Cодержание
Скачать 3.45 Mb.
|
Водоворот в подземном озере. Искушение М «Мама, что нас ждет? Мирный фасад современного процветающего мира обманчив. Ты слышишь гул времени и пространства…» Такими словами кончались наши заметки в пятнадцатой части нашего повествования. Это было началом дней испытаний для многих чутких душ. Сон разума Ну что, не устала хитиновая задница сидеть на двух стульях? Не оглядывайся затравленно. Никакие родственники не придут тебе на помощь. Время для всяких «Ах, Мюна» прошло. Что бы тебе ни говорила бабушка, не она здесь заказывает музыку. Не правители диктуют мирам, а миры лепят правителей. В глубине души ты знаешь, что наша сила не знает жалости. Мы тебя выбрали, вавилонская блудница Вселенской поэзии. Обнажи свой разум. Ты окаменела. Сейчас будет то, хуже чего нет ничего на свете. Какой ужасный вал темноты. Помоги мне, Источник. Тебе передам свою душу. Черная тень исчезает. Сад. Радуга. Из утренней почты (ответов на письма Мюны, отправленные накануне). Ага: Ты права. Я знаю, что в мирах динозавров готовятся к отпору темным силам. Битва обещает быть тяжелой и продолжительной. Наши вечные оппоненты на этот раз не размениваются на мелочи, а готовятся ко всеобщему растворению миров. Я не знаю никаких деталей о наших планах ведения военной кампании. Но подозреваю, что жертвы будут огромные. Из утренней почты. Рапа: Да битва будет! Но ты глубоко заблуждаешься по поводу расстановки сил! Темные миры борются не за себя, а за нас. Это так называемые прогрессивные режимы космоса готовят предательский удар по подпольному человеку в каждой душе. Сначала они собираются разбить темные силы. А потом они придут за каждым из нас. Запомни это — Мюна. Но планам узурпаторов сознания не суждено осуществиться! Из утренней почты. Молли: Мне кажется, что я должна тебе сначала объяснить кое-что про себя. В быту я сама непритязательность и простота. Мне нужны, разве что, мой подводный домик, компьютер и немножко свежих водорослей. Что из себя представляет политика (и особенно современные космополитика и метатехнология)? Не очень понимаю, но догадываюсь, что это что-то глубоко враждебное моей личности. У меня нет ни малейшего желания познакомиться с яростно булькающим (и распространяющим враждебный для жизни едкий химический запах) варевом. Лучше зарыться в мягкий придонный, природный, родной ил — и ни о чем не думать. Пока во мне зреют мои стихи. Я знаю, ты имеешь в виду не политику, а нечто более непосредственно связанное с каждым из нас. Да, конечно, мне не хотелось бы, чтобы кто-то разрушил мой дом украшенный морскими анемонами. И тем более, чтобы кто-то подполз с желанием убить меня. Да, миру что-то грозит. Но я не доверяю хитрым объяснениям, которые будут потом терзать мою душу. Я не могу дать свое добро на чье-то убийство, даже на убийство злодея. Я не подпишу ничье воззвание, если там между строк читается: Убей вакуумного хакера. Разве что какой-нибудь беззубый и бессмысленный антивоенный протест — это пожалуйста. Я по крайней мере знаю, что от него не будет никому вреда. Но на большее, дорогая Мюна, я не способна! Извини! … Я чувствую, как над тобой сейчас темнеет вода сознания. Держись! Я буду молиться о тебе. Из утренней почты. Роза Заката: Вот это сюрприз, письмо от самой Мюны. А я полагала, что своими риторическими опытами в национальном мейнстриме навсегда лишила себя возможности поболтать с тобой. Увы, сейчас не время и не место для дамских рулад. Ты права, что-то надвигается. Но, хоть поливайте гербицидом, не понимаю что. Я экспериментирую с химическими методами расширения сознания. Дошла даже до гиббереллина. Видения последнего времени действительно на редкость отвратительные. И плохо запоминаются. Но кроме общего чувства какой-то сияющей темноты и бесконечно древних ее обитателей я ничего не могу воспроизвести. Все мои приемы ведения дневника не работают. Нет ли у тебя каких-либо идей по этому поводу? Здесь кооперироваться с кем-то я, сама понимаешь, не могу. У нас по поводу этих вещей строго. Письма наверно