1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво


Название1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво
страница9/15
ТипДокументы
filling-form.ru > Договоры > Документы
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   15

Действие четвертое


Комната, последняя ночь перед казнью, Лакруа и Эро на одной постели, Дантон и Кмилл – на другой. Разговор ведут в основном Дантон и Камилл. Камилл убивается по своей жене – он не хочет умирать и оставить ее одну: «…это отвратительно, что надо умирать. К чему? Я хочу украсть у жизни последние взгляды ее (т.е Люсиль) очей. Я не сомкну глаз.» Но потом Камилл все же засыпает. А Дантон еще некоторое время размышляет и утешает себя тем, что он уйдет из жизни не один: его жена Жюли из солидарности тоже решила покончить с жизнью.

Перед рассветом в камеру является привратник и всю дружную компанию депутатов во главе с Дантоном везут на казнь. Потом действие на время переносится в какую-то комнату, где жена Дантона готовится к смерти: « Народ бежал по улицам. Теперь все тихо. Ни одной минуты не заставлю я тебяждать. (Берет в руки пузырек). Сюда, дорогой пузырь; твое «аминь» напутствует нас перед вечным сном. (Подходит к окну.) Как прекрасно прощание; мне осталось только закрыть за собой дверь. (Пьет из пузырька.)… Потом она умирает.

Последняя сцена происходит на Площади революции. Там толпится куча народу – все хотят посмотреть на казнь. Первым на эшафот поднимается Камилл: «Господа, я хочу, чтобы меня сервировали первым.[…] Прощай, Дантон!»Затем на эшафот поднимаются Лакруа, Эро, Филиппо, Фабр и др. Дантон всходит последним.Их казнят.

Когда публика расходится после казни, остается только Люсиль, которая оплакивает своего Камилла: «…Мой Камилл, где же мне теперь искать тебя?». Так она «(сидит задумавшись и потом, как бы внезапно принявши решение, вскакивает.) Да здравствует король!

Гражданин: «Именем республики!»
25) Томас Манн «Лотта в Веймаре».

