Маргарет Тэтчер «Искусство управления государством.»
Скачать 0.98 Mb.
|
Великобритания и Европа Часто повторяют как заклинание, что Великобритания опоздала на европейский «поезд», а потому потеряла возможность как-то влиять на выбор конечного пункта его назначения. При этом, естественно подразумевается, что Великобритания должна в дальнейшем участвовать во всех новых европейских инициативах и оказывать на них максимальное «влияние». Однако чем мы больше узнаём о европейском проекте и чем больше задумываемся над его историей, тем менее убедительной кажется даже первая часть этого тезиса (что Великобритания опоздала и не может влиять на стратегическую траекторию развития Европы). Черчилль неоднократно, с воодушевлением расписывал перспективы европейского объединения. В Гааге в мае 1946 года Черчилль выразил надежду, что западные демократии Европы могут установить ещё более близкие дружественные отношения и прийти к ещё более тесному объединению. С его точки зрения, не существовало причин, по которым нельзя было бы под покровительством международной организации (т.е. ООН) создать Соединённые Штаты Европы, восточные и западные, и объединить этот континент так, как это не удавалось никому со времён падения Римской империи. Вместе с тем в той же самой речи он замечает, что политика Великобритании и стран Содружества всё более тесно переплетается с политикой Соединённых Штатов и лежащее в основе этого единство взглядов и убеждений всё глубже принизывает англоязычный мир. В Конституции Организации Объединённых Наций, принятой в Сан-Франциско, прямо предусмотрено создание региональных организаций. Объединённая Европа образует одну крупную региональную единицу. Есть Соединённые Штаты вместе со всеми зависимыми от них государствами; есть Советский Союз (больше нет); есть Британская империя и Содружество; и есть Европа, с которой Великобритания имеет глубокую связь. Вот четыре столпа глобального Храма мира. По правде говоря, даже в самых смелых своих пророчествах Черчилль, похоже, не видел Великобританию составной частью Соединённых Штатов Европы, хотя и полагал, что она должна поощрять и поддерживать их. Среди национальных государств Великобритания всегда чувствует себя лишней. На знаменитой пресс-конференции в январе 1963 года президент Франции де Голль так объяснил причины своих возражений относительно вступления Великобритании в ЕЭС: «Англия является островным государством, морской державой, которая связана через торговлю, рынки, поставки продовольствия с очень разными и нередко далёкими странами. Её экономическая деятельность связана главным образом с промышленным производством и коммерцией и лишь в незначительной мере с сельским хозяйством. Она имеет чётко выраженные и своеобразные обычаи и традиции. Короче говоря, существо, структура и экономика Англии глубоко отличаются от того, что есть в континентальных государствах. Совершенно ясно, что единство всех её членов, очень многочисленных и несходных, не может быть вечным и что в конце появится колоссальное Атлантическое сообщество, зависимое от Америки и возглавляемое ею, которое очень быстро поглотит Европейское сообщество». По своей истории и интересам Великобритания и в самом деле была принципиально иным национальным государством, чем те, которые участвовали в строительстве Европы. Следовало бы ещё добавить, поскольку сам де Голль не смог сделать этого, что экономические различия – далеко не всё. Богатая история непрерывного конституционного развития Великобритании, уважение к своим общественным институтам, честность её политиков и неподкупность её судей. Тот факт, что со времён норманнского завоевания на её землю не ступала нога оккупанта, и то, что ни нацизм, ни коммунизм не смогли установить контроль над её политической жизнью – вот что отличает Великобританию от континентальной Европы. (В России всё с точностью до наоборот по отношению к Великобритании, но она также отлична и от Европы). Великобритания действительно иная. Именно поэтому у неё периодически возникают разногласия с другими европейскими странами, несмотря на все усилия британских политиков. Наш экономический цикл в целом не совпадает с экономическим циклом на континенте: он намного ближе к экономическому циклу Соединённых Штатов. Великобритания больше чем страны континентальной Европы зависит от статей дохода, связанных с услугами и инвестициями. Кроме того, значительная доля торговли Великобритании приходится на неевропейские страны и, следовательно, выгода, получаемая от устранения издержек, связанных с неустойчивостью обменных курсов относительно евро для неё мало существенна. Фиксирование нашего обменного курса в Европе означало бы повышение волатильности (колебаний) фунта относительно американского доллара. А в ответ на то, что нужна общая валюта, легко доступная во всех концах света можно сказать, что такая валюта уже есть, она называется американский доллар.
