Глава 6. НА СОЛНЕЧНОЙ ПОЛЯНОЧКЕ
Гарик нервничал. Пельмень — Кулибин хренов — никак не мог вскрыть обычный сейф. По кабинету Турова шныряли одноликие «бродяги», которых Гарик ещё вчера знать не знал. Встреться с любым из них на узкой дорожке… Убить, может, и не убил бы, но руки б точно не подал. Западло потому что.
— Гарыныч,— фамильярно хлопнул Гарика по плечу один из этих «задротов», в минуты обшмонавших рабочий кабинет бывшего начальника СБ холдинга «ЗС-КОЛЬЦО».— Гарыныч, не ху тут ловить. Ни бабок, ни хера. Если мы кажную железную дверь рвать будем, на пожизненное тутка застрянем.
«Гарыныч» не стал объяснять уроду, ещё вчера существовавшему в притонах ближнего Подмосковья, что ему заказали взять документы из этого неприступного сейфа. Может, Гарику и за бабки с ним перетереть? За его — Гарика — бабки, между прочим. Гарик молча достал пистолет и всадил в наглого урода несколько маленьких пулек. И — не будет больше этот парашник глупые вопросы задавать. И другие «синяки» понятливее будут. Хлебают уже коньяк.
— Скоты бухие! Пошли отсюда нах, пока всех не положил!
Толстое горлышко бутыли, из которой не столь давно наливал себе президент «ЗС-КОЛЬЦА» Денис Иосифович Давыдов, едва не застряло в лужёном горле одного из «скотов». Зашуршали, потянулись на выход.
— Абзац, Гарик, в натуре, быстро не открою,— выругался огромный Пельмень, отирая обильный пот с квадратного лба и пиная неподдающийся сейф, сделанный в Германии.— Заберём эту фашистскую железяку на хазу. С инструментами, мож, и открою…
— Стоять! — остановил Гарик пьяных «скотов».— Грузите эту херню в автобус.
«Скоты», пыхтя от непосильной тяжести, потащили сейф вниз. Грохнули его с лестницы. Пельмень, страшно матерясь, заорал на носильщиков.
Гарик, замерев, продолжал сидеть в уютном кресле Виктора Ивановича Турова. Гарик и сам мог любым начальником стать. Вполне.
Георгий Щенков — мальчик из благополучной семьи — мало чем отличался от других мальчиков из других благополучных семей, живших и работавших в их провинциальном подмосковном городке. Во времена «застойных» 1980-х все семьи были «благополучными». Гарик учился на одни пятёрки. По настоянию мамы, работавшей на текстильной фабрике, его отдали в музыкальную школу, где Гарик мучил музыкальный инструмент со странным названием «домбра». Вместе с Гариком в музыкальной школе учились и другие мальчики и девочки из его района. Потому как других храмов культуры в их городке просто не было. Кинотеатр, где который год показывали самый страшный сериал тех лет о Фантомасе, не в счёт. Все родители хотели, чтобы их дети выросли гармонично развитыми, и если не стали известными музыкантами (ну как можно стать известным — с домброй в руке?), то хотя бы разбирались в мировой культуре.