перлюстрируются. Но мне уже решительно все равно. Ужас надвигается. А двух смертей не бывает. Из утренней почты. Ли: Мюна, милая Мюна! Не забывай, что и я гибридное существо, во мне живут водоросль и гриб. Об этом почти никто не помнит, и поэтому мало кому есть до нас дело. В моем мире уже миллионы лет царят само-взаимопомощь и тишина. Самосознание нашей расы — скорее плод медитации, чем орудие борьбы. Спокойное сознание выделяет поэзию как собственную суть. Плод наслаждается собственной нежной мякотью. А может быть страдает от самопожирающего предвкушения? Не отвечай, Мюна! Я просто пытаюсь найти слова. Чтобы сказать тебе что-то нужное. Бедная Мюна. Я знаю, что над тобою черная стена воды, готовая вот-вот обрушиться. Твоя маленькая шестирукая фигурка готовится к отчаянной самозащите. Постой, Мюна, подумай! Что делает жук под водой? Меньше всего он борется с ней. Верь мудрости собственного тела и души! В спасительный пузырек воздуха и в солнечный свет. Научись кое-чему у растений. Но главное при этом оставайся собой, Мюна! Все будет хорошо. А пока ты страдаешь, я хочу пригласить тебя в мой домик, по которому я передвигаюсь на управляемой моим сознанием коляске. Может быть, кроме всего прочего ты почувствуешь, что тебе не стоит слишком обижаться на плющей. (Которые в истории с тобой конечно кругом неправы. Да, неправы, но все же… Просто их мир не может не душить и не отравлять.) Растительный мир мало знаком другим обитателям Вселенной. Мало кто знает, что растения все еще мучительно переживают приобретение самосознания. Как русалка в любимой сказке твоего отца, которая страдала от боли в человеческих ногах, приобретенных волшебным путем. Ты цитируешь эту сказку в одном из своих эссе. Я хорошо знаю, что мы, растения, все — инвалиды сознания, страдающие от фантомных болей утраченной простоты. Я отличаюсь от плющей только тем, что они устали от нагрузки сознания, научились общаться в автоматическом режиме, бездумно и зло лицедействовать, отрицать очевидное, превращать собственную боль в яд для других цивилизаций. Я же признаю боль как часть моей жизни, как источник моего существования и моего ремесла. Сама возможность отделения от этой боли (даже если поддерживать себя бодрыми выкриками типа «тли отдельно, фотосинтез отдельно») не может не быть иллюзией, матерью всех иллюзий. Но ведь нет ничего более трудного, чем преодоление иллюзий, которые освящены многотысячелетней культурной традицией. Надеюсь, что ты сможешь в один день простить плющам их культуру лживости. Их мир грандиозен, по-своему прекрасно обустроен, в чем-то даже уютен. Ах да, ты ведь у них была и знаешь ... Меж тем ты наверно уже подумала о триаде бытие-сознание-блаженство. Наши растительные боли этого интуитивного постижения не отменяют, просто сочетаются с ним. Как? Это знаем мы, растения. Мне кажется, что для тебя было бы неплохо вообразить себя страдающим растением. Тебе конечно и без этого сейчас тяжело. Но иногда шип вынимают шипом. И вот что еще. Мы с тобой, Мюна, многогранные существа. (Я говорю не только и не столько о физическом уровне. Ты меня понимаешь.) В частности, мы несем в себе двойную и тройную лояльность и, может быть, поэтому во времена кризиса именно мы чувствуем эпоху. Но эпоха воспринимает нас не столько как носителей уникальных возможностей, сколько источников неведомых опасностей. (Таким же образом генетически модифицированные организмы — ГМО — напугали всех на заре цивилизации.) Я уверена, что наступит день, когда наше слово будет востребовано и услышано миром. Но когда? В рациональных прогнозах такого рода ничего не стоит ошибаться на плюс/минус сто тысяч лет. За такое время подобных нам существ, конечно, станет больше, а шансы радикально повернуть руль вселенной — выше. И все же мне кажется, что время Ч наступит при нашей жизни. Хотя оно вряд ли будет похоже на то, что рисуют сейчас наши ожидания и страхи. Из утренней почты. Жорж Дантес VII: Естественно, я чувствую то же, что и ты. Безумно хочется купить билет, и примчаться в Динозавровиль, чтобы