Капитализм и его критики Как это ни странно, но существо капитализма, основанного на свободном предпринимательстве, или просто капитализма, который шествует победоносно практически по всему миру, понимают далеко не все. Никогда ещё так много не говорили о рынках. Левоцентристские правительства и реформированные коммунистические правительства правдами и неправдами стремятся к внедрению рыночных механизмов. Они сознают, что у них нет альтернативного пути создания богатства, которое им, как и всем левым, хотелось бы обложить максимально возможными налогами. При этом мало кого интересуют другие неотъемлемые атрибуты капитализма, не говоря уже о системе моральных и социальных ценностей, существование которых он предполагает. Подобное расчленение опасно. Системы, которые принимаются просто из-за того, что они «работают», не укореняются. Если единственной причиной, по которой свободное предпринимательство становится основой экономической политики, являются сиюминутные прагматические соображения, рано или поздно, как только сгустятся грозовые облака, такая политика собьётся с курса. Капитализм, основанный на свободном предпринимательстве, на определённом уровне представляется настолько простой системой, что так и подмывает не видеть в ней системы вообще. В действительности это самая естественная вещь в мире. Адам Смит выразил эту мысль предельно кратко: «разделение труда, дающее так много преимуществ – это не плод человеческой мудрости, которая предвидит, какое богатство оно несёт с собой, и сознательно использует его для этой цели. Это неизбежное, хотя и очень медленно и постепенно проявляющееся последствие определённого стремления человека, не рассчитанного на столь отдалённую выгоду: стремление платить натурой, заниматься натуральным обменом и менять одну вещь на другую.» Стремление к повышению своего благосостояния путём торговли (а не войны) – общая черта людей, по крайней мере до определённой степени. И как отмечает Адам Смит, эта черта не свойственна никому, кроме людей. Это стремление есть проявление своекорыстия, или того, что Смит называл «эгоизмом». Именно оно (эгоизм) лежит в основе экономической жизни, поскольку поддерживает обмен между людьми, которые не являются родственниками, друзьями и даже знакомыми. Это просто здравый смысл. Нельзя рассчитывать на то, что совершенно незнакомые люди будут отдавать нечто нужное вам по доброте душевной. Как очень верно замечает Смит: «вовсе не от щедрот своих мясник, пивовар или булочник предлагают нам продукты к столу, а потому, что у них есть собственный интерес». Хотя сам Адам Смит не развивает эту мысль, нетрудно прийти к заключению, что важнейшим средством удовлетворения потребностей человечества является рынок, а его движущей силой – эгоизм. На самом деле это не так. Смит, который был прежде всего философом-моралистом, а уже потом экономистом, не считал эгоизм ни единственным, ни тем более главнейшим принципом. «Человеколюбие» (которое мы можем сегодня называть альтруизмом) было реальной основой добродетели. Вот его собственные слова: «Через сочувствие другим… ограничение нашего эго и проявление нашей благосклонности идёт совершенствование человеческой природы». Понимание этого не теряет своей значимости и сегодня. Те из нас, кто верит, что только капитализм, основанный на свободном предпринимательстве, может быть надёжной основой экономического прогресса, вовсе не утверждают, что в жизни нет места для благотворительности, а значение имеют лишь материальные вещи. Нет, мы говорим о том, что использование стремления человека к собственному индивидуальному благу в подавляющем большинстве случаев лучше всего позволяет удовлетворить потребности всех людей. Это правило справедливо всегда, за исключением тех случаев, когда имеются не вызывающие сомнений основания думать иначе. Например, крепкая семья, где любовь, долг, готовность идти на жертвы и другие соображения довлеют над эгоизмом индивидуума или, как минимум, смиряют и ограничивают его. Примерно то же самое можно сказать и о закрытых специализированных организациях, например монастырях и других религиозных общинах. Однако в более широких группах, члены которых не только не могут заботиться друг о друге, но и просто знать о чужих потребностях, реальнее и, пожалуй, продуктивнее всего исходить