Законодательство
Скачать 3.87 Mb.
|
Б. ПУСТЫНЦЕВ. Какую страстную и откровенную речь о защите интересов родного ведомства мы сейчас выслушали. Причем последнее замечание уважаемого Виктора Олеговича о необходимости соблюдать права человека положения не спасет. Но оно наводит на весьма грустные мысли, что подобное воззрение, безусловно, имеет поддержку на популистском уровне. То есть человек с улицы возражать не будет против подобной точки зрения. Это означает, что нам едва ли удастся разгрузить наши тюрьмы, поскольку у нас не раз поднимался вопрос о возможности изменения практики при выборе меры пресечения. Это, конечно, совершенно нереально при господстве подобных воззрений. Г. АЛТУНЯН. Сегодня нельзя так говорить. Сегодня мы еще этого не испытали. За границей уже сто лет имеется суд присяжных. Ссылаться на американскую практику в борьбе с организованной преступностью мы тоже не можем. Организованная преступность там – наркобизнес, организованная проституция и пр. У нас другие основы. Мы только начинаем. Я не хочу сказать, что нет рационального зерна в том, что вы говорите, ведь я тоже не юрист-практик. Я с той стороны, из-за решетки. Нельзя говорить о том, что презумпция невиновности не существует в гражданском праве. Да, конечно, существует, когда речь идет о личности. Сегодня здесь, может быть, из-за отсутствия экономистов мы не говорим об основах этого взрыва. А вы посмотрите причины взрыва во всем СНГ, на Украине, в других государствах. Откуда он взялся? Мы должны сосредоточить все свои усилия, чтобы заставить наших законодателей, наше правительство быстрее проводить рыночные реформы, чтобы дать людям возможность дышать, дать возможность появиться новым производственным отношениям. (204) Г. ПАУЛЬ. Я сторонник единого кодекса, а не подобных законов, которые, на мой взгляд, размывают наше законодательство. Но коль скоро судьбы проектов неисповедимы, поэтому я хотел бы обратить ваше внимание на часть 3 статьи 3. И второе. По поводу иностранного законодательства, которое мы заимствуем. В этом законе предусмотрен элемент англосаксонского права. Бремя доказывания перекладывается на плечи обвиняемого. Я думаю, что нам не следует брать те исторические образцы, которые у нас не традиционны. Если это традиционно для англосаксонского права, то нам это совершенно ни к чему, потому что мы вешаем дамоклов меч над обвиняемым. Он должен либо признавать свою вину, либо, если он соглашается давать показания, обязан давать правдивые показания, иначе он может быть привлечен к уголовной ответственности. Помимо того преступления, которое ему вменяется, он может быть привлечен за дачу ложных показаний. Так в проекте. Что касается суда присяжных, то 20 декабря этого года пленум Верховного суда России будет рассматривать практику исполнения Закона о судах присяжных. В. СТЕПАНОВ. Практика показывает, что на данном уровне цивилизации почти все страны с рыночной экономикой имеют постоянный всплеск, неотъемлемую часть в виде организованной преступности, которая является неким новым качественным образованием, с одной стороны, гораздо более мощным, более жизнеспособным, чем другие преступные образования, и в то же время защищает ту деятельность, которая признается многими странами неприемлемой. В частности, по данным прокуратуры штата Иллинойс (США) содержание в цене товаров и услуг, незаконных сборов, рэкета, коррупции составляет в разных отраслях от 5 до 30 процентов. На основании опроса директоров магазинов на Украине я узнал, что они тоже все платят около 30 процентов. Отсюда напрашивается вывод – надо противостоять, надо бороться. Учитывая, что это некое новое качественное явление, с новым набором способов преступных деяний, форм, а также способов противостояния правоохранительным, правоприменительным органам. Нужно, видимо, дать правоохранительным органам и какие-то определенные законодательно закрепленные права и методики. Получать информацию нужно от практиков. Они говорят: да, нам тяжело, у нас не получается. А почему? Не хватает (205) времени для проведения следствия, вот и пошли по такому пути. Повторяю: это мое мнение, что в закон заложены нормы, которые как раз частично разрешают эти проблемы, то есть по возможности снимают перечисленные трудности. Но есть серьезные сомнения, что при таком подходе, снятии определенных трудностей с правоохранительных органов в таком виде, в результате мы достигнем того, чего хотим – повышения эффективности. С другой стороны, есть большое опасение в приемлемости естественных затруднений и ограничений для реализации гражданами своих прав. Как любой закон он где-то в чем-то, конечно, усложняет жизнь гражданам. Видимо, на весах