Исторический роман «Лотта в Веймаре» (Lotte in Weimar, 1939) явился результатом многолетних раздумий писателя над творчеством и личностью Гёте, интерес к которому он пронёс через всю жизнь. В разное время он посвятил Гёте ряд литературно-критических статей. Наибольший интерес для понимания замысла романа имеет статья Т. Манна «Вертер» Гёте» (Goethes Werther, 1938), в котором содержатся интересные мысли о характере нового романа. Работа над наследием великого поэта-гуманиста имела ясно выраженное антифашистское звучание. Роман чрезвычайно оригинален по своей композиции. Он построен в форме рассказа о поэте близко знающих его людей. Действие до предела уплотнено во времени. Семь первых глав приурочены к событиям одного утра, дата которого точно обозначена – 22 сентября 1816г. Начинается он описанием приезда в Веймар Шарлоты Кестнер, которая явилась прототипом Лоты в «Страданиях молодого Вертера». Уже пожилой женщиной, через 44 года после событий, описанных Гёте в «Вертере», она приехала в Веймар, чтобы взглянуть на человека, который когда-то был робким, влюблённым в неё юношей, а теперь стал самым знаменитым писателем, веймарским министром, «его превосходительством». Лотта, таким образом, выступает и как героиня романа «Вертер», и как живой человек. Она приехала с дочерью и служанкой. Коридорный гостиницы Магер узнаёт её. Весть о прибытии 63-летней бывшей возлюбленной 68-летнего поэта, быстро разносится по Веймару, крохотной столице карликового герцогства, и вот уже гостиницу осаждает огромная толпа любопытных, городских ремесленников и прочего простого люда. Первым лицом, навестившим Шарлоту, становится художница-ирландка мисс Гэзл, наскоро зарисовавшая черты Шарлоты в своём альбоме. Затем её навещают секретарь Гёте Ример, Адель Шопенгауэр, сестра философа, сын поэта Август, принесший от имени отца приглашение на званый обед. Со всеми этими невымышленными лицами Шарлотта вступает во многочасовые беседы, и каждая беседа раскрывает одну из сторон многогранной и многозначимой личности Гёте – поэта, человека, политика. Сорок один год прошёл с тех пор, как краткая, взволнованная записка известила Лоту и её жениха о внезапном отъезде друга. Но по-старому Лотта под властью и обаянием незабвенной близости с единственным, тем более явственной, что эта близость не переставала жить на страницах бессмертного романа; некогда отвергшая ненадёжную любовь гениального юноши, она тем прочнее сохранила женскую верность своим воспоминаниям – ценнейшему содержанию её жизни. Самая «философическая» из встреч, бесспорно, встреча с Римером. Разговор с ним представляет большой интерес для нас. Ример соприкасается с творческой лабораторией поэта. Личность Римера оставляет противоречивое представление. Его самолюбию льстит, что он находится рядом со столь великим человеком. В то же самое время тщеславие и завистливость заставляют его чувствовать некоторую неудовлетворённость своим скромным служебным положением: он считает себя способным на большее, чем быть секретарём. Ример – человек суховатый, свободный от всяких иллюзий. Он раскрывает природу гётевской прозы. Ему же принадлежит и толкование душевной основы. Его суждения о Гёте трезвы, в них нет никакой восторженности. Он знает себе цену и не склонен восторгаться даже гением. Быть рядом с Гёте, по его словам, почётно, но не легко. Он подавляет всех, ради искусства жертвует своими чувствами, привязанностями близких людей. И всё-таки обаяние гения столь велико, что Ример гордится тем, что он может быть полезен Гёте. В уста Гёте Т. Манн вкладывает пророческие слова о том, что в будущем шовинизм приведёт немцев к чудовищным извращениям. Столь же злободневно звучат и слова поэта о дружбе и сотрудничестве разных народов, о вреде националистической ограниченности. О той же опасной мощи, которую, сама того не чая, обрушивает на близких гигантская личность Гёте, по сути, говорит и Адель Шопенгауэр, поверяя Шарлоте историю любви молодого Августа Гёте к её подруге Оттилии фон Погвиш. Вся эта любовная история овеяна трагической атмосферой. Ведь Оттилия любит в Августе лишь «сына Гёте» - пусть до конца это ею и не осознано. Да и Август любит не по безотчётному наитию сердца, а как девушку, предназначенную ему отцом, который охотно бы видел её своей невесткой. И эта «любовь» двух молодых людей дала трещину ещё до брака, до помолвки даже. Чувствами Оттилии завладел юный Гейнке, прусский егерь-доброволец из студентов-разночинцев, ринувшихся в бой «за освобождение отечества от французского ига». А Гёте, как известно, далеко не сочувствовал этой борьбе и запретил принять в ней участие Августу. Такая солидарность с отцом разобщила сына с молодым поколением, с его сверстниками. Август видел, что его презирают, более того, подозревают в трусости. Несмотря на чувства Оттилии к другому, брак с егерем – неотвратим. Рассказ Адели превосходно воссоздаёт картину Веймарского общества, общественных и политических настроений, атмосферу эпохи «освободительных войн» с их героизмом, подлинным и фальшивым. Встреча Лотты с Августом Гёте является одним из лучших эпизодов книги. Она чувствует трогательное смятение. Он – надломлен жизнью. Лотта с честью выходит из всех напряжённых бесед. Так мы узнаём о личности Гёте, который появляется только лишь в седьмой главе романа. Его появление открывается пересказом прекрасного сновидения, в котором поэт перескакивает с одного значительного предмета на другой, затрагивает самые различные вещи: и свою работу над «Фаустом», и учение о цвете, и злободневные политические вопросы. Он всё снова чувствует свой разлад с окружающими. Ему претят либеральные разглагольствования журнала «Изида». Он говорит: «Драться должен народ, тогда он достоин уважения, рассуждать ему не к лицу! Записать и спрятать. Вообще всё спрятать». Такой единые поток сознания несколько раз прерывается краткими разговорами с камердинерами и тем же Джоном. И тут, Август прерывает его раздумья вестью о приезде Шарлоты. Приезд подруги молодости и произведённый им переполох пришелся не по душе престарелому поэту. «Неужели старушка не могла поступиться своей затеи избавить меня от лишних толков? Надо встречу сделать по возможности официальной, не наедине, а в кругу друзей и домочадцев. Эта официальная встреча, приём в доме Гёте в честь Шарлоты Кестнер, её дочери и её Веймарских родственников, изображена в следующей главе романа. Душевный холод Гёте скрыт под маской любезного хозяина, отнюдь не расположенного возобновить былую дружескую интимность. Гёте, казалось, не замечает тщательно обдуманного наряда своей гостьи – точную копию платья Лотты с недостающим бантом. Хозяин шутит, рассказывает интересные истории, но не производит на неё никакого впечатления. Вторая встреча, примирившая обоих стариков, состоялась позднее в карете. Лотта не ждала её. Возникший диалог – превосходен и незабываем. В словах Шарлоты – старая любовь и обида. Он ей рассказывает, что он сжигает всего себя в работе, а он всё терпит. Она проникается трагическим величием его жизни. Его жизнь, жизнь большого художника, теперь осмыслена и осознана ею как ответ на все то, что ей казалось неприемлемым, жестоким и несправедливым.

26. Доктор ФаустусЖизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом (Doktor Faustus. Das Leben des deutschen Tonsetzers Adrian Leverkuhn, erzahlt von einem Freunde)

Роман (1947)

Рассказ ведется от лица доктора философии Серенуса Цейтблома. Ро­дившись в 1883 г., он оканчивает гимназию городка Кайзерсашерна, потом университет, становится преподавателем классических языков и обзаводится семьей.

Адриан Леверкюн на два года моложе. Раннее детство он проводит в родительском поместье, недалеко от Кайзерсашерна. Весь уклад жизни семьи, в которой еще двое детей, воплощает добропорядочность и прочную приверженность традиции (отец страдает время от времени мигренью, что наследуется и Адрианом; мать – простая женщина, которая притягивает своей простотой и открытостью).

В Адриане рано проявляются способности к наукам, и его отдают в гимназию. В городе он живет в доме дядюшки, который держит магазин музыкальных инструментов. Несмотря на блестящие успехи в учебе, мальчик отличается несколько высокомерным и скрытным нравом и не по годам любит одиночество. Кроме того, учителя не очень любят Адриана, потому что он несколько высокомерно показывает, что давно опережает программу, что ему тесно в учебной программе).