из преобладающей роли эгоизма. Из сказанного следуют два вывода – негативный и позитивный. Негативный вывод заключается в том, что любой человек, претендующий на особые полномочия, права или привилегии, исходя из альтруистических, а не эгоистических побуждений, должен вызывать сильное подозрение. Глубоко скептическое отношение к побудительным мотивам тех, кто добивается власти над другими – одна из самых здравых и характерных черт британской демократии. К сожалению, для того чтобы этот скептицизм наряду с политической сферой пустил корни ещё и в сфере экономической, нужно на деле пройти через социализм 70-х годы и реформы 80-х. Современный мир слишком охотно верит в благородство регулирующих органов и чиновничества – отсюда и столь высокая значимость теории общественного выбора, которая исходит из того, что за каждым правительственным актом стоят заинтересованные круги. Позитивный вывод, вытекающий из допущения, что эгоизм в целом преобладает в реальном мире, значит не меньше, а может быть даже и больше. Его смысл в том, что свободный рынок обладает колоссальными преимуществами, которые можно получить, не прибегая к нереальным домыслам о человеческой природе и попыткам насильственно придать её форму или трансформировать. «Не из благотворительности» - большей свободы, чем заключено в этой фразе, пожалуй, невозможно себе представить. Итак, краткий анализ формулировок Адама Смита показывает, что капитализм, основанный на свободном предпринимательстве, опирается на психологически присущее человеку «стремление платить натурой, заниматься натуральным обменом и менять». Это стремление, направляемое тем, что Смит называет «невидимой рукой», приобретает форму экономического порядка, в результате которого индивид, стремящийся к своей собственной выгоде, создаёт материальные блага для общества в целом. Капитализм, однако, имеет свои институты, а здесь уже нужно обращаться к современным мыслителям, прежде всего к Фридриху Хайеку. Его идею «самопроизвольного порядка» в обществе, который возникает без вмешательства всеведущей и всемогущей центральной власти и позволяет свободному обществу функционировать в рамках закона, пожалуй, следует считать самой выдающейся. Хайек применяет это понятие далеко за пределами экономической сферы – к правилам и обычаям, которые обеспечивают само существование современного общества. Он утверждает, например, «что наша цивилизация обязана не только своим происхождением, но также и жизнеспособностью тому, что нельзя определить иначе, как развернутое общественное сотрудничество – порядок, который чаще, иногда не совсем верно, называют капитализмом». На мой взгляд, можно выделить пять условий, необходимых для эффективной работы капитализма, основанного на свободном предпринимательстве. При этом под эффективной работой я подразумеваю одинаково хорошее обслуживание индивидуальных и общественных интересов всех участников. Первым основным условием является наличие частной собственности. Собственность имеет принципиальное значение, поскольку она приносит стабильность и уверенность. Общество, в котором есть сомнения по поводу того, кому что принадлежит, не может рассчитывать на продолжительное и успешное развитие. Это настолько фундаментальное условие, что напоминание о нём может показаться банальным и даже излишним. Тем не менее оно далеко не всегда принимается полностью. Достаточно лишь взглянуть на трудности, с которыми в Китае сталкивается защита того, что называется интеллектуальной собственностью, чтобы понять, насколько жизненно важно понятие патента для распространения изобретения. Одна из последних работ перуанского экономиста Эрнандо де Сото демонстрирует огромную значимость права собственности в современном мире. Детальное исследование, проведённое в ряде стран третьего мира, позволило синьору де Сото сделать вывод о том, что их развитие сдерживается невозможностью превращения имущества в капитал. Он обнаружил, например, что в Египте богатство, накопленное бедняками, в 55 раз превышает объём всех прямых иностранных инвестиций. Однако они держат эти ресурсы в юридически порочных формах: дома, построенные на земле без должного оформления права собственности; бизнес без образования юридического лица с неопределённой ответственностью; производство, расположенное там, где