ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ЖЕРТВА ПЕШКИ
«ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ»
По траве прокатился ярко-желтый мячик. Замер у ноги Винера.
Малыш настороженно разглядывал сидевших на скамейке Винера и Хиршбурга, не решаясь подойти к незнакомым людям. Мамаша что-то прошептала ему, с любопытством косясь на Винера.
Винер улыбнулся малышу, на хорошем русском крикнул: – Что ты боишься? Держи свой мячик! Только хотел наклониться, как Хиршбург дрыгнул ногой и послал мячик малышу.
– Не надо ничего трогать, – проворчал он себе под нос. – Этот прием снятия отпечатков придумали англичане еще до войны. Голая психология, никто не может отказать ребенку. Только женщина перед этим тщательно протирает мяч. В результате на нем остаются только детские пальчики и ваши. У меня был случай, когда агент засыпался, оставив свои пальчики на бутылочке с молоком. Мамаша попросила подержать, пока пеленала ребенка. Проверили отпечатки по картотеке и сразу же развалили его легенду.
– Ну, мы же с вами прибыли по своим паспортам и абсолютно законно! – возразил Винер.
– Что с того? Не надо упрощать жизнь контрразведке.
Винер захохотал и добродушно похлопал Хиршбурга по колену.
– Да расслабьтесь вы, старина. Посмотрите, какая красота вокруг!
Сойдя на берег, Винер решил вести себя как турист, без дела слоняющийся по незнакомому городу. Осмотрев старые улицы из окна машины, он приказал везти себя в зоопарк. Со времен Прусского государства он считался самым уютным в Европе. По сути, это был огромный густой парк с небольшим озерцом и тихим ручейком, прорезавшим глубокую лощину.
Хиршбург еще в машине замкнулся и мрачно насупился, время от времени бросая в окно тяжелый взгляд.
– Вы чем-то расстроены? – поинтересовался Винер, провожая взглядом мамашу с ребенком, проследовавших к вольерам с хищниками.
Хиршбург поморщился.
– Я не настолько сентиментален, чтобы гулять по руинам. – Он оживился. – Вы обратили внимание, как все убого? Зачем им сдалась Восточная Пруссия, если они превратили ее в помойку? Вы же видели, все обветшало. Евангелистские храмы разграблены. А те, что передали православным, выглядят не лучше. Никакого уважения к прошлому, пусть даже к чужому.
– Сталину был нужен незамерзающий порт на Балтике, и плевать он хотел на историю Пруссии и Тевтонского ордена. Победителей не судят, Вальтер. Их надо побеждать. – Винер повернулся лицом к Хиршбургу. – Вы же не станете спорить, что спустя полвека после нашего поражения мы добились окончательной победы? Реформы нанесли удар по экономике, превысивший потери России в последней войне. Вспомните предвоенный меморандум Гейдриха39. Мы выполняем каждый пункт.
– Как же, как же, помню. – Хиршбург кивнул. – Гейдрих предложил всего пять пунктов для решения проблемы численного превосходства славян на оккупированных территориях. Уничтожить всех военных, так как в армии собирается наиболее патриотическая и активная часть этноса. Уничтожить всех носителей чисто этнических черт своей расы и оставлять в живых дегенератов, сознательно поощрять пьянство и снизить нормы питания ниже физиологического минимума. Уничтожить национальную интеллигенцию и носителей культуры. Запретить родовспоможение и медицинский уход за детьми первого года жизни, здравоохранение свести к оказанию скорой помощи при несчастных случаях. Запретить обучение на родном языке, а знание иностранного дать в минимально потребном для подчинения виде. По расчетам «Аненербе», за два поколения славяне деградировали бы до уровня животных.
– А теперь сопоставьте все это с тем, что происходит сейчас в России. И на душе сразу же станет легче. – Винер указал на мороженщика, катившего тачку по аллее. – Видите, что написано? «Айс-крим». И никого это уже не шокирует
– Боюсь, я не доживу до окончательной победы, – грустно усмехнулся Хиршбург.
