ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
МЕРТВЫЙ ДОМ
СЕРЫЙ АНГЕЛ
На улице уже вовсю припекало полуденное солнце. Легкий ветерок играл листвой. Асфальт успел высохнуть до белесого цвета, от вчерашнего дождя остались лишь редкие лужи и особенный свежий запах. Злобин с наслаждением набрал полные легкие воздуха.
От кабинетной духоты И табачного смрада немного побаливала голова.
«Полчаса на обед, полчаса на здоровый сон», – решил он и резво сбежал со ступенек. Он второй год взял за правило при любых обстоятельствах устраивать часовой перерыв на обед. Сразу же ощутил пользу и стал насильно выгонять молодых следователей из прокуренных кабинетов. Сам в их годы был трудоголиком, считал, что ни на минуту нельзя отвлекаться от борьбы с преступностью. Потом скрутила язва, и за месяц в больнице с ужасом осознал, что и без его личного участия все в мире идет своим чередом: преступники ходят надело, граждане мочат друг друга в пьяных драках, чиновники хапают взятки, а опера исправно отлавливают криминальный элемент. Болезнь позволила по-новому взглянуть на себя и свою роль в этом мире. Оказалось, никакой он не воин, а простой пахарь, корчующий сорняки. Только сколько ни лопатить их, все равно прорастают. Значит, доля такая – пахарская, крестьянская. И подходить стало быть, к работе надо соответственно. С умом, терпением и смирением.
Злобин остановился у своей «Таврии» и удивленно присвистнул. Утром припарковал машину как попало, заняв сразу два места, а сейчас она стояла по всем правилам, перпендикулярно тротуару, зажатая двумя «Волгами».
Из черной «Волги» высунулся водитель, приветственно кивнул головой с огромной лысиной.
– Здорово, Сан Саныч! – Злобин узнал личного водителя председателя Гвардейского райсовета.
– Андрей Ильич, без обид, мы твой кабриолет малость передвинули, – предупредил Сан Саныч.
– Это как, интересно знать? – Злобин ревниво осмотрел машину.
– Не подумай плохого, Андрей Ильич! На руках оттащили. – Водитель высунул огромную лапу с тугими короткими пальцами. – Нежно сделали, будь уверен.
– Один? – усомнился Злобин.
– Не. Вчетвером. А что? В ней весу, ты меня извини, как в моей теще. И толку столько же.
– Ладно, – махнул рукой Злобин. – Спасибо, что вообще за угол не уволокли.
– Мы же законы знаем. Три метра – угон. Или угон запора считается хулиганством? – Водитель сверкнул в улыбке рядом металлических коронок.
– Ошибаешься, голубь! Поправка к закону вышла. Теперь назвать «Таврию» запором приравнивается к разжиганию межнациональной розни, – строгим голосом произнес Злобин, включаясь в игру
– Иди ты! – удивился водитель. – А что же они нам за газ не платят, если такие гордые?
– Темный ты человек, – вздохнул Злобин. – Газ мы поставляем в счет компенсации за разгром Запорожской Сечи. «Тараса Бульбу» читал?
– Так когда это было?! – не на шутку возмутился Сан Саныч.
– Ты скажи спасибо, что за экологический ущерб от Полтавской битвы платить не заставили. – Злобин, довольный произведенным эффектом, расхохотался первым.
Сан Саныч выбрался из машины, на ходу вытирая выступившие от смеха слезы.
– Ну уморил, Андрей Ильич! И я-то, дурак, купился. Пойду мужикам втравлю, пусть поржут. – Он заправил выбившуюся из-под ремня клетчатую рубашку.
Злобин стал возиться с замком. В расхлябанной «Таврии» все держалось на честном слове, только замки демонстрировали повышенную надежность – открывались с превеликим усилием.
– Ильич, ты бы сигнализацию поставил, – уже серьезно произнес водитель.
– Страна советов, ей-богу! Да эта пиликалка дороже моей колымаги стоит, – отмахнулся Злобин.
– И то верно, – согласился Сан Саныч. – Сигнализация для «запора» – это как бубенчик для ишака. – Он захохотал и шаркающей походкой направился к группе куривших в теньке водителей.
Злобин без обиды ругнулся в ответ, нырнул в жаркое нутро «Таврии», пахнущее синтетической кожей и бензином, до отказа опустил стекло.
Стартер противно завизжал, двигатель дважды чихнул, но завелся.
Злобин посигналил на прощание водителям, сгрудившимся вокруг Саныча, и осторожно выкатил со стоянки.
