«Октябрь 1917: смысл и значение» Материалы круглого стола в Горбачев-Фонде 30 октября 1997 г

Скачать 2.07 Mb.

Название	«Октябрь 1917: смысл и значение» Материалы круглого стола в Горбачев-Фонде 30 октября 1997 г
страница	37/37
Тип	Документы

filling-form.ru > Туризм > Документы

1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37

Галкин А.А.^{^*}

История и историки

Говорить об истории, не заостряя внимания на тех, кто ее описывает, интерпретирует и делает знание о ней достоянием общества, по меньшей мере, непродуктивно. Мы получаем знания о ней в лучшем случае из вторых рук. И если эти руки недостаточно чисты, то информация, которой нам приходится пользоваться, тоже не может считаться сколько-нибудь чистой.

К проблемам Октября сказанное относится, быть может, в еще большей степени, чем к какому бы то ни было другому событию. Читая многое из написанного на эту тему, невольно вспоминаешь слова, вложенные Гоголем в уста городничего, о судьбе памятников или просто заборов: стóит их только поставить, как к ним тотчас же нанесут кучу «всяческой дряни».

В какой-то мере можно понять подвизающихся на этой ниве политических публицистов. Они решают свои специфические задачи. Во всяком случае, если не подводит память, вольное обращение с исторической правдой не стоило репутации ни одному политическому публицисту, не говоря уже о политиках.

Иное дело историки-профессионалы. Для них строгое следование исторической истине – важнейшая заповедь, от соблюдения которой зависит профессиональная репутация. Разумеется, историк, как и любой другой специалист, может ошибаться. Но сознательное игнорирование исторических причинно-следственных связей, заведомое искажение фактов неизбежно превращают профессионала в графомана. И неизменное наказание за это – скорое забвение. Такому забвению уже подверглось большинство безмерно отлакированных трудов об Октябрьской революции, написанных в нашей стране в 30-80-е годы. И аналогичная судьба, по-видимому, постигнет многие работы, написанные в угоду изменившейся после 1991 года конъюнктуре.

Существует несколько основополагающих принципов исторического исследования. Первый: не применять по отношению к прошлому подходы и критерии, действующие в настоящем и, тем более, предназначенные для будущего. Принцип второй: рассматривать прошлые события в органической связи с обстоятельствами, их породившими и им сопутствовавшими. Это предполагает прежде всего максимальное вживание исследователя в систему индивидуального и массового сознания, свойственного изучаемой эпохе. Принцип третий: не мнить себя прокурором, которому вверена миссия судить и «наказывать» прошлое. Конечно, исследователь-историк – тоже человек: у него свои ценностные и политические установки и предпочтения, симпатии и антипатии. Однако, выступая в роли исследователя, он обязан стремиться вывести их за скобки. Неспособность сделать это чревата профессиональной деградацией. Принцип четвертый: тщательно избегать чрезмерного морализаторства. Высокий уровень нравственности украшает любого человека, в том числе и историка. Однако нравственность в профессионально-исторической области заключается прежде всего в скрупулезном следовании истине. Как только профессиональная нравственность начинает перерождаться в морализаторскую проповедь, она теряет первоначальную девственность. Возникает соблазн рассматривать в качестве нравственного в историческом процессе лишь то, что представляется нравственным тому, кто его описывает и оценивает. В результате история теряет реальный облик и превращается в сборник нравоучительных сказаний о должном, о том, как выглядел бы мир, если бы действующие в нем силы, и прежде всего люди, руководствовались заповедями, которые считает истинными и непререкаемыми современный толкователь прошлого, особенно, если бы ему удалось попасть в то время и направить ход событий в иное русло.

Проблема должного и реального в историческом процессе – не новая. И особенно страстно спорили о ней в тех случаях, когда речь заходила о революциях, их объективной обусловленности, издержках и последствиях. И что бы ни говорилось в этой связи, каждый раз в «сухом остатке» оказывалось одно и то же: можно идейно принимать или не принимать революции, но они с неизбежностью происходят, не считаясь ни с какими бы то ни было лимитами, происходят потому, что до сих пор человечеством не найден способ, позволяющий избежать такого, весьма негуманного решения накопившихся острых общественных противоречий. Д.И. Писарев в свое время сравнивал революции с вынужденным убийством, которое совершает добропорядочный человек в условиях жизненно необходимой самообороны.

Как профессионал, посвятивший значительную часть жизни историческим исследованиям, я глубоко уверен, что многочисленные монографии, основной смысл которых в предании анафеме Октябрьской революции, будучи конъюнктурными поделками, не выдержат испытания временем. Октябрьская революция, как любая революция, была трагическим потрясением, унесшим миллионы жизней. Вместе с тем она, прорвав назревший нарыв, помогла человечеству выйти из того клубка противоречий, в котором увяз тогдашний мир. Она положила начало движению к более упорядоченным социальным отношениям в зоне, которую сейчас именуют «золотым миллиардом». От нее исходил сильнейший импульс, стимулировавший процесс, который в конечном счете привел к ликвидации мировой колониальной системы. Октябрь продемонстрировал, пусть во многом неудачно, наличие альтернативы провозглашенному единственным пути развития общественных отношений, на который встали наиболее развитые к тому времени страны. Накопленный в результате опыт оказался негативным. Но негативный опыт – это тоже ценное приобретение.

Черняев А.С.

Время историков

Может быть, чего-то я не услышал, но мне показалось, что только один Михаил Сергеевич призвал к серьезному изучению предмета нынешней дискуссии. Что мы Октябрьскую революцию знаем плохо или знаем такой, какой она не была, подтверждается и сегодняшними выступлениями. Прошу меня извинить, но, как бывшему университетскому историку, мне это бросилось в глаза.

