Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI начала XVIII вв
Скачать 2.59 Mb.
|
| Национальный исследовательский университет «высшая школа экономики» Факультет философии На правах рукописи Соколов Павел Валерьевич Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI – начала XVIII вв. 09.00.03 – «История философии» Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук Научный руководитель: кандидат философских наук Петр Владиславович Резвых Москва, 2012 ОГЛАВЛЕНИЕ Введение.....................................................................................................4 Историографический обзор...............................................................20 Глава I. Протестантский Schriftprinzip и гуманистическое преобразование диалектики: от аксиом Евклида к логической конструкции Священной Истории § 1. Дискуссии об истинности Писания в дореформационную эпоху: случай Уиклифа…………………………………………………………….40 § 2. Axioma anapodeikton и loci communes Scripturae. Рамистский анализ и рождение герменевтики………………………………………………………………..56 § 3. История как проблема логики………………………………………78 § 4. Изобретая исторический силлогизм………………………………...93 Глава II. Герменевтика в преддверии «нового критического искусства» § 1. Между Аристотелем и Декартом: hermeneutica universalis Конрада Даннхауэра и картезианская герменевтика Лодевейка Мейера……..102 § 2. Исторический аргумент, священная филология и поиски «нового критического искусства»…………………………………………………………………...116 Глава III. Политическая герменевтика: от exemplum к риторическим наукам о контингентном § 1. Библейский аргумент в политических науках конца XVII в…………..136 § 2. Естественное состояние между экзегетической гипотезой, мысленным экспериментом и предельным понятием……………………………………………………………………..160 Глава IV. Certainty в экзегезе Исаака Ньютона и его круга……………………………………………………………………184 Заключение…………………………………………………………………222 Литература………………………………………………………………….227 Введение. Положение о необходимой связи проблемы достоверности и проблемы метода, впервые осознанное в методологических дискуссиях раннего Нового времени и сделавшееся общим местом благодаря прежде всего Декарту, помещает вопрос об эпистемологическом статусе Священного Писания в контекст дискуссий о предыстории гуманитарной эпистемологии. Вильгельм Дильтей, высказывавшийся обыкновенно весьма категорично о доромантическом периоде истории гуманитарных наук, написал в самом начале «Введения в науки о духе», что если до начала XVIII в. науки об обществе и истории оставались под пятой у метафизики, то уже с середины этого же столетия они попали в столь же безысходное рабство к естественным наукам1. Доисторический период в жизни наук о духе продолжался долго: пробудить «от догматического сна» историографию смогло лишь появление «исторической школы»2, а герменевтику – разумеется, Шлейермахер3. Скептицизм Дильтея стал отправной точкой размышлений о том, как следует писать историю наук о человеке в раннее Новое время. Введение «абсолютной дистанции» между «доисторическим» и «историческим» периодом существования Geisteswissenschaften рождало бесчисленное множество вопросов. Возможно ли писать историю этих наук по образцу истории наук естественных4? Правомерно ли говорить об интервенции естественнонаучного метода в сферу наук о человеке в раннее Новое время, и каков масштаб этой интервенции5? Должны ли мы обращаться исключительно к герменевтической и историографической практике, минуя теоретические построения ранненововременных авторов, и каков статус этих теоретических построений? Как возможна теория в гуманитарных науках этого времени? Как строятся в раннее Новое время отношения между философией, риторикой и «наукой»? Эти фундаментальные вопросы – одновременно истории гуманитарного знания и самой гуманитарной эпистемологии – образуют фон нашего исследования о проблеме достоверности в библейской герменевтике XVI – XVIII вв. Предлагаемая нами перспектива исследования имеет, на наш взгляд, несколько весомых преимуществ. Во-первых, парадоксальный статус библейского текста в протестантском богословии общих мест, как одновременно исторического нарратива («Священной истории») и догматического трактата, отдельные положения которого обладают статусом аксиомы, дает нам возможность проникнуть in medias res дискуссии о возможности истории как науки, о границах аристотелевской (и, позднее, картезианской) эпистемологии, о возможности «тонкого аргумента» и пределах «геометрического метода». Во-вторых, характерное для рассматриваемого нами исторического периода пересечение проблематики, методологии и категориального аппарата естественных наук и герменевтики (в экзегетических пассажах Галилео Галилея и Иоганна Кеплера, в экзегетических сочинениях Ньютона, в трактатах Т. Бернета и У. Уистона «о теории Земли») позволяет на новом материале поставить чрезвычайно