В отместку за издевательства над его любимицей Злобин решил выжать из машины все, на что она способна. Мотор тарахтел, словно под капотом метался медный таз, но на восьмидесяти километрах звук вдруг выровнялся, заурчал мерно и настойчиво. Злобин гнал по городу, виляя между машинами. Кому положено, знали его «Таврию» как облупленную, штрафов и свистков гаишников он не боялся, остальным участникам дорожного движения оставалось только озадаченно провожать глазами разгарцевавшегося конька-горбунка.
Справа замелькали корпуса больницы. До дома оставалось минут пять езды. Злобин резко сбавил скорость. С сомнением покосился на больничный забор.
– Правильно, неаппетитные дела лучше делать перед обедом, – решил он и свернул на стоянку у ворот больницы.
Через распахнутые двери служебного входа из морга тянуло характерным формалиновым запахом.
Злобин поморщился и мысленно поздравил себя с правильным решением. Вид трупов его давно уже не пугал, но гнетущая аура мертвого дома легче переносилась перед обедом, чем после.
На вахте, если таковой считать тумбочку и табурет, подремывал уже знакомый Злобину санитар.
– Здрасьте, гражданин начальник, – промямлил он, подобострастно заглянув в глаза Злобину.
– Уже виделись, – бросил Злобин на ходу.
Инстинкт следователя, всю сознательную жизнь обращавшегося со спецконтингентом, заставил остановиться.
Слишком уж вилял хвостом санитар.
– А напарник где? – поинтересовался Злобин.
– Дык он... Эта... Ушел. – Санитар махнул рукой по направлению к воротам больницы.
– За обеденной дозой?-догадался Злобин.
– Ага. – Санитар был явно рад, что проблема так быстро разрешилась. – Чисто почучуй, гражданин начальник.
Злобин про себя отметил нестыковку в «показаниях». Хотя оба санитара упали ниже некуда, но иерархия сохраняется и на самом дне жизни. Не полагалось ходившему по солидным статьям Коляну бегать за водкой, как последнему камерному шнырю, по всем раскладам на вахте должен был остаться он, а не этот, бывший баклан.
И наружный осмотр настораживал. На санитаре болтался прорезиненный фартук, еще блестящий от какой-то слизи. В двух метрах от столика стоял большой бак, доверху наполненный отходами вскрытий. Злобин отвел взгляд от студенистой кровавой массы. Бурый след, тянущийся по полу от бака, еще блестел на кафельном полу. Все говорило о том, что санитар зачем-то решил прикинуться спящим на вахте, увидев через распахнутую дверь приближающегося Злобина.
– Голубь сизый, ты меня знаешь? – ровным голосом спросил Злобин.
Санитар дрогнул кадыком на тщедушной шее. Судя по обреченному выражению розовых глазок, в эту минуту репутация Злобина ничего хорошего ему не сулила.
– Значит, знаешь, что бегать от меня без толку. Сиди здесь, я еще с тобой пообщаюсь, – распорядился Злобин.
Быстрым шагом пошел по коридору туда, где за железной дверью помещался кабинет Черномора. В гулкой тишине коридора оттуда доносился цокот пишущей машинки. Судяпо размеренному ритму и скорости печатал явно не Черномор. «Черт, не застал, – подумал Злобин. – Нашел какую-то девочку, усадил за машинку, а сам сорвался домой. Грех винить, в такой день лучше быть рядом с супругой. Вдруг сердце у нее не выдержит».
Злобин непроизвольно сжал кулак. Суеверным никогда не был, но сейчас острое предчувствие беды больно ударило по сердцу.
Он постучал в дверь.
– Войдите, – раздался зычный женский голос. Кабинет судмедэкспертов представлял собой полутемную комнатку, заставленную стеллажами. На свободном пространстве едва уместились два казенных стола и громадный сейф, выкрашенный почему-то в траурный черный цвет. Солнечный свет едва пробивался сквозь мутное зарешеченное окно. За окном рос раскидистый вековой вяз, и тени от листвы гуляли по стенам темными бесформенными разводами.
На одном столе горела лампа, полукругом освещая стол, машинку и кисти рук машинистки. Лица ее Злобин не разглядел, только белое пятно. Но это было и не важно, потому что хозяйка кабинета во всю мощь своей статной фигуры возвышалась посреди комнатки. Свет из окна высвечивал высокий начес, превращая его в яркий ореол вокруг головы женщины.
– Клавдия Васильевна, добрый день, – поздоровался Злобин.
– А, Злобин. Только что тебя поминала. – Клавдия Васильевна развернулась вполоборота, большего не позволял узкий проход между столами. Маневр получился угрожающий, словно боевой фрегат готовился к залпу бортовыми орудиями.