финансисты и инвесторы не могут его видеть. Поскольку права на эту собственность не имеют должного документального оформления, её невозможно быстро превратить в капитал, невозможно выставить на продажу за пределами узкого местного сообщества, где все люди знакомы и доверяют друг другу, невозможно использовать в качестве обеспечения займа или пая против инвестиции. В странах, где права собственности остаются неопределёнными и официально не признанными, со всей ясностью видна роль частной собственности как краеугольного камня капиталистической модели развития. С собственностью тесно связано и второе основное условие, необходимое для успеха свободного предпринимательства, а именно законность, или господство права. Эта фраза обычно с такой лёгкостью слетает с языка, что мы частенько забывает, насколько разнообразны и глубоки её последствия. На мой взгляд, превосходное определение законности дал Роджер Скратон: «Форма правления, при которой власть может проявляться не иначе как в соответствии с процедурами, принципами и ограничениями, установленными законом, а любой гражданин может получить через суд возмещение от любого другого гражданина, независимо от его власти, и от должностных лиц самого государства за любое действие, нарушающее закон.» В наш век демократии, когда основные политические права в целом можно считать гарантированными, законность приобретает чрезвычайную практическую значимость для экономической сферы. Я уже отмечала, кКакой ущерб отсутствие законности нанесло посткоммунистической России и другим странам бывшего Советского Союза. Причина в том, что произвол и непредсказуемость несовместимы с созданием богатства. Рабочим нужна гарантия получения вознаграждения за труд. Инвесторам необходима уверенность в том, что они могут получить прибыль от вложенного капитала. Бизнесмены должны знать, что их прибыль не будет изъята сегодня и в будущем в результате принятия нормативных актов, имеющих обратную силу. Все участники экономической жизни страны нуждаются в защите от вымогательства и коррупции. При невыполнении этих условий сложные расчёты и цепочка взаимоотношений, лежащие в основе экономического роста, нарушаются, а процветание прекращается. Наряду с писаными нормами, составляющими законодательство, существуют ещё и неписаные правила (то, что ещё называют «культура») – третий основной элемент, от которого зависит существование капитализма. Это сфера неосязаемого, но, как показывает приведённое выше высказывание Хайека, совершенно реального. Понятно. что одни культуры, или, по крайней мере, их основные ценности более благоприятны для существования капитализма, основанного на свободном предпринимательстве, и, следовательно, для экономического прогресса, чем другие. Не так уж и трудно назвать, не придерживаясь какого-либо особого порядка, те установки, которые делают общество более ориентированным на предпринимательство. В их число входят любознательность, творческое воображение, изобретательность, прилежность и готовность принять на себя риск. Эти установки нередко несут в себе отражение различных религиозных и философских традиций. Можно ожидать, что общество, допускающее крайне ограниченную свободу воли и отводящее большую роль судьбе, будет сильно отличаться от общества, которое наибольшее значение придаёт творческому началу человека и уникальности индивидуума. Иудейско-христианская традиция, которая в различных формах преобладает на Западе, принадлежит ко второй категории. Традиции же великих азиатских религий следует отнести к первой, как и (насколько нам известно) религиозные традиции Африки. Евреи и христиане с уважением относятся к работе. Их религии твёрдо стоят на том, что человек должен быть хозяином своего окружения – он вовсе не побочный его продукт, как полагают пантеисты. Евреи и христиане, помимо этого, обладают чувством линейного течения времени а не придерживаются детерминистской веры в циклы и повторяющиеся фазы. Всё это помогло сформировать взгляды западного общества на самое себя, своих членов и окружающий мир. Несмотря на множество форм и оговорок, именно эти взгляды обусловливают сегодня экономический прогресс и наш уровень жизни. Конечно, подобная картина не может в полной мере объяснить причины успеха не западных стран, в частности стран Дальнего