Седьмая волна психологии
Скачать 5.55 Mb.
|
Повышенный интерес общества к разрешению кризиса семьи, отмечаемый многими авторами (И.Ю. Шилов, А.И. Антонов, В.М. Медков, В.К. Шабельников), связан с необходимостью обратить внимание на сложные внутрисемейные феномены, которые влияют на состояние как семьи в целом, так и на психологическое благополучие отдельных ее членов. Брачно-семейная жизнь стала приобретать более личностный характер. Снизилась роль внешних факторов в обеспечении устойчивости брака и, соответственно, возросло значение его внутреннего содержания (ВС. Собкин, 1998). Семейные отношения - это сложная психическая реальность, включающая в себя и индивидуальные, и коллективные, и онтогенетические, и социогенетические, и мифологические основания (Л.Б. Шнейдер, Е.Е. Сапогова, Н.Н. Лебедева, В.В. Абраменкова). Несмотря на активное развитие предметного поля психологии семьи, некоторые явления, порожденные семейным взаимодействием, так и остаются непознанными. К таковым относится и область семейного самосознания, в частности феномен семейного мифа. Наш интерес к проблеме семейного мифа продиктован рядом причин: - Во-первых, теоретическая актуальность обращения к данной проблеме обусловлена существующим противоречием между активным использованием в психотерапевтической и консультационной практике идеи существования семейного мифа и не разработанностью теоретической базы, отсутствием целостных концепций, раскрывающих психологическую природу данного феномена. На сегодняшнем этапе развития науки проблема изучения семейного мифа требует раскрытия тех социально-психологических факторов, которые детерминируют его проявление. Нет исследований, освещающих влияние социокультурных, социально-групповых факторов, определяющих семейное самосознание. Недостаточно разработан вопрос внутрисемейного и личностного влияния на формирование семейных мифов. Все эти знания необходимы для более успешной коррекции семейного самосознания, а также для предупреждения дезадаптивного и деструктивного взаимодействия внутри семьи. - Во-вторых, психологи-исследователи и психологи-практики сталкиваются с диагностической проблемой изучения семейных мифологем, так как на сегодняшний день нет психологического инструментария, изучающего семейные мифы. Все вышесказанное относит проблематику изучения социально-психологических детерминант семейного мифа к разряду наиболее востребованных в психологии семьи, как с точки зрения теоретического развития этого вопроса, так и с точки зрения практики работы с семьей. По этой причине постараемся разобраться в понятиях каждой школы относительно понимания такого феномена как « Семейный миф». Семейный миф в психодинамическом подходе рассматривается как «семейный» защитный механизм, как неосознаваемое взаимное соглашение между членами семьи (3. Фрейд, К.Г. Юнг, Н. Dicks, J. Вуng-На11, В. Саrреnter, S. Кriррner, D. Feinstein, Т.М. Мишина, Штроо В.А.).И впервые оно упоминается в работе З. Фрейда. Согласно его пониманию, каждый человек несет в себе свое «невысказанное» или «невыраженное» («Das Unbewusste»), так же как интер- и интрапсихическое окружение, контекст или «тревожащую странность» («Das Unheimlich»). З. Фрейд определял семейный миф следующим образом: «Мы постулируем существование коллективной души … и то, что чувство как бы передается от поколения к поколению в привязке к той или иной ошибке, которую люди больше не держат в сознании и о которой вспоминают меньше всего К. Юнг (1963) расширил представление о семейном мифе, введя понятие коллективного бессознательного, передаваемого в обществе от поколения к поколению, данного от природы и существующего вне всякого личного опыта. В более поздних работах Юнг (1965) ввел также принцип синхронии (или синхроничности), применяемый к событиям, которые имеют сходный смысл, происходят одновременно, но не связаны причинно-следственно. Э. Фромм (1930) говорит о социальном бессознательном. К. Хорни (1937) применяет социологическое и антропологическое понятие социального бессознательного в психотерапевтической клинике. Термин «семейный миф» впервые был предложен Феррейрой (Ferreira А.J., 1963) ( психодинамическая школа) и означает, по его мнению, определенные защитные механизмы, используемые для поддержания единства в дисфункциональных