Клавдия Васильевна, старший судмедэксперт, была женщиной не просто видной, а монументальной, как изваяние богини плодородия. С ее голосом и формами ей бы в опере петь, а не кромсать трупы криминального происхождения. За глаза Клавдию Васильевну прозвали Василисой Ужасной, но как ни доставала она оперов, вслух произнести прозвище никто не рисковал. В медицину Клавдия Васильевна пришла из фронтовых медсестер, поэтому вида смерти не боялась и мужиками управляла сурово и жестко. Все опера ее откровенно побаивались, что выражалось в массовых подарках к Восьмому Mapтa. A забыть о дне рождения Клавдии Васильевны не мог себе позволить даже прокурор области.
– Вы же сегодня выходная, Клавдия Васильевна, – начал наводить контакт Злобин.
– С вами только в гробу отдохнешь, – патетически вздохнула Клавдия Васильевна. – Обманули самым подлым образом, гады! Сказали, что сегодня зарплату дадут. Я, дура старая, и купилась. Привычка у меня от социализма такая осталась, Злобин, зарплату регулярно получать.
– Насчет зарплаты, к сожалению, не ко мне.
– А как прокуратура смотрит на регулярную невыплату зарплаты? – угрожающе подняла голос Клавдия Васильевна.
– Сквозь пальцы, естественно. А почему у вас телефон занят? – Злобин решил уйти от малоприятной темы.
– А потому что некоторым работникам лениво оторвать ягодичные мышцы от стула и лично приехать за протоколом, – изрекла Клавдия Васильевна. – Так, девочка, на чем остановились? – обратилась она к машинистке.
– Перелом третьего шейного позвонка, – робко отозвалась машинистка.
– Зато у меня будет перелом таза. – Клавдия Васильевна попробовала задом расширить жизненное пространство. Но тяжелый стол не поддался. – Слушай, Злобин, ну как в таких условиях работать?!
– Абсолютно невозможно, – согласился Злобин.
– Между прочим, скажи своему прокурору, что трупы теперь будет возить к себе домой. У нас холодильник накрылся.
– Это как? – насторожился Злобин.
– Молча! – бросила Клавдия Васильевна через плечо. – Расчлененку я как-нибудь в малый холодильник забью, а цельные трупы складывать некуда. И пусть думает быстрее. Не почините за сутки, придется кремировать все, что там сейчас лежит, иначе утонем в трупном яде.
– Но по ним же еще дела не закрыты! – ужаснулся Злобин.
В бюро судмедэкспертизы свозили трупы со всего города и окрестностей. После поножовщины и огнестрельных ранений на них еще можно было смотреть. Но то, что вылавливали из воды или по кускам собирали с мест происшествий, никакому описанию не поддавалось. И за каждым куском человечины стояли статья, суд и приговора которые еще надо умудриться обеспечить.
– Ты меня на совесть не бери. – Клавдия Васильевна. потрясла пачкой бумаг.
– Видал?! В собственный выходной горбачусь. Все протоколы по трупам, что за мной числятся на сегодняшний день, закончу, а дальше как хотите. Не приведи господь, серьезное ДТП произойдет, трупов на десять, – куда их деть, знаешь? Хоть рефрижератор во дворе ставь.
– А что, идея... – Злобин нарвался на такой взгляд, Клавдии Васильевны, что счел нужным переключиться на другую тему. – Кстати, а с трупом сердечника с Верхнеозерной уже закончили?
– Это к Черномору, – отмахнулась Клавдия Васильевна. – Он его до сих пор мусолит.
– Ладно, я после обеда заскочу. – Злобин повернув кдверям.
– А ты в прозекторскую загляни. Он еще там,-бросила вслед Клавдия Васильевна.
– Кто? – оглянулся Злобин.
– Черномор. – Клавдия Васильевна поправила высокий начес. – Распыхтелся, как электросамовар, говорит, что-то странное нашел.
Злобин выскочил в коридор, быстро свернул в боковой отвилок, толкнул ногой дверь в прозекторскую.
– Есть кто живой? – выдал он привычное приветствие.
Ответом была тишина. Тягучая и безысходная, как липкий запах прозекторской.
На столе лежал вскрытый труп Гусева. Судя по том, что кожа лица была на месте, а волосы на темени торчали там, где их прихватили стежки, работу Черномор прервал на финальной стадии.
– Яков Михайлович, ты где? – позвал Злобин.
Шагнул за ширму и обмер.
Черномор лежал на полу, привалившись плечом к стене. Левая рука вытянута вдоль тела. Правая ладонь сжимала халат на груди там, где бьется сердце. Рот распахнут, словно Черномору не хватало воздуху. На всклокоченной бороде дрожали две брусничные капельки.
