Е.П.Блаватская
Нью-Йорк,
7 марта, 1878 г.
Статья впервые опубликована в «The Spiritualist», London, March 22, 1878, р. 140-141, — под заголовком «Мадам Блаватская об индийских метафизиках». Позднее публиковалась также под названием «Индийские метафизики».
Тодды
[Редактору «The Spiritualist»]
Эти строки — ответ вашему корреспонденту «Г.М.», высмеявшему мое мнение о тоддах. Я хочу сказать, что рассказанное о них в «Разоблаченной Изиде» было написано под впечатлением книги полковника Маршалла «Френолог среди тоддов», в которой, на мой взгляд, автор приходит к ошибочным выводам. Если бы, описывая восточную психологию, ее феномены и тех, кто их производит, я не предвидела таких отрицаний и противоречий, с какими выступил «Г.М.», то мне вполне можно было бы отказать в здравом уме. Какая польза искателю оккультных знаний в опасностях, лишениях и всякого рода препятствиях на пути их достижения, если он все же не будет располагать фактами, дабы поведать о них профану? Большинству критиков — обычным путешественникам или наблюдателям, которых д-р Карпентер ласково величает «офицер-ученый» или просто «известный ученый», практически каждому европейцу, не обладающему неким мистическим паспортом, входить в дом ортодоксаль ного брахмана или в пагоду запрещено. Почему же тогда мы, бедные теософы, должны трепетать под презрительным взором этих современных Даниилов, когда даже умнейший из них не в состоянии объяснить простейших «трюков» индусских фокусников, не го воря уже о феноменах факиров! Эти ученые мужи на все свидетельства спиритуалистов отвечают высокомерным презрением и как личное оскорбление отвергают приглашение посетить спиритический сеанс.
Я не стала бы заострять внимание на тоддах, если бы не письмо «Late Madras C.S»., напечатанное в вашей газете за 15-е число. Я чувствую себя обязанной ответить на него, так как автор его изображает меня лгуньей. Более того, он угрожает мне громовыми стрелами, которые некий другой офицер скрывает в шкафах своей библиотеки.
Замечательно, как человек, прибегающий к alias, порою забывает, что он джентльмен. Возможно, так принято в вашей цивилизованной Англии, где, говорят, манеры и образование достигли утонченной изысканности; однако же в несчастной варварской России, которую именно теперь добрая половина ваших соотечественников старается подмять под се бя (если им это удастся), все обстоит совсем иначе. В моей стране татарских казаков и калмыков оскорб ляющий обычно не прячется за спины других. Со жалею, что вынуждена распространяться об этом, но вы позволили своим корреспондентам, без какого бы то ни было повода с моей стороны, всячески оскорб лять меня, и я уверена, что как человек чести вы не откажете мне в привилегии ответить на эти оскорбления.
«Late Madras C.S.» заодно с миссис Шауэрз утверж дает, будто я никогда не бывала в Индии. Это напомнило мне о клеветнических слухах, распространявшихся в прошлом году по поводу «духов», говоривших через знаменитого бостонского медиума; тогда в эту клевету поверили многие. Дело в том, что я не была тогда русской и даже не говорила на этом языке, а была просто французской путешест венницей. Но довольно о непогрешимости добрых «ангелов»! Конечно, я не намерена предъявлять никому из моих замаскированных клеветников как в этом мире, так и в ином свои паспорта с много кратными визами, выдававшимися мне во время путешествий в Индию и обратно русским посольством. Я также считаю ниже собственного досто инства предъявлять конверты с марками от писем, полученных мною в различных частях Индии. Подобное обвинение просто смехотворно, поскольку, само собою, моим словам можно доверять так же, как и словам кого-то другого. Скажу только, что очень жаль, что английский офицер, проживший «пятнадцать лет в этой части Индии», знает о тоддах меньше меня, которая, по его утверждению, вообще никогда не была в Индии.
