Цвайгерт К., Кётц X. Ц 25 Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: в 2-х тт. Том I. Основы: Пер с нем
Скачать 6.32 Mb.
|
| Knittel. Zum Problem der Ruckwirkung bei einer Дnderung der Rechtssprechung. Eine Untersuchung zum deutschen und US-amerikanischen Recht, 1965). В Англии ригоризм прошлых лет доктрины связанности прецедентом также, по-видимому, уходит в прошлое. Примером тому может служить тот факт, что спорные положения этой доктрины о связанности палаты лордов своими прошлыми решениями перестали действовать с 1966 года. И это произошло не в связи с принятием парламентского акта или в результате судебного решения, как можно было бы предположить. Просто лорд-канцлер сделал в открытом заседании суда от имени других «судебных лордов» следующее заявление: «Лорды рассматривают применение прецедента как незыблемую основу, опираясь на которую они принимают решение о том, что есть закон и как его использовать в каждом конкретном случае. Это гарантирует по крайней мере определенную степень уверенности гражданам при ведении ими своих дел, а также служит базой для упорядоченного развития правовых норм. В то же время лорды признают, что слишком строгое следование прецеденту может привести к несправедливости в отдельном конкретном случае, а также чрезмерно ограничить должное развитие права. Поэтому они предлагают изменить существующую практику и, рассматривая прежние решения палаты как связывающие в принципе, отступать от прежнего решения в том случае, если это необходимо. В этой связи лорды будут помнить о той опасности, которую таят действия, имеющие обратную силу и чреватые нарушением стабильности отношений, касающихся уже заключенных торговых сделок, сделок с собственностью и финансовых договоренностей. Они будут также помнить о том, что уголовное право особенно нуждается в сохранении стабильности. Настоящее заявление не имеет целью повлиять на применение прецедентов где-либо, кроме как в палате лордов» (1966, 1. W.L.R., 1234). Предприняв этот шаг, палата лордов отменила лишь специальный и далеко не главный постулат доктрины связанности прецедентом (stare decisis). Можно, однако, предположить, что это решение, имеющее прежде всего психологическое значение, приведет к дальнейшим ограничениям в применении этой доктрины, которая в своей застывшей форме выглядит в наши дни, по словам Рабеля (Rabeis Z. 16, 1951, 340, 344), «старинной английской достопримечательностью». Если серьезно отнестись к фразе «слишком строгое следование прецеденту может... чрезмерно ограничить должное развитие правам, то из нее должно вытекать, что в будущем также и Апелляционный суд вынужден будет смягчить свою позицию в отношении связанности своими собственными предыдущими решениями и что все суды будут с большей сдержанностью судить о значимости принятых ранее решений. Вопрос об отказе Апелляционного суда от связанности собственными предыдущими решениями довольно спорен. В деле Gallie v. Lee, 1969, 1, ALL, ER, 1062 лорд Деннинг высказал мнение о необходимости следовать примеру палаты лордов: принцип «связанности прецедентом» является «самоограничением». «Мы пошли на это, и мы же сами можем снять его. Палата лордов сделала это. Почему же мы не должны действовать подобным образом? Мы должны быть столь же свободны — ни больше, ни меньше, — чтобы не быть связанными нашим же предшествующим прецедентом, подобно тому как это имеет место в случае с палатой лордов или с судьей первой инстанции. Очень, очень редко случается, когда мы хотим пойти против нашего предыдущего решения, но если будет совершенно очевидно, что мы ошиблись, мы должны найти в себе силы, чтобы восстановить справедливость» (ааО, р. 1072). Лорд-судья Рассел высказывает противоположное мнение. Отказ от принципа связанности прецедентом был подтвержден палатой лордов, поскольку в противном случае устаревший правовой принцип мог бы быть отменен только законодателем. Сегодня же, когда парламент перегружен срочной текущей работой по разработке новых законопроектов, такая возможность представляется нереалистичной. Решения Апелляционного суда могут быть обжалованы. И потому в интересах правовой стабильности следовало бы сохранить принцип «связанности прецедентом». «Отказ от принципа связанности собственными предыдущими решениями, которому следует данный суд, приведет, по моему мнению, к еще большей правовой нестабильности и, по-видимому, вызовет еще больший поток тяжб» (ааО, р. 1076). Лорд