Библиотека украинской литературы горячие страницы украинской печати

О Хвылевом — без политики Еженедельник «Дзеркало тижня» 22 мая откликнулся на годовщину смерти выдающегося украинского писателя рецензией Дмитрия Дроздовского и Алины Цветковой (Национальный университет «Киево-Могилянская академия») на новую монографию известного литературоведа Веры Агеевой. Жизнь, оборванная andante... Мыкола Хвылевый оставил одну из самых больших загадок после себя в истории украинской литературы. Трагическая точка на ленте жизни 13 мая 1933 года. 77 лет спустя эту финальную точку интерпретируют по-разному: некоторые из литературоведов считали, что уход из жизни Хвылевого был «постановочным», если, конечно, это слово применимо, когда речь идет о смерти. Хвылевый — символ своего времени, человек загадочный. Вместе с другими загадочными личностями начала ХХ века он создал миф. В конце концов каждая великая эпоха всегда создает в себе миф. Хвылевый вместе с Лесем Курбасом, Николаем Кулишом, Павлом Тычиной создали миф «золотого гомону» своей эпохи. Этот миф столь загадочен, что до сих пор нет однозначного его толкования. Ведь нет ни рукописей, ни достаточного количества свидетельств, чтобы сделать достоверные выводы. Только сегодня, в ХХІ веке, мы открываем для себя сокровища начала века прошлого. Новая книга, только что вышедшая в издательстве «Грані-Т», — попытка приоткрыть дверь в мистериальный ХХ век. Это издание называется «Арабески Миколи Хвильового». Оно привлекает внимание современного читателя к Хвылевому, который «сам хвилюється і нас всіх хвилює» (В.Коряк). Волнует и сегодня. Ведь мы вряд ли можем сказать, что приблизились к пониманию этого гения. Не приблизились, поскольку не существует отрубного текста Мыколы Хвылевого. Этот харьковский художник является составляющей того эстетически-мировоззренческого проекта, который был реализован почти сто лет назад. Сегодня, когда исполнилось 77 лет со дня самоубийства Хвылевого, литературовед Вера Агеева, профессор Национального университета «Киево-Могилянская академия», решила, что пора вернуться к диалогу с классиками, но на новом уровне... Нельзя сказать, будто Хвылевый для истории украинской литературы — неизвестная земля. Только этой весной появилось издание, которое привлекло внимание к харьковскому «романтику витаизма», — «Полювання на Вальдшнепа. Розсекречений Микола Хвильовий». Выходу этой книги способствовали профессор истории Юрий Шаповал и профессор литературы НаУКМА Владимир Панченко. Не так давно украинский читатель имел возможность ознакомиться с трудом Леонида Плюща «Його таємниця, або «Прекрасна ложа» Хвильового». В украинском литературоведении есть немало исследований с Хвылевым в центре внимания. Однако издание, подготовленное Верой Агеевой (оно было представлено в Могилянке), совершенно иного рода. Его задача — показать Хвылевого на фоне эпохи. Поскольку только в таком «синестезионном единстве» можно понять «волны» эпохи Хвылевого. Его искусство никогда не станет понятным, если оставлять вне контекста работы начала ХХ века, музыкальные композиции, в конце концов — текстуру и стиль эпохи. Модернизм, проявивший себя, в частности, и в украинской культуре, вышел из единства искусств, которое, в свою очередь, углублено в мировоззренчески-философский сдвиг, существовавший в конце ХІХ века. Хвылевый в истории украинской литературы стоит, кажется, «между двух сил»: как революционер, общественный деятель, апологет политического водоворота — и, с другой стороны, как отшельник, мистик, член масонской ложи или какого-то другого загадочного ордена. Кулиш, Курбас, молодой Довженко, Тычина — все они вышли из «темной материи» искусства, природа которого до сих пор непостижима. Они в своем творчестве реализовали европейские мировоззренчески-эстетические поиски. А вместе с тем смогли явить неповторимый стиль в украинской культуре. Импрессионист (а также в некоторой степени и экспрессионист) Хвылевый, имажинист и «классицист» (или неоклассик) Рыльский, «кларнетист» космического пространства Тычина, экспрессионист немецкого образца Довженко — все они реализовали в украинской литературе полноту стилевой палитры европейской