актуальный в историко-научной литературе вопрос о моделях отношений между нововременным естествознанием и эрудитскими studia humanitatis. Актуальность темы исследования. В последние годы в исследовательской литературе стало более не принято рассматривать те науки XVI – XVII вв., которые мы бы сейчас назвали гуманитарными, как род инертного, консервативного знания, развитие которого лишь следовало смене эпох в истории науки и, само по себе, не было способно инициировать парадигмальные трансформации в новоевропейской науке и философии. Это изменение статуса гуманитарного знания обосновывает актуальность обращения к эпистемологическим принципам интерпретативных дисциплин накануне и в период Научной Революции. Первые шаги в этой области уже сделаны. Задача пересмотра традиционной версии истории науки, базирующейся на оппозиции «наук о природе» и «наук о духе», сделалась лейтмотивом исследовательской работы международных научных коллективов (к примеру, международный проект «Герменевтика и метод» под руководством Д. Туара). В работах членов этого проекта Л. Даннеберга, Д. Туара, Э. Бюри не математическое естествознание, а гуманистические дисциплины филолого-герменевтического цикла рассматриваются как модель знания и основание нововременного научного метода6. Однако по-прежнему не введены в оборот значительные массивы источников, иллюстрирующих взаимоотношение между естественным и гуманитарным знанием в ранненововременной Европе. Настоящее исследование призвано во многих отношениях восполнить этот пробел. Начиная с 90-х гг. прошлого века подвергается критике и пересмотру классическая модель истории герменевтики, представленная некогда Вильгельмом Дильтеем и Гансом-Георгом Гадамером. Указываемая критиками «философско-герменевтического» подхода к истории традиционной герменевтики связь интерпретативных дисциплин эпохи Просвещения с общей теорией познания и проектом обновления аристотелевской логики открывает целый спектр новых исследовательских сюжетов, некоторые из которых в настоящем исследовании будут рассмотрены: прежде всего, связь этой «логической герменевтики» с «картезианской герменевтикой» и отношение ее к историческому методу Спинозы и библейской критике в целом. Другой проблемный контекст, в который может – и должна, по нашему убеждению, быть помещена история принципа библейской достоверности, – это становление в эпоху Ренессанса и Барокко риторических наук о контингентном. Несмотря на то, что экзегетической методологии политических теоретиков раннего Нового времени посвящен целый ряд исследований, в том числе и новейших, проблема статуса и функций герменевтического принципа достоверности в созданных этими авторами конструкциях гражданской науки не получила достаточного освещения. Между тем, к примеру, в scientiae civiles Гоббса и Вико обращение к различным стратегиям интерпретации библейского текста оказывается конститутивным для тех стилей рассуждения о государстве, который каждый из них избирает. Научная новизна В диссертации проблема certitudo biblica впервые рассматривается не как второстепенный элемент протестантской «истории догматов» (Dogmengeschichte), имеющий лишь маргинальное значение для истории и философии гуманитарного знания. С нашей точки зрения, традиционное для исследовательской литературы включение проблематики certitudo biblica в линейную историю герменевтики, понимаемую по образцу истории философии7, приводит к парадоксальным следствиям. В самом деле: экзегетическое искусство по самой своей природе консервативно, оно основывается на воспроизведении одних и тех же приемов интерпретации и на создании у читающего эффекта узнавания, «анамнезиса»: об этом писали открыто многие известные толкователи Писания, к примеру, Лодевейк Мейер. Поворотные моменты в истории герменевтики можно заметить лишь в перспективе «большой длительности»: таковы, к примеру, валоризация буквального смысла в позднесредневековой экзегезе, предварившая радикальные герменевтические лозунги вождей реформации, рождение пиетистской экзегезы pro me, возникновение библейской критики, превращение библейского текста в поэтический сборник у Роберта Лаута8 или в мифологический канон – у представителей Геттингентской школы. Однако это генетическое рассмотрение обладает, с нашей точки зрения, намного меньшим потенциалом, чем исследование Sitz im Leben библейской герменевтики: дисциплинарного контекста экзегетической практики, трансляции экзегетической методологии и эпистемологических принципов в смежные области знания, эксплуатации «перформативного» эффекта герменевтики Писания в моральных и политических науках. Обращение к проблеме эпистемологического статуса библейского текста в раннее Новое время именно в этой перспективе позволяет с новых позиций подойти к целому ряду ключевых явлений истории гуманитарных наук этой эпохи, таких как рождение метода в науках об