Одним из первых выступал профессор Данилов, человек, давно, в самые глухие трапезниковские годы зарекомендовавший себя как настоящий исследователь и принципиальный смелый человек. Он сообщил вещи, основанные на фундаментальном исследовании. В приведенных им данных, в его выводах относительно крестьянской основы и сущности нашей Великой революции много такого, что позволяет лучше все понять.

А кто обратил внимание на его выступление? Да никто. Выступавший вслед за ним Ципко продемонстрировал классическое, так знакомое пренебрежение к реальностям революции. Его видение революции имеет опять же «три источника»: во-первых, я бы сказал, «басенное», а попросту – вульгарно-обывательское восприятие истории; во-вторых, политическую ангажированность; в-третьих, марксистско-сталинскую методологию. Она, среди общественников, была особенно характерна для советских философов и отчасти экономистов. Факты имели для них значение лишь как материал: в прошлом – для апологетики официальной схемы, теперь – для разных «самобытных» концепций, иногда весьма интеллектуально виртуозных. А уж относительно учета «всей суммы фактов», смешно и говорить!

Читая статьи, апеллирующие к нашей истории, в том числе, об Октябрьской революции, я обратил внимание, что этим занимаются главным образом публицисты, журналисты, политологи. Историки отодвинуты, да и не распрямились еще, видимо, от шока после краха исторического материализма – удобный был стержень для нанизывания фактов и придания им научного вида. Не хочу отрицать достижений на ряде участков нашей древней и средневековой истории. В отношении новой, особенно XIX и XX века – уже хуже. А уж что касается послереволюционной истории, ее как науки не было.

И все же историкам, видимо, свойственно профессиональное качество – этакая застенчивость, когда приходилось и приходится манипулировать фактами. Большинство не позволяет себе обращаться с ними на манер наших выросших в псевдомарксистской школе философов. Сдержанность присутствует. Любопытно, между прочим, что среди заполонивших авансцену политологов почти нет историков. Не по диплому, а по роду реальных занятий.

Между тем – если вообще российской общественной мысли суждено быть и развиваться, то, полагаю, в решающей степени это будет зависеть от состоятельности и таланта исторической науки. Напомню. После Французской революции и всего того, что пережили Франция и Европа в годы наполеоновских войн, во Франции наступило время историков. Думаю, многим здесь говорят такие имена, как Гизо, Минье, Мишле, Тьерри, Тьер, Фюстель-де-Куланж, Алексис де Токвиль, Ипполит Тэн, Ренан... Великая французская литература обратилась к истории: достаточно назвать Виктора Гюго, обоих Дюма, Мериме, Мюссе, Стендаля... И характерно, что на протяжении XIX века Франция не дала ни одного крупного «чистого» философа. Это о чем-то говорит?

Испытав колоссальные потрясения, нация хотела понять себя, осознать, что же с ней произошло и почему, узнать, как все было на самом деле, освободиться от мифов, созданных великанами мысли XVIII столетия, накликавших революцию. Именно поэтому были востребованы историки.

Россия вообще опоздала с самопознанием. Востребованность настоящей истории возникла лишь после Великой реформы. К концу века появились крупные фигуры. После С.Соловьева – примерно полтора десятка выдающихся историков. Однако их труды не успели стать достоянием общественности. Только-только их выводы и мысли стали просачиваться в верхние слои российской интеллигенции. Революция перечеркнула их заслуги и достижения. Некоторые из них остались лишь на ролях объекта для разоблачений, для противопоставления «нашему правильному» пониманию истории.

Это «правильное понимание» сделало нацию исторически невежественной, обреченной на идеологическую мифологию. Духовный кризис, обрушившийся на Россию, не преодолеть без понимания истории, и в особенности, нашей Великой революции. А нам ведь предстоит ещё «перепонять историю». Это значительно труднее. И философствовать уж потом – когда будем располагать реальным знанием о себе, о своем прошлом.

Пока же мы продолжаем пребывать в ситуации оглушительного невежества. У нас могут происходить вещи, «смеху подобные», как говаривал незабвенный Папанов. Глава государства уподобляет себя Петру I, зная о нем едва ли больше того, что прочитал когда-то в романе Алексея Толстого. Он называет себя Борисом Первым, искренне уверенный в том, что его слушатели не знают, что уже был Борис Первый. Того же стоит и недавняя ссылка нашего премьера на «призрак коммунизма», который «перебрел» из Германии в Россию и «наделал здесь делов». Ну и т.д. Историческое невежество и политические нравы, как видите, родственники.

Словом, наверное, уже пришло время историков.

* генеральный секретарь Международной комиссии по проблемам Октябрьской революции, д.и.н., Институт истории РАН.

* д.и.н., профессор, Институт истории РАН.

* президент фонда «Политика».

* д.ф.н., профессор, Институт философии РАН.

* председатель Исполкома Партии самоуправления трудящихся.

* ассистент Университета Дж.Хопкинса, Балтимор.

* профессор Пенсильванского университета.

* сопредседатель Социалистической партии трудящихся.

* академик РАН, Председатель Российского Пагуошского комитета.

* академик РАН

* профессор, Генеральный директор Центра стратегического анализа и прогноза.

* профессор, депутат Государственной Думы

* д.э.н., профессор, Институт экономики РАН.

* Главный научный сотрудник, Заведующий Отделением истории России и Восточной Европы Института всемирной истории АОН Китая

* ИСП РАН

* доктор исторических наук

* к.и.н, доц., зав.кафедрой Ковровской госуд. технологической академии.

* д.и.н., гл.научн.сотр. ИСП РАН

* профессор кафедры политологии Дипломатической академии МИД РФ.

* историк, Музей Вооруженных сил

* д.и.н., профессор. Институт социологии РАН.