культуры 20-х годов. ХХ век — один из немногих периодов украинской культуры, когда украинская художественная мысль ничем не уступала мировому духовному развитию. Наоборот, можно говорить о влиянии украинского искусства (Курбаса, Довженко) на мировую стилевую амальгаму. Название, использованное для нового издания, чрезвычайно емкое: «Арабески Миколи Хвильового». Пожалуй, было бы ошибкой объяснять его появление на обложке тем, что оно отсылает читателя к названию одного из самых интересных произведений мастера — «Арабески». Именно это слово — арабески — обозначает особую природу художественного мышления времени, в котором жил Хвылевый. Арабески прежде всего орнаментальные, они имеют своеобразную композицию, отражающую переплетение рационального и иррационального. «Арабески Миколи Хвильового» содержат в себе не только тексты писателя, но и мощный визуальный ряд, созданный из окладных изданий, появлявшихся во времена Хвылевого, — эти книги были в библиотеке писателя, они прошли через его мировоззрение. Все это дало основание Вере Агеевой сказать: «Такой красивой книги украинской классики я не делала еще никогда». Вера Агеева признавалась, что одной из задач, которую она ставила перед собой, было показать Хвылевого без политики. Этот тезис возник благодаря Юрию Шереху, который в 50-е годы прошлого века опубликовал разведку о Хвылевом под таким же названием. «Позаполітична сторона творчости Хвильового і його кола мала величезне політичне значення. Тим, що вона виводила українську літературу і українську людину з провінційності і ставила її віч-на-віч із світом як рівного партнера», — писал Шерех. Конечно, «романтика витаизма», полемические памфлеты, участие в литературной дискуссии 1925—1928 гг. создали вокруг мастера шлейф политичности и даже заполитизированности. Только у немногих литературоведов можно было увидеть следы, которые приводят нас к другому Хвылевому (как у Л.Сеника или Л.Плюща) — теософу, мистику, иррациональному Фаусту. В конце концов сегодня в гуманитарном мире продолжаются дискуссии, дескать, старая пора текстоцентризма закончилась, наступает эпоха визуального искусства. Наличие мощного визуального ряда в предложенном издании отнюдь не отвлекает читателя от текста, наоборот — помогает понять художественный метод, способ художественного преобразования действительности. Представленная книга являет попытку преодолеть традиционную литературоцентричность в интерпретации художественной истории первых десятилетий ХХ в., показать взаимоотражение литературы и живописи. Обложки книг, которых касалась рука Хвылевого, позволяют узнать, какие художественные стили развивались в то время в украинской культуре. И главное — искусство начала ХХ века было замечательно гармоничным, без переизбытка или несуразности. Иллюстрации к текстам Хвылевого в этом издании — картины А.Богомазова, К.Пискорского, А.Петрицкого, Г.Нарбута. Книга, подготовленная «Грані-Т» совместно с В.Агеевой, отражает синкретизм эпохи Хвылевого, а потому является ментальным срезом исторического сознания. В свое время литературоведы считали, что авангард начала ХХ в. — это прорыв в русском искусстве. Позднее искусствовед Дмитрий Горбачев показал, что подвижки этого авангардного движения в русской культуре пришли с украинских просторов, что прорыв инспирирован из Киева. Так же и сейчас: мы открываем для себя Мыколу Хвылевого, а вместе с ним и осознание того, что в начале прошлого века украинская культура достигла высочайших вершин и была настоящей составляющей европейской художественной панорамы. «Арабески Миколи Хвильового» — попытка преодолеть пропасть в интеллектуально-эстетической жизни Украины. Бесспорно, не все произведения Хвылевого в одинаковой степени интересны для нынешнего читателя (все ли, скажите, будут читать абсолютно все памфлеты?). Однако «Я (Романтика)» или «Арабески» стали бессмертными, поскольку они воплощают психологию человеческой личности, хотя и мутировавшую, искореженную, надломленную, а потому страшную... «Арабески» — это не игра с орнаментом, а попытка с помощью невидимых узоров войти в символическое поле художественного абсолюта. Каждое совершенное произведение, писал