Он называет «купол» пагоды gopura. А почему не крышу или что-нибудь еще? Gopura — это священный пилон, ворота пирамидальной формы, через которые входят в пагоду; и все же я неоднократно слышала, как население Южной Индии называет gopura саму пагоду. Быть может, это просто неточное выражение, употребляемое простонародьем, но когда мы обращаемся к авторитету лучших индий ских лексикографов, то убеждаемся, что такое значение действительно существует. В «Индийско-английском словаре» Джона Шекспира (издание 1849 г., с. 1727) слово gopura переводится как «храм индусов-идолопоклонников». Бывал ли «Late Madras C.S». или кто-либо из его друзей внутри этого храма, дабы узнать, кто или что сокрыто в нем? Если нет, то его выпад против меня является явно преждевременным. Сожалею, что задела чувства такого фи лологического пуриста, но я действительно не по нимаю, почему, говоря о храмах тоддов, существуют они или нет, даже брахман гуру не может сказать, что у них есть свои gopuras. Может быть, он или кто-то еще из блестящих знатоков санскрита и прочих индийских языков объяснит нам этимологию этого слова? Означает ли первый слог «go», или «gu» — округлость этих «куполов», как мой критик называет их (хотя слово «go» действительно означает что-то круглое), или этот слог относится к слову «gopa», пас тух, давшее наименование индусской касте и бывшее одним из имен Кришны — «go-pala», что означа ет пастух? Пусть эти критики внимательно прочтут работу полковника Маршалла и сами убедятся, можно ли сказать, что это племя пастухов (он так много раз его видел и так мало о нем узнал), которое поклоняется (экзотерически, конечно) священным коровам и буйволам, проводя свои дни в заботах о распределении «божественного нектара» — молока, и чье восхищение своими буйволами, как говорят миссионеры, настолько велико, что они на зывают их «даром божьим», — можно ли сказать, что это племя не имеет своих gopuras, хотя последние представляют собою лишь огороженную площадку для скота, tirieri48... короче говоря, mand, куда наш френологический исследователь полз впотьмах в одиночку, испытывая бесконечные муки, но так ничего и не увидел и не нашел! И только из того, что он ничего не нашел, заключает, что у них нет ни религии, ни представления о боге, ни предмета поклонения. Примерно к такому же разумному вы воду может прийти и д-р Карпентер, если однажды вечером, пробравшись в спиритический кабинет миссис Шауэрз, он обнаружит, что там уже нет ни «ангелов», ни их гостей, и тут же поспешит оповестить весь мир, что среди спиритуалистов нет ни медиумов, ни феноменов.
Полковника Маршалла я нахожу гораздо менее догматичным, чем его поклонники. Такие осторожные фразы, как «я полагаю», «я не мог выяснить», «я думаю, что это правда» и тому подобное, показывают его желание докопаться до истины, хотя едва ли свидетельствуют о том, что он ее нашел. В лучшем случае все сводится к тому, что полковник Маршалл считает достоверным то, на что я смотрю совсем по-иному. Он доверяет своему другу миссио неру, я же верю своему другу брахману, который и рассказал мне то, о чем я написала. К тому же я очень ясно выразилась в своей книге (см. «Разоблаченная Изида», т. II.):
Как только их (тоддов) уединенность была осквернена лавиной цивилизации... тодды начали перебираться в другие места, столь же неизвестные и еще более недоступные, чем до этого Нильгирийские холмы.
Следовательно, тодды, о которых мне говорил мой друг брахман и которых видел капитан О’Грэй ди, покойный менеджер Мадрасского отраслевого банка в Утакаманде, не были вырождающимися остатками племени, чьи френологические шишки измерял полковник Маршалл. И все же, несмотря на все, что он о них написал, я должна признать, что и сама допустила много неточностей. Мои критики могут считать меня слишком легковерной, но это не дает повода обвинять меня во лжи ни покойным, ни живым правителям Мадраса. Ни капитан О’Грэйди, родивщийся в Мадрасе и некоторое время находившийся вместе со своей частью на Нильгирийских холмах, ни я сама не признали в существах, сфото графированных в книге полков ника Маршалла, тоддов. У тех, кого мы видели, длинные темно-коричневые волосы, а сами они намного светлее, чем бадаги или другие индусские племена, и ничем не напоминают тип, описанный полковником Маршаллом. «Г.M». пишет:
У тоддов коричневая, цвета кофе, кожа, такая же, как и у многих других туземцев.
Но в «Новой американской энциклопедии» Э пл тона (т. XII, с. 173) мы читаем:
У этого народа светлый цвет лица, с ярко выраженными еврейскими чертами; многие считают, что это од но из утерянных племен.
«Г.M». уверяет, что в местах, где живут тодды, нет ядовитых змей и тигров, но та же «Энциклопедия» замечает:
Горы кишат дикими животными, среди которых много слонов и тигров.
Но «Late Madras C.S». («Late» — усопший? ваш корреспондент — бесплотный ангел?), достигает вершины абсурда, когда в конце с язвительной иронией заявляет:
Все добрые духи, независимо от их степени, астральные или элементарные... стараются не допустить встречи (капитана Р.Ф.Бертона) с «Изидой» — тяжким может оказаться разоблачение!