нужно взвешивать плюсы и минусы: эффективность в борьбе со злом и потери, которые неизбежны. Если под таким углом зрения еще раз все посмотреть и проанализировать, то, может быть, всем, кто участвует в этом процессе, удастся в конце концов выйти на такой текст проекта, который совместил бы эти два требования если не взаимоисключающих, то, по крайней мере, взаимоподвигающих, а не отталкивающих. Чтобы наконец можно было согласованно и общественным кругам, и законодателям, и правоприменителям где-то сойтись. Пусть каждого что-то не устраивает, но в принципе приемлемо. А. МАКСИМОВ. У меня есть несколько дополнений. Во-первых, скажу откровенно, меня удивляет тезис о том, что это явление новое. Работая 20 лет в Комитете государственной безопасности, могу сказать и констатировать, что в документах и Первого, и Второго, и Пятого главных управлений КГБ СССР упоминается термин "организованная преступность". И термин, и сам факт, и разработка этих дел были уже в 1977–1978 годах. И что вы сейчас нас пугаете, что это явление возникло только сегодня и надо немедленно создать соответствующее законодательство. Могу сказать, основываясь на своем опыте. Тут выступали сотрудники и говорили – "не хватает". Да нет, хватает законодательства. Вот так, выше крыши! Только надо действовать и головой, и руками, а не сидеть на стуле и не заниматься решением личных вопросов. Это одно дополнение. Второе дополнение. Любой закон для любого ведомства. Сегодня в первой половине дня мы рассматривали Закон об органах Федеральной службы контрразведки. Там в некоторых местах есть слова "в пределах своей компетенции". Вот, (206) например, Закон о борьбе с организованной преступностью. К чьей компетенции это относится? Ответьте мне, сотрудники МВД. Чья это компетенция, какого персонального правоохранительного органа? В. АГЕЕВ. В МВД этим органом является Главное управление по борьбе с организованной преступностью. В проекте МВД заложено, что в правоохранительных органах везде (!!!) предусматривается создание специализированного органа. То есть это орган, который по своим функциональным обязанностям будет заниматься борьбой именно в сфере организованной преступности и коррупции. Компетенция федеральной службы контрразведки в настоящий момент – террористические акты, и это все-таки каким-то образом стыкуется с организованной преступностью. То есть там создается управление, и надо это предусмотреть. А комитеты мы исключаем напрочь – Комитет по особо опасной организованной преступности, Комитет исполнения наказаний. Это создаст вакханалию в нашей правоохранительной системе, скомкает все. И все это мы обосновали. А. МАКСИМОВ. Сейчас эта работа распределена в четырех ведомствах (МВД, ФСК, Прокуратура и Налоговая полиция), и в них есть соответствующие управления. Думаю и в Таможенном комитете есть. Так давайте отдадим это в одни руки – или в МВД, или в ФСК. Если вы утверждаете, что организованная преступность – это особый вид преступлений, отдайте целиком всю статью в компетенцию одного органа. Одного! Не надо создавать новые (я имею в виду Закон о борьбе с организованной преступностью). Отдайте его целиком в компетенцию МВД. У всех остальных отберите и деньги, и силы, и средства и возьмите себе. А разведка пусть занимается разведкой, контрразведка защищает нас от проникновений. Но у нас же все перемешано, вот в чем дело! В. СТЕПАНОВ. В США с наилучшей стороны зарекомендовала себя практика объединения в работе по борьбе с организованными группировками комплексной группы, состоящей из сотрудников ФБР, Управления по борьбе с терроризмом, местной полиции и прокуратуры. Поэтому приходится давать присягу федеральным властям. Эта деятельность настолько многоаспектна, что, по-моему, отдать ее в руки одного ведомства не совсем хорошо. (207) С. ГРИГОРЬЯНЦ. Сегодня нам предстоит обсудить гигантский проект Уголовно-процессуального кодекса, существующий в разных вариантах. Кроме того, мы проанализируем проект Закона о борьбе с коррупцией. А также попытаемся рассмотреть Закон о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений. Иначе говоря, мы должны выполнить невозможную программу. Я хочу также сказать, что наш семинар вызывает к себе большой интерес, и уже вчера, после телевизионного сообщения о нем, мне звонили несколько человек, прямо причастных к властным структурам с просьбой передать им наши материалы. Группа участников вчерашних слушаний готовит сейчас записки депутатам Госдумы и депутатам Совета Федерации по материалам вчерашнего обсуждения. С. ПАШИН Президентский проект УПК в России в свете судебной реформы Мне представляется особенно ценным то, что на подобных собраниях мы встречаемся