В четырнадцатилетнем возрасте Адриан впервые обнаруживает интерес к музыке (вместе с Серенусом они поначалу открывают мир муз инструментов в магазине у дядюшки) и по совету дяди начинает брать уроки у музыканта Венделя Кречмара. Тот, несмотря на сильное заикание, читает увлекательные публичные лекции по теории и истории музыки и прививает молодым людям тонкий музыкальный вкус (только слушателей у него немного, потому что он все время заикается и это отвлекает слушателей).

По окончании гимназии Адриан Леверкюн изучает богословие в университете города Галле, куда перебирается и Цейтблом. Среди профессоров оказывается немало интересных людей: так, преподаватель психологии религии Шлепфус излагает своим ученикам теорию о реальном присутствии магии и демонизма в человеческой жизни. Наблюдая Адриана в обществе сверстников, Цейтблом все более убеждается в незаурядности его натуры.

Леверкюн продолжает поддерживать связь с Кречмаром и, когда того приглашают в консерваторию в Лейпциге, переезжает тоже. Он разочаровывается в богословии и теперь изучает философию, но сам все больше тяготеет к музыке. Однако Кречмар считает, что атмосфера такого учебного заведения, как консерватория, для его таланта может оказаться губительной.

В день приезда в Лейпциг Адриана обманным образом вместо харчевни приводят в публичный дом (под красным фонарем). К чуждому распутства юноше (naiv und unerfahren =)) подходит девушка с миндалевидными глазами и пытается погладить по щеке (зайдя в дом, Адриан смутился вообще то, и увидел случайно фортепьяно, обрадовался что его единственный друг здесь, он бросился и стал что то играть); но потом он бросается прочь. С тех пор ее образ не покидает его, однако проходит год, прежде чем юноша решается ее найти. Ему приходится ехать за ней в Братиславу (потому что придя снова в тот дом, он обнаружил что ее выгнали оттуда из-за болезни, и теперь она в лечебнице), но, когда Адриан наконец находит девушку, та предупреждает его, что больна сифилисом ( о том, чем она больна на самом деле прямо не пишется, просто можно догадаться по контексту); тем не менее он настаивает на близости. Он ее покидает, больше не увидев. Вернувшись в Лейпциг, Адриан возобновляет занятия, но вскоре оказывается вынужден обратиться к врачу. Не доведя лечение до конца, врач внезапно умирает (Адриан приходит на прием, а тот лежит в гробу). Попытка найти другого лекаря также оканчивается безуспешно: врача арестовывают (и это тоже наблюдает Адриан своими глазами). Больше юноша решает не лечиться.

Он увлеченно сочиняет. Самым знаменательным его творением того периода становится цикл песен на стихи поэта-романтика Брентано. В Лейпциге Леверкюн сводит знакомство с поэтом и переводчиком англ языка Шильдкнапом, которого уговаривает сочинить оперное либретто по пьесе Шекспира «Бесплодные усилия любви».

В 1910 г. Кречмар получает пост главного дирижера Любекского театра, а Леверкюн переезжает в Мюнхен, где снимает комнату у вдовы сенатора по фамилии Родде и двух ее взрослых дочерей — Инесы и Клариссы. В доме регулярно устраиваются званые вечера, и среди новых знакомых Леверкюна много артистической публики, в частности талантливый молодой скрипач Рудольф Швердтфегер. Он настойчиво ищет дружбы Адриана и даже просит написать для него скрипичный концерт. Вскоре в Мюнхен переезжает и Шильдкнап.

Нигде не находя себе покоя (его постоянно зовут на те самые званные вечера), Леверкюн уезжает в Италию вдвоем с Шильдкнапом. Жаркое лето они коротают в горном селении Палестрина. Там его навещают супруги Цейтблом ( тому времени Серенус женился на некой Елене, прекрасной, и даже дочь свою они назвали Елена). Адриан много работает над оперой, и Цейтблом находит его музыку в высшей степени удивительной и новаторской.

Здесь с Леверкюном происходит эпизод, детальное описание которого много позже обнаруживает в его нотной тетради Серенус Цейтблом. Ему является сам дьявол ( его вид постоянно меняется, то это «проститутка в штанах» - там так и написано, то интеллигентный человек, то потом черт, то снова проститутка) и объявляет о своей причастности к тайной болезни Адриана и неустанном внимании к его судьбе. Сатана прочит Леверкюну выдающуюся роль в культуре нации, роль провозвестника новой эры, названной им «эрой новейшего варварства». Дьявол заявляет, что, осознанно заразившись нехорошей болезнью, Адриан заключил сделку с силами зла, с тех пор для него идет отсчет времени и через двадцать четыре года сатана призовет его к себе. Но есть одно условие: Леверкюн должен навсегда отказаться от любви. Потом начинаются у Адриана сильнейшие головные боли и он приходит в чувства когда Шильдкнап уже дома, рассказывает ему о вечеринке куда он ходил. (интересная деталь, Адриан мерзнет все время пока у него сидит черт, и это его удивляет, ведь в аду горячо).

Осенью 1912 г. друзья возвращаются из Италии, и Адриан снима­ет комнату в поместье Швейгештилей, недалеко от Мюнхена, которое примечает еще раньше, во время своих загородных прогулок: это место удивительно походит на хутор его родителей. Кроме того, место удивительно спокойное. Сюда приезжали чтобы побыть в одиночестве, или жила там девушка, которая забеременела без мужа. Сюда к нему начинают наведываться мюнхенские друзья и знакомые.

