порешили. И ещё – что это будет наш секрет. Намучился я. Особенно – спервоначалу. Сядешь уроки учить – а мысль о рядом лежащей сласти все знания отгоняет. Вынешь шоколадку, посмотришь на неё – тьфу, сгинь, искусительница! – и назад, в ящик. Я уж и серебряную фольгу аккуратно снимал, и шоколад нюхал, и кончиком языка к выпуклому изображению прикладывался. Ах, как хотелось отгрызть ту же «Землю», либо хотя бы ракету слизать… Сейчас-то понятно: сам соль на рану сыпал. Но – кое-как держался. Бабушка же время от времени интересовалась: – Ну, что там твоя медаль? Есть ещё сила воли, не съел? Я нёсся к столу и предъявлял заначку. И как был тогда горд и счастлив! Летом сдерживать себя оказалось проще: каникулы, ещё и в гости уезжал. Вернулся домой – и сразу к столу: на месте ли шоколад? Да куда ему деться… А вот в сентябре едва не сорвался. Получил нагоняй от матери за то, что гулял много, по-летнему, а за уроки садился под вечер. И так захотелось эту распроклятую медаль изничтожить! Спасибо бабушке – вовремя углядела, что с внуком что-то неладное, и о «силе воли» спросила… Дотерпел-таки я до следующего Нового года! За праздничным столом бабушка открыла домашним нашу тайну и торжественно подвигла меня на поедание шоколадного символа воли. Медаль к тому времени треснула – как раз меж Землёй и ракетой, немного посветлела и сильно затвердела. Пришлось её натурально грызть. И всё равно: это был самый вкусный шоколад, который мне довелось попробовать в жизни! СОБУТЫЛЬНИКИ Глухая стена сараев и сходящийся под прямым углом забор надёжно скрывали дальний пятачок двора от любопытных глаз. Здесь, в тени пустующей голубятни, вокруг импровизированного стола-ящика, кто на чурбачке, кто на сложенных в столбик старых кирпичах, мостились Иванов, Петров и Сидоров. На застеленном газетой ящике красовались водочная бутылка, разнокалиберные стаканы, треть буханки хлеба и пара свежих огурцов. В добавление к обычным атрибутам выпивки-закуски в кулёчке, слипшиеся, лежали конфеты-леденцы. Сервировавший стол Иванов довольно обвёл его глазами и заявил: – А чё? Вроде все кайфово получилось! – Ну, погнали? – подпрыгивал на чурбачке нетерпеливый Сидоров. – Погнали, а? – Спешка нужна только при ловле блох, – авторитетно повторил Иванов где-то услышанную поговорку, важно выдержал паузу и скомандовал: – Разливай! – По половинке или как? – проконсультировался Петров, хватаясь за бутылку. – По полной! – распорядился Иванов. – Мы не слабаки! – А пьём за что? – уточнил и опять подпрыгнул Сидоров. Приятели задумались… – Во! За дружбу! – наконец провозгласил стоящий тост Иванов. – Мирово! Приятели подняли стаканы. Чокнулись. Выпили… Иванов принялся усиленно нюхать хлеб. Сидоров надкусил огурец, пожевал и сплюнул в сторону. – Горький, жуть! Огурец вернулся на газету. А Петров скромно взял конфетку и громко зачмокал. – Как маленький! – возмутился Иванов. – До таких лет дорос, а всё сладкоежка. Но по инерции и сам потянулся к кульку. За ним – Сидоров… Посасывая конфетку, Иванов вдруг качнулся и прогнусавил в его сторону: – Т ты… Ты мне друг или н нет? – А тебя это сильно колышет? – удивился Сидоров. – Сильно! – И, подумав, Иванов схватил Сидорова за рубашку: – А может, ты вообще бандит! Петров как бы невзначай снова сунулся к кульку. – Сбесился, что ли? – дёрнулся в сторону Сидоров. От его рубашки отлетели две пуговицы, одна с «мясом». – Козёл! – обидчиво возмущался Сидоров, шаря по траве. – Мы так играть не договаривались! Думаешь, на год старше, так и всё можно? Что я теперь ма-аме скажу? – Ой-ой! Маменькин сынок! Из-за чего бы плакаться… Иванову и самому было неловко за оторванные пуговицы, но смущение он пытался