семьях, меняющие перцептивный контекст семейного поведения, приводящие к грубым искажениям и отчуждению группы от реальности... По его мнению они выполняют ту же функцию в семье, упрощая и искажая реальность. Штирлин (1977) развил взгляд Феррейры на семейные мифы и определил их значение для оценивания семьи и проведения семейной терапии. Мифы защищают членов семьи от определенных болезненных истин и служат для того, чтобы «помешать посторонним узнать неприятные факты». Типичным является миф о семейной гармонии, свойственным тем семьям, которые стремятся к избеганию конфликтов. В своем крайнем проявлении этот миф принимает форму « псевдозависимости», обнаруженной у семей шизофреников. Часто миф семейной гармонии поддерживается с помощью проективной идентификации; одному члену отводится роль « плохого», а все остальные продолжают утверждать, что они счастливы и хорошо адаптированы. Этим плохим может быть идентифицированный пациент, а иногда умерший родственник. Семьи часто воспринимают посторонних, особенно терапевта, как самозванцев, стремящихся разбудить болезненные и беспокоящие воспоминания. Чем больше семья боится таких расспросов, тем больше она цепляется за семейный миф. Бузормени-Надь (1973) (психодинамическй подход) выделяет понятия «лояльность» семье, «парентификация» и «семейный миф», с помощью которых деструктивный образ семьи передается трансгенерационным способом. В психологии нарратива семейный миф, семейная история рассматривается в контексте семейного самосознания (Н.Н. Лебедева, О.А. Минеева, Е.Е. Сапогова, И.А. Разумова, М. White, R. Kenen, А. Ardern-Jones, К. Ее1еs, М. Аndolfi, С. Аngе1о). Главная идея в том, что человеческий опыт в своей основе не однозначен, он не является реальным, а всегда представляет собой нечто мистическое и смутное. Его не однозначность предполагает, что его смысл не является чем-то неотъемлемым или очевидным, а допускает множественные толкования и интерпретации. Иными словами, повествования о жизни действуют как фильтры, отделяющие тот опыт или те переживания, которые не согласуются с сюжетной линией от того, что человек видит истинным опытом своей жизни. Если их нельзя отфильтровать, события искажаются до тех пор, пока так или иначе не укладываются в основную канву. В рамках когнитивно-поведенческой терапии семьи дается объяснение природе иррациональных убеждений, когниций, схем о семье, отмечается роль родительской семьи в их формировании (А. Ellis, R. DiGiuseppe, C. Zeeve, A. Beck, N. Epstein, S. Schlesinger, W. Dryden, F. Dattilio, Y. Teichma). Представителями когнитивной психологии разработана типология семейных когниций: описательные, аналитические, оценочно-предписывающие, когниции эффективности (D. Bugental, C. Johnston). Главным принципом когнитивного подхода в отношении данного феномена является то, что толкование поведения других людей сильно влияет на нашу реакцию. Например, автоматические мысли, основанные на произвольных выводах (искаженных убеждениях, сформированных очень схематично и являющихся ключевыми представлениями о мире). В рамках системного подхода к семье семейной миф рассматривается в неразрывном единстве с семейными правилами, семейными ролями, семейными секретами, семейными ритуалами (S. Palazzoli, L. Boscolo, G. Cecchin, G. Pratta, F. Simon, H. Stierlin, L. Wynne, В. Сатир, А.Я. Варга). Итальянскими системными семейными психотерапевтами (Миланская модель) (M. Selvini Palazzoli, L. Boscolo, G. Cecchin, G. Pratta, 1978) семейный миф рассматривается как продукт коллективного творчества, стойкость которого позволит группе устоять против любых разрушающих воздействий. Босколло и Цеччин в 90-х. г сосредоточили свой подход на технике циркулярного интервью, т.