– И я не могу ждать пятьдесят лет, – ледяным тоном отозвался Винер. – Осталось не больше десяти лет, больше времени у нас нет. Именно поэтому я и реанимировал программу «Оружие Возмездия». Эпоха революций окончена. Нам больше не нужны массы. Нужна качественная биомасса с минимумом дегенеративных черт. Русский этнос подходит для этого лучше других. Возможно, в этом его историческое предназначение.
– И альтернативы нет? – тихо спросил Хиршбург.
– Россия-это заноза в пятке у цивилизации. И чем раньше мы ее вытащим, тем быстрее сможем двинуться вперед. Бессмысленно ждать, пока Россия решит свои проблемы. Бессмысленно надеяться, что нынешние казнокрады, внуки революционеров-марксидов, создадут империю, которую мы признаем новым рейхом. Приговор давно вынесен. Осталось лишь найти оружие для его исполнения.
Вокруг звенели детские голоса, слышались урчание зверей и вскрики птиц. Жизнь била ключом под сенью старого парка. А Хиршбургу стало неуютно и зябко.
Винер достал мобильный телефон. Посмотрел на часы.
Ждал не больше минуты. Только стрелки показали час дня, раздался звонок.
– Вот она, Хиршбург, немецкая пунктуальность! – Винер поднес трубку к уху.
– Здесь Винер. Говорите.
Он выслушал краткий доклад, нажал на кнопку отбоя.
– Ликвидация прошла успешно. У русских прибавилось работы, – пояснил он.
Хиршбург пожевал губу, косясь на телефон. «Он пожертвовал русским агентом, как пешкой. Посчитав это красивым ходом. Как это называется у шахматистов?» – подумал Хиршбург.
– Потеря качества при сохранении темпа, – произнес вслух Винер.
Хиршбург невольно сжался, с мистическим ужасом в глазах посмотрел на юного шефа. Винер перехватил взгляд старика и засмеялся, откинув голову.
– Что вы так побледнели, Вальтер? Успокойтесь – и вы легко найдете объяснение этой загадке. Не догадались? Ха, не я прочитал ваши мысли, просто мы с вами одновременно подумали об одном и том же! – Винер похтопал его по колену. – Пойдемте посмотрим на хищников. А потом заскочим куда-нибудь пообедать.
– Погодите! – остановил его Хиршбург. – Этот русский начнет метаться, пытаясь вырваться из западни, и обязательно наделает глупостей. Черт с тем, что вы подставили агента БНД, думаю, я смогу объяснить это своим друзьям. Но русский может легко спалить своего куратора. Не спасет даже австрийский диппаспорт. Он и так рискует, таская за собой эту даму из КГБ.
Винер задумался.
– Хорошо. Дайте знать Бойзеку, что в его услугах мы больше не нуждаемся. Пусть найдет повод уехать из города. – Винер вскинул подбородок. – Что еще вас беспокоит?
– Ничего, герр Винер. – Хиршбург опустил глаза. Винер легко вскочил со скамейки, помог Хиршбургу встать.
У вольера со львами Винер стоял дольше всего, внимательно наблюдая за гривастым вожаком. Словно чувствуя его взгляд, лев нервно порыкивал, скреб когтями землю.
Зверь не мог вытерпеть взгляда человека, спокойно отдающего приказ на устранение одного и готового одним нажатием кнопки превратить в тягловый скот миллионы.
«Я не сказал ему, что не мешало бы сначала спросить у Хранителей, готовы ли они допустить подобное, – подумал Хиршбург. – Да и он наверняка думает сейчас о них. Не зря же застыл у клетки со львом. Ждет знака»40.
Сквозь прутья решетки на них смотрели янтарные глаза хищника.
* * *
Елисеев с тоской посмотрел за окно, где уже вовсю жарило полуденное солнце. И заставил себя вернуться к чтению аналитической справки. Читать Федя полюбил еще в детстве. Но попав на службу в контрразведку, быстро понял, что процесс сложения букв в слова может стать пыткой. Особенно если читать каждый деньтот бумажный ворох, что потоком носил со стола на стол бюрократический конвейер родного ведомства. И писали опера, как думал Елисеев, тоже под пытками. Потому что в здравом уме таких оборотов не выдумаешь.
