Отечество нам царское село
Скачать 4.87 Mb.
|
Глава 1НАЧАЛО НАЧАЛНа календаре август 1954-го года. Разношёрстная бурливая толпа мальчишек военных лет: худых, одетых бедновато, во что придётся, чаще всего откровенно крестьянского вида, не слишком хорошо развитых культурно и физически, приехавших со всех концов Союза Советских Социалистических Республик в Ленинград за знаниями, - собралась у входа в одну из казарм военного училища. В этой мельтешащей толкучке и я – семнадцатилетний выпускник ленинградской школы. Здесь заседает приёмная комиссия. Мы все сдавали приёмные экзамены, но оценки нам чаще всего не объявляли, за исключением тех случаев, когда это была неоспоримая "двойка". Теперь решается наша судьба: кто-то будет зачислен в училище, а кому-то придётся получить проездные документы для возвращения домой. Большинство очень волнуется. Это большинство составляют сельские ребята. Возвращаться в деревню никто не хочет. Трудно и голодно в деревне. Хотя и в городе, даже в Ленинграде, не слишком сытная и благополучная жизнь. У многих из нас нет отцов: их унесла война. Матери, стремясь обеспечить будущее сынов, из последних сил дотянули их до окончания средней школы. Учёба в наши годы гарантировала полноценную материальную и духовную жизнь. Образование: знания и умения - были очень престижны. Ленинский лозунг: «Учиться, учиться и ещё раз учиться!» претворялся государством в жизнь. Городские ребята резко выделяются в этой толпе: они одеты получше. На них можно увидеть модные тогда куртки-москвички с застёжками-молниями, украшающими карманы; широченные, по-матросски, брюки и бежевые кепки «лондонки» с резиновыми, обтянутыми материей козырьками или даже костюмы спортивного покроя. Они и говорят по-городскому: на более-менее правильном русском языке. Приехавшие из глубинки – одеты чаще всего в старые отцовские, сохранённые матерями с довоенных времён, пиджаки и кирзовые сапоги или в парусиновые тапочки. Они более застенчивы и скромны, объясняются на разных диалектах окая, акая или цокая - непривычно для уха горожанина. Но таких - явное большинство. Их привлекает государственное обеспечение курсантов. Городские ребята чаще предпочитают гражданскую карьеру. Особую группу составляют москвичи и ленинградцы. Они отличаются и внешним видом и манерой поведения, выглядят элитой и резко выделяются на общем фоне. Их единицы. Кое-кто, из здесь присутствующих, уже сдавал экзамены в гражданские ВУЗы, не прошёл по конкурсу, и теперь, чтобы не возвращаться домой, поступает в военное училище. Оно обеспечит не голодную жизнь и среднее техническое образование, не даст пропасть и после службы в армии, на гражданке. Всех присутствующих здесь объединяет престижность военной службы, кроме того, они не хотят или не могут быть обузой родителям. Большинству только семнадцать лет и до призыва в армию ещё целых два года. На выходе из казармы возникает офицер и, обозначив собой место, командует: - Строиться! В две шеренги становись! Суетясь и толкаясь, мы кое-как выполняем команду. Офицер выходит перед строем и объявляет:
Названные - выходят из строя и поворачиваются кругом к нему лицом. Закончив чтение, офицер говорит: - Поименованным товарищам, получить документы в штабе и сегодня же убыть в места постоянного проживания (иностранное слово «абитуриенты» тогда не употреблялось). Остальные зачислены в училище курсантами первого курса. Я стал курсантом. Перед строем появляется другой офицер: среднего роста, коренастый, крепкого телосложения, сероглазый, с прямыми русыми волосами и немного кривыми, как у кавалериста ногами; он подтянут и аккуратен – настоящий строевик, у него четыре звёздочки на погонах. Китель и брюки