Злобин медленно опустился на колено, прижал два пальца к сонной артерии на шее Черномора. Биения пульса не было. Злобин приподнял морщинистое веко, на него уставился мутный полузакатившийся глаз. В этот миг изо рта Черномора полилась струйка густой крови, змейкой поползла по бороде.
– Тише, тише, тише,-свистяще прошептал Злобин, не давая себе уйти в панику.
Профессионально, цепляясь за детали, осмотрел тело. Отметил, что на руках Черномора были перчатки, отчего пальцы казались такими же безжизненными и отекшими, как и лицо, положение тела не соответствовало естественному. Яков Михайлович упал явно от удара, а капли крови на бороде успели свернуться. Злобин осторожно приподнял тяжелую ладонь Черномора, убедился, что раны под ней нет, и вернул на место. Приподнял край халата и тихо выматерился: карманы брюк Черномора оказались вывернутыми.
– Ну гниды камерные,-пробормотал Злобин. Пятясь вышел из прозекторской. Труп Гусева на столе, свесив голову, показалось, следил за ним через полуприкрытые веки.
Первым делом Злобин бросился на вахту. Услышав его шаги, санитар вскочил и рванул к дверям.
– Стоять! – заорал Злобин. – Стой, стрелять буду!!
Санитар затравленно оглянулся, на секунду замерев на пороге. Его тщедушная фигура так четко нарисовалась в проеме двери, что Злобин впервые пожалел, что не взял в привычку носить с собой оружие. До одури захотелось выстрелить.
Дверь захлопнулась, и бежать пришлось вслепую. Злобин ногой вышиб дверь, вылетел на свет, хищно через нос всосал воздух. Осмотрелся. Санитар чесал прямо через кусты, припадая на одну ногу.
– Не уйдешь, сука, – прохрипел Злобин и рванул следом.
Санитар неожиданно остановился, повернулся и вскинул руки вверх.
– Начальник, не надо! Стою я, стою, – жалобно заблеял он.
На ногах он стоял недолго. Злобин с разгона врезал плечом ему в грудь, сбив на землю. Санитар хрюкнул, уткнувшись лицом в траву, и затих.
Злобин вцепился в его брючный ремень, одним рывком поставил на ноги, пальцы правой мертвой хваткой обхватили санитара за горло.
– Жабры выдавлю, сучара, – прохрипел Злобин в перекошенное от страха лицо.
– Дык не я... Не я, начальник, – замямлил санитар.
– А кто? – Злобин чуть ослабил захват. – Говори!
– Не я, зуб даю.
– Я твои фиксы по одной драть буду, – пообещал Злобин. В эту секунду он действительно был готов вырвать из воняющей перегаром дыры все, что там еще росло.
– Хоть убей, не я... И не Колян. Он его уже мертвого нашел. И все из карманов помыл.
– А ты, выходит, не в доле?
– Да чтоб я на такое пошел... Да ни в жисть, начальник! – Санитар задохнулся то ли от возмущения, то ли от цепкой хватки, вновь сжавшей горло.
– Честный, падла, – процедил Злобин, с удовольствием заметив, как ужас медленно заливает глаза санитара. – Где твой подельник, гнида?
Лицо санитара из пепельного сделалось бурым. Показалось, еще чуть-чуть – и через угреватую кожу наружу брызнет кровь. Пришлось ослабить хватку.
– У-У-у-шел,-выдохнул санитар.
– Куда?
– На Южный вокзал. Барахло толкнуть. У него в ларьке друган работает.
Злобин с холодной отрешенностью понял, что он сейчас задушит санитара. Просто вдавит пальцы еще глубже в рыхлое горло – и все.
Он заставил себя разжать пальцы, и санитар рухнул на колени. Сразу же зашелся в тяжелом надсадном кашле. Злобин смотрел сверху на его плешивую седую голову и уже ничего не чувствовал. Только брезгливость. Словно сам весь извалялся в жиже.
– Вставай, мразь. – Злобин коленом ткнул его в бок. – И бегом назад.
Санитар присел на корточки, снизу вверх собачьим взглядом посмотрел на Злобина.
– Только не бей, начальник. У меня сердце...
Злобин набрал полные легкие воздуху, медленно выдохнул. Потом схватил санитара за воротник, рывком бросил вперед. Приложенного усилия хватило, чтобы санитар по инерции протрусил до самых дверей морга. Злобин толчком помог ему перелететь через порог. У вахтенной тумбочки санитар притормозил. Злобин кулаком врезал ему между лопатками, повалил на пол. Санитар проскользил по кафельному полу, врезался головой в бак. Там что-то чавкнуло, и на голову санитара выплеснулась бурая жижа.
– Лежать, – ровным голосом скомандовал Злобин. – Шаг к дверям – сгною в камере.