Конечно, пока эта воинствующая Немезида будет испытывать гостеприимство какой-либо аме ри кан ской газеты, где всем заправляют политики, Бертон никогда не будет казаться грубее, чем сей мадрасский Грэндисон. Но предполагать, что, вступив в противоречие и высмеяв в своих двух томах величайшие авторитеты Европы и Америки, начиная с Макса Мюллера и кончая позитивистами, я должна прийти в ужас от капитана Бертона или целой гвардии капитанов на службе у ее величества, хотя бы у каждого из них на плече был револьвер Армстронга, а в кармане митральеза — эта идея просто великолепна! Пусть они приберегут свои угрозы для моих христианских соотечественников.
Любой средний лжеученый (а чем меньше у него мозгов, тем проще), встав на позиции простолюдина, может растерзать «Разоблаченную Изиду» на ку сочки своим софизмом и якобы авторитетным анализом, но докажет ли это, что он прав, а я нет? Пусть за меня ответят все рекорды медиумических феноменов, отвергнутых, сфальсифицированных, оклеветанных и высмеянных, а также рекорды медиумов, которых терроризируют вот уже тридцать лет.
Я вовсе не из тех, кого легко заставить замолчать подобными методами, в чем «Late Madras C.S.» со временем убедится; и, если я захочу кого-то оскорбить, он никогда не увидит меня прячущейся за псевдонимом. У меня всегда было, есть и, я уверена, будет достаточно мужества высказывать свои убеждения, какими бы непопулярными и ошибочными они ни считались; и в Великобритании не хватит ливней, дабы потушить тот пыл, с каким я буду отстаивать свои убеждения.
Существует лишь единственное объяснение той бури, которая в течение четырех месяцев свирепствовала в «Spiritualist» над Олькоттом и мною, и оно прекрасно выражено французкой пословицей: «Quand on veut tuer son chien, on dit qu’il est enrange».
Статья впервые опубликована в «Spiritualist», Lon don, April 12, 1878; на русском языке — Блаватская Е.П. В поисках оккультизма. — М., Сфера, 1996. С. 186—192. Пер. Т.О.Сухоруковой.
Ахунд из Свата
основатель многих мистических обществ
Из многих замечательных людей этого века Гафур 49 был одним из самых выдающихся.
Если восточная доктрина права, утверждая, что души, хорошие или плохие, которым не хватило времени для осуществления своих планов на земле, воплощаются вновь, причем жажда утоления страстей вовлекает их в поток земных привязанностей все сильнее и сильнее, — тогда получается, что Гафур был воплощением того Феличе Перетти, который известен в истории как папа Сикст V, оставшийся в памяти потомков коварной и одиозной фигурой. Оба они родились в семье бедняков, были невежественными крестьянскими мальчишками и начинали свою жизнь пастухами. Оба достигли вершины славы хитростью и стяжательством, насаждая вокруг суеверия.
Сикст V — автор мистических книг, практиковавший запрещенные науки, дабы утолить жажду к власти и остаться безнаказанным — стал главным инквизитором. Когда его выбрали папой, он начал всех предавать анафеме: и королеву Англии Елизавету, и короля Наваррского, и других великих людей . Абдул Гафур, обладавший железной волей, был самоучкой и постиг многие науки, благодаря обще нию с «мудрецами» из Каттака. Он был столь же сведущ в арабской и персидской литературе по алхимии и астрономии, как Сикст V в трудах Аристотеля, и так же, как и он, умел делать месмеризированные талисманы и амулеты, которые несли либо жизнь, либо смерть — в зависимости от того, кому они предназначались. Их психическое влияние распространялось на миллионы приверженцев, которые скорее боялись, чем поклонялись им.
Гафур был воином и честолюбивым предводителем фанатиков; он стал дервишем, а затем, с позволения сказать, папой: благословления и проклятия превратили его в такого же господина эмиров и прочих мусульман, каким Сикст V был для католических монархов Европы.
Христианскому миру известны лишь основные этапы его карьеры. Как бы пристально за ним ни наблюдали, все же его личная жизнь и честолюбивые стремления к светской и религиозной власти остались книгой за семью печатями. Ясно лишь одно: он был основателем и главой почти всех тайных обществ, достойных упоминания среди мусульман, и духовным вождем всех остальных. Его явный антагонизм к ваххабитам50 был только маской; и несомненно, что рука убийцы, казнившая лорда Майо, умело направлялась стариком Абдулом. Дервиши, члены ордена Бекташи51, все завывающие и пляшущие нищие и другие мусульманские нищенствующие монахи признают его власть превыше власти Шейха-уль-Ислама над правоверными. Вряд ли Константинополь или Тегеран, какими бы еретиками эти персы ни были, осмелились бы когда-нибудь издать хоть один указ без ведома Абдула. Такой же фанатичный, как и Сикст, но еще более хитрый, он вместо того, чтобы давать прямые приказы уничтожить ваххабитов — гугенотов ислама — посылал свои проклятья и указывал пальцем только на тех из них, кто стоял на его пути; с остальными же он поддерживал, хотя и втайне, дружеские отношения.