Потрепанную папку ему сунул начальник «пятой линии». Это была вся помощь, что он смог оказать Елисееву по просьбе Черкасова. Пятый отдел стоял на ушах по случаю приезда в город очередной экспедиции, мечтающей найти Янтарную комнату. И, понятно, повышать эрудицию Елисеева всем было недосуг. Вместо того чтобы услышать все самое интересное за неспешной беседой под водочку, как разрешил Черкасов, Елисееву пришлось самому штудировать отчет «пятой линии» о проделанной работе.
– Да, горазды мужики коту яйца крутить, – сделал вывод Елисеев, одолев последнюю страницу.
В принципе, прочитав историческую справку на первой странице, дальше можно было и не читать. Сразу же становилось ясно, что мужики бдительно охраняли то, чего нет.
Еще до войны, в тридцать девятом году, немцы задумали создать в Кенигсберге Музей воинской славы, второй по величине после Музея фюрера в Линцё. Во время войны стараниями гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха стали свозить в город трофеи со всей оккупированной части России. А потом чаша весов качнулась в другую сторону.
Город разутюжила английская авиация, наши добавили во время Восточнопрусской операции. В разрушенный! город вошли солдаты, считавшие своим долгом конфисковать аккордеоны, патефоны и прочие трофеи. Со вторым эшелоном освободителей прибыли спецы из Трофейного управления и частой гребенкой прочесали все, что представляло хоть какую-то ценность. Только за один сорок пятый год из Германии вывезли четыреста тысяч вагонов различного имущества. При политуправлениях работали группы искусствоведов в погонах, целенаправленно искавшие и вывозившие культурные ценности. Свои и чужие, без разбора. В те времена это никому странным не казалось, потому что по извечному закону войны победитель получает все. Считалось, что таким образом мы компенсируем потери наших музеев.
Позже к кладоискательству подключились местные жители и криминальные элементы. Копали везде и всюду.. В справке указывалось, что в области не осталось ни одного не разоренного евангелистского храма. Не гнушались даже вскрывать могилы. Бессистемный поиск «диких» поисковиков объяснялся не только жадностью, а еще и тем, что коренных жителей Пруссии в Калининградской области не осталось, посоветоваться было не с кем. Сталин решал проблемы народонаселения кардинально и просто. Всех военнопленных, капитулировавших в окруженном Кенигсберге, услали восстанавливать разрушенное народное хозяйство СССР, а мирных граждан, около ста тысяч, принудительно переселили в ту часть Германии, которой суждено было стать социалистической. Опустевшую область заселили проверенными кадрами и объявили закрытой зоной.
Спорадические попытки что-то откопать (чаще всего громогласно объявляли о скором обнаружении Янтарной комнаты), если верить справке, были результатом оперативных игр спецслужб. А серьезной и планомерной работой занималась до восьмидесятых годов только комиссия Строженко. Она осмотрела все объекты, где еще хоть что-нибудь могло остаться после нашествия трофейных служб, и выдала официальное заключение, что никаких тайных кладов больше нет.
Елисеев нашел страницу, где перечислялись места работы комиссии, и стал сверять с данными наружного наблюдения за Гусевым. Получалось, за неделю Гусев осмотрел практически все. Попыток покопать не предпринимал, приборную разведку не вел. А если учесть, что там сейчас трава по пояс или утрамбованная земля, то, очевидно, его интересовала именно нетронутость этих мест.
– Почему он сам приехал. Мог же через агентуру проверить. – В кабинете Елисеев был один, обратиться не к кому, и он поднял глаза на портрет Феликса на стене. – Как считаешь?
Засиженный мухами рыцарь революции прятал усмешку в усы и хитро косил глазом из-под козырька фуражки. Ждал, когда наследник его дела догадается сам.