Шерех, наполнено тоской по полноте бытия, а потому все совершенные произведения «реалистичны» (Шерех понимал под этим понятием особую разновидность символического, мистериального реализма). Вера Агеева, литературовед: — Для такого издания мы искали писателя с биографией, а в украинской литературе ХХ в., пожалуй, это прежде всего Хвылевый. Он сам себе сделал свою символическую биографию. Кроме того, основная идея книги — представить литературу в ее отражении и взаимосвязях с живописью, с визуальным рядом... «Декамерон» на Крещатике В газете «Україна молода» 6 мая книжный обозреватель Константин Родик рассказывает, что в Киеве состоялись три подряд презентации антологии "Декамерон. 10 украинских прозаиков последних десяти лет" (Х.: Книжный "Клуб семейного досуга"). Составление антологий уже имеет в новейший украинской литературе свою историю. Первым антологическим антрепренером выступил Вячеслав Медвидь, когда выпустил сборник "Десять украинских прозаиков. Десять украинских поетів" (К.: Роккарл, 1995). Теперь, через пятнадцать лет, уже не вообразить литературных списков без тогдашних дебютантов Тараса Прохасько, Евгении Кононенко, Михаила Бриниха, и др. Следующую солидную антологию современной новеллы составил Владимир Даниленко - "Цветы в темной комнате" (К.: Ґенеза, 1997). Ее концепцией было "самоопределение на руинах эстетики соцреализма". Свыше тридцати участников проекта — это фактически вся наша тогдашняя актуальная литература. Недостает разве Оксаны Забужко, так как ее звезда в это время именно сходила ("Полевые исследования" вышли лишь за полгода до выхода этого сборника). В 2002- м появляется прозаическая антология Василия Габора "Частная коллекция" (Л.: Пирамида) — пожалуй, наиболее основательная по сей день. Свежую антологию "Декамерон" Сергей Жадан составил исходя из зеркальной позиции: он любит авторов, которых пригласил к проекту, а потому имеет сентимент ко всему, что они пишут. Поэтому это не так коллекция, как гарем. На одной из презентаций устроитель подчеркнул: не ищите в моем отборе каких-то литературных закономерностей — это сугубо вкусовой микс. Жадан, несомненно, звезда современной литературы. И, как в случае со звездой античной мифологии, все, чего он дотрагивается, — взблескивает, словно правдивое золото. По крайней мере на первый взгляд. Иначе говоря, какие бы обоймы Жадан не выстраивал, все эти имена автоматически будут приобретать признаки бренда. Что это так, свидетельствовали полные залы фанов, пришедших лишь затем, чтобы послушать кумиров, а те ничего другого не делали, как вслух читали из книжки. Наиболее адекватные своему высокому литературному статусу - Тарас Прохасько и Светлана Поваляева. Так же весело озаряют юмором китчи-штампы Светлана Пиркало и Сергей Жадан. Взблескивает Ірена Карпа, которая так далеко пошла от ранних "Травы" и "Фройда", что это уже будто и другая писательница, точнее — теперь это писательница. А вот для Любка Дереша участие в малоформатной антологии стало, похоже, проблемой: ему явным образом маловато места на территории рассказа, его стихия -— разветвленная повесть; в текстовой тесноте он терцет слова, не замечает деталей и не успевает интегрировать все надежным толком. Итак, "Декамерон" продемонстрировал не только обычные приманки, но и не менее традиционные слабости наших модных писателей. Прежде всего, это поспешная незавершенность произведений, особенно финалов. Как пишет Поваляєва, "за минуту может присниться несколько полноценных сюжетных снов"... Похоже, болезнью недодуманости инфицированы все участники антологии, за исключением разве Прохаська. Также видно, что с писанием на заказ — тяжело. Ясное дело: создавать по подсказке для современного литератора — дело позорное. Но ведь за полгода, отведенные на представление рукописи, любой заказ способен превратиться во внутреннее личное желание, не так ли ? И когда под обложкой, увенчанной названием канонического произведения Бокаччо, не находим ни одного впоєне эротического рассказа, с печалью констатируем: профессионализм здесь еще не совсем гамбургский. А менее толерантный читатель может припомнить и народную мудрость о соотношении рыба/раки во время