К «мировой культуре» Гарика приобщал его педагог Александр Сергеич. Он выделил изо всех учеников Гарика и его лучшего друга Серёжку, давал им дополнительные уроки музыки, подолгу рассказывал о Чайковском... Александр Сергеич был настолько хорошим человеком, что даже деньги за свои дополнительные уроки с родителей не брал. «Золотой человек». Помаленьку, потихоньку, рассказывая, что творческие люди не такие, как все, что они — нежные, ранимые, чуткие, ласковые... склонил этот самый «золотой человек» тихих и способных мальчиков к мужеложству. Несколько недель «занимались» они втроём, фотографируя свои «занятия» на диковинный тогда «Полароид». В итоге в горке фотоквадратиков быстро скопилось: «Александр Сергеич и Серёжка», «Александр Сергеич и Гарик», «Гарик и Серёжка»… Если бы в то время уже были бытовые видеокамеры, то они зафиксировали бы и грустное пострунное звучание домбры… и концерты того же Чайковского. Уютно было в домике педераста, педофила Александра Сергеича, стоявшем на самом краю их благостного городка. У домика — яблоньки, вишни, уютный дворик, в домике — телевизор «Изумруд», тканые дорожки, комодик со слониками. «Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди…»
Другой друг Гарика Щенкова, Женька, которого за его полную рожицу однокашники окрестили Пельменем, в музыкальную школу не ходил. Женькина мамаша работала уборщицей в школе, где пацаны заканчивали уже седьмой класс. Она — после смерти мужа — частенько прикладывалась к бутылке. Но полы всегда были чистыми, утренняя школа блестела чистотой, и директор с завучем закрывали глаза на вялотекущий алкоголизм уборщицы Шуры. Пельмень учился ни шатко ни валко, с шестого класса он зарядил в «качалку», открытую в подвале. Тягал железо, играл в футбол, подсмеивался над Гариком-домбристом… Пельмень, у которого уже были взрослые подружки — из молодых ткачих, и рассказал Гарику про «пидарасов»!.. Вот тебе и «музыкальная культура»... Умный Гарик с невероятным внутренним ужасом осознал: а если про их «уроки мировой культуры» с Александром Сергеичем кто-нибудь вдруг узнает?..
Впервые Гарик попробовал водку в комнате общежития очередной ткачихи Пельменя... Родители Гарика и Серёжки аккурат в Ленинград тогда уезжали, на три дня. Премировали их на ткацкой фабрике путёвками — город на Неве посмотреть, в Эрмитаж сходить, в Кунсткамеру…
Гарик сам позвал своего лучшего друга Серёжку… «в гости»… к Александру Сергеичу. Вначале он ударил кухонным ножом в спину престарелого педофила, потом — бил-добивал… своего друга… своего... Серёжку! Словно в кошмарном сне, сжигал на газу полароидовские фотки, поджигал дом. Время было выходное — городок отдыхал. Дом директора музыкальной школы Александра Сергеича выгорел дотла. Серёжку долго все искали. Так и не нашли. Так и «пропал без вести» мальчишка. На кладбище, когда хоронили пепел из дома Александра Сергеича, где он — запасливый — хранил пару газовых баллонов, Гарик был — вместе с родителями. Ну как не поклониться такому «хорошему» человеку?..
Музыкальную школу-студию Гарик благополучно закончил — на будущий год. Чего ему стоило брать в руки домбру, сдавать экзамены… Если бы не Пельмень и не ткачихи… Потом им понадобились деньги — «подломили» магазинчик. Пацанов повязали, естественно. Потом было два года на малолетке, год взрослой зоны. Гарик, севший, казалось бы, по пустяшной статье, «прославился» тем, что он — убивал! За малейший косой взгляд он резал любого и каждого. Гарику добавили «восьмерик». Потом Гарик вышел на волю… и оказался совсем в другой стране!..
Гарик разыскал Пельменя, слесарившего в одном из мелких автосервисов. Вместе сколотили небольшую, но цепкую банду. Гарик — из молодых, однако пользовался абсолютным авторитетом даже среди старых «законников», многих из которых совсем не устраивала его лютость. Но Гарик — пацан правильный; у каждого свои недостатки, в конце концов. В «законники» Гарик не набивался. Жил сам по себе, отстёгивал что положено в общак. И — тратил безумные деньги в московских клиниках… на выведение бородавок. Первая бородавка — прямо на лбу — появилась у Гарика сразу после убийства Александра Сергеича и Серёжки. Гарик мужал, росли и бородавки. Гарик выводил бородавки — холодом, лазером, вырезал ножом на зоне… А они всё прибавлялись. Одного старого урку Гарик зарезал, как свинью, только за то, что тот, по приколу как бы, назвал Гарика «кабаном-бородавочником»… Так Гарика, кстати, и проименовали в компьютерной базе данных на всероссийских «авторитетов» и воров в законе. Есть и такая база?.. В России всё есть.
— Привет, Бородавочник! — достал Гарика средь очередной бессонной ночи совершенно наглый голос — с «не определившимся номером».
— Это что за сука?! — Гарик, который вот-вот — ну вот-вот! — должен был всё же уснуть, грохнул о стену мобильный телефон.
В тот же миг замурлыкал его второй мобильник, номер которого знали только два человека — Пельмень и родная мама Гарика.