к. он разработан, чтобы децентрировать клиентов, помогая взглянуть им на себя в контексте отношений. По мере того, как члены семьи отвечали на вопросы о паттернах интеракций, становилась очевидна циркулярная природа проблем. Так Варга утверждала, что семейный миф создается на протяжении жизни трех поколений. Она говорит о том что « семейный миф» может быть как функциональным, так и дисфункциональным. Функциональный - когда выполняет свою роль (например, миф о дружной семье в трудное время помогает сплотиться) и дисфункциональным - когда изменились условия и время, но миф продолжает действовать, что влечет за собой соблюдение одного закона: гомеостаза. Эмпирические семейные психотерапевты в рамках гуманистической школы присоединяются к вере в естественное совершенство и мудрость неокультуренных чувств и побуждений человека. Согласно этой точке зрения, люди начинают процветать, если оставить их в покое, Проблемы возникают в связи с тем, что эта врожденная склонность к самоактуализации (Rogers ,1951) сталкивается с социальным и семейным противодействием. Общество проводит репрессивные меры по укрощению инстинктов человека, чтобы сделать их пригодными для продуктивной жизни группы. К несчастью, требуемый обществом самоконтроль достигается ценой « избыточного подавления» и лишением эмоциональной жизнеспособности. Семьи оказывают дополнительный контроль, чтобы достигнуть покоя и тишины, увековечивая устаревшие семейные мифы и используя мистификации для отчуждения детей от их опыта. С эмпирической точки зрения корень семейных проблем - отрицание импульсов и подавление чувств. Дисфункциональные семьи застревают в защите и избегании (Kaplan& Kaplan, 1978) . Базовая проблема таких семей в том, что они подавляют эмоции и желания. Лэйг охарактеризовал это как мистификацию опыта. Дисфункциональные семьи не способны к независимости или реальной близости. Они не знают себя и не знают друг друга. Коренная причина- отчуждение от опыта, что Кемплер называет « астигматичным осознанием». В отечественной психологии также разрабатывается понятие семейного мифа. Одна из моделей возникновения деструктивного образа семьи содержится в концепции патологизирующего семейного наследования (Э.Г. Эйдемиллер, В.В. Юстицкис, 1999), в рамках которой рассматривается схема формирования семейного мифа, реализующая принцип передачи и фиксации паттернов эмоционально-поведенческого реагирования в направлении от поколения прародителей к поколению внуков. Т.М. Мишина (1983) считает, что адекватный образ семьи («мы») определяет стиль жизни семьи, характер и правила индивидуального и группового поведения. Неадекватный образ «мы» – это согласованные селективные представления о характере взаимоотношений в дисфункциональных семьях, создающие для каждого члена семьи и семьи в целом семейный миф. По мнению А.Я. Варги (2001), семейный миф – это форма описания семейной идентичности, формообразующая и объединяющая всех членов семьи идея, образ, история, идеология. Так же А.А. Нестерова в своей диссертации на тему « Социально-психологическая детерминация семейных мифов», 2004 г., исследуя феномен семейного мифа, получила следующие результаты: 1.Семейные мифы детерминированы рядом социально-психологических факторов: социокультурных, социально-групповых, внутрисемейных и личностных. 2 Трансляция семейных мифов не сводится к копированию детьми семейного мифа родителей, а зависит от ряда факторов, от внутрисемейных взаимоотношений, коалиций, от стиля семейного воспитания, от характерных особенностей самой семьи. 3. Выявлена взаимосвязь между определенными семейными мифологемами и некоторыми личностными особенностями. У людей с высоким уровнем мифологичности семейных представлений ярко выражены такие характеристики личности как склонность к обвинениям, избегание проблем, зависимость от других и перфекционизм, а также следующие психологические защиты как интеллектуализация, реактивные образования и проекция. 4. На основе изучения социокультурных источников разработана типология семейных мифов, которая включает шесть мифологем: миф «о вечной любви», миф «о волшебной силе любви», миф «абсолютизации семейных ситуаций», миф «о злых силах, атакующих семью», миф «о необходимости жертвы ради семьи», миф «о постоянстве семейного благополучия». Эти типы актуализированы в семейном самосознании наших современников. Таким образом, рассмотрев психологические подходы различных психологических школ к феномену семейного мифа, можно увидеть, что в основе мифов лежат неосознаваемые эмоции, определенным образом соединяющие членов семьи. Адекватный образ « Мы» способствует гармоничной регуляции поведения членов в семейной системе. А неадекватный принимает форму семейного мифа, способствующего дисфункциональным отношениям в семье, в результате чего семья ригидно воспроизводит свой прошлый опыт, мало учитывая изменения в обществе. На основе всего перечисленного мы можем уточнить понятие семейного мифа. Семейный миф (семейное бессознательное)- это социально-психологический феномен (целостное, интегрированное образование), базирующиеся на механизмах психологических защит, используемых для поддержания единства в семье в течении многих поколений. ( Моцарь С.