историческом опыте и науках о тексте, возникновение первых проектов универсальной герменевтики, проблематизация статуса исторического аргумента в различных изводах рациональной этики и mathesis politica. Предметом исследования является эпистемологический статус библейского текста в различных областях гуманитарного знания (герменевтике, филологии, историографии) раннего Нового Времени. Объект исследования: 1) корпус наиболее репрезентативных и влиятельных трактатов по догматическому богословию, принадлежащих перу протестантских авторов различных толков (Ф. Меланхтон, Дж. Дзанки, Дж. Шарп, У. Уитакер, А. Полан, П. Мартир Вермильи); 2) программные сочинения ранненововременных реформаторов риторики и диалектики, а также барочных систематиков науки (Л. Валла, Р. Агрикола, Ф. Меланхтон, П. Рамус, И. Г. Альстед); 3) тексты, отражающие рецепцию в экзегетической литературе концепций достоверности, артикулированных в текстах novatores – представителей «новой философии» раннего Просвещения, прежде всего, Р. Декарта (Л. Мейер, С. Марезий, Л. ван Вельтхейзен, Р. Фогельзанг); 4) трактаты, в которых предметом рефлексии становится значение священной истории и этического учения, содержащегося в Писании, для политической науки (П. Боссюэ, Дж. Локк, Б. Спиноза); 5) специфическая группа текстов, генетически связанных с трактатом Исаака ла Пейрера «Преадамиты», отражающих эволюцию – от экзегетической гипотезы к мысленному эксперименту - способов рассуждения об «абсолютном начале» (в логическом или историческом смысле) человеческого общества (Т. Гоббс, нидерландские картезианцы, Дж. Вико); 6) корпус исторических и экзегетических текстов патриарха нововременного естествознания – Исаака Ньютона, его последователей и оппонентов, в которых мы можем наблюдать контаминацию методологических принципов наук о природе, с одной стороны, и наук о тексте и историческом мире – с другой. Цель работы: на материале широкого спектра ранненововременных источников эксплицировать потенциал проблемы достоверности в библейской герменевтике для гуманитарной эпистемологии in weitestem Sinne, как сказал бы Эрих Ауэрбах, то есть для решения вопроса о том, как возможно достоверное познание социально-исторического мира. Задачи исследования. Достижение цели исследования предполагает решение ряда взаимосвязанных задач: - анализ «топоса о Священном Писании» (locus de Sacra Scriptura) и концепции «принципа Писания» (Schriftprinzip) как аподиктического основания богословия (autopiston, indemonstrabile) в протестантской догматической литературе; - изучение соотношения аподиктической и топической достоверности в рамистской герменевтике; исследование экзегетической литературы «общих мест», предполагающей сращение исторической и логической достоверности (М. Флаций); - исследование предпринимавшихся некоторыми авторами XVII в. попыток интеграции герменевтики в различные модели науки, претендующие на тотальность и универсальную значимость: новый «протестантский» аристотелизм (hermeneutica generalis К. Даннхауэра), картезианство (философская герменевтика Л. Мейера); - проблематизация статуса Священной Истории и этического учения, содержащегося в Писании, в разных моделях «гражданской науки» XVII столетия (Дж. Локк, Дж. Вико); - анализ отношения ньютоновой «физики Писания» и традиционных натурфилософских интерпретаций священного текста (платонические толкования, традиция «Шестодневов»); - исследование философских воззрений И. Ньютона в их полемическом контексте (дискуссии с деистами, метафизиками, натурфилософами-аристотеликами, скептиками); - контаминация эпистемологических и эстетических принципов в библейской экзегезе последователей Ньютона (Дж. Толанд, Ч. Бернет). Теоретическая и методологическая основа диссертационного исследования складывается из нескольких систематически связанных между собой элементов. В качестве отправной точки размышлений о природе ранненововременной герменевтики естественным образом выступает традиция философской герменевтики конца XIX – XX вв., представленная именами Вильгельма Дильтея и Ганса-Георга Гадамера. Для Дильтея обращение к историческим прецедентам осмысления феномена понимания является необходимым этапом в процессе поиска нового основания наук об историческом опыте и эмансипации их от естественнонаучных идеалов объективности и беспредрассудочности познания. Историческое освещение той фундаментальной трансформации, которую Дильтей характеризует как формирование «естественной системы в науках о духе» позволяет, по мнению философа, открыть истоки проблемы «монометодологизма» в новоевропейской науке. Реализуемый нами подход к истории герменевтики находится в оппозиции к знаменитому принципу Вильгельма Дильтея, в соответствии с которым, во-первых, предметом теоретического интереса герменевтика может быть лишь с того момента, когда она официально возводится в ранг