отглажены, хромовые сапоги блестят. Тогда мне он показался многоопытным, пожилым человеком. Хотя ему было чуть больше тридцати. Он громко и отчётливо представился: - Капитан Червов, командир пятой курсантской батареи! – и продолжил, - Сейчас я зачитаю список курсантов моей батареи. Перечисленным курсантам надлежит собраться в помещении батареи на втором этаже этого же здания. Вы будете подстрижены наголо, вымыты в бане, после чего получите военное обмундирование. Штатское платье вам в течение ближайших трёх лет более не пригодится, можете его выбросить или отослать домой. Хранить в училище его не положено! И вот мы уже в умывальнике казармы, стоим в очереди к парикмахеру. Парикмахер – парень в солдатской форме – ловко, за несколько минут лишает нас так украшавших нас шевелюр. С большим трудом узнаём знакомых. Рядом, в соседнем помещении, другой солдат-каптенармус, стоя в дверях, взглядом, приближённо мгновенно определяет наши антропометрические данные и без всяких разговоров бросает нам в руки комплекты нижнего белья, хлопчатобумажные гимнастёрку и брюки, кирзовые сапоги, ремень с бляхой и пилотку. Всё обмундирование - бывшее в употреблении. Капитан, находящийся здесь же, говорит, что позже мы получим новое обмундирование, а для выполнения хозяйственных работ сойдёт и б/у. Затем нас – группу из двадцати - тридцати человек – тот же каптенармус строем ведёт в баню. Обмундирование несём с собой. Помывшись, переодеваемся и совершенно не узнаём друг друга – все одинаковые! По возвращении из бани: остриженным, помытым и переодетым, нам указывают наши койки в спальном помещении казармы. Койки двухъярусные с пружинной сеткой. Ватный матрац, тощая ватная подушка, плешивые шерстяные одеяла и когда-то белые стиранные многократно простыни – вызывают нескрываемое восхищение у многих ребят. Дома у них это считалось роскошью. Моё место на втором ярусе. Это мне даже нравится. При моей комплекции (я весил менее шестидесяти килограммов), гимнастической подготовке и возрасте, забираться туда не представляет никакого труда; сверху не сыплется труха, а лежать на койке во внеурочное время, как нам уже объяснили, всё равно не разрешается. Койки сдвинуты попарно. Между ними в два этажа стоят тумбочки: по одной на двоих; в проходе между рядами - персональные табуретки. На них можно в свободное время посидеть: почитать, подшить белый подворотничок к гимнастёрке, почистить металлическую бляху ремня и пуговицы асидолом, а на ночь на них аккуратно складывается обмундирование; рядом ставятся сапоги с обмотанными для просушки вокруг голенищ портянками. Всё это разъясняет нам поступивший вместе с нами в училище солдат. Пол в казарме цементный. Отопление у нас паровое – нам повезло, в других казармах и учебных корпусах - печное. Когда начались холода, мы по достоинству оценили нашу казарму. В середине казармы оставлено место для построения курсантов повзводно в две шеренги. В дальнем конце – гимнастический конь и турник, по стенам – вешалки для шинелей, над ними – портреты вождей: Ленина, Сталина, Маркса, Энгельса и военачальников. Спальное помещение казармы небольшой стеной разделено на два кубрика, в каждом из которых располагаются по два взвода. Кроме спального помещения в казарме есть ленинская комната со стендами для портретов членов политбюро ЦК КПСС, с подшивками газет и журналов, столами и стульями, гипсовым бюстом Сталина и разбитым пианино; оружейная комната с личным оружием курсантов и офицеров, закрытая на замок; канцелярия – помещение для командира батареи и четырёх взводных командиров; комната для умывания с туалетом и сушилкой для просушки нашего промокшего на занятиях обмундирования, и кладовая – каптёрка