скрыть под маской грубости. – Сам ты сынок маменькин! – стонал Сидоров, поднимая клочок рубашки с пуговицей. – Щас как бы дал в рыльник! – Ты чё, обнаглел, мелкий? – уже озлился Иванов: ещё бы, такой удар по авторитету! Петров досасывал очередной леденец. – Подумаешь, крупный нашёлся! – огрызнулся Сидоров. – Щас вот… приёмчиком… – Сопляк македонский! – подскочил к нему с угрозой Иванов. – Вчера на секцию записался? – Шухер! – крикнул Петров, вскочив и поспешно закинув в рот ещё два леденца. Перед распетушившимися мальчишками стояли трое взрослых мужчин. У одного красноречиво оттопыривался пиджачный карман, другой держал в руках газетный свёрток. Несколько секунд взрослые обозревали следы детского застолья. – Гадёныши! Что делают, а? – вдруг взревел крупный мужик с сизым носом в фиолетовых прожилках. – Куда учителя смотрят? Стервецы! – поддержал негодующие возгласы второй мужчина, в очках. – Д да… С таких лет… – негромко попенял ребятне морщинистый, с сильной проседью третий мужчина. Закончил воспитательную работу, как и начал её, сизоносый: живительная влага просилась в глотку, и горе-актёров требовалось поскорее разогнать с облюбованной территории. – Пороть их всех надо! – потрясая сжатым кулаком, рявкнул здоровяк и стал вытаскивать брючный ремень. Иванов чуть ли не с разбега пронырнул сквозь дыру в заборе. Сидоров по трухлявой лестнице взлетел на голубятню, спрыгнул оттуда на сарай и помчался по разновысоким крышам, соображая, где лучше спуститься на землю. Петров же, не забыв прихватить кулёчек с остатками леденцов, резким виражом обогнул старшее поколение и юркнул в проход меж сараями и забором. – Д да… И дети же пошли… С малолетства – и нате вам… – продолжал монотонно-приглушённым голосом мужчина с сильной проседью. – Ну мы-то не дети! – И при этих словах мужчина в очках развернул свёрток с закуской. – Имеем полное право! Выходной! Здоровяк вдруг неуловимым движением опрокинул в рот содержимое оставленной на столе бутылки – в ней ещё виднелось немного прозрачной жидкости. – Э э! Куда! – возмущённо завопил мужчина в очках, но сизоносый уже сплюнул и выругался, отшвырнув бутылку в сторону. – Вода, бли-ин! – с болью разочарования в голосе протянул он. – Ничего-ничего, – утешил его мужчина в очках, радуясь, что собутыльнику не досталось лишнего глотка спиртного, – по деньгам пусть оно и мелочь, а другой-то раз именно её, в аккурат, и не хватает. – И по-хозяйски поднял отброшенную стеклотару, тут же проверив: цела ли. А морщинистый мужчина с горечью и грустью посетовал: – Да а… А мы-то, помнится, в детстве всю дорогу в войну играли. Десятая планета |
Похожие:
 | Положения об учетной политике Общества, существуют следующие допущения при ведении бухгалтерского учета филиалом: для отражения хозяйственных... | | Методологические основы отражения в бухгалтерском учета операций с денежными средствами 5 |
 | ... | | Цель изучения темы — формирование у студентов представления о сущности материалов, правилах отражения в учете операций связанных... |
| Порядок отражения в бюджетном учете и отчетности результатов переоценки нефинансовых активов бюджетных учреждений | | Инвентаризация материалов на складах, порядок ее проведения, оформления и отражения ее результатов. 57 |
| Отражения: Выпуск 6 Первые опыты художественного перевода. Ответственный редактор и составитель О. В. Матвиенко. – Донецк, ДонНУ,... | | ... |
| Фнс россии от 28. 09. 2015 n гд-4-3/16910@ "О порядке отражения в налоговой декларации по налогу на прибыль иностранной организации... | | Простая форма бухгалтерского учета порядок отражения хозяйственных операций в книге учетов фактов хозяйственной деятельности |