Титулом Наср-эд-Дина (защитник веры) он одинаково награждал и султана и шаха, хотя один был суннитом, а другой шиитом52. Он подсластил жгучую религиозную нетерпимость Османской династии, до бавив к старому титулу Наср-эд-Дин титулы Сайф-эд-Дин (ятаган веры) и эмир эль-Мумминья (правитель правоверных). Каждый эмир эль-Сурей, или глава паломников в Мекку, посылал и приносил сообщения от Абдула, а также получал от него совет и инструкции; Абдул выступал в роли таинственного оракула, для которого оставлялись деньги, подарки и другие подношения, равноценные тем, которые католические паломники подносили Ватикану.
В 1847—1848 годах принц Мирза, дядя молодого шаха и экс-губернатор огромной провинции в Персии, появился в Тифлисе, надеясь найти защиту у князя Воронцова53, наместника Кавказа. Стащив драгоценности и деньги из королевской казны, принц Мирза бежал от суда своего любящего племянника, горевшего от нетерпения выколоть ему глаза. Ходили слухи, что ему во сне трижды являлся великий дервиш Ахунд, подстрекавший его взять все, что принадлежало молодому шаху, и поделиться добычей с покровителями веры его главной жены, уроженки Кабула (он привез с собою в Тифлис двенадцать жен). Тайна — хотя, возможно, это было косвенное воздействие, которому он подверг бегуму из Бхопала во время восстания сипаев в 1857 году54 — была тайной только для англичан, которых старый интриган Абдул мог легко обвести вокруг пальца. Всю свою жизнь следуя взглядам Макиавелли, внешне поддерживая дружеские отношения с англичанами, а втайне их проклиная, Абдул, почитаемый как новый пророк миллионами правоверных мусульман и еретиками, стремился сохранить свое влияние над друзьями и врагами. Но все же у старого «Учителя» был один враг, которого он весьма опасался, так как знал, что никакая хитрость никогда не поможет переманить его на свою сторону. Этим врагом были некогда могущественные сикхи55 — бывшие полновластные правители Пенджаба и хозяева долины Пешавар. Этот воинственный народ , низвергнутый со своего некогда высокого положения, находится теперь в подчинении у одного Махараджи из Патиялы, который сам является лишь бессильным вассалом англичан. С самого начала на пути Ахунда встали сикхи. Не успевал он почувствовать себя победителем, как между ним и воплощением его надежд неизменно возникал сей заклятый враг. Если сикхи и оставались верными англичанам в 1857 году, то не из-за сердечной предан ности или политических убеждений, а скорее из-за открытой оппозиции к мусульманам, которым, как им было известно, тайно помогал Ахунд.
Со времен великого Нанака — кшатрия, основавшего во второй половине пятнадцатого века Сикх ское братство — эти отважные и воинственные племена всегда были источником постоянного раздражения династии моголов, наводя ужас на индийских мусульман. Зародившись, если так можно выразиться, в религиозном братстве, целью которого было покончить с исламизмом, брахманизмом и другими измами, включая и позднейшее христианство, эта секта преобразовала чистый монотеизм в абстрактную идею вечно непознаваемого Принципа и превратила его в доктрину «Всеобщего Братства». Согласно их взглядам, все мы — дети единого Принципа Отец-Мать, у которого «нет ни формы, ни образа, ни цвета», и следовательно, все мы должны быть братьями , независимо от расы или цвета кожи. Жреческий брахман, фанатично следующий мертвой букве писаний, стал в глазах сикхов таким же врагом истины, как и мусульманин, предающийся чувственным наслаждениям со своими гуриями на небесах, как идолопоклонник буддист, монотонно чи тающий молитвы у своего колеса, или же как римский католик , восхищающийся своей украшенной драгоценностями Мадонной, чей цвет лица священники меняют по собственному желанию с белого на коричне вый и черный, подгоняя его под климатические условия и предрассудки. Позднее Арджуна — сын Рамдаса, четвертый в роду Нанаков — объединив доктрины основателя Братства и его сына, состави л священное писание, назвав его «Ади Грантх»56 и снабдив многочисленными отрывками из сорока пяти сутр джайнов.