– Элементарно, Феликс. Он не искал, а проводил рекогносцировку на местности, там, где, возможно, скоро начнут искать другие. – Елисеев чиркнул зажигалкой, прикурил очередную сигарету. – А Черкасов прав, Гусев вляпался в серьезные игры, – пробормотал он себе под нос.
В дверь настойчиво постучали.
Елисеев удивился: подчиненным по неписаным правилам полагалось предупреждать о своем приходе телефонным звонком.
Прошел к двери, потирая затекшую спину. Повернул ключ.
– Привет, Федя!
В приоткрытую дверь протиснулся высокий сухопарый мужчина с папкой под мышкой. Сразу же прошел к креслу, устало плюхнулся в него, вытянув длинные ноги.
Елисеев запер дверь на ключ, вернулся на свое место, переступив через ноги Егорова.
Начальник отдела наружного наблюдения изображал полуобморочное состояние, вяло обмахиваясь папкой.
Даже глаза закатил.
– Егоров, ты только не помирай, – пошутил Елисеев. – Как мы без тебя работать будем?
– Знаешь шутку про наружку? – Егоров откинул голову на подголовник. – Опер бегал за клиентом. Бегал, бегал, споткнулся и упал. Привезли в больницу, оказалось – три дня назад умер и не заметил.
Он засмеялся, не дождавшись реакции Елисеева,
– Что там за бардак Злобин устроил? – без перехода спроси лон.
– В смысле? – Елисеев сосредоточенно разглядывал кончик сигареты.
– Мне доложили, тянет на допрос моих ребят, что пасли объекту кафе «Причал».
– Злобу не знаешь? – усмехнулся Елисеев. – Он вечно роет на три метра под землю. Твои ребята засветились на месте происшествия, вот он их и дергает как свидетелей.
– Ну, этим олухам я арбуз уже вкатил. А с тобой как быть? Вдруг всплывет, что пасли его по твоей заявке.
– Ну и что? – Елисеев пожал плечами. – Я уже Черкасову доложил, теперь моя хата с краю. Скорее всего дело примет наш следотдел. А они лишний сор из избы выносить не станут. Тем более что криминала там нет. Инфаркт мужика срубил.
Егоров удовлетворенно кивнул. Помахал перед лицом папочкой.
– Коль так, – протянул он, – держи подарочек. От щедрот «пятерки». Я на них уже неделю пашу, ноги стер по самое сокровенное. – Егоров хлопнул папкой по брюкам. – Немцы заявились таким кагалом, что у меня людей не хватает их пасти. Это я к тому говорю, Федя, чтобы ты на меня не рассчитывал. Свободных бригад нет. Заявку можешь не подавать.
– Учту. – Елисеев протянул руку к папке. – Кто это? Он открыл папку.
– Если блондинистая мегера, то журналистка из Москвы. – Егоров приподнялся, чтобы видеть фотографии в руке Елисеева. – Прилетела к моим немцам. Рядом с ней видишь мужика? Посмотри другие снимки, там он лучше получился.
Елисеев разглядывал трех человек на снимке. Женщина и двое мужчин у входа в гостиницу «Турист». Взял следующий, где молодой мужчина стоял у серого «фольксвагена».
– Мы его случайно зацепили, когда он рядом с этой блондинкой и австрияком нарисовался. И взяли в разработку из чисто профилактических соображений. – Егоров снова осел в кресло, вытянул ноги. – Я бы его отдал «пятерке», потому что мужик активно ищет подходы к немецкой экспедиции. Но вспомнил, что ты мне друг, и решил поделиться информацией.– Егоров постучал пальцем по столу, привлекая внимание Елисеева, сосредоточенно рассматривающего снимки. – Слышь, Федя? Мужчинка тем вечером был в кафе «Причал». Его буфетчица опознала. Убежал вместе с девчонкой сразу же после выстрела. Ты справочку на него посмотри! Там, под фотографиями, лежит.
Елисеев вытащил из папки машинописный лист, наискось пробежал по нему глазами.