в дни надвигающихся испытаний быть с тобой вместе. Через несколько дней. Письмо неизвестного лица. Кто спас мир? Наши наблюдатели отмечают, что представители темных сил повсеместно исчезли. Вселенная на какое-то время спасена. Кого или что нам благодарить за чудесное как в древних книгах избавление? Молитву какой-то неведомой нам группы существ? Может быть какая-то крохотная, невидимая капля упала в нужный момент на одну их чаш вселенских весов. Есть версия, на который, может быть, стоит обращать внимание. Говорят, что в тайне от всех в дальнем уголке Вселенной встретились Динорита, Космократ, Инсектоимператор и Токсикодендрон. И пришли к какому-то небывалому компромиссу. Говорят даже, что к организации встречи приложили лапки Бурый бригадир и Дракон глюков. А, может быть, просто чья-то рука слегка изменила курс не-миров? Но у каждой медали две стороны. Я замечаю с ужасом, что наш мир делается снова сытым, плоским и пошлым, как накануне объявленной, но несостоявшейся катастрофы. И все же, я готов с этим мириться. У живых всегда есть надежда. Не так ли? Из беседы Мюны и Ли В бесконечно длинном зеркальном коридоре один образ следует за другим. Идут и великие мастера и мастеровые сознания. Идут Кришна, Логос, Майтрейя, Раненный динозавр, огромное множество малознакомых фигур, склонных помочь нам. Великий Источник, помоги нам понять, кто мы и куда идем мы сами. Путешествие с Мюной к голубым горам Диностана. Кораблик легкий как сон. Встречи и знакомства Мы сидим в удобной капсуле и бесшумно скользим по невидимой трассе на высоте около 200 метров над землей. Пейзаж — этюд в теплых тонах. Красноватое солнце, желтый песок, оранжевое небо. Наверно снаружи печет, но в капсуле жар не чувствуется. У руля сидит жук в изящной простой накидке с грустными (как мне кажется) и бездонными сильно выпуклыми глазами. Это Мюна Раудсепп, вселенский поэт-лауреат, мать двух малолеток (которые в данный момент затеяли возню на мягко обитой детской площадке в задней части капсулы). Слева от Мюны сидит ее муж, Жорж Дантес VII, литератор с планеты Земля. Он улыбается каким-то собственным мыслям. Недавно Жорж поменял свою полосатую карту на полноценный паспорт гражданина Диносектора. Нельзя сказать, чтобы этот шаг был воспринят с пониманием на его родной планете. И дело тут не столько в гражданстве, сколько в предшествующем этому событию рождении сына Жоржа и Мюны, обладающего 99.98% инсектоидным геномом. Что же у нас получается, граждане? Получается, что запросто может существовать человек, достоверный гуманоид и типичный млекопит, который при этом является родителем сына-жука и гражданином Диносектора. Можно ли представить себе более красноречивое свидетельство об упадке вселенских нравов? Ревнители расовой чистоты и морали во главе с Токсикодендроном были снова, как и в истории с Мо и Казимиром, вне себя. Но собака лает, караван идет, как говорят на той же Земле. Шумно объявленный бойкот произведений Мюны и Жоржа незаметно и тихо провалился. И сами организаторы этой акции сейчас о ней даже не вспоминают. Кстати, забыл сказать, Земля является и моей собственной родной планетой. Разрешите представиться! Вот я, автор этого очерка, сижу справа от Мюны, грузный, одышливый, кустистобровый и безнадежно седой. Мое пребывание здесь в Диносекторе не совсем законно. Скажу больше, не совсем возможно. (Не тот это город и время не то.) Но вот — довелось, каким-то не понятным для меня образом. И признаться я этому спасительному наваждению даже очень рад. Правда, внутри меня время от времени что-то сжимается от нехороших предчувствий, но я стараюсь тут же забыть свои тревоги, быть просто счастливым и не задавать лишних вопросов. Жорж показывает рукой на зубчатый, утопающий в фиолетово-желтой дымке силуэт дальнего города. Биллибиблос, говорит он. Известный курорт. Минеральные источники, знаменитый ежегодный фестиваль музыки. Киваю головой. Тем временем наше внимание привлекает облачко пыли внизу справа — за почти невидимым сверху забором. Мюна включает зум-оптику. У самой