Хотя «Ади Грантх» и заимствовала религиозные персонажи из Вед и Корана, предварительно тщательно их просеяв и объяснив их символизм, — все же ее идеи относительно сложных метафизических концепций имеют больше сходства скорее с положениями школы гуру джайнов. Основания астрологии — влияние звездных сфер на людей — были явно заимствованы из этой весьма выдающейся школы древности. В этом легко убедиться, сравнив «Ади Грантх» с комментариями Абхаядева Сури, написанными к оригинальным текстам сорока пяти сутр на языке магадхи или балабаша. Старый гуру джайнов, который, как говорят, составил гороскоп Ранджита Сингха в период расцвета его власти, предсказал падение королевства Лахор.
Просвещенный Арджуна, возвратившийся в Амритсар, превратил секту сикхов в политико-религиозную общину и учредил в ней другую, более эзотериче скую школу гуру, ученых и метафизиков и стал ее единственным главой. Он умер в тюрьме, где его, по приказу Аурунгзеба, подвергли пыткам в начале семнадцатого века. Его сын Говинда, знаменитый гуру (религиозный учитель), поклялся отомстить убийцам своего отца, и после некоторых превратнос тей судьбы афганцы были окончательно изгнаны сикхами из Пенджаба в 1767 году. Этот триумф еще больше возбудил в сикхах ненависть, и с сего момента вплоть до смерти Ранджита Сингха в 1839 году, мы видим их постоянно нападающими на мусульман. Махан Сингх, отец Ранджита, разделил всех сикхов на двенадцать misls, или округов; каждый округ имел своего собственного главу (сирдар), при котором был учрежден тайный Государственный совет, состоявший из гуру. Среди них были знатоки духовной науки, и они могли бы, если бы захотели, показать такие же поразительные «чудеса» и божественные фокусы, как и старик-мусульманин Ахунд. Он прекрасно знал это и потому испыты вал к ним больше страха, чем ненависти, помня поражение — как собственное, так и своего эмира — от рук Ранджита Сингха.
Одним из самых драматичных моментов в жизни «папы из Сайду» является следующий достоверный факт, который лет двадцать тому назад широко комментировался в той части Индии, где он жил. Однаж ды, в 1858 году, когда Ахунд, сидя на корточках на ковре, раздавал амулеты, благословения и пророчества своей благочестивой конгрегации паломников, к нему незаметно, смешавшись с толпою, подошел высокий индус и неожиданно обратился со следующими словами: «Скажи мне, пророк, ты, котор ый так хорошо предсказываешь другим, знаешь ли ты, какой будет твоя собственная судьба и судьба “Защитника Веры”, твоего султана из Стамбула, через двадцать лет?»
Старый Гафур, остолбеневший от удивления, уставил ся на своего вопрошателя, не издавая ни звука . Узнав в нем сикха, он, похоже, потерял дар речи, и вся толпа оцепенела.
«Если нет, — продолжал непрошеный гость, — то я тебе расскажу. Пройдет двадцать лет, и твой “Правитель Правоверных” падет от руки убийцы своего собственного рода. Два старика, один — далай-лама христиан, другой — великий пророк мусульман — ты сам — будут раздавлены колесом смерти в одно и то же время. Затем пробьет час падения двух врагов истины — христианства и ислама. Первый, как более могущественный, переживет второго, но оба вскоре распадутся на отдельные секты и будут истреб лять друг друга. Видишь, твои последователи бессильны, и я мог бы убить тебя прямо сейчас, но ты в руках Судьбы, а она знает свой час».
И оратор в одно мгновение исчез. Этот случай доста точно убедительно показывает, что сикхи могли бы убить Абдул Гафура в любой момент, если бы только пожелали этого. И возможно, что «Mayfair Gazette», которая в июне 1877 года пророчески заметила, что враждующие понтифы Рима и Свата могут умереть одновременно, прослышала об этом от одного «старого индуса». Пишущая же сии строки услышала эту историю в Лахоре от своего знакомого.
Статья впервые опубликована в первом выпуске журнала «Echo», New York, April-May, 1878, с подзаголовком редактора (Ч.Содеран) «Волнующее образное и яркое описание удивительной и богатой событиями жизни Абдул Гафура, данное мадам Блаватской. — Антагонизм сикхов к современному иерофанту. — Почти одновременная смерть Пап Рима и Сайду»; на русском языке — Бла ватская Е.П. В поисках оккультизма. — М., Сфера, 1996. С. 193—199. Пер. Т.О.Сухоруковой.