науки (поэтому за скобки пренебрежительно выносится вся католическая экзегеза), а во-вторых, условием sine qua non превращения герменевтики в науку является обретение ею автономного статуса. Наша же позиция состоит в том, что именно отход от дисциплинарной матрицы как исходного исследовательского предрассудка может позволить рассмотреть функционирование созданные на территории герменевтики эпистемологические принципы в самых разных областях гуманитарного знания в раннее Новое время и – более того – именно это позволяет нам поставить под вопрос релевантность дисциплинарной перспективы для эпохе накануне и во время Научной революции. В самом общем смысле, философская герменевтика Гадамера представляет собой попытку согласовать хайдеггеровскую «герменевтику фактичности» с классической герменевтикой, выдвигающей на первый план значение традиции. Традиция, содержащаяся в языке, образует для Гадамера предпосылку понимания, Verstehensapriori, как сказал бы К.-О. Апель, – следовательно, хайдеггеровская аналитика Dasein должна быть дополнена герменевтикой традиции. Обращение к истории ранненововременной герменевтики и риторики мотивировано для Гадамера стремлением найти «по ту сторону» Просвещения такой опыт историчности, который мог бы стать востребован в ситуации после критики Хайдеггером оснований новоевропейского рационализма. В то же время, построение генеалогии рационалистической метафизики могло бы позволить, согласно Гадамеру, подвести под философскую герменевтику новый онтологический фундамент9. Прекрасно отдавая себе отчет в несоизмеримости проекта философской герменевтики с целями нашего исследования, мы предполагаем, однако, сохранить в своем методологическом арсенале одно из важнейших ее исторических открытий – экспликацию связи герменевтического искусства с науками о социальном поведении: риторикой, диалектикой, этикой, эстетикой вкуса. Другой методологический ресурс, легший в основание диссертационного исследования, - история гуманитарного знания, представленная, в первую очередь, именами Э. Графтона, Д. Туара, Л. Даннеберга, Ф. Фолльхардта. Один из главных принципов истории studia humanitatis, имеющий существенное значение для целей нашего исследования, – положение о невозможности экстраполяции нововременной структуры дисциплинарного поля на ситуацию накануне и во время Научной революции. Наконец, при анализе политических импликаций библейской герменевтики и исследовании взаимоотношений библейской истории с другими моделями истории мы будем обращаться к истории риторики в той ее версии, которая была анонсирована американской исследовательницей Нэнси С. Стрьювер в 1970-х гг. и приобрела законченную форму в более поздних ее текстах, прежде всего в фундаментальной монографии 2009 г. «Риторика, модальность, модерность» (Rhetoric, Modality, Modernity). История риторики – не только историографический проект; центральная для Стрьювер идея «модальной риторики» как инструмента реконструкции «риторических наук» Барокко возникла на пересечении прагматизма и раннего Хайдеггера. Необходимость в обращении к текстам Стрьювер и апробированным в них методологическим принципам мотивирована тем, что именно история риторики дает инструментарий для описания той модели истории, которая в раннее Новое время систематически противополагается Священной истории, а именно той, которую по подобию Realpolitik можно было бы назвать Realgeschichte – модели, которая возникает в лоне прагматической историографии и политической мысли Чинквеченто. |
Похожие:
 | Выступления профессиональных цирковых артистов были известны еще в Древнем Египте, Древней Греции, Древнем Риме, Византии и других... | | I. Сибирские архивы в системе приказных учреждений русского государства (Конец XVI начало XVIII вв.) |
 | Датой начала и окончания погашения Облигаций выпуска является 1 092-й (Одна тысяча девяносто второй) день со дня начала размещения... | | Голикова: c начала октября в РФ уволены 29 тысяч человек, около половины сразу трудоустроились 31 |
| «Виноградовские чтения в Петербурге. Мастер-класс-2012. Фарфор Европы и России XVIII xx веков: аналогии и различия. Проблема подделок»... | | Охватывают 8 уездов губернии: Вятский (ф. 1143, 11 ед хр.), Котельничский (ф. 1138, 8 ед хр.), Малмыжский (ф. 798, 9 ед хр.), Нолинский... |
| Ссср второй половины 30-х годов. Написанная на основе уникальных документов, многие из которых и поныне носят гриф «секретно», она... | | Ссср второй половины 30-х годов. Написанная на основе уникальных документов, многие из которых и поныне носят гриф «секретно», она... |
| Охватывает временной отрезок с 1690-х по 1761 гг., когда шло целенаправленное усиление административной централизации и власти монарха,... | | Одна тысяча) рублей каждая со сроком погашения в 1092-й (одна тысяча девяносто второй) день с даты начала размещения Облигаций, размещаемые... |