Деннинг в своих более поздних решениях продолжал твердо настаивать на своей точке зрения (например, в деле Davis v. Johnson, 1978, 1. ALL, ER, 841, 852). Однако он не нашел поддержки в палате лордов (см. Lord Diplock in: Davis v. Johnson, 1978, 1. ALL, ER, 1132, 1136 ff., HL). Интересная подборка аргументации с обеих сторон по данному вопросу дана в Rickett, Precedent in Court of Appeal, Mod. L. Rev. 43, 1980, 136, 147 ff. Если обратиться к Европейскому континенту, то можно констатировать, что здесь положение не многим отличается от стран общего права. Нет лишь принципа связанности судов собственными предыдущими решениями. Действительно, не существует нормы, которая предписывала бы судье императивно следовать решению вышестоящего суда. Но правовая действительность выглядит по-другому. На практике в наши дни любое решение Кассационного суда Франции или Федерального суда Германии может в той же мере рассчитывать на признание судами низших инстанций, что и английские, и американские апелляционные суды. И не только потому, что решения вышестоящих судов завершают цепочку решений, имеющих одинаковую юридическую силу. На практике любое решение Федерального суда пользуется высочайшим авторитетом. И то, что какой-либо судья открыто отказывается следовать такому решению, случается крайне редко и не является типичным. Во Франции дело обстоит подобным же образом (см., например, B.David/de Vries. The French legal system, 1958, p. 113 ff.). «Несмотря на отсутствие официальной доктрины stare decisis, во французских судах, как и в судах других стран, существует устойчивая тенденция следовать прецедентам, особенно это касается судов высших инстанций... Кассационный суд может, конечно, отменить свое собственное предыдущее решение. Но с той же долей вероятности можно утверждать, что он не сделает этого без веских на то оснований... Отношение судов низшей инстанции к решениям Кассационного суда в целом аналогично отношению судов низшей инстанции к решениям высших судов в странах общего права. Обычно следуют каждому решению Кассационного суда, хотя его и нельзя цитировать как (единственное) основание для принятия решения. Но, конечно, определенные факторы могут побудить суды низшей инстанции принять решение, противоречащее предыдущему решению Кассационного суда. Одним из таких факторов может стать наступление новых условий, в свете которых данный суд откажется следовать предыдущему решению Кассацион- ного суда» (Ancel. French Case Law. J. Сотр. Leg. 16, 1934, 1. Le droit franзais, 1, 1960, 160 ff.). Едва ли будет преувеличением сказать, что доктрина stare decisis общего права и соответствующая практика судов стран континентальной Европы ведут в значительной мере к сходным результатам: «На практике... различия приходится разыскивать с лупой в руках» (Rabel in RabelsZ., 16, 1951, 340, 345). Но существует и другая точка зрения (appelletti, ааО). Действительно, если судья хочет воспользоваться нормой одного или нескольких решений вышестоящего суда, поскольку считает, что они соответствуют положению вещей в рассматриваемом им деле, то он — ив этом ситуация в Германии ничем не отличается от Англии или Франции — последует этим решениям и содержащимся в них нормам. Конечно, чтобы следовать норме, судья должен сперва выявить ее в материалах дела. А вот методы выявления подобных норм существенно различаются в общем и гражданском праве. В общем праве особенности судейской техники изучения материалов дела и выявления в нем норм и принципов явились результатом устоявшейся и ставшей профессиональной традиции «обоснования от прецедента к прецеденту» (reasoning from case to case). В Англии и США исходят в процессе принятия решения из отдельных относящихся к делу прецедентов, которые суду в большинстве случаев предоставляют юрисконсульты (адвокаты) тяжущихся сторон. В этих принятых ранее решениях он выявляет определенные нормы (rules), то есть решения отдельных конкретных повседневных проблем. Он прослеживает, как эти нормы в процессе развития в других прецедентах получали ограничительное или расширительное толкование и улучшались, а затем сам постепенно формулирует на основе их обобщения принципы, нормы, с помощью которых ему предстоит решить сперва предварительно рассматриваемое им дело. При этом он всегда должен помнить о необходимости практического решения проблем. Сформулированный таким образом первоначальный вариант решения он вновь проверяет с точки зрения его