— Если тебе больше понравится, Бородавочник, могу называть тебя пидором. Сейчас ты получишь снимок. Я перезвоню.
Гарик задохнулся от бешенства!.. Выдохнуть не успел — пришла фотография. На экране мобильника — старый полароидный фотоквадратик, только красочный, отсканированный-отретушированный: «Серёжка — Гарик». У бандита внутри всё оборвалось. «Этого не может быть!..» Малопьющий Гарик резким ударом сбил горлышко водочной бутылки вместе с пробкой. Лил водку в рот, не замечая, что острым стеклом режет в кровь губы.
На этот раз зазвонил его домашний телефон.
— Сообразил, что ты будешь, если я это фото в Интернет брошу?
На зубах у Гарика скрипело острое стекло с привкусом крови и водки.
— Больше мы про твой юношеский казус вспоминать не будем. Этот снимок только у меня. Никто ничего никогда тебе не предъявит. Живи спокойно и слушай, что надо делать.
— Ты-ы кто? — просипел уже пьяный и совершенно потерявшийся Гарик.
— Можешь называть меня Дядей.
С завтрашнего дня банда всё чаще зверевшего Гарика выполняла все указания Дяди, у которого оказалось ну очень много интересов и в Московской области, и в самой Москве, во столице-матушке. Прикалываться ещё любил Дядя этот. Заставил Гарика увеличить банду голов на пятьдесят, даже подсказал, где ещё людишек найти нужных, таких, что за деньги побаловать-пострелять не откажутся. Распорядился собрать всех на заброшенной молочной ферме и пригнал туда спецавтобус «Ветеринарная клиника». Каждого «бойца», как из новых, так и из старых, прогнали сквозь этот автобус. Всем влупили по прививке так, что сутки на жопу сесть не могли. Один Гарик избежал этой малоприятной процедуры. Как? Каком кверху!.. Что, Гарик каких-то ветеринаров не разведёт?.. Так он думал. Дядя-то не одобрил своеволия Гарика, но дожимать его не стал. Пусть походит «непривитым». Пока.
***
Рабочий кабинет Дяди располагался в розоватом особнячке, сложенном старорусскими мастерами из добротного кирпича в конце позапрошлого века. Дядя никогда не рисовался, говоря на языке Гарика — «не швырял понты корявые», жил скромно. Особняк его стоял не в центре Москвы. Не на окраине, конечно, но и не в центре.
Дядя — бывший офицер бывшего КГБ бывшего СССР — ушёл в отставку по состоянию здоровья в самом начале 1991 года. Он не просто ушёл, а ушёл с прибытком, к которому никак нельзя отнести пенсию больного отставника «времени перемен»… Дядя ещё в конце восьмидесятых скопировал базу данных и на воров того времени, и на кооператоров — вчерашних цеховиков, и на чиновников-взяточников той поры. Дядя не считал себя предателем, отнюдь. Родину он не предавал и предавать никогда не думал. Это идиоты Калугины и прочие твари бежали тогда на Запад торгануть секретами полуразваленной уже державы. И дохли предатели пачками от непривычного для российской печёнки алкоголя и даже от передоза… чужого солнца и жирной жратвы. А Дядя… любил свою Родину. Он был умным (несмотря на диагноз «паранойя») — и всегда смотрел вперёд. И голову свою за Горбачёва подставлять не собирался. А то, что он сколотил первоначальный капитал, шантажируя и воров, и тех, кого эти самые воры вовсю доили при любых властях… и что? У Дяди ведь в служанках оказалась её величество Информация. Как там в поговорке про королеву и миллион?.. Дядя имел и королеву Информацию, и — миллион. И не один уже миллион. А миллионы миллионов. Дядя был самым богатым человеком в России, наверное. Только его ФИО никогда не было в списках журнала «Форбс». Дядя был не просто умным, а очень умным… Никаких банковских вкладов — только в золото, только в слитках… Золото-золотишко росло как на дрожжах, из года в год увеличивая капитал Дяди. Просто лежало — и просто увеличивало. Пожалуй, его подземное хранилище могло состязаться с самим Форт-Ноксом