для хранения нашего личного имущества. На входе в казарму стоит тумбочка с телефоном, рядом с которой постоянно находится дневальный по батарее. Всё это мы – непосвящённые «салаги», узнали в первый же день от нашего «солдата» и «академиков» – курсантов старших курсов, получивших «двойки» на переводных экзаменах и лишённых за это отпуска. Всё окружающее для нас в новинку, знакомимся и делимся впечатлениями с соседями по койкам. К нам подходит лейтенант. Для начала он делает нам, сидящим при его приближении, внушение. Поясняет, что от ныне и впредь, мы должны вставать при подходе начальника и подавать команду «Смирно!» для других, которые этого не заметили. Затем он объявляет, что назначен командиром второго взвода и мы, кто получил место в этом кубрике, – его подчинённые. Он будет нас воспитывать и учить воинским премудростям, изложенным в уставах. Фамилия его - Клотов, обращаться к нему следует - «Товарищ лейтенант». Это был худощавый парень лет двадцати двух, окончивший училище год-два назад, темноволосый, жилистый, подтянутый, с открытым хорошим русским лицом и карими глазами. Надо сказать, что все офицеры тех времён, относящиеся к категории «строевых», носившие «золотые» погоны и работающие непосредственно с личным составом, имели хорошую строевую выправку. Расплывшихся увальней даже среди старших офицеров практически не было. Сам начальник училища – генерал не раз демонстрировал курсантам отличную строевую и физическую подготовку. К сожалению, с развитием НТР это качество офицерами во многом было утрачено. Преподаватели специальных дисциплин – инженеры и техники, тогда носили «серебряные» погоны и порой не отличались строевой выправкой. Чаще всего эти люди не проходили военной школы и в советскую армию были призваны с гражданки. По этой причине им кое-что прощалось, как специалистам своего дела. Наш командир взвода – лейтенант Клотов провёл с нами в училище все три долгих года и знанием воинской службы в первую очередь мы обязаны ему и капитану Червову. Сегодня, по прошествии почти пятидесяти лет, я понимаю, что они сами были очень молоды, недостаточно опытны, не имели специальных знаний по педагогике и психологии и потому их метод воспитания, мягко говоря, не отличался совершенством. Они применяли самую простую тактику: «отделились «китайской» стеной воинского звания и должности от подчинённых»; боялись, чтобы не уронить авторитета, приблизиться к ним, а потому делали множество непростительных ошибок. И в целом мои первые командиры не оставили о себе хороших воспоминаний, даже при том, что наша память хорошее хранит лучше, чем плохое. Они не хотели замечать в нас личности со своими характерами: скромных и дерзких, аккуратных и нерях, флегматиков и холериков, самолюбивых и лишённых этого качества, гордых и угодливых, интеллектуально развитых и не очень. Для них все мы были только подчинёнными: исполнительными или не исполнительными. По-видимому, их так учили старшие начальники и тогда это их беда, а не вина. Но приятных воспоминаний об отцах-командирах, в отличие от преподавателей, я, как ни стараюсь, не могу отыскать в своей памяти, не припомню даже ни одной беседы по душам. В тот первый день моей военной службы я сидел около своей койки и зашивал через край, как умел, дыры на брюках: моё обмундирование оказалось рваным и требовало ремонта. Мимо проходил какой-то курсант старшего курса, по возрасту не много старше меня. Чтобы привлечь его внимание и вызвать сочувствие, я обратился к нему:
Он остановился и совершенно неожиданно для меня, приняв грозный вид, произнёс: - Как Вы разговариваете со мной?!
Я был ленинградским не слишком застенчивым парнем.
Сразу поникнув, я назвал себя.