Закончив оперу, Леверкюн снова увлекается сочинением вокальных пьес. В силу своего новаторства они не встречают признания широкой публики, но исполняются во многих филармониях Германии и приносят автору известность (какой то критик отмечает, что современность не готова к таким произв). В 1914 г. он пишет симфонию «Чудеса Вселенной» про космос. Начавшаяся мировая война Леверкюна никак не затрагивает, он продолжает жить в доме Швейгештилей и по-прежнему много работает.

Инеса Родде Тем временем выходит замуж за профессора по фамилии Инститорис, хотя сгорает от невысказанной любви к Швердтфегеру, в чем сама признается автору. Вскоре она вступает в связь со скрипачом, мучаясь, однако, сознанием неизбежности разрыва. Ее сестра Кларисса тоже покидает родной дом, дабы безраздельно посвятить себя сцене, а стареющая сенаторша Родде перебирается в Пфейферинг и селится недалеко ОТ Леверкюна, который в это время уже принимается за ораторию «Апокалипсис». Он задумывает своей демонической музыкой показать человечеству ту черту, к которой оно Приближается.

Весной 1922 г. в Пфейферийг к матери возвращается Кларисса Родде. Пережив творческий крах и крушение надежд на личное счастье, она кончает счеты с жизнью, выпивая яд (яд хранится в книге, которая постоянно у нее на столе).

Леверкюн наконец внимает просьбам Швердтфегера и посвящает ему концерт, который имеет шумный успех. Повторное его исполнение проходит в Цюрихе, где Адриан и Рудольф знакомятся с театральной художницей Мари Годе. Спустя несколько месяцев она приезжает в Мюнхен, а через считанные дни скрипач просит Леверкюна его посватать. Тот нехотя соглашается и признается, что и сам немного влюблен. Через два дня все уже знают о помолвке Рудольфа с Мари. Свадьба должна состояться в Париже, где у скрипача новый контракт. Но по дороге с прощального концерта в Мюнхене он встречает смерть от руки Инесы Родде, которая в порыве ревности стреляет в него прямо в трамвае.

Через год после трагедии наконец публично исполняется «Апокалипсис». Концерт проходит с сенсационным успехом, но автор в силу большой душевной подавленности на нем не присутствует. Композитор продолжает писать дивные камерные пьесы, одновременно у него зреет план кантаты «Плач доктора Фаустуса».

Летом 1928 г. к Леверкюну в Пфейферинг привозят погостить младшего племянника, пятилетнего Непомука Шнейдевейна (его сестра вышла замуж за фармацевта швейц происхождения, Адриан и автор были на свадьбе в родном имении Адриана). Адриан всем сердцем привязывается к обаятельному и кроткому малышу, близость которого составляет едва ли не самую светлую полосу в его жизни. Но спустя два месяца мальчик заболевает менингитом и в считанные дни в муках умирает. Врачи оказываются бессильны.

Следующие два года становятся для Леверкюна годами напряженной творческой активности: он пишет свою кантату. В мае 1930 г. он Приглашает друзей и знакомых прослушать его новое сочинение. Собирается человек тридцать гостей, и тогда он произносит исповедь, в которой признается, что все созданное им на протяжении последних двадцати четырех лет — промысел сатаны. Его невольные попытки нарушить запрет дьявола на любовь (дружба с юношей-скрипачом, намерение жениться и даже любовь к невинному ребенку) приводят к гибели всех, на кого направлена его привязанность, вот почему он считает себя не только грешником, но и убийцей. Шокированные, многие уходят.

Леверкюн начинает было играть на рояле свое творение, но вдруг падает на пол, а когда приходит в себя, начинают проявляться признаки безумия. После трех месяцев лечения в клинике матери разрешают забрать его домой, и она до конца дней ухаживает за ним, как за, малым ребенком. Когда в 1935 г. Цейтблом приезжает поздравить друга с пятидесятилетием, тот его не узнает, а еще через пять лет гениальный композитор умирает.

Повествование перемежается авторскими отступлениями о современной ему Германии, полными драматизма рассуждениями о трагической участи «государства-чудовища», о неизбежном крахе нации, вздумавшей поставить себя над миром; автор проклинает власть, погубившую собственный народ под лозунгами его процветания.

(интересная информация из Инета, почитайся, все прекрасно передает содержание и замысел романа)

Леверкюн Адриан — гениальный немецкий композитор. Его жизнь отнесена автором к первой половине XX в. Томас Манн называл свой роман «книгой конца» и понимал его как роман о трагических потрясениях современной ему немецкой истории, о состоянии культуры и мира. Фигура главного героя не только связана с текущей жизнью, но и отдалена от нее. Он не столько ее участник, сколько сгусток смысла, завораживающее воплощение ее трагической сути. Намерения автора обозначены уже в названии: Л. А. уподоблен персонажу старой немецкой народной книги — чернокнижнику доктору Фаустусу, вступившему в греховный сговор с чертом. Роман затрагивает, как часто у Томаса Манна, первопричины. Под ногами у героев бездна. Не случайно первая дата, отмечающая начало главного действия — 1904—1905 гг., — стоит только после сотой страницы. Центр романа — власть иррационального, демонического над судьбой героя, а шире — над судьбами современного мира. Автор, однако, ограничивает разгул этой стихии уже самим построением романа. Повествование передано «гуманно чистой, простой душе» — скромному филологу Серенусу Цейтблому, со страхом и состраданием рассказывающему о жизни своего друга. Собственный голос Л. А. откровенней звучит лишь в двух кульминационных эпизодах романа — в покаянной речи современного доктора Фаустуса перед собравшимися (в конце романа) и в письме к Серенусу Цейтблому о встрече с чертом. Обычно его голос не слышен, что создает необходимую автору дистанцию по отношению к герою и возможность игры между разными уровнями содержания. Речь Цейтблома — это не речь романа. Традиционно гуманитарное мышление пародируется. Роман знает о себе и герое больше, чем говорит рассказчик. Введение повествователя открывало и другие возможности приподнять героя над текущей историей и в то же время накрепко связать его с ней. Л. А. родился в 1885 г. Его сознательная жизнь оборвалась помешательством в 1930-м. Цейтблом же ведет свои записки в годы Второй мировой войны, когда на немецкие города падают бомбы союзников, так что, как говорится в авторском комментарии, «дрожание его руки получает двоякое и вместе с тем однозначное объяснение в грохоте отдаленных взрывов и во внутреннем содрогании». Один временной план монтируется с другим, выдуманным, резко его перебивающим, но сообщающим ему историческую перспективу.