правильности в отношении рассматриваемого им дела, сравнивая его с данными аналогичных дел, и только после этого принимает окончательное решение (см. по данному вопросу основополагающую и очень ценную с теоретической и сравнительно-правовой точек зрения работу Esser, aaO, S. 183 ff.). Процесс принятия решения происходит путем активного обсуждения. Все аргументы «за» и «против» приводятся в живой устной дискуссии с реальным или воображаемым оппонентом ambulan-do solvitur, то есть принимает решение, уподобляясь перипатетикам. Рассмотрение гражданских дел в английских и американских судах является прекрасным форумом для подобного рода обсуждений. Хотя историческое развитие гражданского судопроизводства в странах англо-американского права характеризовалось сильным влиянием суда присяжных, сегодня их роль при рассмотрении гражданских дел сохранилась практически только в США. Это означает, что рассмотрение дела заканчивается в течение одного заседания, при необходимости оно может длиться несколько дней. При этом стороны устно излагают фактическую сторону дела и правовые проблемы в устной дискуссии в присутствии судьи, в которой он также принимает участие (подробнее см. § 20, V). Этот индуктивный метод мышления, идущий от изучения единичных фактов, и основанный на нем метод углубленной проработки прецедента вообще неизвестны судебной практике континентальной Европы или известны лишь в незначительной степени. Причина этого — то обстоятельство, что на судейскую среду в Германии, а в еще большей степени в Италии и во Франции все еще оказывают влияние старые идеи позитивистской теории права, согласно которым принять по делу решение означает не что иное, как урегулировать предмет спора путем применения уже имеющейся нормы, отыскав ее среди других норм, классифицированных в соответствии с определенной системой. Эти позитивистские идеи идут еще дальше и тесно переплетаются с теориями о том, что применяемые нормы — это прежде всего нормы законодательные, а нормы и принципы, создаваемые судебной практикой, смогут получить официальное признание лишь после того, как вберут в себя мистическую «волю действующего в обществе права, которая проявляет себя путем постоянного повторения», и тем самым «усилят обычное право». То, что эта замшелая доктрина правовых источников уже более не отвечает современным методам отправления правосудия, совершенно очевидно. Однако стиль решений французских, итальянских и даже немецких судов высших инстанций показывает, сколь удивительно живучи эти идеи. Прежде всего бросается в таза, с какой небрежностью на континенте обращаются с обстоятельствами дела, на основании которых принимается решение. Уже упоминалось (см. § 9, I), что французский Кассационный суд ограничивается лишь скупыми намеками в этом отношении. В Германии, правда, суды придерживаются правила прилагать к решению краткое описание фактической стороны и состояние рассматриваемого дела. Однако при опубликовании решения в периодической печати или сборнике судебных решений очень часто проявляется явная тенденция давать обстоятельства дела в урезанном виде или вообще обходиться без них. Подобная процедура была бы немыслима для юриста общего права. Аналогично поступает и французский Кассационный суд, который не утруждает себя даже цитированием собственных ранее принятых решений и, кроме того, не объясняет, почему он следует именно этому, а не иному прецеденту. Не подлежит сомнению, что Кассационный суд тщательно изучает материалы дела. Но внешне все выглядит так, будто решение было принято с помощью волшебной палочки, извлекшей нужную норму из текста закона (см. по этому вопросу прекрасное исследование Dawson, aaO, р. 400 ff.). В целом же решения судов высших инстанций стран континентальной Европы до сих пор несут на себе следы традиций авторитарного государства прошлого века. Это заключается прежде всего в том, что судебное решение — анонимный акт государственной власти. Тем самым уважающему авторитет власти подданному хотят продемонстрировать величие закона и по этой причине скрыть, что судья не мог принять решение на основе мыслительных, точно выверенных логических операций, а действовал, исходя из материалов рассматриваемого дела, и в сомнениях искал решения конкретных проблем методом проб и ошибок, мучительно взвешивая все «за» и «против» (см. Kцtz, aaO). О том, насколько слабо еще развито искусство метода «обоснования от прецедента к прецеденту», свидетельствует