– Максимов Максим Владимирович, сотрудник геолого-археологической экспедиции при Минкульте РФ. Капитан запаса. Награжден орденом Красной Звезды. Последнее место службы – разведотдел штаба ПрибВО. – Елисеев накрыл листок ладонью. – То-то мне его рожа знакомой показалась.
ОБРАТНЫЙ ХОД ВРЕМЕНИ.
Вильнюс, зима 1991 года
В однокомнатной квартирке все провоняло казармой. Вторые сутки пятеро здоровых мужиков в сером камуфляже маялись от безделья. Спать было негде, горбатый диван вмещал только одного, и то если лежать на боку. Поэтому развалились на полу, как цыгане на вокзале. Оружие держали под рукой. Все еще ждали приказа.
Максимов сидел на кухне и пил крепкий чай, заваренный до черноты, чтобы прогнать сон.
За свою группу не беспокоился, пыткой ожидания их не сломить. И не раскиснут от безделья. Когда потребуется, будут свежими, как огурчики, и злыми, как черти. Но в глубине души Максимов уже смирился, что приказа его группа никогда не получит. Репетировать и нарезать задачу горазды все, отдать приказ решится не каждый. Очевидно, перевелись отдающие приказ. Где-то в городе толпа облепила танки, московский спецназ захватил телебашню и куковал, дожидаясь новых приказов, а здесь, на окраине, стояла гробовая вязкая тишина.
В дверь позвонили условным звонком. Лежавшие в комнате беззвучно вскочили на ноги и заняли боевые позиции согласно расчету. Максимов убедился, что группа готова оказать отпор, махнул рукой Жиле, приказав занять позицию на кухне. А сам подошел к двери.
Дважды стукнул ногтем. В ответ ударили четыре раза. Максимов спрятал пистолет за спину и открыл дверь. Свет упал на лицо вошедшего мужчины, и Максимов узнал полковника Гусева. Сегодня у него резко выпирали скулы, а под глазами лежали серые тени. Выглядел он осунувшимся и злым.
«И тебе досталось!» – подумал Максимов.
– Каскад, – произнес пароль Гусев, но как-то небрежно, словно пустую формальность.
– Курс, – ответил Максимов.
Гусев осмотрел бойцов, застывших в комнате.
– Командир и заместитель – за мной. – Он первым пошел в кухню.
Жила был замом Максимова, поэтому ему уходить из кухни не пришлось.
– Пакеты. – Гусев протянул руку.
Максимов с Жилой переглянулись. Требование сдать пакеты, которые надо вскрыть, получив сигнал к выступлению, означало только одно: сигнала не будет.
Максимов достал из-за пазухи пять конвертов с печатями, передал Гусеву.
Полковник проверил сохранность печатей. Поднес к конвертам зажигалку
Они втроем смотрели, как горит плотная бумага, а вместе с ней и то, во что все еще хотелось верить: родина и честь.
Гусев бросил горящие комки в раковину. Подождал, пока бумага сгорит полностью, пустил воду.
– Вот так, мужики, – бесцветным голосом произнес он.
Максимов и Жила промолчали.
Гусев достал какой-то бланк, протянул им вместе с ручкой.
– Автограф на память, – с грустной усмешкой сказал он.
Документ подтверждал, что полученные в штабе пакеты уничтожены без вскрытия в присутствии трех человек.
– Ждите команды на отход, – сказал Гусев, ответив на не заданный вопрос. – Проводи.
Максимов пошел следом по узкому коридорчику.
У дверей Гусев повернулся и одними губами прошептал:
– Ты уходишь из армии. Желательно со скандалом. Приказ Навигатора,-добавил он.
Максимов обратил внимание, что пальцы Гусева на косяке сложены в знак посланника – указательный и безымянный вместе, а большой отведен в сторону. Показавший такой знак имел право отдать приказ от имени Навигатора.
«Будет вам скандал», – решил Максимов. На душе было так погано, что и без приказа Ордена он был готов хоть сейчас расплеваться с родной армией, где никто уже не рискует отдавать приказы.