Востока. Как я уже отмечала выше, «азиатские ценности» если и играют какую-то роль в успехе этих стран, то весьма ограниченную. Справедливым будет добавить, что он вряд ли был бы возможен без притока западных технологий и методов. Таким образом, культурное наследие в целом в значительной мере определяет ход развития современных экономических систем. Это обусловлено, прежде всего, его отношением к изобретательности. Воздавая должное достижениям каждого индивида и допуская возможность прогресса, западное общество создало основу для свободного экспериментирования. Надо признать, всегда находились те, кто считал, что возможности для изобретения сужаются или даже исчезают. В 1899 году руководитель патентного ведомства США сказал буквально следующее: «Всё, что можно было изобрести, уже изобретено». Тем не менее ещё никому в западном обществе не удавалось остановить поток изобретений. Это ведёт к другой, не менее важной, роли культуры: она позволяет обществу разглядеть потенциал изобретения и эффективно использовать его. Китайцы изобрели тачку, стремя, жёсткий хомут, компас, бумагу, книгопечатание, порох и фарфор. Они на столетия опережали остальной мир в технологии производства ткани и чугуна. Однако ни одно из этих изобретений не было использовано должным образом. Более того (возможно, это уникальное явление), по замечанию одного из выдающихся специалистов в этой области, «в истории китайской промышленности были случаи забвения технологий и движение вспять». Культура также отражает физические и политические условия, в которых она формируется. А это уже подводит нас к четвёртому важнейшему условию успешного развития свободного предпринимательства – несходству различных государств и конкуренции между ними. Я уже касалась этого вопроса, когда рассуждала о выгодах, которые давало Европе отсутствие единой политической власти. Великий философ англосаксонской свободы Джон Стьюарт Милль очень хорошо выразил эту мысль, когда написал: «Что заставляло семейство европейских государств совершенствоваться, а не оставаться застывшей частью рода человеческого? Вовсе не какое-то исключительное качество, присущее им (поскольку оно, когда существует, является следствием, а не причиной), а невероятное разнообразие характеров и культур. Отдельные люди, классы, нации были совершенно непохожи друг на друга; они шли совершенно разными путями, каждый из которых вёл к определённой ценности; и хотя во все времена те, кто шёл разными дорогами, проявляли нетерпимость друг к другу, а каждый из них думал, что было бы неплохо заставить остальных избрать его путь, их попытки помешать развитию других редко оказывались успешными, но у каждого было время, чтобы воспользоваться тем благом, которое предлагали другие. Именно этому разнообразию путей Европа, по моему убеждению, обязана своим поступательным и многогранным развитием». Милль совершенно прав. А мы можем пойти ещё дальше. Капитализм – враг насильственного единообразия. Источник его успеха в разнообразии и индивидуальности, которые он поощряет. Есть все основания считать, что эта особенность не менее важна, чем более широкие культурные аспекты, для успешного функционирования системы свободного предпринимательства. В качестве примера можно взять роль беженцев и иммигрантов в развитии предпринимательства. Евреи, изгнанные из Испании и Португалии в конце 15 столетия, гугеноты (протестанты), вытесненные из Франции в 17 столетии, английские нонконформисты, эмигрировавшие в Америку, китайские общины, разбросанные по всему Дальнему Востоку – все они были щедрым источником предприимчивости и богатства. Капитализм не может не замечать разнообразия культур, но он совершенно не различает цвета кожи. Предрассудкам нет места в свободной экономике, поскольку они ведут, в конечном итоге, к бедности. В этом нет ничего загадочного, это просто другое представление известного утверждения Адама Смита. Именно потому, что мы проводим экономические операции не «из благотворительности», мы вряд ли воздержимся от их осуществления «из недоброжелательности». Рынок – значительно более мощная и надёжная освободительная сила, чем любое правительство. К частной собственности, законности, благоприятной для предпринимательства культуре и разнообразию независимых и конкурирующих государств – к этим четырём