Персидский зороастризм и русский вандализм
Немногие способны оценить истинную красоту; еще меньше тех, кто может оценить монументальные реликвии прошлого — живых свидетелей того, что даже в древнейшие эпохи человечество поклонялось Высшей Силе, и человек стремился запечатлеть абстрактные идеи в творениях, которым суждено было пережить века. Вандалы, будь то славянские венды, либо какое-то дикое германское племя, всегда приходили с севера. Недавний случай заставляет нас пожалеть о том, что Юстиниан не разрушил все реликвии прошлого, так как выясняется, что и поныне живут на севере потомки этих ужасных разрушителей памятников старины — в лице русских купцов, только что совершивших акт непростительного вандализма. Русские газеты пишут, что московский миллионер Кокорев со своим тифлисским партнером, армянским крезом Мирзоевым, оскверняют и разрушают старейшую святыню зороастризма — Аттеш-Гаг, что в Баку57.
Мало кто из иностранцев — и, возможно, столь же мало русских — знают что-либо об этой святыне огнепоклонников у Каспийского моря. В двадцати верстах от небольшого городка Баку, в долине Апшерона, в русской Грузии, среди выжженной, бесплодной каспийской степи стоит — господи! стояло всего четыре месяца назад — странное сооружение, напоминающее нечто среднее между средневековым храмом и укрепленным замком. Когда и кто его построил, никому не известно. На участке площадью в одну квадратную милю, известном как «Огненное поле», стоит это сооружение; если копнуть песчаную землю на два-три дюйма и поднести к этому месту зажженную спичку, то из него, как из фонтана, брызнет вверх струя огня58.
«Храм гебров», как это сооружение иногда называют, был вырезан из цельного куска скалы. Он представлял собою огромный квадрат, обнесенный зубчатыми стенами. Посередине, опираясь на массивные колонны, стояла высокая башня. Эти колонны своим основанием касались скальных пород, а наверху достигали вырезанных в стене амбразур, выходя наружу. Это были своего рода трубы, по которым горючий газ, скопившийся в центре материнской породы, бесперебойно подавался наверх. На протяжении веков башня была святыней огнепоклонников; ее символическое изображение — трезубец, названный teersoot.
С лицевой стороны ее внешней стены были высечены кельи, числом около двадцати, в которых жили поколения зороастрийских отшельников. Под руководством высшего мобеда, здесь, в тиши, под сводами уединенных келий, они изучали «Авесту», «Вендидад» и «Ясну», особенно, кажется, последнюю, поскольку скалистые стены их келий испещрены многочисленными цитатами из священных гимнов. Под башней-алтарем висели три огромных колокола. Легенда рассказывает, что их чудом сотворил один святой скиталец в X веке, во время мусульманского преследования, чтобы своевременно оповещать верующих о приближающемся враге. Всего несколько недель назад над высокой башней-алтарем горел тот же огонь, который, как гласит предание, зажгли тридцать веков назад. У горизонтальных отверстий четырех полых колонн неугасимо горели четыре пламени, бесперебойно поступавших из неисчерпаемого подземного резервуара. Из каждого зубца и амбразуры струился лучезарный свет, переливаясь многочисленными язычками пламени, и даже большой балкон над главным входом был освещен гирляндою огненных звезд; светящиеся огоньки вспыхивали и в меньших, более узких отверстиях стен храма. Вот в таком удивительном окружении гебры-отшельники ежедневно отправляли свои молитвы, собираясь под открытым алтарем; каждое лицо благоговейно устремлялось к заходящему солнцу, и голоса молящихся сливались в вечернем гимне прощания. И так как светило — «Глаз Ахура Мазды» — уходило все дальше и дальше за горизонт, их голоса становились все тише и тише, пока, наконец, их пение не напоминало печальный и приглушенный шепот... Последний луч — и... солнце скрылось; и поскольку ночь в этих местах наступает мгновенно, уход этого божественного символа служил сигналом к общей иллюминации, сравниться с которой не могут даже величайшие фейерверки королевских торжеств. Каждую ночь это Огненное поле походило на одну горящую прерию...