ихтиологического кризиса. Зачем же так рисковать святой читательской верой в бренды? Актуальные интервью Юрий Андрухович: о времени и о себе Сложно найти фигуру, которая была бы, подобно Юрию Андруховичу, равно влиятельной как в общественной жизни, так и в литературе. Его подпись под тем или иным обращением априори подтверждает авторитетность протеста — так было во времена Кучмы, так и сейчас, — пишет газета «День» 21 мая, предлагая читателям интервью с известным писателем. Интервью касалось преимущественно литературных тем. Ибо любые политики уйдут, а сделанное Андруховичем и его наиболее талантливыми коллегами — останется. Пан Юрий ответил на несколько вопросов во время своего пребывания в Киеве с новой литературно-концертной программой «Цинамон», так же как и предыдущий альбом «Самогон», созданной вместе с польской группой «Карбидо». — Как появился «Цинамон»? — Я сделал выборку текстов, в которых есть привязка к Дрогобычу, к Бруно Шульцу, поскольку это должно было исполняться на фестивале его памяти. Я подобрал стихи, которые перекликаются с ретро межвоенных годов, с миром галицких городков, населенных сумасшедшими аутсайдерами, в которых все тычут пальцами. Я объяснил это музыкантам, и они разобрали тексты — каждый взял по несколько стихотворений. А потом мы съехались, и в 2008 году в Дрогобыче состоялось первое исполнение. — Это уже не первый ваш проект с рок-группой, но именно с «Карбидо» так повезло... — С самого начала это была некоторая случайность. Мы познакомились на литературном фестивале во Вроцлаве, директор которого их пригласил, чтобы они аккомпанировали всем поэтическим выступлениям. В слова они не вдавались, речь шла об усилении настроения. Но мне он предложил приехать на день раньше и попробовать конкретно с ними сделать несколько произведений. Получилось неплохо, понравилось публике. Мы решили, что будем работать вместе. Я прислал им подборку моих текстов, они создали музыку, и в 2006 году мы записали «Самогон». Я сначала был заинтересован исключительно в том, чтобы это зафиксировалось на диске. Но они как-то постепенно втянулись, и все вышло за рамки одного проекта. Мы начали серию концертов. Задача с «Цинамоном» было более амбициозной, так как они взяли на себя своеобразную сверхинтерпретацию моих стихов. Стихи, которые я предложил для «Цинамона», намного старше по времени написания, из сборника «Экзотические птицы и растения» конца 80-х. Но ничего не сработало бы, если бы не вышел польский перевод в 2007-м. Тогда это стало возможным, поскольку для них чрезвычайно важно понимать текст, пережить его и что-то к нему придумать. — Они вас чувствуют? — Я понимаю это так: они хорошо чувствуют меня как поэта, относятся максимально серьезно к моим текстам. Во время записи альбома и моей голосовой дорожки они периодически брали на себя режиссерскую сторону дела, формулировали на уровне пожелания: может, здесь акцентировать, эту строку вывести. Они очень разносторонние как художники, каждый ведет сразу несколько проектов. Мне повезло, что у нас сложилось хорошее сотрудничество. — Должен ли поэт превращаться в рок-звезду? — (Смеется) У меня тоже по этому поводу большие сомнения. Я думаю, что поэт не должен этого делать. Фронтмен, певец в традиционном рок-н-ролле — также и поэт, его тексты исполняются. Но он априори остается в музыке, не переходит из литературы, как в нашем случае. Однако у нас на самом деле не рок-концерт, это все же литературные чтения в несколько ином формате. Поэтому публика, хотя и хорошо принимает, все-таки несколько ошарашена, так как даже не понимает, как вести себя: для рок-концерта слишком мало рок-н-ролла, для литературного вечера слишком громко и энергично. То есть мы находимся в состоянии становления особого стиля, не знаю, как он будет называться — может быть, «цинамон»? Я, конечно, лавры рок-звезды завоевать вряд ли смогу, но я к этому и не стремлюсь. На самом деле для меня речь идет об еще одной форме подачи текстов. — Собственно, почему такая форма стала для вас важной? — Их музыка мне нравится настолько, что я на определенном этапе присоединяюсь к ее созданию. Вместо декламирования начинаю выпевать партии, рождаются