Композиция «Доктора Фаустуса» построена так, будто постепенно вводит все новые и новые предметы. Перед читателем как будто традиционное жизнеописание. Цейтблом рассказывает сначала о семье Л. А., о его детстве, прошедшем на хуторе Бюхель, о странном увлечении его отца Ионатана алхимией и различными фокусами природы вроде роста «живых» кристаллов или узоров на замерзшем стекле, варьирующих одну и ту же, будто заданную кем-то схему. Затем разговор заходит о родном городе Л. А. Кайзерсашене, совершенно тождественном самому себе, каким он был столетия назад. Так и кажется, пишет Цейтблом, что скоро начнется крестовый поход детей, загорятся костры ведьм. Но о чем бы ни шла речь, начинают проступать сквозные мотивы, важные не столько для описанных предметов, сколько для фигуры главного героя и потаенного замысла автора. Л. А. поступает на теологический факультет Лейпцигского университета. И тут же начинаются рассуждения о несовместимости веры и точного знания, на которое претендует теология. Рациональное и внерациональное, разум и не подчиняющаяся ему стихия, притворство мертвой материи, кажущейся живой, системность, упорядоченность, симметрия и разгул инстинктов — это и многое другое, прочерченное автором в различных эпизодах на самом разном материале (например, музыка Бетховена), имеет самое прямое отношение к фигуре героя и к его творчеству. Одно из главных произведений Л. А. — оратория «Apocalip-sis cum figuris» — воссоздано в слове особенно впечатляюще. Это предвещание конца, звучание вселенской катастрофы, иронически поданной вместе с тем как нечто привычное, уже захватившее наши дни. Музыка Л. А. — здесь вновь звучат давно намеченные в романе мотивы — и сверхсистемна, и в то же время включает в себя разгул стихии. Адский хохот и чистый детский хор в конце оратории лишь «притворяются» в его музыке различными: «имеющий уши, чтобы слышать», может уловить в них одну и ту же «музыкальную субстанцию дьявольского смеха». Ораторию, как и множество других произведений, Л. А. написал после сговора с чертом. Черт посулил Л. А. творческую силу. Потребность же в ней была рождена тем кризисом культуры, который был одной из подспудно проведенных тем романа. За образом Л. А., комментировал автор, маячила фигура Ницше. Мучительное для Л. А. приключение в публичном доме с гетерой Эсмеральдой, куда студента-теолога заманил таинственный спутник (одно из первых появлений в романе черта), последовавшее заражение сифилисом, головные боли, церебральный паралич, приведший в итоге к умопомрачению, как бы «цитировали» жизнь Ницше. Но главное было в соответствии более глубоком. Именно Ницше утверждал относительность для современности какого бы то ни было всеохватывающего смысла, правды, истины, на которую мог бы опереться художник. Он показал огромную роль инстинктивного, «дионисийского» в человеке и истории, поколебав доверие к духу.


28 Генрих Манн (Heinrich Mann) 1871-1950 Верноподданный (Der Untertan) — Роман (1914)

Центральный персонаж, романа Дидерих Геслинг родился в немецкой семье среднего буржуа, владельца бумажной фабрики в городе Нетциг. В детстве он довольно часто болел, всего и всех боялся, особенно отца. Его мать, фрау Геслинг, также живет в страхе рассердить супруга. Отец обвиняет жену в том, что она морально калечит сына, развивает в нем лживость и мечтательность. В гимназии Дидерих старается ничем не выделяться, зато дома властвует над младшими сестрами Эмми и Магдой, заставляя их ежедневно писать диктанты. После гимназии Дидерих по решению отца уезжает в Берлин для продолжения занятий в университете на химическом факультете.

В Берлине молодой человек чувствует себя очень одиноко, большой город его пугает. Только через четыре месяца он отваживается пойти к господину Геппелю, владельцу целлюлозной фабрики, с которым его отец имеет деловые отношения. Там он знакомится с Агнес, дочерью фабриканта. Но романтическая увлеченность Дидериха разбивается о первое же препятствие. Его соперник, студент Мальман, снимающий у Геппеля комнату, уверенно добивается внимания девушки. Нагловатый Мальман не только делает подарки Агнес, но и отбирает деньги именно у Дидериха. Молодой и еще робкий Дидерих не отваживается соперничать с Мальманом и больше не появляется в доме у Геппеля.