В., 2003г.) Литература: 1. Брутман В.И., Варга А.Я., Хамитова И.Ю. Влияние семейных факторов на формирование девиантного поведения матери // Психологический журнал. – 2000. – Т. 21. – № 2. – С. 79 – 87. 2. Варга А.Я. Семейные мифы в практике системной семейной психотерапии // Журнал практической психологии и психоанализа. – Май 2001. – № 1– 2. – С. 154 – 158. 3. Де Гольжак В. История в наследство: Семейный роман и социальная траектория / Пер. с франц. И.К. Масалкова. – М.: Изд-во Инст-та Психотерапии, 2003. – 233 с. 4. Семейная психотерапия: Хрестоматия / Сост. Эйдемиллер Э.Г., Александрова Н.В., Юстицкис В. – СПб.: Питер, 2000. – 512 с. 5. Шутценбергер А. Синдром предков. Трансгенерационные связи, семейные тайны, синдром годовщины, передача травм и практическое использование геносоциограммы. – М.: Изд-во Института Психотерапии, 2001. – 240 с. 6. Нестерова А.А, Автореферат « социально-психологические детерминанты семейных мифов», диссертация на соискание ученой степени, Москва 2004. 7. Николс М, Шварц Р. Семейная терапия, концепция и методы / Пер. с англ. О Очкур, А.Шишко. -М: Изд-во Эксмо, 2004. А.И.Зозуля ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ КОНТРОЛЯ СОЗНАНИЯ В ТРАДИЦИИ ИЗУЧЕНИЯ ДЕСТРУКТИВНЫХ КУЛЬТОВ При описании механизмов направленного и ненаправленного применения техник установления и удержания контроля сознания в литературе, посвящённой вопросам изучения последствий деятельности деструктивных культов, помимо исходного принято использовать понятия – “промывание мозгов”, “реформирование мышления”. Термин “промывание мозгов” был предложен Э. Хантером для обозначения процесса принудительной замены убеждений американских солдат (Китай, Корея, позже - Вьетнам). Для разграничения понятий промывания мозгов и контроля сознания С. Хассен указывает на факт открытого принуждения в первом случае: “Процесс “промывания мозгов” предполагает изначальное отношение субъекта к “агентам влияния” как к “врагам” [7; 83]. В конце 50-х годов специалисты в области военной психологии и психиатрии приступили к изучению программ реформирования мышления и разработке стратегий защиты. (Р. Лифтон, М. Сингер, Л. Вест, Э. Шайн). Закрепление термина “реформирование мышления” связано с публикацией работы Р. Лифтона “Реформирование мышления и психологический тоталитаризм” (1961). Содержание нового понятия автор раскрывает с помощью выделения условий, наличие которых позволяет говорить о принудительном изменении. Позже Р. Лифтон рассматривал возможность непринудительного реформирования Попытка закрепления термина «контроль сознания» была предпринята С. Хассеном (“Борьба с культовым контролем сознания”, 1988, американское издание). При этом данное явление понималось как “система влияний, созданная для разрушения подлинной личности человека”. Термины “контроль сознания” и “реформирование мышления” рассматривались им как синонимичные. Контроль сознания – “манипуляции с использованием насильственного обращения в веру (внедрения убеждения) или техники модификации поведения без информированного (осознанного) согласия того человека, по отношению к которому эту технику применяют” (Е.Н. Волков, 1996). Такое определение охватывает программы изменения мышления (сознания), практикуемое как в военно-террористических организациях (связано с захватом, шантажом), так и в деструктивных культах (связано с вступлением человека в какую-либо организацию в условиях отсутствия соответствующей действительности информации). С. Хассен пишет о контроле сознания: “Подобно множеству видов знания, в своей основе он не является ни добром, ни злом. Если применение методов контроля сознания не лишает человека свободы выбора и предоставляет ему свободно распоряжаться своей жизнью, то результаты могут быть самыми благотворными” [7; 81]. В качестве позитивного примера использования программ контроля сознания С. Хассен указывает опыты терапии никотиновой зависимости. В настоящее время существует несколько