не в качестве сотрудников тех или иных ведомств, а в личном качестве. Подобные встречи дают надежду, что их участники высказывают свое собственное мнение о праве. Самой важной проблемой судебной реформы является сегодня, на мой взгляд, проблема судей. Но не тех судей, которые приходят в судебный зал, а тех, что выносят свои вердикты относительно предлагаемых решений по судебной реформе. И ситуация здесь примерно такова. Законопроект УПК был разослан во все регионы Российской Федерации. Он обсуждался в прокуратурах, в судах, следственными органами, обсуждался правозащитниками. В результате подавляющее большинство областных и краевых судов и органов судейского сообщества на местах поддержали этот текст. Причем поддержка оказалась сильнее в тех регионах, где есть суд (208) присяжных, где судьи восприняли процесс обновления и стали работать по-новому. Проект поддержан правозащитными организациями. Наименьший процент поддерживающих его – в прокуратуре, в МВД и в высших юридических учебных заведениях. "Блестящий" отзыв на проект – отрицательный отзыв – был дан юридическим факультетом МГУ. В нем говорится, что проект слишком нов и это означает, что придется переучивать кадры. То есть учебное заведение боится переучивать кадры. И главный вывод отзыва: надо принять проект Министерства юстиции, потому что он "отражает интересы правоохранительных органов". Если все дело и впрямь заключается в том, чтобы выразить интересы правоохранительных органов, то, может быть, никакой реформы и не надо? Итак, возникает вопрос о критериях оценки. Во-первых, критерий реалистичности проекта. Во-вторых, мы должны принимать во внимание готовность кадров к реализации проекта, способность современных юристов воспринять этот текст. Например, когда речь идет о введении судебного контроля за арестом. Этот закон, написанный мною, был принят. Но вскоре выяснилось, что он нормально действовал первые два-три месяца. А потом судьи начали применять его ограниченно. Они беседуют с прокурорами и вместо того, чтобы при отсутствии доказательств освобождать человека, добывают эти доказательства сами. Названивают прокурору, напоминают, требуют и т.д. Эти факты были отмечены, в частности, на пленуме Верховного суда Российской Федерации, который обсуждал данный вопрос. С Законом о суде присяжных тоже была интересная история. Проект в свое время висел на волоске. Его судьбу решил один голос. А висел на волоске он из-за жесткого противодействия прокуратуры. И либеральная профессура критиковала этот проект с точки зрения неких абстрактных правовых ценностей. Например, некоторые требовали, чтобы суд присяжных был введен сразу во всех регионах. Ничего, кроме безобразия, из этого не получилось бы. Именно это послужило для прокуратуры аргументом, которым перепиливался и без того тонкий волосок, на котором все держалось. По сути, это была предательская позиция профессуры. Теперь о проекте Уголовно-процессуального кодекса. Что здесь нового и с каких позиций его можно оценивать? Я полагаю, что с введением суда присяжных мы создали некий островок состязательного процесса, и здесь выявилась вся (209) порочность методов предварительного следствия. В суде присяжных доказательства исключаются примерно по половине дел – это доказательства, добытые с нарушением закона. Выясняется, что сплошь и рядом не могут даже установить личность убитого. Суд присяжных поставил юридическое сообщество перед необходимостью работать в состязательном процессе правовым образом. Это то, к чему не готовы ни наши прокуроры, ни, чаще всего, адвокаты, а отчасти и судьи. Данный проект Уголовно-процессуального кодекса кардинально отличается тем, что его нельзя применять, не понимая его оснований. Ведь закон не предусматривает всего, и принимать правовые решения надо исходя из собственного правопонимания, а не просто действуя по алгоритму. В чем проявляется состязательная конструкция этого процесса? В том, что уже на предварительном следствии защита получает возможность вести параллельное расследование. Конечно, без применения принудительных мер, но, тем не менее, оформляя результаты своих действий в доказательственной форме. Более того, защитник может (даже если суд отвергает некое доказательство, скажем, не хочет выслушивать свидетеля) представить этого свидетеля за счет своего клиента. Это возрождение той нормы, которая действовала в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года. В проекте следователь и дознаватели считаются людьми, работающими на стороне обвинения. Существуют, правда, теоретические абстрактные рассуждения о том, что следователи являются носителями некой четвертой функции, иными словами, они осуществляют