некритическое использование так называемых «руководящих принципов» (Leitsдtze), которые повсюду на континенте предпосылаются опубликованным судебным решениям. Руководящие принципы формулируются абстрактно и в сильно сокращенном виде и представляют собой выжимку правового содержания судебного решения. При этом обстоятельства дела, на основе которых принималось решение, упоминаются лишь вскользь или вообще не упоминаются, а сам процесс, показывающий, как рождалось обоснование, никогда не приводится. Такие руководящие нормы под названием head notes (резюме) существуют и в странах общего права. Но там они служат судье просто для того, чтобы дать ему первоначальное представление о возможном содержании данного судебного решения. Это отнюдь не означает, что само решение должно быть тщательно подготовлено. Что же касается Европейского континента, то здесь, наоборот, «руководящие принципы» часто совсем не связаны с обстоятельствами дела и даются самостоятельно в виде отшлифованных формулировок, так что в юридической практике их применяют как нормы закона. В Италии дополнительным стимулом этому служит публикация судебных решений только в форме руководящих принципов (massime). Это делает практически невозможным выявление обстоятельств дела, по которому суд принял данное решение, а следовательно, и определение реального значения руководящего принципа этого дела. В действительности такие руководящие принципы следует рассматривать лишь как рабочие гипотезы и в свете растущего числа и меняющихся жизненных потребностей постоянно подвергать критической оценке, развивать, толковать ограничительно, улучшать и т.д. И континентальные суды, бесспорно, так и поступают, часто не отдавая себе в этом отчета. Однако, поскольку это редко становится достоянием гласности, трудно составить представление о реальном положении вещей в этом вопросе. III Методы толкования закона в странах общего и гражданского права также отличаются между собой. Это связано с тем, что в процессе развития английского права издаваемые парламентом этой страны статуты играли иную роль, чем законы на континенте. Вплоть до XIX века англичане, подобно римлянам, признавали целесообразной деятельность за- конодателя только в тех случаях, когда требовалось устранить конкретные социальные или экономические недостатки. Всеобъемлющее и целенаправленное регулирование, предусматривающее заранее решение сразу множества различных проблем в рамках целой отрасли права, казалось практичным эмпирикам-англичанам с их прецедентным менталитетом опасным и неестественным: «Если уж мы подошли к мосту, то перейдем по нему». Поэтому английские статуты представляли собой спорадические, принимаемые «по случаю» законы, далеко уступающие по своей правовой силе как источники права неписаному общему праву, которое в одинаковой степени проникло во все области права. Судьи смотрели на законы как на зло, правда, необходимое, но разрушающее гармонию общего права. И потому, создавая правила толкования законов, судьи, по замечанию Поллока, открыто исходили из убеждения, что, «как правило, парламент меняет право в худшую сторону и задача судьи заключается в том, чтобы свести к минимуму вред от его вмешательства» (Essays on jurisprudence & Ethics, 1882, 85). Особенное развитие получила мысль, что закон, отличающийся от неписаного общего права, рассматривается как исключение и потому его следует толковать узко и применять только к тем случаям, которые прямо и однозначно подпадают под его содержание. Если же в этом случае с помощью закона тяжбу урегулировать не удается, то, как полагают, необходимо вновь прибегнуть к всеобъемлющим нормам общего права. В гражданском праве, наоборот, неясные места и пробелы судья стремится восполнить, обращаясь к сути и цели закона. При этом он руководствуется скорее мыслью об искреннем стремлении законодателя к сотрудничеству с ним, нежели осторожным скепсисом в отношении опасности, если не злонамеренности, любых действий законодателя в области частного права. Консервативно настроенные английские судьи иногда используют упомянутые принципы толкования для ограничения или обхода несимпатичных им норм современного социального законодательства. Они утверждают, причем часто аргументированно, что нормы этого законодательства ограничивают свободу договора, основанную на общем праве, и потому должны толковаться ограничительно (см. Jackson. The Machinery of Justice, 1977, 472 ff.). Недооценка