Так я начал постигать основы воинской дисциплины и так получил своё первое взыскание! Отвлекаясь от основного сюжета, скажу несколько слов о пресловутой, так часто поминаемой нынешними СМИ, «дедовщине» или, как называли это явление ещё в купринские времена «цуканье». Хотелось бы напомнить нашим «свободным» журналистам, что эта мерзость пришла в Россию из «цивилизованной» Германии, и особенно хорошо привилась в привилегированных ВУЗах, например, в Пажеском корпусе, ещё в середине девятнадцатого века. Другими военными училищами она было отвергнута как явление недостойное русского человека в самом начале двадцатого века и в моё время не существовало вовсе! Курсанты старших курсов покровительствовали младшим, помогали привыкнуть к воинской дисциплине. Явление возродилось в советской армии в период хаоса, предшествующего буржуазной контрреволюции. Жданов запомнил нашу первую беседу, пожаловался командиру взвода, и они длительное время пристально следили за каждым моим шагом. В дальнейшем я получил изрядное количество незаслуженных замечаний. Например, ведёт батарею наш командир взвода, и кто-то разговаривает в строю, что запрещается Строевым уставом. Я слышу его окрик:
Или совершенно неожиданно:
Хотя я точно знаю, что он не видит меня за спинами товарищей и совсем не убеждён, что это именно я разговариваю или низко поднимаю ногу. Дерзить в ответ я не мог, но имел возможность всем своим видом, мимикой выражать своё отношение к непосредственным начальникам. Власть была у них, и потому я обычно оставался в проигрыше, но самолюбие моё было удовлетворено хотя бы таким пассивным противостоянием. Такие у нас сложились первоначально отношения! К счастью, не надолго. Я очень благодарен Клотову за то, что он помог мне понять простую истину: «Победителей не судят». В моей интерпретации она звучит так: «Будь специалистом своего дела, отлично выполняй свои основные служебные обязанности и тогда тебе простится многое из того, что в другом случае прощено не будет!» Этим правилом я руководствовался позже всю жизнь. Оно позволяло мне иметь и часто высказывать вслух мнение по различным вопросам, не совпадающее с мнением начальства – проявлять своё «я», зная наперёд, что начальство смирится и простит, поскольку я ему нужен как специалист своего дела и своей инициативой и творчеством компенсирую его недоработки. Наверное, благодаря Клотову я стал в училище «круглым» отличником, хотя в школе успехами в учёбе не блистал. Нет сомнения, что клотовская наука помогла мне во всей дальнейшей жизни. Своим первым командирам я обязан основами воинского воспитания. Они плохо или хорошо объяснили мне: что такое воинский порядок и дисциплина, каковы должны быть взаимоотношения между военнослужащими, каков должен быть порядок в служебном помещении, как должен выглядеть военнослужащий. Знаний, полученных в училище, оказалось достаточно для тридцати двухлетней службы. Я и сегодня не забыл этой науки! Пусть и не слишком умело, но они научили нас – курсантов этим премудростям, сделали из нас дисциплинированных, выдержанных, подтянутых, аккуратных людей. И в этом их большая заслуга. Именно поэтому уволенных из армии офицеров ещё и сегодня разумные руководители различных предприятий с удовольствием берут на работу. Не без исключений, конечно, но офицер обычно более дисциплинирован, исполнителен, собран, аккуратен, нежели сугубо штатский человек! Что же касается трудностей привыкания к армейской жизни, то ведь воспитание – всегда насилие над личностью - и с эти нельзя не мириться. Глава 2 |
Похожие:
 | «Семья и Отечество в моей жизни», посвящённых Международному дню семьи 15 мая, во всех субъектах Российской Федерации | | Об утверждении Административного регламента сельского поселения «село Манилы» по предоставлению муниципальной услуги «Выдача разрешений... |
 | «Об организации государственных и муниципальных услуг» в целях повышения эффективности расходования бюджетных средств, открытости... | | Методических указаний по их применению (Зарегистрировано в Минюсте РФ 01. 02. 2011 n 19658) администрация муниципального образования... |
| Сп «Село Ильинское» муниципальной услуги «Предоставление земельного участка на основании решения органа местного самоуправления в... | | Сп «Село Ильинское» муниципальной услуги «Предоставление земельного участка на основании решения органа местного самоуправления в... |
| Встреча руководителей администрации Красносельского района с населением мо город Красное Село (Красное Село, ул. Освобождения, 29,... | | Территориальный орган местного самоуправления села Лебедкино с подведомственной территорией населенных пунктов: поселок Боровской,... |
| Об утверждении Положения о присвоении, изменении, аннулировании и регистрации адресов объектов недвижимости на территории сельского... | | «Об утверждении Правил благоустройства и содержания территории муниципального образования сп «село Миатли»» |