или — на худой конец — с золотовалютными резервами средней европейской страны. Откуда у Дяди взялось столько денег?.. Мно-о-ого «первоисточников»… Например, по сей день никто не знает, куда исчезли КАМАЗы с денежками Мавроди, ушедшими по Варшавке и — канувшими в никуда… Даже Мавроди-лох этого не знает. А Дядя зна-а-ает. Поскольку только он обладал Информацией, когда пойдут КАМАЗы, сколько там будет денег… И пусть спецслужбы всея Руси рыскали потом везде и всюду, пытаясь найти пропажу. А ведь в «МММ» начинали свой рост и денежки так называемых «силовиков» тех лет. Нету денег, нету!.. Откуда у Дяди столько золота… В 1990-х сколько золота за рубеж отправляли в транспортных самолётах?.. Самолёт за самолётом, самолёт за самолётом. По накладной в транспортник грузили десять тонн, например, а при посадке оказывалось тонн семь-шесть. Где ещё тонны?.. Так… «усушка» — вернее, «утруска»: в воздушных ямах сильно трясёт, знаете ли. А на глупый вопрос: «Разве прямо в воздухе тонну золота перегрузишь?» — и ответить уже некому... Перегружа-а-али, а может, и не догружали — на земле. На земле, в небе, а что-то и по воде расходилось — кругами.
Пользуясь сегодняшней неразберихой в бизнес-кругах Москвы, сразу же после исхода всесильного Лужкова Дядя привёл в движение свои всемогущие машины и механизмы, работающие на той же информации. У Дяди была такая информ-империя, в сравнении с которой владелец сраного «Викиликса», которого в итоге всё равно ведь заформалинят в казематах Пентагона,— просто нуль — с палочкой — из шведской стенки.
Знающий всё и умеющий связывать воедино самые разрозненные сведения, Дядя начал прибирать к рукам собственность средних олигархов. Типа давыдовского «ЗС-КОЛЬЦА» и подобных, которых по Москве было аки грязи. Заодно Дядя спровоцировал и передел подмосковных игровых зон, разрушив старую систему прокурорских крыш и прочей «красноты». Теперь Дядя растил и пестовал для Подмосковья своего смотрящего Гарика. А там дело и до воровской Москвы дойдёт. Вначале обложим её, родимую, со всех сторон. А после просто возьмём без шума и пыли. Из Дяди мог получиться неплохой стратег — в военное время. Впрочем, сейчас-то какое время — мирное, что ли? Москва. США. Грузия. Москва. США. Украина. Москва. Сирия...
Сейчас — время Дяди. Самое время.
Впрочем, Дядя был Дядей только для подмосковного Гарика, который и знать не знал ещё, что ему уготована роль смотрящего. Молодой, ранний — повязанный по рукам до самой до этой… Однако Дядя не собирался совсем уж унижать человека, который должен стать одним из винтиков, что скрепят лестницу, по которой Дядя поднимется к самым вершинам власти. Лежит снимок, на котором чётко видны утехи юного Гарика, и лежит. Есть, как говорится, не просит.
«Пора, пора наводить порядок в России... в матери»,— Дядя сладко потянулся в глубоком кожаном массажном кресле. Достал из ящика дубового стола, что был точной копией стола бывшего мэра Москвы, один из одноразовых телефонов, предназначенных для одного-единственного звонка.
— Здравствуй, Гарик, здравствуй дорогой. Как у нас дела в институте?.. Сейф с собой везёшь? Пупок не надорви. Барыги ушли, говоришь?.. Плохо, Гарик, очень плохо. Подожди-ка…
Дядя провёл толстыми пальцами под дубовой столешницей — и на противоположной стене включился огромный настенный «умный монитор», на котором высветилась объёмная карта Московской области. В районе разгромленной базы Виктора Турова кучно искрились красные точки-кружочки. Несколько кружков были абсолютно недвижны и отливали холодным голубоватым цветом. Один красный кружочек медленно удалялся в глубь Подмосковья. Стоп! Кружочек-бегунок замер на месте. Дядя пробежался пальцами по компьютерной клавиатуре. «Что за хрень? А где ещё семеро пиратов?..» — подумал он.