Однажды, зайдя в аптеку, Дидерих встречает там своего школьного товарища Готлиба, который заманивает его в студенческую корпорацию «Новотевтония», где процветает культ пива и лживого рыцарства, где в ходу разного рода немудреные реакционные националистические идеи. Дидерих гордится тем, что участвует в этой, по его мнению, «школе мужества и идеализма». Получив из дома письмо с сообщением о тяжелой болезни отца, он тут же возвращается в Нетциг. Он потрясен смертью отца, но одновременно и опьянен чувством «сумасшедшей» свободы. Доля наследства Дидериха невелика, но при умелом управлении фабрикой можно неплохо жить. Однако молодой человек снова возвращается в Берлин, объясняя матери, что ему все равно нужно идти на один год в армию. В армии Дидерих познает тяготы муштры и грубого обращения, но одновременно испытывает и радость самоуничижения, напоминающую ему дух «Новотевтонии». Тем не менее после нескольких месяцев службы он имитирует увечье ноги и получает освобождение от строевой подготовки.

Вернувшись в Берлин. Дидерих упивается разговорами о германском величии. В феврале 1892 г. он становится свидетелем демонстрации безработных и проявляет восторг, впервые видя молодого кайзера Вильгельма, гарцующего по улицам города и демонстрирующего силу власти. Опьяненный верноподданническими чувствами, Геслинг устремляется к нему, но на бегу падает прямо в лужу, вызывая веселый смех кайзера.

Встреча Дидериха и Агнес после многих месяцев разлуки возрождает в нем с новой силой влечение к ней. Их романтическая связь .перерастает в физическую близость. Дидерих размышляет о возможной женитьбе. Но его постоянные колебания и опасения связаны с тем, что дела на фабрике у г-на Геппеля идут плохо, что Агнес, по его мнению, уж слишком старается влюбить его в себя. Ему чудится заговор отца и дочери, и он переезжает на другую квартиру, чтобы там его никто не нашел. Однако недели через две разыскавший его отец Агнес стучится в дверь к Дидериху и ведет с ним откровенный разговор. Дидерих холодно объясняет, что не имеет морального права перед своими будущими детьми жениться на девушке, которая еще до свадьбы лишилась невинности.

Возвращаясь в Нетциг, в поезде Геслинг знакомится с молодой особой по имени Густа Даймхен, но, узнав, что она уже помолвлена с Вольфганком Буком, младшим сыном главы городского самоуправления, несколько огорчается. Геслинга, получившего диплом, теперь часто величают «доктором», и он преисполнен решимости завоевать место под солнцем, «подмять под себя конкурентов». Для этого он сразу же предпринимает ряд шагов: начинает менять порядки на фабрике, ужесточает дисциплину, завозит новое оборудование. Кроме того, он поспешно наносит визиты самым влиятельным людям города: г-ну Буку, либералу по убеждениям, участнику революционных событий 1848 г., бургомистру, главным принципом которого является культ силы. Разговоры г-на Ядассона из прокуратуры, считающего Бука и его зятя Лауэра крамольниками, сначала воспринимаются Геслингом настороженно, но потом тот втягивает его в свою орбиту, главным образом с помощью изречений, призывающих к единовластию монарха. В городе оживленно обсуждается случай, когда постовой выстрелом из винтовки убил молодого рабочего. Геслинг, Ядассон, пастор Циллих осуждают всякие попытки рабочих что-либо изменить и требуют, чтобы все бразды правления были переданы буржуазии. Лауэр возражает им. утверждая, что буржуазия не может быть господствующей кастой, потому что она не может даже похвастаться чистотой расы — в княжеских семьях, в том числе и в немецких, везде есть примесь еврейской крови. Он намекает на то, что и семья кайзера тоже не является исключением из правила. Взбешенный Геслинг. подстрекаемый Ядассоном, обращается в прокуратуру с жалобой на Лауэра за его «крамольные речи». На судебное заседание Геслинга вызывают в качестве главного свидетеля обвинения. Выступления адвоката Вольфганка Бука, прокурора Ядассона, председателя, следователя и других свидетелей поочередно меняют шансы обвинения и защиты. Геслингу приходится выкручиваться и юлить — ведь неизвестно, за кем будет решающее слово. К концу процесса Геслимг убеждается, что побеждают те, у кого больше ловкости и власти. И он, быстро сориентировавшись, превращает свое заключительное слово в митинговое выступление, призывая к исполнению любой воли кайзера Вильгельма II. Суд приговаривает Лауэра к шести месяцам тюрьмы. Геслинга же по рекомендации самого регирунгпрезидента фон Вулкова принимают в Почетный ферейн ветеранов города.

Вторая победа Геслинга происходит на «личном фронте» — он женится на Густе Даймхен и получает в качестве приданого полтора миллиона марок. Во время свадебного путешествия в Цюрихе Дидерих узнает из газет, что Вильгельм II едет в Рим с визитом к королю I Италии. Геслинг устремляется вместе с молодой женой туда же и, не пропуская ни единого дня, дежурит часами на улицах Рима в ожидании экипажа кайзера. Завидев монарха, он до хрипоты кричит: «Да здравствует кайзер!» Он так примелькался полицейским и журналистам, что они уже воспринимают его как чиновника личной охраны кайзера, готового защитить монарха своим телом. И вот однажды в итальянской газете появляется снимок, запечатлевший кайзера и Геслинга в одном кадре. Счастье и гордость переполняют Геслинга, и он, вернувшись в Нетциг, спешно организует «партию кайзера». Чтобы добиться политического лидерства, а заодно укрепить свои финансово-предпринимательские позиции, он вступает в сделки со всеми влиятельными лицами города. С лидером социалистов Фишером он договаривается о том, что социалисты поддержат столь дорогую идею Геслинга о создании в Нетциге памятника Вильгельму I, деду современного кайзера.