закона как правового источника ведет к тому, что в общем праве законодательные нормы лишь в незначительной мере привлекаются судьями в качестве исходного материала для собственного правотворчества. На континенте в этой сфере также все иначе. При решении спорных проблем судья ориентируется прежде всего на соответствующие нормы закона. Он проверяет, применимы ли эти нормы по своей внутренней сути к решению данной проблемы, можно ли применять их по аналогии или вывести из них доказательство от противного. Поэтому можно утверждать, хотя и с некоторой долей преувеличения, что в гражданском праве законодательные нормы часто играют роль основы для принятия судебного решения подобно прецедентам в общем праве. «Юрист общего права рассматривает право как обычное или традиционное. Самым лучшим для себя он считает принятие решения на основе прецедентов. Закон для него лишь норма, регулирующая конкретную ситуацию, которую нельзя использовать для обоснования по аналогии... С другой стороны, континентальный юрист смотрит на право как на порождение законодателя. Для правотворчества и правоприменения ему служат тексты законов, которые он использует для обоснований по аналогии...» (ср. Pound L.Q. Rev., 67, 1951, 50). Этими различиями объясняется, в частности, и тот факт, что замена общего права гражданским кодексом с тысячами параграфов, например, в Калифорнии не оправдала первоначальных надежд законодателя на постепенное отмирание в этой связи большей части общего права. Судьи были не готовы рассматривать ГК как некое смысловое единство, не зависимое от общего права, и сделать его исходным материалом для своего правотворчества. Правда, было признано, что ГК надлежит следовать в тех случаях, когда его отдельные нормы отступают от норм судейского права. В остальном же правотворчество в рамках общего права осуществляется в соответствии с традиционным методом «обоснования от прецедента к прецеденту». А если при этом окажется, что найденное решение может опираться также и на норму ГК, то тем лучше. Но даже и при такой ситуации, когда норма ГК была использована для судебного решения, все равно исходным пунктом для обоснования скорее будет это судебное решение, а не текст закона. Поэтому можно констатировать, что ГК в Калифорнии в значи- тельной мере утратил свою самостоятельность как источник права. Техника ограничительного толкования английскими судьями объясняется отчасти особенностями английского юридического языка. Континентальному юристу особенно бросается в глаза, что английский судья, пытаясь воспрепятствовать обходу закона, облекает свои решения по простейшим делам в многословные, витиеватые и трудные для понимания формулировки, полные доктринерства. Там, где континентальный законодатель удовлетворится одним всеобъемлющим понятием, английский использует пять специальных, чтобы допустимым было одно-единственное толкование и тем самым бьша ограничена свобода действий судей. По мнению Полл ока, искусство законодателя в конце XVIII века заключалось в том, чтобы «сложить в одну кучу как можно больше нужных и ненужных слов в надежде, что многословие обеспечит надежную защиту содержанию законодательного акта» (A First Book of Jurisprudence, 1929, 359). В целом следует отметить, что следы этого можно наблюдать и в современном законодательстве. Континентальный юрист еще и сегодня с удивлением обнаруживает довольно частую практику, когда из употребляемых в законе понятий составляют лексикон и помещают его в начале текста, а затем дают им определения, как в учебнике. Амос называет такую юридическую технику «инструментом обеспечения закона своим собственным словарным запасом» (ааО, р. 170). Английский закон о толковании 1978 года сплошь состоит из таких объяснений слов. Там, например, совершенно серьезно провозглашается: «В любом акте, если нет иного намерения, слова мужского рода включают слова женского рода, а слова в единственном числе включают слова во множественном числе, слова во множественном числе включают слова в единственном числе». Возникает вопрос, на каком же уровне находится законодательная техника в стране, в которой требуются столь тривиальные вспомогательные средства. Педантизм и мелочность языка законов коренятся, разумеется, не только в стремлении максимально ограничить возможности для их толкования судьей. Причиной тому является также и формализм юридического мышления, следы которого заметны и по сей день. Не только законы, но и