Блеск и кровь гвардейского столетия
Скачать 2.74 Mb.
|
«ВИВАТ, АННА ВЕЛИКАЯ!»Именно такая надпись десять лет красовалась потом на клинках офицерских шпаг — я сам держал в руках такую. Следует сразу оговориться: Верховный тайный совет из восьми персон, пригласивший курляндскую вдовушку на царство, твердо рассчитывал править сам. А потому вместе с приглашение отправил Анне Иоанновне «кондиции», сиречь особые договорные условия, по которым она не вольна была управлять решительно ничем. Войны самостоятельно не объявлять, мира не заключать, новых налогов не вводить, в военные (сухопутные и морские) и штатские чины выше полковника не производить, вотчины и деревни не жаловать, из государственных доходов ни одной копеечкой не распоряжаться. В придворные чины без ведома Совета не производить, к «знатным» делам никого самостоятельно не определять, а гвардия вкупе с армией остаются под командой Верховного тайного совета... Это был черновик! Вошедшие во вкус «верховники» добавили еще несколько пунктов, еще более «ущемительных» — будущая императрица не имеет права судить дворян, вступать в брак, назначать наследников. За нарушение одного-единственного пункта — автоматическое лишение короны российской. Одним словом, будущей государыне оставался почет без власти — прямо-таки на тогдашний аглицкий манер. И тем не менее Анна эти условия скрепила своей подписью, определенно полагая, что лучше быть куклой на троне российском, чем прозябать в своей крохотной Курляндии, которая не на всяких картах обозначена... С «кондициями» и согласием на них Анны ознакомили «общественность» — то есть высших военных и гражданских чиновников. Общественность встретила новости с огромным неудовлетворением. Все прекрасно понимали, что на их глазах меняют шило на мыло: вместо одного самодержца будут восемь, только-то и всего... «Восьмибоярщина», по аналогии с печальной памяти «семибоярщиной». А по-современному — правление олигархов. Прекрасно это понимавший в свое время Пушкин отозвался о затее «верховников» с явным неудовольствием: «Владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили б или даже уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и заградили б для прочих сословий путь к достижению должностей и почестей государственных». Россию ждала хунта из восьми магнатов, что ничем не лучше тирана-одиночки на троне. Хрен редьки не слаще. Что пнем по сове, что сову об пень... Кстати, наша хитрющая восьмерка и не заикнулась, что это именно они навязали кандидатке столь обременительные условия. Дело они представили так, будто Анна в кротости своей сама предложила Верховному тайному совету снять с нее тяжкое бремя государственных дел. Знаменитый церковный иерарх Феофан Прокопович, вошедший в число «представителей общественности», вспоминал: «Некто из кучи тихим голоском, с великою трудностию промолвил: «Не ведаю, де, и весьма чуждуся, из чего на мысль пришло государыне тако писать?» — то на его слова ни от кого ответа не было». «Общественность», конечно же, прекрасно смекнула, что к чему. Но повсюду снова стояла гвардия! Феофан Прокопович: «...которые вчера великой от его собрания ползы надеялись, опустили уши, как бедные ослики, шептания во множестве оном пошумливали, а с негодованием откликнуться никто не посмел, и нельзя было не бояться, понеже в палате оной, по переходам, в сенях и избах многочинно стояло вооруженного воинства...» Кем же еще могло быть это воинство, как не гвардией? Не сиволапую же армейскую пехоту привлекли к столь важному делу... Вот только совсем скоро оказалось, что вызванная для устрашения «общественности» гвардия придерживается другого мнения по поводу истории с «кондициями»! Умонастроения дворянства (а значит, и гвардии) саксонский посланник Лефорт в донесении охарактеризовал так: «Боятся аристократической олигархии более, чем деспотической монархии». Когда Анна прибыла в Москву, среди дворянства началось глухое брожение. Что произошло в течение десяти последующих дней, историки так и не смогли установить во всех деталях. Кто именно зажигал, тоже неизвестно, но всерьез полагают, что «основным пропагандистом среди гвардейцев стал ее (т.е. Анны — А.