— Гарик, твои архаровцы все на месте? — продолжил телефонный разговор Дядя.— Да я про живых тебя спрашиваю!.. Восьмеро отсутствуют?.. Восьмеро не семеро, филолог. Да это я не тебе!.. Попробуй-ка проверь южнее вас на тридцать километров. Похоже, эти недоумки снова пленника взяли. Я туда же боевую «вертушку» кину. Давай — проверяй. И сейф гляди не потеряй, Кутузов.
Дядя сунул «сотик» в настольный пенал-трубу, уходящий далеко за пределы его кабинета. Через минуту «палёный» телефон, улетевший по трубе пневмопочты, растворится в чане с царской водкой, стоящем в подвальных глубинах особняка. Два розовых этажа на суетливой поверхности Москвы — это ж только верхушка айсберга невидимой и всемогущей империи Дяди.
— Витя Тур, Витя Тур. Всё говно месишь. Был ты когда-то спецом, да весь вышел… на сытной службе у аллигарха-аллигатора своего. Всё «языков» берёшь, всё крутым себя считаешь, а так просто тебя просчитать,— усмехнулся самый богатый, а быть может, и самый хитрый россиянин… Дядьков.
***
Виктор Туров загнал джип на широкий укос. Гектарах эдак на десяти свежей кошенины стояли многочисленные стога сена. Свежескошенной травой пахло столь терпко, что кружилась голова. В глазах мелькали солнечные зайцы. На чистом воздухе невероятно хотелось что-нибудь съесть. «Шашлыка бы!» — мелькнуло в голове у Дениса Давыдова. Впрочем, что ещё могло мелькнуть в голове у хронического горожанина — не парное ж молоко со свежеиспечённым хлебом? Хотя — у сотрудников «ЗС-КОЛЬЦА» всегда на столе были экологически чистые продукты. Давыдов содержал даже «убыточную» ферму и свою хлебопекарню. Молоко, творог, сметана, хлеб… Просто сейчас невыносимо захотелось мяса.
— Дай мне пистолет,— решительно обратился Давыдов к заместителю.
— Зачем он тебе? — поинтересовался Туров, роясь в бардачке.
— У тебя — два,— сообщил Давыдов.— Я видел.
— Убедительно,— Виктор Иванович даже не смотрел в сторону шефа.— Весьма весомый аргумент. У меня и глаза два. Будем тебе третий вставлять?
— Обойдусь,— Давыдов шутки не оценил.— Без третьего глаза. А пистолет — дай. Мне с ним спокойнее будет.
Туров обшарил глубокий бардачок в джипе, нашёл плотный свёрток, упакованный в фольгу. В свёртке оказались бутерброды: толстые кругляши «докторской» колбасы и ломти белого батона, аккуратно сложенные в полиэтиленовый мешочек. Видать, об убиенном водителе позаботилась мама или жена… Туров, к стыду своему, сразу и не вспомнил даже имени одного из многих водил «ЗС-КОЛЬЦА», не говоря уж о его семейном положении… «Иван!.. Его звали Иван. Бывший опер. Две дочки-школьницы, и сын первый класс окончил»,— всё-таки подсказала Турову тренированная память.
Колбасу умяли быстро. Захотелось пить. Чтобы отвлечься, Туров вытащил из-за пояса пистолет охранницы. Развернулся к Давыдову:
— Смотри. Вот это — предохранитель. Делаешь вот так… Патрон уже в патроннике. Направляешь ствол в сторону врага и нажимаешь на спусковой крючок. Первый раз придётся давить сильно — курок спущен, стрелять придётся самовзводом. Потом — попроще. Понял?
Денис Иосифович коротко кивнул.
— Тогда держи… снайпер! — Туров протянул пистолет.
Давыдов, на лице которого было написано уважение, осторожно взял смертоносную машинку.
— И если придётся вступать в огневой контакт, помни: твоя задача — не попасть в кого-нибудь,— продолжал Туров инструктаж.— Всё равно не получится. Стреляй просто в сторону противника, заставь его испугаться, задёргаться. Всё остальное я сам сделаю.
Лида беспокойно спала на заднем сиденье и участия в пиршестве не принимала, естественно. Лёня сидел рядом с ней.