обязательным фактора следует добавить ещё и пятый необходимый для реального процветания капитализма. Последним необходимым элементом является благоприятное налогообложение и регулирование. Конечно. в определённом смысле пятый элемент есть не что иное, как продолжение второго – законности. Чтобы получить от капитализма максимально возможное, налоговое бремя должно быть не просто справедливым – оно должно быть лёгким. Главное заблуждение левых (социалистов) заключается в уверенности, что именно государство создаёт богатство, которое затем распределяется (или перераспределяется) между отдельными людьми. В наше время левые, конечно, не говорят об этом прямо; но они тем не менее исходят из этой посылки. Реальная же суть экономического процесса прямо противоположна, поскольку богатство создаётся отдельными людьми. Они делают это, прилагая свои усилия, знания и капитал – так, как великолепно описал Адам Смит почти 200 лет тому назад – именно таким путём они и создают «богатство народов». В глазах же левых социалистических политиков богатство коллективно, а не индивидуально. За свою политическую жизнь я сделала несколько высказываний, которые потом хотелось переформулировать. К приведённой цитате это не относится, и всё же она вызвала фурор. Фразу «никакого общества нет» до сих пор повторяют (в отрыве от контекста, естественно) левые политики, журналисты, а иногда и представители духовенства, когда хотят кратко выразить то, что по их мнению было неправильным в 80-е годы и в чём заключается изъян «тэтчеризма». Однако с их доводами не всё в порядке. Если я ошибаюсь и на права действительно нет моральных ограничений, то чем они в таком случае оправдывают границы, в которых сами держат государственные расходы и налоги? Почему бы тогда вообще не перераспределить все и вся? Левые пытаются ответить на этот не имеющий ответа вопрос, придумывая новые определения и всячески расхваливая концепцию «третьего пути». «Третий путь», можно предположить, является компромиссом между капитализмом и социализмом. Посмотрим на проблему морального ослабления страны в результате чрезмерного контроля со стороны правительства. Общество, которое контролируется настолько жёстко, что у людей совершенно отсутствует возможность выбора (конечно, если хватит воображения такое представить), просто не позволяет людям приобрести никаких моральных качеств. Возьмём более близкий к реальности пример: в стране, где на государственном обеспечении находятся абсолютно все, нет места благотворительности и нет потребности в самопожертвовании. Этот принцип легко доказать от обратного, не прибегая к домыслам. Соединённые Штаты – самая богатая и свободная страна на земле; не удивительно, что она также и самая щедрая. Ежегодно американцы выделяют более 200 миллиардов долларов на благотворительность. Этой же традиции следует и Великобритания где свобода личности и личная ответственность неразрывно связаны друг с другом – отсюда и богатая история создания благотворительных фондов и добровольного участия в них. Чем больше мы надеемся на то, что далёкие государственные власти справятся с трагедиями нашей жизни, тем меньше делаем сами, тем больше разрастается отвратительная язва эгоистического материализма. Меня всегда поражало, с какой ловкостью левые – как старые, так и новые – ухитряются напускать не себя вид непревзойдённого и совершенно невыносимого морального превосходства. Они претендуют на более высокие моральные стандарты по сравнению с консерваторами. Первое обвинение против капитализма я на самом деле уже упоминала, когда касалась взглядов и представлений Адама Смита. Суть его в том. что капитализм – это зло, поскольку в основе его лежит своекорыстие, или эгоизм. Как показывает Смит, стремление к собственной выгоде – единственная реальная основа функционирования рыночной экономики, или того, что Хайек называет «расширенным порядком». Эту мысль можно продолжить. Накопление богатства – процесс сам по себе морально нейтральный. Правда, как утверждается в христианском вероучении, богатство несёт с собой соблазны. Так это же самое делает и бедность. В любом случае вряд ли беспокойство за совесть богатых является причиной критики обогащения при капитализме. Как мы распоряжаемся этим богатством – вот что должно волновать и критиков, и нас – во