Б.) родственник Семен Салтыков, майор гвардии» (Е. Анисимов). А, в общем, конкретные имена не так уж и важны. Главное, гвардия была против «кондиций». В России того времени это означало: все, считай, и решено... Три февральские недели 1730 дали невиданный ранее в Отечестве нашем выплеск — все кинулись писать конституции так охотно и сноровисто, словно всю сознательную жизнь этим и занимались. Вдруг замечают друзья: вместо того, чтобы присоединиться к столу, на коем имеет место быть вдоволь венгерского, их друг и сослуживец, поручик Феденька, долго и старательно царапает гусиным перышком по бумаге, не забывая, что характерно, вовремя обмакивать его в чернила, и этим странным занятием всецело поглощен. — Что там балуешь, Феденька? — вопрошают сослуживцы в некоторой оторопи. — Амурное послание, поди, согласно Талеману? А Феденька, не отрываясь от своего занятия, высунув от крайней умственной сосредоточенности кончик языка, отвечает степенно: — Конституцию пишу! Честное слово, я не особенно и преувеличиваю. Эти февральские недели знамениты тем, что по рукам стала кружить масса конституций, частенько написанных людьми, которых в подобных намерениях никто ранее и подозревать не мог — вроде нашего преображенского поручика Феденьки. Это массовое творчество отмечали и отечественные мемуаристы, и иностранные посланники. Вот, для примера, отрывки из донесений дипломатов, прусского Мардефельда и французского Маньяна: «Все русские вообще желают свободы, но они не могут согласиться относительно меры и качества ее и до какой степени следует ограничить самодержавие... Одни хотят ограничить право короны властью парламента, как в Англии, другие — как в Швеции; иные полагают учредить избирательную форму правления по образцу Польши...» Историк Песков комментирует: «Отыскались знатоки иностранных образцов правления; стали писать прожекты об устроении парламента: чтоб учредить высшее и низшее правительство, чтоб и правительства, и Сенат были выборными, чтобы в выборах участвовало все шляхетство...» Конечно, слово «конституция» тогда имело не современное содержание — основной закон государства, а, скорее, размышления на вечную, до сих пор не решенную тему «Как нам обустроить Россию». Да и выборы, в которых участвует одно лишь дворянство — прямо скажем, не венец демократии. Но ведь это гигантский шаг вперед по сравнению с тиранией Петра Великого, когда и право, и закон заключались в одной его дубине... Вот она, оборотная сторона грамотности и поездок в Европу, которая Петру наверняка не пришлась бы по вкусу! Даже старый проныра и ворюга Ягужинский, ветеран петровского сатрапского правления, развратился настолько, что начал вслух высказывать крамольнейшие мысли: нехорошо, мол, что дворянству головы секут, и вообще пора подумать об устранении самовластия... Задрав штаны, бежал за гвардейской молодежью, чтобы соответствовать духу времени — чутье у него всегда было преотличнейшее. В общем, началось — «республика», «выборы», «парламент». Хотя один из циничных иностранных посланников тогда же отписал домой: «Если императрица сумеет хорошо войти в свое новое положение и послушается известных умных людей, то она возвратит себе в короткое время полное самодержавие, ибо русская нация, хотя много говорит о свободе, но не знает ее и не сумеет воспользоваться ею». И ведь напророчил, циник... 25-го февраля около Кремля собралось до восьмисот человек — генералитет, гвардия, в большом количестве — «шляхетство», как долго именовало себя, опять-таки на польский образец, российское дворянство. Анне торжественно поднесли и челобитную с просьбой не исполнять «кондиций», и охапку свежеиспеченных «конституций». Для начала Анна собственноручно разодрала «кондиции». И тут из гвардейских рядов раздались голоса: — Не хотим, чтобы государыня жила по законам! Пусть учиняет, что хочет, как ее отцы и деды делывали. Мы за нее головы сложим, а скажет она — головы ее утеснителям оторвем! Таков был глас народа, то есть гвардии, пусть на сей раз и не сверкавшей багинетами. Все конституционные прожекты государыня Анна Иоанновна изволила всемилостивейше похерить следом за «кондициями». Шляхетство, правда, подало еще одну челобитную, чтобы в Сенат, и в президенты коллегий (тогдашних министерств — А. Б.), и в губернаторы «персоны не назначались, а баллотировались от шляхетства. Но ощутившая