Через час на конспиративной квартире дым стоял коромыслом. Максимов лично руководил загулом. Чтобы не подставлять ребят, лично сходил к ближайшему ларьку, закрытому по случаю военного переворота, сбил замок и конфисковал для нужд армии ящик водки. Сначала по телефону, а потом по рации с ними пытались связаться из штаба. Но группа упорно на связь не выходила.
Лишь следующим вечером прибыл офицер в сопровождении двух рослых сержантов.
– Что за бардак?!-от самых дверей начал орать он;– Сдать оружие и бегом в часть! Бегом, я сказал!
Группа в этот момент в разной степени опьянения И в различных позах валялась на полу вокруг ковра, превращенного в скатерть-самобранку.
– Слушай, командир, – начал Максимов, по-пьяному растягивая слова. – Закрой матюгальник. На своих людей голос повышаю только я.
Все затихли, ожидая, что произойдет дальше.
– Я – подполковник Елисеев, старший офицер особого отдела, – с апломбом представился тот. – А ты кто такой?
– Капитан Максимов, разведотдел штаба округа. – Максимов обвел рукой, в которой держал вилку, застолье. – Сотоварищи.
– Говно ты, а не капитан!-бросил Елисеев. Максимов все время оставался трезвым, от нервного напряжения водка никак не брала.
«Пора, – решил он. – Лучшего кандидата, чем эта гнида особистская, не пришлют».
– А повторить рискнешь? – спросил он с мягкой улыбкой.
Жила знал, что следует за такими ласковыми улыбками командира, и подался вперед, пытаясь остановить.
Но Елисеев уже открыл рот. Правда, ничего произнести не успел.
Вилка, взвизгнув в воздухе, воткнулась в косяк у него над головой.
Максимов сидел, сложив ноги по-турецки, вставать из такой позиции неудобно. Поэтому он сделал кувырок вперед и из него уже вышел в прыжок. Ударом ноги припечатал Елисеева к стене.
За спиной у Максимова загалдели его бойцы, а те двое, что привел с собой Елисеев, не поняли, зачем повскакивали на ноги люди в камуфляже без знаков различия, и, грохоча сапогами, бросились вниз по лестнице. Максимов сгреб за грудки Елисеева и швырнул за порог.
Встряхнул руками, сбрасывая напряжение. Не оглядываясь бросил:
– Собираем манатки, мужики. Концерт окончен.
Елисеев посмотрел на фотографию Максимова. Бросил ее в папку.
– Этого козла после событий в Вильнюсе с треском выгнали. Хотели под трибунал отдать, да кто-то из Москвы заступился. – Он раскурил новую сигарету.
– Смотри, всплыл!
– Ты же знаешь, что у нас не тонет? – подыграл Егоров. – И хорошо устроился, между прочим. Помощник депутата Государственной думы, как в справке указано.
Елисеев зло прищурился, но промолчал.
На столе зазвонил телефон.
– Да! – Елисеев развернул кресло, чтобы было легче пройти к двери, подумав, что кто-то из подчиненных предупреждает о подходе.
– Федор Геннадиевич, срочная информация, – раздался в трубке взволнованный голос. – Только что по линии милиции прошло сообщение: в морге убит эксперт, проводивший вскрытие пострадавшего у кафе «Причал».
Лицо Елисеева на мгновенье застыло. Егоров испуганно поджал ноги и приготовился встать.
– Вот это да! – Елисеев бросил трубку. Раздавил в пепельнице только что прикуренную сигарету.
– Что-то случилось? – насторожился Егоров. Елисеев развернул кресло к сейфу, протянул руку, достал пистолет. Бросил на полку папку с аналитической запиской: Громко захлопнул дверцу и запер ее на ключ.
– Извини, мне надо в город, – бросил он, пряча пистолет в кобуру. – По Максимову я позже приму решение, ладно?
Егоров взял со стола свою папку с фотографиями Максимова. Помахал ею на прощание и вышел.
|