договоры и завещания еще и сегодня составлены на языке, который континентальному юристу кажется средневековым. Если в Германии договор найма жилой площади содержит простую формулировку: «Наймодатель сдает внаем квартиросъемщику следующую квартиру...», то аналогичная формулировка в договоре Англии или США будет звучать приблизительно следующим образом: «Владелец дома сдает внаем и тем самым предоставляет, сдает в аренду и внаем квартиросъемщику, а квартиросъемщик соглашается взять внаем и в аренду и сим берет внаем и в аренду следующую квартиру...» (цит. по Williston Contracts VII (1938), 6111). Множество подобных примеров можно отыскать с легкостью в формулярных книгах Англии и США. В основе этого, разумеется, лежит сословный интерес юристов: им не может не понравиться, когда простые вещи с помощью искусственного юридико-технического языка покрываются завесой таинственности, проникнуть через которую простой гражданин без помощи специалиста не в состоянии. Объем книги не позволяет показать густую сеть норм и принципов, которая была сплетена в Англии в области толкования законов. Ими заполнены толстенные фолианты, и в своей совокупности они «производят на континентального юриста впечатление анахронизма» (Esser, aaO, S. 131). Например, существует так называемое «золотое правило», согласно которому позволительно отступать от ясного смысла закона, если буквальное следование ему ведет к абсурдным или неосуществимым результатам. Ему противоречит другое «правило буквального толкования». Согласно ему, предписывается любой ценой следовать букве закона до тех пор, пока смысл его текста остается ясным: «Если текст закона ясен, необходимо придерживаться его, даже если это ведет к очевидному абсурду. Для суда не имеет значения абсурдность действий законодателя» (Lord Esher in: R.v. The judge of the City of London court, 1892, 1 QB, 273, 290). Согласно «правилу по устранению ущерба» (mischief rule), которое восходит к одному из судебных решений 1584 года (Heydon's case, 3 Co. Rep. 7a, 76, Eng. Rep. 637), судье надлежит толковать закон таким образом, чтобы он мог реализовать свое историческое предназначение — устранять вред, поскольку это не удается сделать с помощью общего права. Выявление целей законодателя часто затруднено из-за друга- го правила, которое запрещает судье при толковании закона опираться на материалы парламента и его комитетов по подготовке проектов законов. Для обоснования этого правила ссылаются часто на ненадежность этих материалов, их про-бельность и односторонность. Так случается часто, но судье можно было бы спокойно предоставить право решать, какие материалы представляют ценность для рассматриваемого им дела. Почему ему всегда и при любых условиях препятствуют пользоваться ими, не совсем ясно (подробнее см. Marsh, aaO, р. 56 ff.). Остается лишь развести руками по поводу той серьезности, с какой в Англии ведут дискуссии о том, следует ли судье при толковании закона выявлять значение его пунктуации, заголовков и подзаголовков. Справедливости ради следует добавить, что в Англии в последние десятилетия все отчетливее осознают, насколько важно как можно быстрее освободить судью от цепей юриди-ко-технических доктрин толкования, предоставив ему боль- > ше свободы в обращении с законом, и превратить его в партнера, а не в противника законодателя при толковании закона. Выразителем точки зрения тех, кто выступает за этот новый стиль толкования законов, стал лорд Деннинг. По его мнению, судья не только должен пользоваться законодательными материалами (см. Davis v. Johnson, 1979, AC. 264,276 ff.; против палаты лордов, ааО, р. 317, 337), но может также уточнять неясности закона и восполнять его лакуны в смысле тех целей, которых хотел достичь законодатель, издавая закон: «Мы находимся здесь не для того, чтобы растаскивать по словечкам язык парламента и министров и превращать его в бессмыслицу. Это делается очень просто, и юристы слишком часто склонны к этому. Мы находимся здесь, чтобы выявлять намерения парламента и министров и реализовать их. И мы будем делать это гораздо лучше, заполняя пробелы, придавая смысл закону, вместо того, чтобы подвергать его деструктивному анализу» (Magor & St. Mкlions v. Newport Corp., 1950, 2 All. ER. 126, 1236). За это выступление лорд Деннинг получил «нагоняй» от палаты лордов. Восполнение пробелов для достижения целей закона, по словам лорда Симонда, недопустимо: «Мне представляется это чистейшей