Санитар послушно сложил руки крестом на спине. Видно, вспомнил тюремную школу. Злобин сноровисто прошарил по его одежде, вывернул карманы. Ничего интересного не нашел. Распахнул дверцу тумбочки, качнул, выбросив на пол содержимое. Ногой разгреб какие-то тряпки, пивные пробки, клок старой газеты и стопку пластиковых стаканов. Вытряхнул содержимое пакета. На пол шлепнулся бутерброд и со звоном разбилась литровая банка с салатом.
– Что взяли у Черномора? – спросил Злобин, встав над санитаром.
– Колян лопатник выпотрошил, бабок там почти не было. Часы взял. И этот... Магнитофончик.
Санитар сжался, ожидая удара.
– Злобин, вы что себе позволяете! – прогремел по коридору зычный голос Клавдии Васильевны.
Злобин, не отвечая, быстро подошел к ней, взял зало-коть.
– Идите за мной.
– А в чем дело? – возмутилась Клавдия Васильевна. Сдвинуть такую даму с места без ее согласия не представлялось возможным.
– Яков Михайлович умер. Похоже, убит, – прошептал ей на ухо Злобин.
Клавдия Васильевна коротко охнула и чисто женским движением прижала руку к груди.
Машинистка оказалась совсем молоденькой, лет семнадцати, не больше.
– Медучилище? – мимоходом спросил Злобин, усевшись на угол стола.
– Да. На практике. – Она захлопала глазами. – А у вас вся рубашка в пятнах.
Злобин брезгливо осмотрел рубашку. Не только она, но и брюки лоснились от липких пятен.
– Черт, об вашего санитара потерся,-проворчал он.
– Если трупного происхождения, то лучше сразу выбросить,-подсказала девчушка.
– Непременно. – Злобин придвинул к себе телефон. – Так, барышня, все, что ты сейчас услышишь, будет тайной следствия. Как сороке, разносить по всей округе не надо, ясно?
– Конечно. Я же понимаю...
– Тебя как зовут? – спросил Злобин.
– Таня,-ответила девушка.
– Танечка, а Яков Михайлович тебе ничего с диктофона печатать не давал?
– Нет. Вернее, я только начала, но пришла Клавдия Васильевна... – Таня бросила затравленный взгляд на дверь. – Они из-за меня поругались немного.
– Победила, конечно, Клавдия, – догадался Злобин.
– Ага. И Яков Михайлович пошел в прозекторскую.
– Диктофон, конечно, унес с собой?
– Да. Он же на него протоколы вскрытия наговаривает...
– В том-то все и дело. – Злобин уже набрал номер Ленинградского РУВД. – Дежурный? Злобин говорит. Быстро группу в бюро судмедэкспертизы. Убийство... Да! И чтобы через пять минут были здесь. И еще прими ориентировку. Задержать по подозрению в убийстве гражданина Малахова Николая Ивановича, тридцатого года рождения. Ранее судим. Работал санитаром в морге... Ах, личность известная? Тогда тем более. Прекрасно, что обойдетесь без описания. Слушай, он где-то в районе Южного вокзала сшивается. Поставь всех на уши, но возьми этого гада. И главное, при нем должен быть диктофон. Если успел продать, найдите хоть из-под земли. При задержании в Малахова не стрелять, после не мордовать. Я им лично займусь. Все, жду группу.
Девчушка тихо пискнула и прижала ладошку к губам.
– Такие дела, барышня. – Злобин набрал домашний номер. – Вера?.. Знаю, что опоздал. Сама-то пообедала? Слушай, тут такое дело... Зайди к Коганам, я тебя прошу. Побудь немного с Зинаидой Львовной, у них сегодня годовщина смерти сына... Я понимаю, что ты хотела вечером, а ты сейчас зайди. – Злобин отстранил трубку, перевел дыхание. Еще немного – и сорвался бы на крик. – Beрочка, так надо, пойми... Ладно, слушай! Яков Михайлович только что умер. Прямо на работе, я отсюда и звоню... Нет, без паники! И говорить ей ничего не надо. Я просто хочу, чтобы ты была рядом, когда ей позвонят. Сама ничего не говори, прошу. Дай нам спокойно отработать. – Злобин прикусил губу. – Не пори ерунды! Умер своей смертью. Все, мне некогда.
Он в сердцах грохнул трубкой.
По щекам девчушки текли слезы. Она беззвучно всхлипывала, испуганно тараща глаза на Злобина.
– Тихо, тихо, тихо, малыш, – прошептал он. – Плакать можно, кричать – нет.
Дверь отворилась, в комнатку заглянула Клавдия Васильевна.
– Злобин, пойдем покурим, – хриплым голосом сказала она.