Примерно до 1840 года Аттеш-Гаг был главным местом паломничества огнепоклонников Персии. Тысячи пилигримов посещали эту святыню; и ни один истинный гебр не мог умереть счастливым, пока не совершит, хотя бы раз в жизни, паломничество к этому святому месту. Один путешественник, некий Кох, примерно тогда же посетил этот храм, нашел в нем всего пять зороастрийцев со своими учениками. В 1878 году, почти четырнадцать месяцев назад, одна дама из Тифлиса, побывавшая в Аттеш-Гаге, сообщила мне в письме, что она обнаружила там лишь одного отшельника, который покидал свою келью только для того, чтобы приветствовать восход и заход солнца. И сегодня, спустя почти год, мы читаем в газетах, что г-н Кокорев и Ко строят на Огненном поле огромные сооружения по переработке нефти! Во всех кельях, наполовину разрушенных и невыразимо грязных, расположились рабочие компании, за исключением единственной, где живет бедный старый отшельник; алтарь, над которым горел священный огонь, сейчас завален строительным хламом и известковым раствором, а сам огонь горит уже совершенно для других целей. Благодаря стараниям русского священника, периодически посещавшего этот храм, колокола тоже сняли и повесили на веранде дома управляющего; как всегда, языческие реликвии используются, и даже оскверняются, религией, которая вытесняет прежние верования. И все выглядит как мерзость запустения... «Меня удивляет, — пишет в «Санкт-Петербургских Ведомостях» бакинский корреспондент, первым приславший печальную новость, — что трезубцу, священному teersoot, все еще не нашли какого-либо достойного применения, хотя бы на кухне компании!.. Так ли уж нужно было миллионеру Кокореву осквернять зороастрийскую святыню, занимающую столь малое место по сравнению с тем, какое этому господину выделили под его мануфактуры и лавки? И стоит ли такую великолепную реликвию древности приносить в жертву коммерческой жадности, которая, в конечном счете, не выиграет ни рубля от ее разрушения?».
По-видимому, стоит, поскольку г-н Кокорев и Ко взяли этот участок земли в аренду у правительства, которое, похоже, абсолютно безразлично восприняло сей идиотский и никчемный акт вандализма. Прошло уже более двадцати лет после того, как я в последний раз посетила Аттеш-Гаг. В те дни, кроме небольшой группы отшельников, туда пребывало множество паломников. И поскольку весьма вероятно, что спустя десять лет о нем никто уже ничего не услышит, я хочу более подробно остановиться на его истории. Наши персидские друзья, я уверена, заинтересуются несколькими легендами, которые я услышала в этом храме.
Кажется, подымается завеса над тайною происхождения Аттеш-Гага. Исторических данных очень мало, к тому же все они противоречивы. За исключением некоторых армянских летописей, повествующих о том, что Аттеш-Гаг существовал еще до того, как Грузия узнала о христианстве от святой Нины59 в третьем веке, больше упоминаний о нем, насколько я знаю, не содержится нигде.
Предание гласит, насколько точно, не мне судить, что задолго до Заратуcтры народ, которого мусульмане и христиане презрительно окрестили «гебрами» и который сам себя называет «бехединами», последователями истинной веры, поклонялся Митре, Посреднику — своему единственному и высшему Божеству, воплощавшему в себе всех хороших и плохих богов. Митру, соединявшего в себе две сущности — Ормузда и Аримана — народ боялся, хотя он мог бы и не бояться его, а только любить и почитать как Ахура Мазду, если бы Митра не обладал чертами Аримана.
Однажды, когда Бог, переодетый пастухом, бродил по Земле, он пришел в Баку, тогда еще мрачный, пустынный морской берег, и обнаружил там своего старого и ревностного поклонника, ссорящегося с женой. В этой бесплодной местности дрова были редкостью, и жена, обладая небольшим запасом угля для приготовления пищи, отказывалась дать хоть немного этого угля мужу, чтобы разжечь огонь над алтарем. То, что было в Боге от Аримана, вдруг вспыхнуло в нем и, ударив жадную старуху, он превратил ее в огромную скалу. Затем в нем проснулся Ахура Мазда, и чтобы утешить овдовевшего старика, он пообещал ему, что больше никогда ни он, ни его потомки, не будут испытывать недостатка в топливе, потому что он снабдит его таким запасом угля, который будет неисчерпаем. И он снова ударил о скалу, а затем о землю, и известковые почвы каспийского берега наполнились нефтью. В ознаменование счастливого события, старый ревностный слуга своего бога собрал всех юношей округи и начал долбить скалу — все, что осталось от его бывшей жены. Он выдолбил амбразуры в стенах, и алтарь, и четыре колонны, вырезав в них полости, чтобы газ мог свободно подниматься и выходить наружу. Бог Митра, увидев, что работа закончена, метнул молнию, и она зажгла огонь над алтарем и все огни в зубцах на стенах. Затем, чтобы огонь горел ярче, он призвал четыре ветра и приказал им разнести огонь во все стороны. По сей день Баку известен под своим первоначальным именем «Badlube», что дословно означает место встречи ветров.