Взамен «партия кайзера» обещает поддержать кандидатуру Фишера на выборах в рейхстаг. Когда Геслинг сталкивается с препятствиями, он уверен, что их подстраивает «хитроумный» старик Бук. И Геслинг не останавливается ни перед чем, чтобы смести со своего пути Бука: он использует шантаж, подстрекательство и любовь толпы к скандалам. Он обвиняет Бука и его друзей в мошенничестве с общественными деньгами.

Б газетах все чаще появляется имя Дидериха Геслинга, почет и богатство возвышают его в глазах горожан, его избирают председателем комитета по сооружению памятника кайзеру. В день открытия памятника доктор Геслинг произносит возвышенную речь о немецкой Нации и ее избранности. Но вдруг начинается ужасная гроза с ливневым дождем и сильнейшими порывами ветра. Настоящий потоп заставляет оратора спрятаться под трибуну, с которой он только что выступал. Отсидевшись там, он решает вернуться домой, по дороге заходит в дом к Буку и узнает, что тот находится при смерти: жизненные потрясения последних месяцев совсем подорвали его здоровье. Геслинг тихо пробирается в комнату, где находится умирающий старик в окружении своих родственников, и незаметно прижимается К стене. Бук в последний раз обводит взглядом окружающих и, увидев Геслинга. в испуге дергает головой. Родственников охватывает волнение, а кто-то из них восклицает: «Он что-то увидел! Он увидел дьявола!» Дидерих Геслинг тут же незаметно скрывается.

30. Райнер-Мария Рильке — выдающийся австрийский поэт, переводчик, эссеист. Романтик. Родился в Праге. Учился на философском и юридическом факультетах немецкого университета в Праге, затем в Мюнхене и Берлине. Был в Италии и России. В 1900 г. по приглашению художника X. Фогелера приехал в Ворпсведе. В 1902 г. Рильке опубликовал книгу «Ворпсведе», одна из глав которой посвящена творчеству Фогелера 1. В Париже Рильке был секретарем О. Родена, о котором также написал книгу. Путешествовал по Африке, Египту, Германии, Испании, Швейцарии. Рильке высоко ставил творчество Родена, Сезанна. Писал о русском искусстве, его особой духовной миссии, об иррациональности художественного творчества вообще и религиозности, которые наиболее полно воплощаются, по его мнению, именно в России. В 1900 г. Рильке был в Абрамцеве. Построенную там В. Поленовым и В. Васнецовым церковь в «русском стиле» он противопоставил столичному Исаакиевскому собору как подлинное выражение «национального духа».
Адресат писем М. Цветаевой, которого она называла не просто величайшим поэтом, а самой сущностью поэзии.

Райнер Мария Рильке




Элегия (Марине Цветаевой-Эфрон)

О растворенье в мирах, Марина, падучие звезды!
Мы ничего не умножим, куда б ни упали, какой бы
новой звездой! В мирозданье давно уж подсчитан итог.
Но и уменьшить не может уход наш священную цифру:
вспыхни, пади, - все равно ты вернешься в начало начал.

Стало быть, все - лишь игра, повторенье, вращенье по кругу,
лишь суета, безымянность, бездомность, мираж?
Волны, Марина, мы море! Звезды, Марина, мы небо!
Тысячу раз мы земля, мы весна, Марина, мы песня,
радостный льющийся гром жаворонка в вышине.
Мы начинаем, как он, - осанной, но темная тяжесть
голос наш клонит к земле и в плач обращает наш гимн.
Плач... Разве гимну не младший он брат - но склоненный?
Боги земли - они тоже хотят наших гимнов, Марина.
Боги, как дети, невинны и любят, когда мы их хвалим.
Нежность, Марина, - раздарим себя в похвалах.

Что назовем мы своим? Прикоснемся дрожащей рукою
к хрупкому горлу цветка. Мне пришлось это видеть на Ниле.
Как спускаются ангелы и отмечают крестами двери невинных,
так и мы - прикасаемся только к вещам: вот эту не троньте.
Ах, как мы слабы, Марина, отрешены - даже в самых
чистых движеньях души. Прикоснуться, пометить - не больше.
Но этот робкий порыв, когда одному из нас станет
невмоготу, когда он возжелает деянья, -
жест этот мстит за себя - он смертелен. И всем нам известна
эта смертельная сила: ее сокровенность и нежность,
и неземной ее дар - наделять нас, смертных, бессмертьем.
Небытие... Припомни, Марина, как часто
воля слепая влекла нас сквозь ледяное преддверье
новых рождений... Влекла - нас? Влекла воплощенное зренье,
взгляд из-под тысячи век. Всего человечьего рода
сердце, что вложено в нас. И как перелетные птицы,
слепо тянулись мы к дальней невидимой цели.