В коридоре нудно скулил санитар. Он уже успел сесть на корточки, как полагается сидеть зеку на пересылке, свесил руки и в такт завываниям покачивал головой.
Злобин едва удержался, чтобы не врезать кулаком, по плеши, все еще заляпанной сукровицей.
– Кончай скулить, – процедил он, проходя мимо. Санитара за две минуты он выпотрошил полностью, и больше интереса он у Злобина не вызывал.
Клавдия Васильевна прижалась спиной к стене, сунула руки в карманы. Халат на мощной груди натянулся. Сейчас как никогда ее фигура напоминала форштевень боевого корвета, но Злобину было не до шуток. На воздухе дышалосьлегче, но на сердце по-прежнему давил невыносимый гнет.
«Камень на сердце, точнее не скажешь». Злобин болезненно поморщился.
– Клавдия Васильевна, у тебя от сердца ничего нет? – спросил он.
Женщина внимательно посмотрела ему в лицо.
– Может, спиртяшки тяпнешь?
– Нет, я не пью, – замотал головой Злобин. Не удержался и помял левую сторону груди.
Клавдия Васильевна вздохнула, достала из кармана стеклянный цилиндрик.
– Держи, Злобин. Положи под язык и соси.
– Аскольконадо? – Злобин вытряхнул на ладонь таблетки.
– Счастливчик, еще не знаешь, – грустно усмехнулась Клавдия Васильевна. – Одну.
.Злобин отправил в рот таблетку, покатал ее языком.
– М-м. Ментолом пахнет,-пробурчал он.
– Ментол и есть. – Клавдия Васильевна прикурила сигарету. Отрешенно смотрела, как по центральной аллее идут посетители и выписавшиеся больные. – Ты береги сердечко, Злобин. Я баба здоровая, вся в броне, как бегемот, и то порой заколыхнет, аж ноги ватными делаются, Авы, мужики, на сердечко слабые. Вон и Черномор наш... Все живчиком прикидывался. Хи-хи да ха-ха, все хохмоч-ки травил. А я-то видела, сядет после вскрытия и смотрит в одну точку У нас народ дольше пяти лет не задерживается. А мы с Яшей по полтора десятка лет оттрубили. Ты жене его звонил?
– Не хватило духу, – признался Злобин. – Пусть кто-нибудь другой оповестит. Я на всякий случай попросил Веру посидеть с Зинаидой Львовной.
– Вот я и говорю, береги сердечко. Доброе оно у тебя, Злобин. А ты из-за такой мрази его рвешь. – Она кивнула на дверь.
Злобин сплюнул таблетку. Достал сигареты.
– Понятно, – кивнула Клавдия Васильевна. – Потом поплачем. Давай займемся делом.
– Что там с Черномором? – Злобин прикурил и приготовился слушать.
– Ты был прав. Его убили. – Клавдия Васильевна вы-пустиладым, сложив трубочкой полные губы. – Гематома в районе левой подключичной впадины. Предварительно – рефлекторная остановка сердца по причине тупой травмы сердца, прямой перелом первого ребра. Удар нанесли тупым твердым предметом.
– Ну, это как всегда. У вас что ни предмет, то тупой и твердый,-проворчал Злобин.
– Да иди ты... Я, что ли, эту ахинею придумала? – Она вмиг превратилась в прежнюю Василису Ужасную. – Как учили, так и говорю.
– Ладно, ладно, замяли. Чем ударили?
– Диаметр небольшой. – Она пальцами показала раз-v мер. – Гематома небольшая, пару сантиметров. Но глубокая. Каким-то стержнем, похоже.
– Странно. Ножом удобнее. И шума не больше. –. Злобин с сомнением покачал головой. – А что дает такой удар?
– Перебивает аорту. Если направить вниз, воздействует непосредственно на сердце. Минимум – временная остановка сердца и потеря сознания. Максимум – летальный исход.– Клавдия Васильевна поднесла руку к груди, но тут же отдернула. – Тьфу, на себе не показывают. Короче, Злобин, удар смертельный. Как в висок, чтобы тебе понятнее было.
– Ясно, санитары отпадают. Не их почерк. Бывшим зекам сподручнее заточкой пырнуть или поленом сзади огреть. Да и раскололся этот гад до соплей. Говорит, обшарили уже мертвого. Когда, кстати, наступила смерть? – задал он классический вопрос.
– Примерно час назад, может, меньше.– Клавдия Васильевна прищурилась от дыма. Смахнула что-то с уголка глаз. – Ладно, проехали... Я пришла около двенадцати. Минут десять пообщалась с Черномором. Потом усадила эту деваху за машинку. Работала, пока ты не приехал.
Злобин бросил взгляд на часы.