беспристрастное расследование и не более того, то есть что они не принадлежат ни обвинению, ни защите, а подобно инквизиторам воплощают в себе и то и другое. Реально же следствие (примерно 85 процентов дел) ведет Министерство внутренних дел. Большой следственный аппарат есть в прокуратуре, которая расследует наиболее тяжкие преступления. Трудно надеяться, что, не имея следственного судьи, мы будем иметь абсолютно беспристрастный следственный аппарат, не связанный с собственным ведомством. Это одна из иллюзий. Конечно, можно попытаться создать институт следственных судей, но, по моему мнению, силовые ведомства сделать этого не дадут. Поэтому мы должны быть реалистами. Согласно этому проекту расширяется круг возможностей для осуществления защиты. В частности, очень подробно (210) расписан порядок предоставления юридической помощи неимущим. Это касается не только обвиняемого, но и потерпевшего. По некоторым делам, связанным с причинением смерти, то есть по делам об особо тяжких преступлениях, потерпевший в соответствии с Конституцией имеет право рассчитывать на бесплатную юридическую помощь адвоката. Проект довольно подробно регулирует вопросы доказательственного права. Вам, должно быть, известно, что сегодня существует три альтернативных проекта: наш, разработанный в соответствии с поручением Президента, проект Министерства юстиции и проект прокуратуры. И в том, и в другом альтернативных проектах проблема допустимости доказательств никак не прописана. В одном проекте этому посвящено две строчки, в другом – полторы. В нашем проекте даны очень подробные критерии допустимости доказательств. По сути, это означает, что вердикт, вынесенный присяжными заседателями, не может быть поколеблен произвольно. А ведь если в законе нет четких критериев оценки допустимости доказательств, то вышестоящая кассационная инстанция имеет свободную возможность легко отменять решения присяжных заседателей. Или, например, в данном проекте предусмотрено, что решения присяжных заседателей могут проверяться только по формальным основаниям. Двенадцать человек посмотрели в глаза свидетелям, потерпевшему и подсудимому, они прекрасно узнали дело, и нет оснований думать, что трое судей вышестоящего суда, которые читали плохой, а иногда и фальсифицированный протокол, знают все это лучше. В свое время прокуратура настояла на том, чтобы можно было отменять вердикты присяжных по мотиву, что судья применил слишком мягкое наказание. Благодаря этому отменяется не только решение судьи о наказании, но и сам вердикт. Поскольку, если приговор отменяется за мягкостью наказания, то дело возвращается в тот же суд и работа начинается снова. Кстати, вердикт может оказаться гораздо хуже, чем был раньше. Однако оба альтернативных проекта содержат эту норму – что можно пересматривать вердикты присяжных по одному лишь мотиву мягкости наказания. Необходимо также отметить, что наш проект построен на целостной юридической конструкции. Это предполагает, что основные принципы не просто провозглашаются, но проводятся последовательно через весь проект. Так, если провозглашено, (211) что сторона имеет право предоставлять доказательства – значит, вводятся и механизмы, которые позволяют ей это делать. Сравните: в проекте Министерства юстиции сказано так: "Сторона имеет право предоставлять доказательства". Открываем статью о доказательствах, там сказано: "…имеет право предоставлять материалы, которые могут быть доказательствами". В каком случае? – Если следователь или суд признают их таковыми. То есть, по сути, судьба доказательственного материала находится в руках противоположной стороны. Или, например, есть презумпция невиновности: всякий невиновен, пока суд не признает его таковым. В проекте же Министерства юстиции сказано, что можно арестовать подозреваемого человека без предъявления обвинения до десяти суток – по мотиву опасности совершенного им преступления. Хотя в момент, когда его задерживают, еще неясно, совершил он преступление или нет. Наш проект УПК последовательно использует правовую терминологию. В нем не говорится о лице, совершившем преступление, но о лице, которое подозревают или обвиняют в совершении преступления, а в некоторых случаях – о лице, которому приписывают совершение преступления. Спорной представляется либеральным юристам и возможность применения прокурором так называемых нереабилитирующих оснований освобождения от ответственности. Представим себе: прокурор счел, что данное лицо нельзя преследовать в уголовном порядке, но не потому, что этот человек невиновен, а потому, например, что он раскаялся в содеянном, или потому, что возместил ущерб, или обстановка изменилась, или истекли сроки давности, или издан акт амнистии и т.