мелизмы. А с другой стороны, здесь еще фактор неповторимости каждого отдельного концерта. И все это вместе — большое увлекательное приключение, внутри которого я нахожусь с удовольствием. — Как вы оцениваете состояние современной украинской литературы? — Думаю, в течение последних нескольких лет не случилось ни одной новой прорывной вещи, либо мне об этом неизвестно. Лет пять назад у нас был расцвет, пик новой волны: молодые, условно говоря, авторы заявили о себе. Сейчас Жадан подготовил антологию «Декамерон» — маленький итог литературного десятилетия. Собраны десять авторов, которые дебютировали в последнее десятилетие как прозаики. Он попросил меня написать пару слов на обложку, так что я это прочитал. И вот когда такой срез получаешь, думаешь: «супер, каждый текст один в один, классно, на уровне». Но ведь это очень дозированная антология. Тем более там собрана малая проза. Думаю, здесь сработал кризис в том смысле, что многих издателей парализовало. С другой стороны, в чистоте своей этот процесс не должен зависеть от издателей. Конечно, важно иметь место, куда можно отнести новый роман, но это не означает, что надо прекратить его писать, пока кризис не пройдет. Поэтому с литературой так — никогда не угадаешь. Может быть, в эти минуты уже дописываются какие-то колоссальные вещи. — Существует ли сейчас станиславский феномен? — Существовал. Но это, я сказал бы, уже тема для историков новейшей литературы, уже имеет свое место: середина — вторая половина 1990-х. — Почему вы так в этом категоричны? — Потому что, будучи внутри этого, могу сказать, как это существовало. В значительной мере это была тусня, чтение одних и тех же книг, взаимный показ самых новых текстов и самопрезентация как единого феномена. Я был немножко выдвинут вперед, так как по времени раньше стартовал, а они — просто младше по возрасту. Новые авторы были словно с улицы — приходят, никому еще не известные, приносят тексты, и все удивляются: как это хорошо! Но определение «станиславский феномен» было актуально и нужно на определенное время, пока люди не стали уже отдельными именами. Давно понятно, что назвать Тараса Прохасько представителем станиславского феномена уже смешно как-то. Потому что есть Тарас Прохасько, и все. А также Юрий Издрик, Владимир Ешкилев, Галина Петросаняк и те, у кого более локальный масштаб. Думаю, все просто стали личностями, и эта этикетка — «станиславский феномен» — может спокойно уйти в историю. — Немного о зарубежных делах. Не так давно вышел французский перевод романа «12 обручей». Как его принимают? — Очень хорошо. Я регулярно получаю от издателей копии рецензий. А вот «Московиаду» во Франции почти никто не заметил, поскольку она вышла на два—три года раньше. Просто издательство теперь вошло в более мощную издательскую группу, которая больше внимания уделяет пиару и активно работает с медиа. Так что, думаю, эта реакция не в объективной природе того, что я написал, а скорее в технологиях пиара, которыми занимаются издатели. Ощущаю это даже по тому, что у меня появились доходы от продажи книг и начали приглашать во Францию на выступления, чего раньше не было. Кстати, с их публикой это сложно, поскольку недолюбливают авторов, которые выступают с переводчиками, надо хорошо владеть французским. — Готовятся ли еще какие-то переводы? — Сейчас мы работаем с немецкой переводчицей, должно быть, над самым сложным текстом — «Перверзиями». Работа идет ужасно медленно. Я владею немецким достаточно для того, чтобы мы работали последовательно, то есть она делает несколько разделов, пересылает мне, я их авторизую. Но тут мне открылось, как много мне хочется изменять, так как этот текст для меня во многих своих моментах устарел. Мы решили это сделать. Когда что-то меня не устраивает, предлагаю изменения. Это, наверное, тот интересный случай, когда перевод будет отличаться от оригинала. — Если уже речь зашла о Германии — для вас это, очевидно, счастливая страна: регулярные переводы и издания, многочисленные выступления. Почему так сложилось? — Опять-таки — зависит от издательства. «Зуркамп» — одна из самых серьезных издательских фирм, которая хорошо держит своего читателя: с одной стороны, это интеллектуальные книги, с другой — увлекательная художественная литература, и в любом случае — всегда очень высокий качественный уровень. Они работают для читающей немецкоязычной части мира, а следить за литературными событиями, покупать книги — одна из устойчивых бюргерских традиций. Сегодня они еще и жалуются — дескать, не читает народ, как в 60-е. Но это не сравнить с нашей ситуацией. Есть еще один фактор — я известен также как автор политических комментариев, колонок в немецкой прессе об Украине. Так что это действительно благоприятная для меня часть мира, и я всегда откликаюсь на приглашения. — Если уже упомянули о путешествиях, хочется поинтересоваться: в каком состоянии ваша книга-путеводитель городских эссе? — Из 111 городов осталось около 20. Хочу уже напрячься, чтобы вышла в декабре. Летом предприму последний штурм, потом дам книге хорошо вылежаться, как следует ее прочешу, перепишу еще раз — и можно будет издавать. — А есть ли у вас в планах крупное прозаическое произведение? — Есть. Но тут уже ни слова не открою. — Ну, хотя бы начали уже работать? — Нет, еще не начинал. Не делаю все одновременно. — Вопрос несколько неожиданного плана: насколько необходима для литератора такая черта, как предприимчивость? — Я так понимаю, что многим моим коллегам кажется, что я ужасно предприимчив. Я себя таковым не считаю. Но я нашел оптимальный, наверное, для себя вариант. Я откликаюсь на предложения — о чем я уже говорил. Можно готовность выступать перед публикой назвать технологией, пиаром. Пиар поместили в исключительно негативный контекст, понимают как саморекламу с надуванием. А на самом деле это ведь просто контакты, отношения с общественностью. Для автора его пиар — это, например, его литературный вечер. И он пиарится, почему бы нет? Он читает то, что написал, делает такую подачу. В этом смысле я предприимчив. Но для меня это опять-таки скорее мое желание изменяться и быть мобильным, как можно чаще срываться с места, куда-то ехать. Потому что когда я долго пересиживаю без перемен, то у меня начинается кризис. Такие вещи мне крайне необходимы. — Когда-то вас причисляли к постмодернистам. Теперь, когда постмодерн в прошлом, может быть, вы объясните, что это такое? — Этот термин на самом деле работал в пределах конкретной системы координат специфически французской и франкоязычной философско-эстетической школы. Когда его начали клишировать в разных языковых средах, это, к сожалению, сразу было профанировано. Поэтому над термином «постмодернизм» можно только шутить. Он возник как шутка, как понятие, а было ли явление — для меня это до сих пор открытый вопрос. Помню, на одной литературной дискуссии в Берлине, когда модератор спросила, жив ли до сих пор постмодернизм, кто-то ответил: «Он всегда был мертв». Кроме того, это понятие, о котором принято говорить критически. Характеризовать его положительно — это уже некий моветон. Поэтому на вопрос, позади ли он, я не могу ответить, поскольку его не было вообще. Но на определенном периоде какая-то часть тусни поверила, что это действительно существует и пыталась нащупать некоторые его признаки: цитатность, коллажность, что-то такое. Но цитатность и коллажность всегда были. Во всех более или менее значимых литературных произведениях кто-то цитирует кого-то. — Тогда более нейтрально — что такое актуальность в искусстве? — Это то, что не просто попадает в ногу с тенденциями, а создает их, когда в удачном контексте появляется новое художественное качество, например, новое литературное качество в контексте украинской или европейской литературы; так что актуальность, на мой взгляд, — многоаспектная штука. Нижние уровни — мода. Просто есть фигура, которая выходит на сцену, выступает, зал забит молодыми почитателями. Они обращают внимание, например, на то, что он в своих любимых кедах, это начинается на таком уровне, а заканчивается созданием новых тенденций. Актуальность — это также попадание, наверное, в дух времени с его постоянными разрывами — поскольку у нас ведь нет единой временной линии, единого временного потока, все это ужасно рваное, и боюсь даже, что хаотичное. — Так что же актуально сейчас? — Взяв