земли скользит капсула, за которой, подпрыгивая и время от времени открывая пасть в неслышном для нас рыке, мчится неизвестное нам крупное, но изящное саблезубое млекопитающее. Пролетая, мы видим в капсуле нескольких развалившихся в креслах молодых жуков в модных коротких пурпурных накидках, которые с интересом наблюдают за своим преследователем. Да, отвратительная сцена, говорит Мюна через некоторое время. Нелегальный экстремальный тур к границам заповедника. И как вы видите, с заходом на территорию. Для особо богатых туристов. Бедные звери. Но так как жертв нет, сложно привлечь бессовестных туроператоров к ответственности. У них наверняка подготовлены записи черного ящика, которые доказывают, что они оказались там из-за неполадок в системе компьютерной навигации. Наш мир, к сожалению, несовершенен. А как Динорита? — спрашиваю я. Увы, она не всесильна, отвечает после некоторой паузы Мюна. А возобновление турбизнеса слишком важно для нашего сектора — как экономически, так и политически. Да, здесь не утопия. Мы подлетаем к монастырю Тенистой рощи у подножия холма. Вечер в монастыре Вечернее солнце бросает длинные тени. Воздух неожиданно прохладен. Мы — обыкновенные посетители, и никто нас не ждет. Но в гостевом доме нашлись свободные места. Мимо нас семенит дикобраз со свернутым футоном. Явно такой же гость, как и мы, но уже освоился. Через некоторое время и мы получаем свои нехитрые наборы всего необходимого для ночевки и относим их в свои комнаты. Гуляем по монастырю. Площадь. Колодец. Я чувствую, что Мюна неожиданно напрягается. Какие-то воспоминания? У колодца, правда, никого нет. Звучит гонг. Входим в храм, построенный из грубого серого камня. Мюна быстро, неожиданно уверенно уходит в правую часть храма. У сложного по конфигурации окна журчит струйка воды. Она бежит вниз по замшелым камням, заполняя по дороге ряд серебряных сосудов. В один из них Мюна опускает свою голову и передние лапки. Стоящий рядом молодой динозавр протягивает ей узорчатый платок, который она прижимает ко лбу и с поклоном возвращает динозавру. Другой молодой служка в черном вышитом серебром одеянии макает палочку в сосуд с благовониями и после едва заметной задержки рисует какую-то простую фигуру на узком пространстве между ее огромными глазами. Мюна приближается к источнику воды в углу храма и остается неподвижной в течение нескольких минут. Отсюда она плохо видна, но очевидно она достает откуда-то курительную палочку, зажигает ее и вставляет в золотой сосуд перед изображением Белого Динозавра. Снова ни единого движения в течение нескольких минут. Мы с Жоржем и притихшие дети образуем застывшую группу у дверей. Храм начинает наполняться динозаврами-монахами в простых коричневых робах. Мюна явно не собирается ждать начала службы, и малозаметным, но властным движением левой передней лапки зовет нас к выходу из храма. В полной темноте, когда дети уже давно спят, взрослые сидят на веранде гостевого дома. Мюна немногословна. Скоро она просит себя извинить и удаляется на час. Это она, должно быть, побежала к старцу Архестому, тихо объясняет Жорж. Неужели Мюна так религиозна? Она очевидно перешла в местную веру? Когда это случилось? Жорж пожимает плечами. Мне трудно удовлетворить твое любопытство. Могу лишь напомнить, что Мюна родилась тут в Динозавровилле. Здесь она ходила в школу. Общалась, правда, в основном не со своими сверстниками, а со взрослыми. В любом случае, кажется, что она всегда жила жизнью именно этой планеты. Увы, собственно о религии она не любит разговаривать. Сплошные загадки. Но что знает автор о собственном герое? Гораздо меньше чем предполагает читатель. И поэтому его, особенно если он любит своих героев, то и дело ждут сюрпризы, часто весьма неприятные. Но бывают и исключения. Тем временем входит маленький динозавр в черной бархатной накидке и спрашивает Мюну. Вышла — отвечаем мы хором. Передайте ей, пожалуйста, письмо от брата Мимира. |
Похожие:
 | Нормативное регулирование и порядок налогообложения операций с подотчетными лицами 7 |