– Сходится. Сейчас без двадцати два. А Черномор больше не заходил к вам?
– Один раз. Минут через десять, как ушел в прозекторскую. Справочник ему понадобился по морфологии мозга. – Клавдия Васильевна покачала головой. – Я тогда значения не придала. Подумала, опять хохмит старый пень. Перед практиканткой рисуется. Знаешь же, как он бегал. Чих-пых-ту-ту. Как паровозик.
– Можешь вспомнить, что он сказал? – Злобин сдержался, заставил себя не вспоминать Черномора живым.
– Конечно. Сказал, что покойный оказался шизофреником.
– Этот, с Верхнеозерной? Не может быть! – Злобин не стал уточнять, что, по его мнению, шизофреников в ГРУ не держат.
– При шизофрении наблюдается точечное поражение коры головного мозга. Ну, такие черные крапинки. Черт, вылетело из головы, как это по-научному называется! – Она с досадой потерла лоб. – Надо будет в справочнике посмотреть...
– И Черномор за справочником забегал, – напомнил Злобин. – Книжка на столе за ширмой лежит, я видел.
– Ты главного не увидел, Злобин. – Клавдия Васильевна по-мужски глубоко затянулась. – Я там аккуратненько посмотрела по всем углам. Не бойся, как действовать на месте происшествия, знаю. Короче, первым делом в протоколе укажешь, что пропал головной мозг потерпевшего. Нет ни собственно мозга, ни срезов, что Черномор для исследования подготовил.
– Вот это да. – выдохнул Злобин. – Убийство с целью сокрытая улик...
– А чего вы хотели?. – вдруг взвилась Клавдия Васильевна. – Не морг, а проходной двор! Сколько раз просила пост здесь поставить? Ни одна собака не почесалась. Вот теперь и бегайте, высунув языки.
Она отшвырнула сигарету, круто развернулась на каблуках.
– Клавдия... – Злобин удержал ее за локоть.
Неожиданно Клавдия Васильевна уткнулась ему в плечо и зарыдала. Высокий начес обесцвеченных волос щекотал Злобину лицо, но он боялся пошевелиться. Сначала робко, потом сильнее стал гладить ее дрожащее плечо.
* * *
По центральной аллее больничного парка, распугивая пешеходов, пронесся джип. Резко притормозил у отвилки к моргу.
– Во, только волкодава нам тут не хватало, – усмехнулся сержант, спиной подпиравший дверь служебного входа в морг.
Злобин, куривший в кружке оперев, отбросил сигарету и пошел навстречу Твердохлебову. Тот уже успел пробежать половину газона.
– Не спеши, Батон,-остановил его Злобин.
– А что там? -Твердохлебов сбавил шаг.
– Не догадываешься? Начальство из управления пожаловало.
– Понял, не дурак. – Твердохлебов сразу же остановился. – «Дело беру под личный контроль, это вопрос чести, бросить все силы» уже было?
– По полной программе. – Злобин устало махнул рукой. – Пошли они... Все равно больше двух оперов надело не выделят, не демократического же депутата убили. Тебе-то что здесь надо?
Твердохлебов пригладил бобрик на голове, стрельнул глазами на вход в морг.
– Андрей Ильич, ты не даешь мне трудом искупить ранее наложенные взыскания. Дай добежать до начальства, имей совесть!
– Петь, нет у меня настроения хохмить, – поморщился Злобин. – Что у тебя?
– Ладно, докладываю тебе: свинтили мои орлы твоего труповоза. По рации передали общий розыск, а мы как раз мимо вокзала проезжали. Вычислили и заломали этого Коляна. До кучи взяли хозяина ларька. Он, правда, права качать начал...
– Сильно покалечили? – насторожился Злобин.
– Не, двинули пару раз. – Батон смущенно потупился. – Он в ларьке грохнулся, товар помял. Кое-что разбилось.
– Да фиг со скупщиком. Колян живой?!
– Целехонек, – успокоил Твердохлебов. -В нем жизни на одну затяжку, такого Минздрав бить не велит. Я его тебе на гарнир оставил.
– На десерт,-поправил Злобин.
– Без разницы. – Твердохлебов широко улыбнулся. – Знаешь, почему менты такие тупые? Объясняю: для расследования девяноста процентов дел ума не надо. Наш контингент туп и примитивен, как гиббоны. У них даже ума не хватает соврать складно, ты же знаешь! Сейчас прижмем Коляна и его подельника, разведем на несосты-ковке в показаниях – и все. Мотив есть, улики есть, подозреваемые в камере – что тебе еще надо? Кстати, об уликах. – Он полез в накладной карман форменных штанов. – Ты не бойся, изъятие я по всем правилам оформил.