такой конкретный предмет, как проза, вот на примере «Декамерона» — имеем возвращение к такому нормальному рассказу, к рассказыванию историй. Причем с максимальной оголенностью, откровенностью в физиологии, в каких-то субкультурных вещах. Поэтому и ожил такой жанр, как рассказ. Преимущественно это истории современного города. — И как это назвать? — Какой «изм», какое название всему этому может быть — а вдруг кто-то скоро что-нибудь придумает? — Возвращаемся к социальной, жесткой литературе? — Безусловно, да. — Будете на это как-то реагировать? — Давайте встретимся после выхода книги о городах. Потому что мне сейчас не хочется это пересказывать. Лучше я отреагирую своим текстом. — Вы в одном из интервью сказали, что время — это фиктивная категория. Почему это так? — Это тоже ближе к шутке. На самом деле время — один из моих любимых героев. А поскольку я автор фикций, то в этом смысле время — фиктивная категория тоже. Но время для меня также важная система координат. Единственное — я хочу деформировать его в своем творчестве. Я не согласен с тем, что оно у нас линейное и целостное. Я ощущаю его и хочу, чтобы оно из моих произведений все-таки вырисовывалось не однозначно линейным, а скорее как определенные изгибы, круги, петли. — У петербургского прозаика-авангардиста 20—30-х годов Константина Вагинова в одном из романов описана ситуация, когда писатель постепенно оказывается внутри создаваемого им самим текста. Способен ли, по вашему мнению, художник руководить реальностью? — Здесь дело не в управлении. Смешные такие вещи случаются... Вот мы исполняем в начале «Цинамона» вещь «Вольф Мессинг». Во время тура по Украине мы в пути останавливаемся в какой-то кафешке на Николаевщине или Кировоградщине, заказываем кофе, и вдруг по включенному телевизору объявляют начало сериала: «Вольф Мессинг». Мы все хохочем: такое знамение. И, главное, не впервые. На следующий день сидим в другом заведении, в Днепропетровске, проводим разбор полетов очень принципиально. Нервный, сложный разговор. Доходим до проблемы, как освещать: четыре концерта у нас, какая по свету ситуация? Договариваемся, что песню от песни надо отделять затемнением, блэкаутом. В момент, когда мы в этом приходим к согласию, вдруг полностью выбивает свет. Наступает блэкаут. Появляется официанты со свечами. Так что не как у Вагинова, но бывает такое. Если автор чего-то стоит как художник, то он своими творческими усилиями просто вызывает демонов. И это происходит вне его сознания. Вопросы истории

Похожие:

	Библиотека украинской литературы горячие страницы украинской печати На рисунке: Зайчик из украинской сказки и его автор художник Кость Лавро (сверху)		Библиотека украинской литературы горячие страницы украинской печати Публикации газет «Літературна Україна», «Культура І життя», «Голос України», Урядовий кур`єр», «Україна молода» «Дзеркало тижня»,...
	Дайджест горячие страницы украинской печати «Голос України», «Урядовий кур`єр», «Українська літературна газета», «Дзеркало тижня», «Вечерний Харьков», «Факти», «Запорізька правда»,...		Горячие страницы украинской печати дайджест На фото: «Бумбокс» — одна из украинских групп, что их ещё можно услышать в украинском радиоэфире… Фото с сайта dgennifer hiblogger...
	Пресс-служба Библиотеки украинской литературы в Москве ...		Разгром украинской повстанческой армии Выпуск произведения или его части без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
	Библиотека Литературы Древней Руси том 11 Библиотека литературы Древней Руси / ран. Ирли; Под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. – Спб.:...		Налоговая служба Республики Крым Является ли операция по закупке товара в Украине импортом товаров при отсутствии документов, подтверждающих таможенное оформление...
	Курсовая работа или вкр должна быть переплетена Каждая новая глава начинается с новой страницы; это же правило относится к другим основным структурным частям работы (введению, заключению,...		Биография Андрея Ющенко, отца нынешнего Президента Украины, стала... Не последнюю роль в современной украинской политике играет также реальный и выдуманный «компромат». Расследование Юрия Вильнера,...