поддержку от гвардии императрица и эту челобитную — туда же! Только клочки запорхали... И тут же Анна, как писал домой саксонский посланник Лефорт, объявила себя шефом Преображенского полка, а потом «призвала в свои покои отряд кавалергардов, объявила себя начальником этого эскадрона и каждому собственноручно поднесла стакан вина». Тут же всякому стало ясно, что о прожектах насчет парламента и прочих импортных благоглупостей следует побыстрее забыть... а то себе дороже выйдет. В 1802 году будущий декабрист Штейнгель, а тогда молодой морской офицер, встретил на Камчатке ссыльного Ивашкина, прожившего в тех краях, куда его загнала Елизавета, шестьдесят лет. Ивашкин рассказал моряку случай из времен своей молодости: «Во время коронации Анны Иоанновны, когда государыня из Успенского Собора пришла в Грановитую Палату... вдруг встала и с важностию сошла со ступеней трона. Все изумились, в церемониале этого сказано не было. Она прямо подошла к князю Василию Лукичу Долгорукову, взяла его за нос и повела его около среднего столба, которым поддерживаются своды. Обведя кругом и остановившись у портрета Грозного, она спросила: — Князь Василий Лукич, ты знаешь, чей это портрет? — Знаю, матушка государыня. — Чей он? — Царя Ивана Васильевича, матушка. — Ну так знай же и то, что хотя я и баба, то такая же буду, как он: Вас семеро дураков собралось водить меня за нос, я тебя прежде провела, убирайся сейчас же в свою деревню, и чтоб духом твоим не пахло!» Очень может оказаться, что это не анекдот, а реальный случай. Ивашкин — персона не из простых: крестник Петра Великого, гвардейский офицер, вхожий во дворец, был в милости у Анны, которая благословляла его на брак... И действительно, правление настало суровое... Правда, пресловутая «бироновщина», судя по всему — очередной легковесный исторический миф. Звонкие фразы о «немецком засилье», которыми баловались историки, начиная с Ключевского, истине не вполне соответствуют. Прежде всего потому, что единой Германии тогда не существовало, и жители разных германских государств (число коих достигало нескольких сот), иногда даже не понимавшие наречий друг друга, никак не могли составить какую-то «немецкую мафию». Во-вторых, среди этих иностранцев (которых обобщенно именовали тогда «немцами») хватало людей, которые приехали не «тянуть соки из России», а честно работать. Именно при Анне в России впервые появился и французский балет, и итальянская опера, и первая серьезная статья о музыке в газете (написанная Штелином). При Анне в России появились академики Бернулли, Байер, Крафт и Гмелин, музыканты и композиторы Ристоли, Арайя и Ланде... Равно как и Витус Беринг. При Анне военная комиссия, возглавлявшаяся немцем Минихом, назначила русским офицерам то же жалование, что и «иностранным специалистам»; до того согласно петровским правилам офицер иноземного происхождения получал в два раза больше. Если в 1729 году из семидесяти одного генерала полевой армии иностранцами были сорок один, то в 1738 году тридцать один иностранец и тридцать русских. Если в 1725 году из пятнадцати капитанов военно-морского флота русским был только один, то при «бироновщине» из двадцати капитанов русских стало уже тринадцать... Да и чистокровных русских вельмож при дворе и на службе было не мало. И промышленность развивалась неплохими темпами, и торговля росла, и горное дело процветало. А что до репрессий, то нынче мне самому чуточку стыдно за некритически переписанную лет десять назад у кого-то строчку о том, что двадцать одна тысяча русских дворян при Анне была казнена или сослана. Историки сейчас называют несколько иные цифры: две тысячи политических дел за все время царствования Анны, и тысяча сосланных в Сибирь... Одним словом, безусловно, не стоит мазать Анну Иоанновну одной лишь черной краской, ну, а после Петра I все разговоры о «немецком засилье» выглядят смешно... Одно примечательная деталь: императорский двор при Анне сохранял стопроцентную трезвость. Императрица не то чтобы не любила пьяных — она их прямо-таки патологически боялась (вероятно, какая-то фобия). Что любопытно, Анна предприняла кое-какие шаги, чтобы обезопасить себя от, скажем так, излишней политической активности гвардии. В дополнение к двум существующим гвардейским