моделей принудительного и непринудительного контроля сознания. Классической моделью формирования культовой зависимости является предложенная Р. Лифтоном модели факторов реформирования мышления и удвоения личности (“Реформирование мышления и психологический тоталитаризм”, 1961, “Нацистские врачи: медицинское убийство и психология геноцида”, 1986). К факторам реформирования мышления автор относил: “средовый контроль”, “мистическое манипулирование/запланированная спонтанность”, “требование чистоты”, “культ исповеди”, “святая наука”, передёрнутый язык”, “доктрина выше личности”, “разделённое существование”. В модели Р. Лифтона представлены как условия, так и способы реформирования мышления. Автор предупреждает, что данные критерии объясняют социальное влияние на личность, оказываемое в группах любого типа. Но в деструктивных культах такое влияние носит ярко выраженный деструктивный характер. Разработки Р. Лифтоном модели удвоения личности относятся к событиям второй мировой войны и представляют собой попытку объяснения механизмов управляемого изменения личности врачей - военнопленных нацистских концентрационных лагерей (Аушвиц). Речь шла о процессе их становления как профессиональных убийц. Р. Лифтон с позиций психоанализа рассматривает удвоение как защитную реакцию личности, запускаемую экстремальными условиями давления окружающей среды. Автор пишет: “Удвоение – это активный психологический процесс, средство адаптации к крайности… Адаптация требует растворения «психологического клея» как альтернативы радикальному распаду собственной личности» (цит. по С. Дуброу-Айхелю). В дальнейшем модель Р. Лифтона претерпела значительные изменения в рамках социально-психологического объяснения формирования зависимой личности. Удвоение стало рассматриваться не как присущая каждому человеку потенциальная защитная реакция, но как непосредственный результат управляемой извне активности по замене личности. Так, С. Хассен пишет: “Культы последовательно манипулируют элементами, формирующими личность человека, включая важнейшие верования и убеждения, ценности и отношения. Культовый контроль сознания отделяет человека от его подлинной личности и создаёт новую личность, зависящую от группы” [7; 99-100]. С. Хассен связывает процесс установления и удержания контроля сознания с механизмами вывода локуса контроля вовне. Связывание субъективного контроля не с собственной идентичностью, а личностью лидера группы допускает механизм дублирования или, по терминологии С. Хассена, становления “маленького Сан Мен Муна”. ПИМЭ-модель (BITE-model) С. Хассена (1988) разработана в русле традиционных представлений о социально-психологическом воздействии. Применяя теорию когнитивного диссонанса Л. Фестингера, С. Хассен признаёт, что несоответствие между поведением, убеждениями и верованиями человека порождает психологическое напряжение – диссонанса, - снижение которого достигается преодолением такого противоречия. Однако он расширяет эту модель введением ещё одного компонента – информации. С. Хассен отмечает: “Информация – это горючее, которое мы используем, чтобы наш мозг работал должным образом… Люди попадают в ловушку деструктивных культов потому, что они не только лишаются доступа к критической информации, но и испытывают недостаток правильно функционирующих внутренних механизмов её обработки. Такой информационный контроль может иметь впечатляющее разрушительное влияние”. [7.96.] М. Синегр предложила модель шести условий реформирования мышления: установление контроля над временем участника и над его физической окружающей средой; создание у новообращённого ощущения бессилия, страха и зависимости при одновременном обеспечении теми образцами, которые должны быть усвоены последователем; манипулирование поощрением, наказанием и переживанием участника (в том числе и с использованием состояния расширенного состояния сознания) с целью отторжения прошлого опыта; механизмы манипулирования поощрениями, наказаниями и переживаниями с целью введения новых моделей поведения; создание жёстко контролируемой системы, общества закрытого типа, где всякий инакомыслящий находится в условиях дискриминации - критичность рассматривается как дефективность; содержание последователя в состоянии неведения и неспособности отдавать себе отчёт в происходящем (изложено по С. Дуброу-Айхелю). Ф. Зимбардо, Э. Эбессен придерживались подхода “обращение с помощью убеждения”. В этом случае речь идёт о принципах установления контроля сознания: использование управляемых процессов групповой динамики с целью разрушения индивидуальности; ограничению доступа информации, её упрощение с целью подавления критичности и установления контроля сознания; создание эмоционально положительного фона, введение различных видов социального подкрепления (улыбок, благоприятного мнения, похвалы, одобрения, физического контакта, видимой любви), - а так же карающих санкций (частичная изоляция, отделение, указание на некомпетентность в учении); уже на этом этапе запускается “механизм качелей”, что помимо прямого управления поведением предполагает опосредованное воздействие – через поддержание ситуации нестабильности (изложено по С. Дуброу-Айхелю). В.В. Целикова, с опорой на разработки Дж. Джанис, говорит о модели группового воздействия. В отличие от модели социально-психологического влияния эта модель предполагает рассмотрение всех воздействий, оказываемых в деструктивных культах, преломленными через процессы групповой динамики. В рамках этого подхода считается, что групповое воздействие, являясь мощным регулятором человеческого поведения (групповое мышление или принятие групповых решений), изначально не является негативным. Позитивный или негативный характер определяется условиями существования группы. Вполне очевидно, что становление каждой отдельной личности, её социализация предполагает усвоение уже существующего социального опыта. Но обращение в новые религиозные организации сопряжено с рядом особенностей (В.В. Целикова): интенсивность и характер влияния: тотальность и безальтернативность охвата сфер воздействия; форма влияния: манипулирование и обман; целенаправленность использования групповых механизмов без объявления этих целей; Случаи отклонений группового мышления наблюдаются, когда “стремление к единодушию и единообразию в группе выше, чем побуждение реалистично оценить альтернативные варианты действия” (В.В. Целикова, 1996). В целом модель группового воздействия предлагает смещение акцента на протекающие в самой группе процессы взаимодействия. В таком случае предполагается, что последователь попадает в уже сложившиеся в определённых условиях отношения: он становится не объектом влияния, но участником принципиально иных – деструктивных - взаимоотношений. Таким образом, в целом принято считать, что проявления психологической зависимости будут определяться социально-психологическим воздействием окружения – в новых религиозных организациях это программы установления и удержания контроля сознания. При этом специалисты в области психологического изучения программ контроля сознания по-разному определяют доминирующий фактор влияния: опора на механизмы социального воздействия, применение техник введения в изменённые состояния сознания, использование приёмов обработки информации, опосредованное процессами групповой динамики управление. |
Похожие:
 | Седьмая волна психологии. Вып /Сб под ред. Козлова В. В., Качановой Н. А.– Ярославль, Минск: мапн, ЯрГУ, 2009 – с | | Седьмая волна психологии. Вып. /Сб под ред. Козлова В. В.– Ярославль: мапн, ЯрГУ, 2010 – 444 с |
 | Седьмая волна психологии. Вып. 9/ Сб по материалам 11 Международной научно-практической конференции «Интегративная психология: теория... | | Не игнорируя ранние философские школы мышления, мы сосредоточились на том, что непосредственно связано со становлением психологии... |
| История современной психологии / Пер с англ. А. В. Говорунов, В. И. Кузин, Л. Л. Царук / Под ред. А. Д. Наследова. – Спб.: Изд-во... | | Сидорова Ивана Сергеевича, старшего преподавателя кафедры общей психологии факультета педагогики и психологии |
| Общий практикум по психологии: Метод наблюдения. Метод. Указания. Часть 1 / Под,ред. М. Б. Миxaлевской. М.: Изд-во Моск ун-та. 1985.... | | Факультет специальной педагогики и психологии основан 7 июня 2002 года (пр.№221-об от 01. 07. 2002). В составе факультета на сегодняшний... |
| Рецензент(ы) доцент кафедры прикладной психологии Разумова Ольга Геннадьевна, к псх н., доц | | I. Предмет, методы и структура юридической психологии. Краткий очерк исторического развития юридической психологии 4 |