благо или во зло. Джон Уэсли сказал: «Не приписывайте деньгам людские пороки». А я бы к «деньгам» добавила ещё: «и капитализму». Тем не менее больше всего критиков раздражает сам процесс накопления денег, а не то, на какие цели мы их пускаем. Этот процесс, на их взгляд, принципиально несправедлив на двух уровнях. Прежде всего, усматривают несправедливость в том, что не все находятся в равных условиях. Ну, а вторая несправедливость видится в том, что некоторые на финише получают больше, чем им нужно, а другие – меньше. Подобный взгляд несёт в себе ошибку, на которую консерваторы, к сожалению, в силу своей тактичности (или слабости) зачастую не считают нужным указывать. Суть её состоит в отождествлении понятий «справедливый» и «равный» как в рассуждениях о равенстве возможностей (первый случай), так и в рассуждениях о равенстве результатов (второй случай). Чтобы понять, в чём заключается ложность этого уравнения, нужно лишь немного подумать. При всём уважении к авторам американской декларации независимости не могу согласиться с тем, что все мужчины (и женщины) созданы равными, хотя бы с точки зрения их характеров, способностей и одарённости. Даже если бы они были таковыми, семейная и культурная среда, не говоря уже о случайных факторах, очень быстро изменила бы ситуацию. Согласитесь, по характеру и воспитанию мы все разные. Если это несправедливо, тогда справедливости нет и в самой жизни. Хотя это и говорят (обычно облекая мысль в форму жалобы: «жизнь несправедлива») реально фраза ничего не значит. Когда кто-то сказал Вольтеру, что «жизнь тяжела», он спросил: «По сравнению с чем?» На самом деле нам нужно очень чётко представлять свои цели. Существует много доводов в поддержку попыток улучшить положение неимущих. Но это не имеет ничего общего с попыткой создать рай не земле. Правительства должны крайне осторожно подходить к увязыванию социальной политики с тем, что обычно называют «социальная справедливость». «Социальная справедливость» может завести свободное общество в ещё более мутные воды, если под ней понимать не только равные возможности, но и равные результаты. Неравенство – неизбежная цена свободы. Если людям дают возможность самим принимать решения, то один поступает более расчётливо и творчески, чем другой. Помимо прочего, некоторым ещё и везёт. В любом случае в природе не существует утверждённого набора критериев, позволяющих распределять богатство и прочие выгоды по заслугам. Впрочем, если бы он и существовал, правительство или какой-либо иной орган не в состоянии получить всей необходимой для принятия решения информации. Наконец, поскольку в правительстве тоже работают грешные люди, а о политиках в этом смысле даже говорить не стоит, налицо все возможности для разных сделок, использования влияния и старомодной коррупции. Все эти недостатки очень ярко проявлялись в странах с коммунистическим режимом. Об этом написано столько книг, что, я думаю, они могли бы заполнить целый зал библиотеки Британского музея. При этом забывают одно: те же недостатки в той или иной мере присущи всем социалистическим системам, какими бы мягкими они ни были. Правительство, в число целей которого попадает достижение равенства (не путайте с равенством перед законом), становится опасным для свободы. Именно поэтому те, кто ставит свободу превыше всех прочих политических целей, как это делаю я, стремятся к справедливости без всяких прилагательных и полагаются на законы, а не на методы социальной инженерии. Пока все мужчины и женщины действительно равны перед законом, пока закон эффективно используется и честно отстаивается в суде, у них, независимо от того, каким богатством они обладают, нет оснований жаловаться на «несправедливость» отношения. Они сами определяют, как им распоряжаться своей жизнью и собственностью. Они несут полную ответственность за успехи и неудачи, а в жизни любого человека предостаточно и того, и другого, Действующее же правительство, если оно действительно предано свободе, избегает введения перераспределительного налогообложения и прочего вмешательства, направленного на социальное планирование, поскольку знает, что это, несмотря на сопутствующую болтовню насчёт социальной справедливости, принципиально несправедливо. Ничуть не меньше, чем от политиков, капитализму традиционно достаётся