Другая легенда, продолжающая предыдущую, гласит: веками верующие в бога Митру молились в его храмах, пока Заратустра, спустившись с небес в виде «Золотой Звезды», не принял человеческий облик и не начал проповедовать новую доктрину. Он славил Единого, но Тройственного Бога — высшую Вечную, Непостижимую сущность Зервана-Акарана, который эманирует из себя «Первозданный Свет», а последний, в свою очередь — Ахура Мазду. Однако, этот процесс требует, чтобы «Первозданный Единый» сначала поглотил весь свет, исходящий из огненного Митры, и лишил бедного Бога его сияния. Утеряв свое право на безраздельное господство, Митра в отчаянии, подстрекаемый сущностью Аримана, который в нем, уничтожает себя до поры до времени, предоставляя Ариману одному бороться с Ормуздом. Отсюда преобладание двойственности в природе, но только до той поры, пока не возвратится Митра, который обещал своим преданным поклонникам в один прекрасный день вернуться. Только с тех пор на огнепоклонников стали сваливаться многочисленные беды. Последним из этих бедствий стал приход в их страну мусульман в VII веке, когда эти фанатики начали жесточайшие преследования бехединов. Вытесняемые отовсюду, гебры нашли приют только в провинции Керман и в городе Йезд. Затем последовали ереси. Многие из зороастрийцев отказывались от веры своих предков и становились мусульманами; другие, в неугасимой ненависти к новым правителям, присоединялись к жестоким и свирепым курдам, поклоняясь дьяволу, как когда-то — огню. Это езиды. Вся религия этих странных сект (за исключением некоторых, отправляющих гораздо больше таинственных ритуалов, никому не раскрывая их таинственный смысл) состоит в следующем. Как только встает солнце, они складывают крест-на-крест большие пальцы и целуют этот символ, поднося его в благоговейном молчании к бровям. Затем они приветствуют солнце и возвращаются в свои жилища. Они верят во власть Дьявола, боятся его и стараются всячески умилостивить «падшего ангела»; они очень сердятся, когда слышат, что мусульманин или христианин непочтительно о нем отзывается; они даже идут на убийства, когда слышат такие непочтительные речи, но в последнее время народ стал более осторожным в своих высказываниях.
Кроме общины парсов в Бомбее, огнепоклонников можно встретить еще лишь в двух упомянутых выше местах и неподалеку от Баку. Статистика показывает, что несколько лет назад в Персии их насчитывалось 100 000 человек60, хотя я сомневаюсь, что их религия сохранила такую же чистоту, как и религия гуджератских парсов, претерпев изменения, так же как, впрочем, и последняя, в результате ошибок и небрежности целых поколений необразованных мобедов. И все же, как и их бомбейские собратья — которых все путешественники, а также англо-индийцы считают наиболее умными, трудолюбивыми и благонравными из туземных племен — огнепоколонники из Кермана и Йезда пользуются большим уважением среди персов и русских, живущих в Баку. Долгие века преследований и грабежей сделали их грубыми и хитрыми, но всеобщая молва на их стороне, и о них говорят как о добродетельных, высоконравственных и трудолюбивых людях. Курды говорят: «Верно, как слово гебра», — даже не сознавая, какое самоосуждение заключается в слове «гебр».
Я не могу закончить, не выразив своего удивления по поводу крайнего невежества, которое, похоже, преобладает в России относительно религии гебров даже среди журналистов. Один из них в статье, напечатанной в «Санкт-Петербургских ведомостях», упомянутой мною выше, пишет о гебрах как о секте индусских идолопоклонников, которые молятся Брахме. Чтобы придать вес своей статье, он цитирует Александра Дюма (старшего), который в своей работе «Путешествия по Кавказу» говорит, что во время своего посещения Аттеш-Гага он обнаружил в одной из келий зороастрийского храма «двух индусских идолов»! Помня милосердное изречение — De mortuis nil nisi bonum — мы не можем удержаться, чтобы не напомнить нашему уважаемому корреспонденту: ни один читатель романов блестящего французского писателя не должен забывать, что все разнообразие и неисчерпаемый запас исторических фактов он черпал из глубин своего собственного сознания. Даже бессмертный барон Мюнхгаузен вряд ли может с ним сравниться. Сенсационный рассказ о его охоте на тигров в Мингрелии, где, со времен Ноя, не водилось ни одного тигра, до сих пор в памяти его читателей.
Статья впервые опубликована в журнале «Theosophist», Vol. 1, № 1, October, 1879, p. 19—21; на русском языке — Блаватская Е.П. В поисках оккультизма. — М., Сфера, 1996. С. 200—209. Пер. Т.О.Сухоруковой.
«СВЕТ АЗИИ»61
|