Только нельзя, Марина, влюбленным так много
знать о крушеньях. Влюбленных неведенье - свято.
Пусть их надгробья умнеют и вспоминают над темной
сенью рыдающих крон, и разбираются в прошлом.
Рушатся только их склепы; они же гибки, как лозы,
их даже сильно согнуть значит сделать роскошный венок.
Легкие лозы на майском ветру! Неподвластны
истине горького "Вечно", в которой живешь ты и дышишь.
(Как я тебя понимаю, о женский цветок на том же
неопалимом кусте! Как хочу раствориться в дыханье
ветра ночного и с ним улететь до тебя!)
Каждый из нас, уверяли боги, - лишь половина.
Мы ж налились дополна, как полумесяца рог.
Но и когда на ущербе, когда на исходе, -

цельность сберечь нашу может лишь он - одинокий,
гордый и горестный путь над бессонной землею.


O Die Verluste ins All, Marina, die stürzenden Sterne!
Wir vermehren es nicht, wohin wir uns werfen, zu welchem
Sterne hinzu! Im Ganzen ist immer schon alles gezählt.
So auch, wer fällt, vermindert die heilige Zahl nicht.
Jeder verzichtende Sturz stürzt in den Ursprung und heilt.

Wäre denn alles ein Spiel, Wechsel des Gleichen, Verschiebung,
nirgends ein Name und kaum irgendwo heimisch Gewinn?
Wellen, Marina, wir Meer! Tiefen, Marina, wir Himmel.
Erde, Marina, wir Erde, wir tausendmal Frühling, wie Lerchen,
die ein ausbrechendes Lied in die Unsichtbarkeit wirft.

Wir beginnens als Jubel, schon übertrifft es uns völlig;
plötzlich, unser Gewicht dreht zur Klage abwärts den Sang.
Aber auch so: Klage? Wäre sie nicht: jüngerer Jubel nach unten.
Auch die unteren Götter wollen gelobt sein, Marina.
So unschuldig sind Götter, sie warten auf Lob wie die Schüler.

Loben, du Liebe, laß uns verschwenden mit Lob.
Nichts gehört uns. Wir legen ein wenig die Hand um die Hälse
ungebrochener Blumen. Ich sah es am Nil in Kôm-Ombo.
So, Marina, die Spende, selber verzichtend, opfern die Könige.
Wie die Engel gehen und die Türen bezeichnen jener zu Rettenden,
also rühren wir dieses und dies, scheinbar Zärtliche, an.

Ach wie weit schon Entrückte, ach, wie Zerstreute, Marina,
auch noch beim innigsten Vorwand. Zeichengeber, sonst nichts.
Dieses leise Geschäft, wo es der Unsrigen einer
nicht mehr erträgt und sich zum Zugriff entschließt,

rächt sich und tötet. Denn daß es tödliche Macht hat,
merkten wir alle an seiner Verhaltung und Zartheit
und an der seltsamen Kraft, die uns aus Lebenden zu
Überlebenden macht. Nicht-Sein. Weißt du’s, wie oft
trug uns ein blinder Befehl durch den eisigen Vorraum

neuer Geburt . . .Trug: uns? Einen Körper aus Augen
unter zahllosen Lidern sich weigernd. Trug das in uns
niedergeworfene Herz eines ganzen Geschlechts. An ein Zugvogelziel
trug er die Gruppe, das Bild unserer schwebenden Wandlung.

Liebende dürften, Marina, dürften soviel nicht
von dem Untergang wissen. Müssen wie neu sein.
Erst ihr Grab ist alt, erst ihr Grab besinnt sich, verdunkelt
unter dem schluchzenden Baum, besinnt sich auf Jeher.
Erst ihr Grab bricht ein; sie selber sind biegsam wie Ruten;

was übermäßig sie biegt, ründet sie reichlich zum Kranz.
Wie sie verwehen im Maiwind! Von der Mitte des Immer,
drin du atmest und ahnst, schließt sie der Augenblick aus.
(O wie begreif ich dich, weibliche Blüte am gleichen
unvergänglichen Strauch. Wie streu ich mich stark in die Nachtluft,

die dich nächstens bestreift.) Frühe erlernten die Götter
Hälften zu heucheln. Wir in das Kreisen bezogen
füllten zum Ganzen uns an wie die Scheibe des Monds.
Auch in abnehmender Frist, auch in den Wochen der Wendung
niemand verhülfe uns je wieder zum Vollsein, als der
einsame eigene Gang über der schlaflosen Landschaft.

1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   15

Похожие:

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconОбразец заявления об отказе от наследства в пользу другого наследника
В случае, если наследник, отказавшись от наследства, не укажет, в чью пользу он отказался, его доля поровну переходит к наследникам,...

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconДетский сад
В отчете «О детях в разрезе возрастных категорий по времени пребывания в группах» поле «МО» переименовано в поле «Регион/МО»

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconТребования к заполнению анкеты-заявления в формате *
В поле «Наименование и адрес учреждения, направляющего анкету-заявление на согласование» следует указать учреждение, в которое подается...

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему судебному приставу

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему судебному приставу

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему судебному приставу

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему судебному приставу

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему судебному приставу

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему участковому уполномоченному

1. Парцифаль (Parzival) Вольфрам фон Эшенбах Анжуйский король погибает на поле битвы. По древнему обычаю трон переходит к старшему сыну. Но тот милостиво iconСтаршему судебному приставу

Вы можете разместить ссылку на наш сайт:


Все бланки и формы на filling-form.ru




При копировании материала укажите ссылку © 2019
контакты
filling-form.ru

Поиск