Твердохлебов протянул Злобину диктофон. Первым делом Злобин убедился, что микрокассета на месте.
– Слушал? – спросил он, включив перемотку
– Так, кое-что, чтобы убедиться, что это она. Черномор трупы режет и на диктофон наговаривает. Если не ошибаюсь, про моих дагестанцев говорит. Его голос, можешь не сомневаться.
– Зря радуешься, Батон. – Злобин остановил пленку. – Если в конце записи есть то, о чем я думаю, у нас такой висяк-вовек не расхлебаем.
– Это как-то связано с твоей просьбой узнать о машине Гусева? – С Твердохлебова разом слетела напускная беззаботность.
Злобин оглянулся на группку оперов: на таком расстоянии что-либо расслышать было невозможно, но он все равно одним губами прошептал:
– Никому ни слова, ясно?
Твердохлебов сузил глаза. На лице застыло брезгливое выражение.
– Твою мать, опять кто-то скурвился... – простонал он. – Как среди гомосеков живем, боишься спину подставить! И когда это кончится, а?
– Как говорят в рекламе, не в этой жизни, – грустно усмехнулся Злобин. – Подбрось до отделения. А то я на своей колымаге два часа тащиться буду.
* * *
_Стенограмма аудиозаписи (фрагмент)
Я. М.: Наблюдается крупозное поражение структур головного мозга. Участки локализованы в лобных долях обоих полушарий и в продолговатом отделе. Генезис неизвестен. Я бы предположил, что это лучевое поражение, но меня самого сочтут шизофреником... Ха -ха!
Пауза.
Стук в дверь.
Я. М.: Я занят!
Голос н е и з в е с т но г о: Яков Михайлович?
Я. М.: Не морг, а бардак! Вы по какому вопросу?
Голос неизвестного: Вы закончили с трупом с Верхнеозерной?
Я. М.: В конце концов, когда это кончится?!Вы же видите, я еще работаю! Заключение не готово. Мне надо провести дополнительные исследования. Да, и, простите, с кем имею честь?
Звук падения тела. Хрип.
Звук шагов – длительность две минуты.
Звук закрывшейся двери.
Пауза – длительность пятнадцать минут.
Стук в дверь.
Голос: Яков Михайлович, мы... эта... Требуху убрать.
Голос № 2: Да входи ты. Баклан! Михалыч, ты где?
Голос № 1: Может, у Клавдии сидит? Голос № 2: А я почем знаю? Наше дело бак оттащить. Ты куда попер?
Голос № 1: Колян, смотри!
Голос № 2: Етрыть твою...
Голос № 1: Колян, может, он еще живой?
Голос №2: Ты шо, жмуриков не видел? Грохнули Михалыча, как суслика.
Голос № 1: Надо Клавку позвать. Я мигом слетаю!
Голос №2: Куда, Баклан?! Закрой хавало и встань на щухере.
Голос № 1: Ты чо творишь, Коля? Западло мертвяка шмонать!
Голос №2: Пошел ты... На фига ему котлы?
Голос № 1: На нас же все повесят!
Голос №2: Не мы грохнули, не мы и шмонали, понял? О, смотри, какая фиговина.
Голос № 1: Эта... Диктофон его... Колян, не трогай, спалимся.
Голос № 2: Не каркай, козел... Конец записи.
* * *
Из протокола допроса подозреваемого
гр. Малахова Николая Васильевича, 1930 г. р., ранее судимого,
прож.по адресу: г. Калининград, ул. Качалова,28 (фрагмент)
Ответ: Взял часы, мелочь из бумажника. Всего денег было рублей сто, с мелочью. Полсотни я отдал Зыкову, чтобы молчал. Диктофон еще взял. Он на столе лежал, где трупы потрошат. Бумажник сбросил у автобусной остановки.
Часы и диктофон решил продать знакомому продавцу ларька на ж. -д. вокзале.
Вопрос: Чем объясняете свои действия? Ответ: Вчера сильно выпил. Утром добавили. Между прочим, сам Яков Михайлович по сто грамм спирта отлил. Вот меня и переклинило. Корысти никакой не имел. Когда меня на вокзале взяли, я так и заявил, что чистосердечно раскаиваюсь. И умысла у меня не было.
Вопрос: Опишите неизвестного, который прошел в прозекторскую.
* * *
Внимание-розыск
По подозрению в совершении особо тяжкого преступления разыскивается неизвестный мужчина, на вид тридцать лет, спортивного телосложения, рост -выше среднего, волосы – темно-русые, стрижка короткая, лицо – овальное. Особых примет нет. Был одет в джинсы темно-синего цвета, светлую рубашку с короткими рукавами. Может иметь на руках поддельное удостоверение работника правоохранительных органов.
|