д. Простое, плоскостное видение этой проблемы таково: прокурор признает человека виновным, а значит, надо непременно протащить его через суд, чтобы тот решил – виновен он или не виновен. А в нашем проекте проводится другая идея. Прокурор может прекратить дело лишь по основаниям, указанным в законе. С точки зрения прокурора – все основания различны, он их дифференцирует. Но с точки зрения самого человека, по какому бы основанию дело против него не прекратили, – он не виновен (давность ли это, амнистия или изменение обстановки). Поскольку не состоялся обвинительный приговор суда. В данном случае никаких правоограничений в зависимости от избранного основания к человеку (212) не должно применяться. Вместо этого авторы альтернативного проекта пытаются развить другой принцип: если человек попался, его непременно надо протащить через суд, который, возможно, признает его еще и виновным. Я думаю, это неконструктивный подход. Приходится констатировать, что принятая Конституция гораздо хуже, чем она была представлена комиссией Съезда народных депутатов. Особенно в той части, которая касается прав человека, а также судебных вопросов. Многие прошлые завоевания оказались, к сожалению, вычеркнутыми – не знаю, по злому ли умыслу или вследствие некомпетентности. Я хочу привлечь ваше внимание к тому обстоятельству, что если прежняя Конституция говорила о том, что каждый считается невиновным, пока не вынесено соответствующее решение, то нынешняя Конституция говорит только об обвиняемом. А "обвиняемый" в техническом смысле (в смысле УПК) – это лицо, в отношении которого вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого. То есть подозреваемый по действующей Конституции, который десять суток находится под арестом без предъявления обвинения, обвиняемым (следовательно, невиновным) не является. А наши судьи, замечу, очень чутки к подобного рода различиям. Вы все хорошо помните Указ Президента, позволяющий задерживать человека без предъявления обвинения на срок до 30 суток. Как сложилась здесь судебная практика? Примерно половина судей (то есть люди, воспитанные в лучших традициях советской юриспруденции: есть у тебя записанное на бумаге право, значит, ты что-то получаешь, а нет, значит, не получаешь ничего) рассуждали просто. Они сказали, что теперь это задержанные, а не арестованные. Следовательно, они не могут претендовать на судебный контроль. Судебный контроль за законностью их взятия под стражу в этом случае недопустим. Примерно половина судей, в том числе несколько судей Московской области, высказали свое мнение, что в такой ситуации задержание свыше 72 часов есть завуалированный арест. Положения данного Указа Президента от 14 июня 1994 г. № 1226 "О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности" неконституционны, они противоречат существующим законам. Но, ссылаясь на него, прокуратура и МВД начали задерживать людей и даже совместно разъяснили, как он применяется. (213) Поэтому в данном проекте УПК мы были вынуждены развивать некоторые конституционные нормы, ибо отраслевое законодательство для того, в частности, и предназначено. Например, мы не повторяем формулировку Конституции, что лишь "обвиняемый считается невиновным", а записали, что "каждый считается невиновным". Или: в Конституции провозглашается, что "независимые судьи подчиняются только закону". Мы добавили слова: "и праву". Почему? Потому что в силу Конституции международное право является частью национального права. Закон в техническом смысле – это то, что принято Думой, Советом Федерации или актами местных законодательных органов, то есть в субъектах Федерации. В случае же, если судья подчиняется еще и праву, он тем самым обязан применять также нормы Международного права. Кстати, первой ласточкой здесь было постановление пленума Верховного Суда, подвергающееся сейчас критике, в том числе со стороны нынешнего исполняющего обязанности Генерального прокурора Ильюшенко. Это постановление о том, что суды, рассматривая жалобы арестованных и задержанных в соответствии с Указом Президента № 1226, должны руководствоваться не только положениями закона в техническом смысле, но и положениями Международного пакта о гражданских и политических правах, согласно которому каждый задержанный имеет право безотлагательно быть доставленным к судье, чтобы тот проверил основательность его содержания под стражей. И последнее, о чем я хотел сказать. Обычно краткие тексты, содержащие прекрасные принципы, появляются тогда, когда эти принципы не соблюдаются или соблюдаются произвольно. Как только возникает проблема реального соблюдения принципов, сразу выясняется, что