— Где-то воду надо искать,— сказал он.— И еду приличную. Лида проснётся…
— Надо глянуть, как там «язык» наш,— перебил Швыдкина Виктор Иванович, поднимая массивную крышку багажника.
Забитый взгляд урки, проведшего многие годы под нарами, ожёг яркий солнечный свет. Урка зажмурился.
— Штаны смог натянуть, ёхарь-перехватчик,— сплюнул Денис Иосифович.
— Зачем это вам, Виктор Иванович? — на удивление спокойно выдавил из себя Швыдкин.— Пристрелите эту собаку, суку.
— Ну, ещё не вечер,— ухмыльнулся Туров, глядя не на Лёню, а на пленника.— А собак ты, Лёня, не обижай. Собаки по сравнению с этим вурдалаком — Матери Терезы.
Виктор Иванович немного нагнулся к багажнику:
— Петушок — гнилой гребешок, поведай нам: кто ж такой Гарик, и как вы нас нашли?.. А вертолётики тебе мамка на Новый год подарила? Рассказывай, Маруся, пока мы сытые и добрые.
Урка понял, что все его прежние бесцельно и мучительно прожитые годы могут показаться сейчас краше анапского пляжа. Почему именно анапского? Да потому что на других пляжах урка не бывал. Когда урка был маленьким, кудрявеньким, его матушка в Анапу возила… Лёгкие были слабые у будущего урки. Да и к сему часу, который с высокой долей вероятности мог обернуться для него часом смертным, лёгкие как бы не особо развились. Как и мозги, впрочем. Про таких выродков (в прямом смысле) говорят: «У него папа пил».
Туров потащил за шиворот пакостника, в слезах поминающего Анапу-маму… И — услышал далёкий, но уже различимый характерный звук работающих вертолётных лопастей. С другой стороны выкошенного луга, из-за ломаной кромки леса, приближалась назойливая «вертушка», чёрная на солнце.
— Это лишнее! — ругнулся Туров.— Как же они нас находят? Может, этому козлу маяк в жопу засунули?!..
«В жопу!» Туров осёкся. Шрам. Шрам рядом с татуировкой. Значит, и у Тола-покойничка был какой-то маяк. Так легко их базу и нашли. Как же всё просто, как просто…
— Так! — Туров развернулся к своим спутникам.— Быстро прячьтесь в стог — а я этих уведу!
Опять развернулся к пленнику.
— Слушай меня, ошибка своих родителей,— Виктор Иванович сейчас говорил жутким свистящим шёпотом.— Если хочешь остаться в живых, сейчас сядешь за руль и рванёшь отсюда быстрее Шумахера.
Лёня в это время доставал Лиду из машины. Денис Иосифович помог ему взять девушку на руки, после чего вернулся к машине.
— А я машину водить не умею, не умею я! — заныл бандит, сжавшись в комок.
— Ты, сучья течка, ещё и машину водить не умеешь?! — Туров запихивал бандита в джип.
На выезде из леса появился первый автобус с преследователями. Ни Гарик с подмосковными «мафиозо», каждому из которых под видом прививки вшили в задницу электронный маяк, ни пилоты боевого вертолёта, арендованного некоей московской фирмой у местных вояк для… ловли рыбы с высоты, например,— ещё не заметили беглецов. Пушистый стог сена пока скрывал двух матёрых мужиков, мужичка Швыдкина и девчонку Лиду.
Туров ударом ладони, который можно сравнить с хлопком совковой лопаты по загривку, вогнал бандита в обрывках спортивного костюма поглубже в джип. Рванул на себя водительскую дверь.
— Витя, я их уведу,— Давыдов, уже сидящий за рулём, запустил двигатель.— Без тебя нам всем не выжить. А так… Главное — Лёню спаси. Действуй.
Туров не успел ничего предпринять — джип с затемнёнными стёклами рванул с места в карьер, набрав за несколько секунд положенные сто кэмэ. Автобус с бандюками неуклюже разворачивался вослед. Вертолёт кренился в ту же сторону.
Туров закапывал Лиду с Швыдкиным всё глубже и глубже — в стог, пахнущий чем-то райским. Мягкое соломкое сено забивало ноздри, заставляя даже в эту страшенную минуту вспоминать такое далёкое детство. Счастливое? У кого как.
|