полкам она создала третий, Измайловский. Кое-какие детали его формирования позволяют с уверенностью судить, что это была личная охрана императрицы, никак не связанная с прежними янычарами: рядовые — исключительно из дворян-однодворцев южных окраин, не имевших ни родственных, ни иных связей в Москве и Петербурге, офицеры — либо из иностранцев, либо из русских, но не состоящих прежде в гвардии. Полковник — сама императрица. А что до преображенцев и семеновцев, то и насчет них Анна кое-что придумала. В первую, самую привилегированную роту преображенцев стали набирать не из одних дворян, как прежде, а из «податных» сословий, то есть крестьян государственных и крепостных, посадских людей, поповских детей. Когда при следующей самодержице взялись за Бирона, то ему, помимо прочего, ставили в вину и реорганизацию старой гвардии: «Для лучшего произведения злого своего умысла намеренно взял из полков лейб-гвардии наших Преображенского и Семеновского, в которых по древним учреждениям большая часть из знатного шляхетства... состоит, оное вовсе вывести и выключить и их места простыми людьми наполнить». В самом деле, нешуточное покушение на гвардейские нравы. Но Анна Иоанновна все же, не увеличивая численного состава оставшейся ей в наследство Тайной Канцелярии, просидела на троне десять лет и умерла своей смертью. Быть может, не в последнюю очередь благодаря вышеописанным предосторожностям — реформам гвардии... А незадолго до ее смерти во дворце приключилась чертовщина, какой со времен Петра долго не бывало... Дежурный офицер увидел ночью в тронном зале фигуру в белом, чрезвычайно похожую на императрицу, — она бродила по залу, не отзываясь на почтительные обращения. Вызвали Бирона, подняли тревогу, в конце концов появилась сама Анна. Посмотрела на белую фигуру, по-прежнему ходившую в зале, и с каким-то странным спокойствием обронила: — Это смерть моя... Вскоре она умерла от застарелой болезни почек. Ее последние слова в передаче многих свидетелей известны достоверно. — Прощай, фельдмаршал! — сказала она Миниху. Перевела взгляд на Бирона и произнесла: — Не бойсь! И это было — все. Закончилось не самое лучшее царствование в истории России, но и никак не самое скверное или неудачное. Наследником был объявлен младенец, государь император Иоанн Антонович, сын герцога Брауншвейг-Люнебурского Антона-Ульриха и Анны Леопольдовны (которая, в свою очередь, была дочерью Екатерины Ивановны, племянницы Петра I). В жилах младенца текла лишь четвертая часть русской крови, но в этом не было ничего особенно удивительного — мало ли сиживало на тронах «инородцев», что в России, что в других странах. До совершеннолетия императора, не умевшего пока что ни ходить, ни говорить, регентом назначался сердечный друг Анны Бирон. Между прочим (к вопросу о «немецком засилье»), когда он, явно для видимости, заявил, что недостоин такой чести и засобирался в отставку, уговаривали его не уходить русские сановники, владетельные баре, возглавляемые Алексеем Бестужевым-Рюминым... Хорошо же было Анне на смертном ложе одобрять Бирона: «Не бойсь!». Получилось определенно не по ее воле. На сцене в полном соответствии с традициями Гвардейского Столетия, не медля, появился Железный Дровосек! |
Похожие:
 | Оборудование: cd-rom «Уроки биологии Кирилла и Мефодия», cd-rom «Открытая биология», презентация «Состав и функции крови», микроскопы,... |  | Лев Толстой – живой, воплощенный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова” |
| Тиваненко А. В. История Английской духовной миссии в Забайкалье. (Начало XIX столетия). Улан-Удэ, 2009 | | Психология XXI столетия. Т. 2 / Под редакцией Козлова В. В. – Ярославль, мапн, 2007 с. 346 |
| Строительство стп 15/0,4 кВ, строительство лэп 15 кВ в п. Холмы (хутор) Гвардейского района | | |
| Цель урока : сформировать представление о плазме и клетках крови, их строении, составе и функциях | | Прошу Вас зачислить меня Фамилия Имя Отчество число, месяц и год рождения, кандидатом для поступления в Ульяновское гвардейское суворовское... |
| Направление: анализ кала № яйца гельминтов, скрытая кровь, стеркобилин, билирубин | | Гост р 53470-2009. Национальный стандарт Российской Федерации. Кровь донорская и ее компоненты. Руководство по применению компонентов... |