от священнослужителей, которые клеймят его за чрезмерную суровость и несправедливость и призывают к противодействию. У них на это есть полное право – точно так же, как у меня есть право не соглашаться. Вместе с тем мне очень хочется, чтобы они в полной мере представляли последствия того, к чему призывают. Поскольку я не католичка, то без смущения могу сказать, что нынешний папа Римский( Кароль Войтыла, Иоанн-Павел 2) в этом отношении (как и во многих других мудрее некоторых своих предшественников. Его взгляды имеют глубокий смысл для людей всех верований, да и для неверующих. Возможно, своими экономическими и философскими пристрастиями он обязан реалиям социализма, которые он своими глазами видел в родной Польше. По крайней мере, на мой взгляд, об этом свидетельствует великая энциклика Centesimus Annus папы Иоанна Павла 2. Размышляя о падении коммунизма и несостоятельности социализма, папа спрашивает: «Можно ли утверждать, что после крушения коммунизма именно капитализм стал победившей социальной системой и что именно капитализм должен быть целью стран, пытающихся перестроить свои экономику и общество? Действительно ли это та самая модель, которую нужно предлагать странам третьего мира, которые ищут путь к реальному экономическому и общественному прогрессу? Совершенно ясно, что ответ не может быть простым. Если под капитализмом понимается экономическая система, признающая основополагающую и позитивную роль бизнеса, рынка, частной собственности и вытекающей из этого ответственности за средства производства, а также свободное творчество людей в экономической сфере, тогда ответ определённо будет положительным, хотя лучше было бы говорить о бизнес-экономике, рыночной или просто свободной экономике. Но если капитализм воспринимается как система, где свобода в экономической сфере не ограничена жёсткими правовыми рамками, которые ставят её на службу свободе в целом и превращают её в конкретную грань этой свободы, имеющей этическую и религиозную сущность, то ответ будет определённо отрицательным». Не буду зачислять Иоанна Павла 2 в ряды безоговорочных сторонников свободного рынка – он таковым не является. Но я полностью разделяю его взгляд. На самом деле я не знаю ни одного проповедника капитализма, который бы считал, что он не должен идти в паре с торжеством закона. Что касается меня, то я полагаю, что свобода (и жизнь) не ограничивается экономикой. Лично я не считаю, что капитализм, просто из-за того, что он отражает порочную человеческую природу, не может породить добропорядочное общество и цельную культуру. Эвинг Кристол чётко выразил эту мысль ещё двадцать лет назад, когда написал: «Враг либерального капитализма сегодня не столько социализм, сколько нигилизм. К сожалению, либеральный капитализм воспринимает нигилизм не как врага, а как ещё один великолепный бизнес-шанс». Тому, кто считает, что прочная моральная база капитализма, основанного на свободном предпринимательстве, существует, следует так и говорить об этом, опираясь на моральные доводы, а не только утилитарные. Мы должны:
|
Похожие:
 | Искусство на уроках и во внеурочной деятельности в 8-9 классах /авт сост. О а. Бакиева – 2012. 210 с | | Искусство (музыка, изобразительное искусство) |
| Музыкальное искусство эстрады,(№1379) 53. 02. 03 Инструментальное исполнительство,(№1390) 53. 02. 04 Вокальное искусство,(№1381)... |  | А2 Установленный государством налог в виде надбавки к цене на определенные товары – это |
| Нормативно-правовое обеспечение преподавания предмета (законодательные и нормативно-правовые документы федерального и регионального... | | Номинации: фортепиано, народные инструменты, оркестровые инструменты (струнные, духовые, ударные), камерный ансамбль, вокал, джаз,... |
| «Изобразительное искусство» 1 класс (электронное приложение). (В. С. Кузин, Э. И. Кубышкина, Москва, дрофа, 2012), рабочей тетрадью... | | Общая характеристика специальности «050602 Изобразительное искусство» со специализацией «Живопись и живописная композиция» |
| Статьей 40(I) Статута Международного Суда, имеем честь передать Вам подлинник Специального соглашения о передаче спора об Элизийских... | | «Что такое настоящее искусство», взяв в качестве тезиса данное Вами определение. Аргументируя свой тезис, приведите 2 (два) примера-аргумента,... |