воды узурпацией законодательной функции, закамуфлированной под толкование. И еще менее это оправдано, когда пытаются фантазировать с законодательным материалом при обсуждении в нем пробелов и заполнении их» (Magor & St. Mellons v. Newport Corp., 1952, AC. 189, 191). Конечно, лорд Деннинг настаивал на своей точке зрения, и особенно убедительно, когда речь шла о толковании норм права Европейского сообщества. «Было бы абсурдным, если бы толкование английских, судов отличалось от толкования французских судов, голландских или немецких. Поэтому мы должны отставить в сторону английские прави- ла толкования. Слишком долго мы были склонны точно им следовать. Я имею в виду буквальное толкование слов. При толковании этой конвенции мы должны принять европейский метод... Они применяют метод, который в Англии называют странными словами, по крайней мере для меня они звучат странно: «схематический и телеологический» метод толкования. Он не столь отпугивающ, как звучит. Все это означает лишь, что судьи не придерживаются буквального значения слов или грамматической структуры предложений. Они следуют замыслу или цели, которые стоят за ними... Они просто задаются вопросом: каков наиболее эффективный путь регулирования ситуации, ведущий к реализации предполагаемой цели закона? Соответственным образом они и формулируют закон... При толковании Римского договора, который является частью нашего права, мы, конечно же, должны принять новый подход. Находясь в Риме, вы должны поступать так, как поступает Рим. То же самое и с Европейским сообществом. Вы должны поступать так, как поступают европейские суды» (Buchanan & Со Ltd. v. Babco Forwarding & Shipping Ltd., 1977, 2 W.L.R., 107, 112; H.P. Buhner Ltd. vJ.Bollinger SA., 1974, 1 Ch., 401, 1425). Важный, но довольно осторожный шаг по пути, прокладываемому Деннингом, сделала Комиссия по английскому и шотландскому праву. В отчете за 1969 год действующие правила толкования закона были подвергнуты критике и специально рекомендовано в будущем принять закон о предоставлении судье возможности при толковании закона более широко, чем до сих пор, привлекать материалы, использованные для подготовки закона, по которым можно было бы проследить процесс его становления. Кроме того, закон должен четко определить, что наряду с другими принципами к принципам толкования законов принадлежит и принцип, хорошо известный континентальным юристам, согласно которому «толкование, в наибольшей степени отвечающее цели данной законодательной нормы, следует предпочесть любому другому» (Law Comm. The Interpretation of the Statutes, 1969, Law Comm. No. 21). Разумеется, проект закона, опирающийся на рекомендации комиссии, натолкнулся на энергичное сопротивление палаты лордов и был отозван. В США, как показывают работы Радина и Франкфуртера, судебная практика уже с давних пор заняла более открытую и габкую позицию в отношении закона. Так, Люэллин показал, что многие доктрины толкования, которые можно найти в старой судебной практике, при сравнении обнаруживают правила толкования, противоречащие друг другу по содержанию. Так что судья всегда мог выбрать те нормы для толкования, которые подходили для обоснования принятого им решения (см. |
Похожие:
 | Сапфирова Аполлинария Александровна, доктор юридических наук, доцент, зав кафедрой земельного, трудового и экологического права | | Сравнительное правоведение: национальные правовые системы. Правовые системы Восточной Европы |
| Сравнительное правоведение: национальные правовые системы. Правовые системы Западной Европы |  | Методические рекомендации для органов государственной власти субъектов Российской Федерации по применению механизмов государственно-частного... |
| Сравнительное правоведение: национальные правовые системы. Правовые системы Азии | | Учебное пособие предназначен для студентов, обучающихся по специальности "юриспруденция", и содержит материалы по всем темам курса... |
| Сравнительное богословие. Книга Учебное пособие. / Прогнозно-аналитический центр Академии Управления. — М.: Ноу «Академия Управления»,... | | Сравнительное богословие. Книга Учебное пособие. / Прогнозно-аналитический центр Академии Управления. — М.: Ноу «Академия Управления»,... |
| Гражданское право как отрасль частного права. Отграничение гражданского права от других отраслей | | Цель курса. Овладение студентами знаниями в области вексельного права, знакомство с основами вексельных правоотношений, специфика... |