ни один принцип не может быть соблюден буквально. Правовые государства Европы это ясно поняли. Из общих правил обязательно следует несколько десятков исключений. Например, презумпция невиновности. Никто не обязан доказывать свою невиновность. Но если провести презумпцию невиновности точно, то может возникнуть и такая ситуация. Представьте себе, что человека задержали за поездку без водительских прав, или абортмахера задержали за то, что он сделал аборт, не имея медицинского образования. В последнем случае прокурор в силу презумпции невиновности должен доказать, что у этого человека нет медицинского образования. Как это можно доказать? Это же (214) отрицательный факт. Отрицательные факты доказываются только методом полной индукции. Значит, надо обратиться во все заведения, которые выдают дипломы, и выяснить, получил ли этот человек диплом в каждом из этих заведений. Что, естественно, нереально. Поэтому в развитых странах существует исключение: если презумпция невиновности обязала бы прокурора доказывать отрицательный факт, то в этом случае бремя доказывания как бы перелагается на обвиняемого. Он должен сказать, где получил этот диплом, если его довод – наличие диплома. Подобного рода технические тонкости в данном кодексе довольно детально представлены. Еще один интересный пример. У нас довольно плоско понимают допустимость доказательств, исходя из того, что допустимость – всегда неотъемлемое свойство доказательства как такового. В этом кодексе проведена другая идея: доказательство допустимо не только в зависимости от внутренних его свойств, но и от целей и содержания использования. Представьте себе, что на место происшествия выехал следователь и обнаружил два вида отпечатков пальцев. Одни из них принадлежат подозреваемому, другие – неизвестному лицу. Но неизвестное лицо надо искать, а подозреваемый – вот он. И дальше следователь совершает два акта. Те отпечатки, которые принадлежат подозреваемому, он фиксирует как положено, а те, что принадлежат другому лицу, фиксирует, скажем, в присутствии лишь одного понятого. С точки зрения советской теории допустимости доказательств, такое доказательство должно быть исключено из разбирательства, поскольку оно изъято незаконно. По сути это означает, что человек не может предоставить доводы в свою защиту: сказать, что убивал не он, а другой. Иными словами, техническая погрешность следователя оборачивается трагедией для обвиняемого. По нашему кодексу такого не должно происходить. Если защита в интересах обвиняемого ходатайствует об использовании доказательства, добытого следствием с нарушением закона, то это право должно быть ей предоставлено. Но одновременно другой обвиняемый может заявить, что доказательства, изобличающие его, добыты с нарушением закона. И тогда действует правило, которое освоили зарубежные законодатели, а наши – нет. Суть его в том, что некоторые доказательства признаются в отношении одного человека, но не признаются в отношении другого. Таким образом, уголовный процесс становится чрезвычайно изощренным. Но изощренность – это плата (215) за то, чтобы процессуальные принципы были реализуемы. Если принципы даются абстрактно, декларативно, то они хорошо "сияют", но реального влияния на жизнь не оказывают. Таким образом, уважаемые коллеги, никакой кодекс не является идеальным воплощением чистого правопонимания. Всякий кодекс связан с конкретной ситуацией, более того, в некоторых случаях он требует для возможности своей реализации нетривиальных решений. |
Похожие:
 | Федеральный закон от 29 декабря 2014 года №477-фз «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации» |  | О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской... |
| Соловьев А. А., Понкин И. В. Испанское законодательство о спорте / Комиссия по спортивному праву Ассоциации юристов России. – М.,... | | Трудовое законодательство и иные нормативные правовые акты, содержащие нормы трудового права (далее – трудовое законодательство)... |
| Вопрос Законодательство, устанавливающее ответственность за нарушения в сфере дорожного движения | | Модуль Законодательство в сфере туризма. Туроператорская и турагентская деятельность |
| Статья Законодательство Российской Федерации о донорстве органов и их трансплантации | | «Имеем право знать, чтобы жить» мы подробно изучили законодательство, гарантирующее право граждан России на получение информации,... |
| Статья Законодательство Российской Федерации о налогах и сборах, законодательство субъектов Российской Федерации о налогах и сборах,... | | Статья Законодательство Российской Федерации о налогах и сборах, законодательство субъектов Российской Федерации о налогах и сборах,... |