висит, не твое, значит, дело. Я так думаю.
Пшенов. Всяк сверчок знай свой шесток?.. (Задумался.) Так оно спокойней, конечно...
Бродов. На твоем, Славка, месте я бы, наверное, удавился.
Орешкин (снисходительно). И на его месте? (Показывает на Пшенова.) Кто же останется светлое будущее строить? Мы ведь одинаковые все, только фамилии разные. Одним миром мазаны — так, кажется, Ваня, в старину говорили?..
Бродов резко шагнул к Орешкину. Пшенов становится между ними.
Бродов. Погоди, Иван Филиппович, невозможно больше слушать.
Пшенов. Не горячись. Спокойно, ребята.
Орешкин (струхнул). Нашелся мне...
Бродов (гневно). Понимаешь, Иван Филиппович, такие вот... такие вот гнусы жизнь нашу гадят. Я бы их...
Орешкин (ему изменило самообладание). А ты — другой? Только напускаешь это самое... В душе небось иное затаил, знаем таких... Правильными словами прикрываетесь. Свою выгоду этим способом получить думаешь. Без корысти нынче людей нет... Кулаками не размахивай, сдачи дам.
Бродов. Пусти, с ним на другом языке говорить надо. (Хочет отстранить Пшенова.)
Пшенов. Успокойся. Ребята, дело вот какое... Сегодня совещание было...
Орешкин (в сердцах). Надоело! Тьфу!
Пшенов. Я про график там высказался... Убрать его, дескать, следует. «Тебе лично, — спрашивает Федор Михайлович,— он мешает?» — «Нет, не мешает». — «И мне не мешает». — «Лично, — говорю, — не мешает, а всем нам жизнь портит». — «Чем же?» — спрашивает. «Неправдой своей».
Бродов. Так и ответил?
П ш е н о в. Да. Если повесили, говорю, выполнять его надо. Если не выполняем, лучше снять. Только насмешки людей вызывает. А ведь график этот по науке составлен, электронной машиной вычислен. С нас за план спрашивают, говорит Федор Михайлович, а график нам не помеха. Положено его иметь. Не будет, говорю, висеть он, своей рукой сниму.
Орешкин. Себе только напортил. Тю-тю... Уйдешь по собственному желанию...
Бродов. Извини, Иван Филиппович, хуже о тебе думал.
П ш е н о в (улыбается). Ты меня на это подбил.
Бродов (изумленно). Я? Не может быть.
П ш е н о в. Плохо — значит плохо. Тяжко порой бывает признаться в этом, очень трудно, только надо. Для себя же надо. Верно говорю? Ложь, она любое дело губит.
Бродов (после паузы). И человека тоже. (Показывает на Орешкина.) Наглядный образец.
Орешкин. Не пойму тебя, Ваня. Пришел ты вроде по-иному делу. Я тебя как порядочного встретил...
Пшенов (задумчиво). К концу войны, под Кенигсбергом, дали нам задачу: контрольного языка взять — я войну разведчиком прошел. Немец сильно укрепился, держался насмерть. Взводный предупредил: задание исключительно сложное, пойдут добровольцы.
Орешкин. Ты вызвался тоже?
Пшенов. На фронте людям прямо говорили: задача тяжелая, мало кто вернется... Теперь, слава богу, добавлять эти слова не нужно. Однако честность не меньшая требуется.
Орешкин. В тот раз тебя шарахнуло?
Пшенов. Тогда и закончил войну... Эх, ребята...
Орешкин. Хорошо отделался, голова на плечах осталась.
Пшенов. Ты, Бродов, пожалуй, не представляешь, сколько беспокойных часов мне доставил.
Бродов. Этому типу (показывает на Орешкина) я называл определенные истины. Один раньше их постигает, другой позже. Тебе вроде ничего не говорил, только писать обязательство не стал.
Пшенов. То-то и оно...
Орешкин. Такое здесь развел... пересказать не могу...
Бродов. Тебе, Славка, видно, до гроба не понять, что я говорил.
Орешкин (к нему вернулось прежнее спокойствие, иронически). Много потеряю.
Бродов. Не ухмыляйся. Очень много. Правда, свое ты в жизни урвешь: приспособленец знает, чего хочет. В этом я не сомневаюсь.
Орешкин. Хватит заливать. Ваня, давай. (Наливает водку в единственный стакан, подает его Пшенову.) Не хочу брать стаканы у соседей; видели, куда ты зашел. Разговоры всякие пойдут. Ну, поехал...
Пшенов. Не торопись, Орешкин.
Бродов (презрительно). Зауряднейший обыватель. А еще из рабочих!.. Надо переселяться отсюда. Не могу в этой комнате больше жить.
Орешкин. Скучать по ангелочкам не стану. Надеюсь, в раю повстречаемся.
Бродов. Завтра же попрошу коменданта...
Орешкин. Давай, давай... А сегодня напиши обязательство. Зря, что ли, человек сюда пришел? Пить и есть не может без этой бумаги. Ваня, не переживай. (Хлопает Пшенова по плечу, тот уклоняется.)
Пшенов. Да, Бродов, вернул ты мне такое — всех бумажек оно важнее... Неприметно, с той поры как война минула, схоронилась солдатская сила, что в бою требовалась. Вроде ни к чему стала, в отставку сошла... Да, к счастью, не сгинула... Про войну вы только в книжках читали, еще в кино ее видели. А вот надо же, Бродов, молодость мне напомнил... Волнение пробудил, будто с врагом предстоит схватиться...
Орешкин. Как же насчет обязательства? Я ведь его (показывает на Бродова) почти уломал.
Пшенов. Не обижайся, Орешкин. Может, время подойдет, и ты поймешь, о чем с Бродовым толковали. Обязательство для отчетности мне больше не требуется.
Орешкин (сокрушенно). Зря, выходит, старался...
Бродов. Еще не раз в лужу плюхнешься. Пока только начало.
Пшенов. Хлопцы, живите мирно. (Поднялся.)
Орешкин (упавшим тоном). Будем стараться.
Бродов. С такими, как он, мира у меня не будет. Уходишь, Иван Филиппович?
Пшенов. Пора.
Бродов помогает Пшенову надеть пальто.
Жинка беспокоиться начнет. (Левой рукой прощается с Бродовым и Орешкиным.) Завтра, Бродов, зайдем к Федору Михайловичу, объясним положение.
Бродов. Зайдем.
Пшенов. Всего вам хорошего. (Уходит.)
Орешкин. Завтра у начальника оба отхватите...
Бродов. Освободи стол. (Подвигает угощение на край стола.)
Орешкин (нервно). Не трожь, сам уберу. (Поднимает стакан с водкой, после недолгого размышления выпивает. Торопливо закусывает.)
Бродов прилаживает на столе чертежную доску.
Спать завалиться или кого с танцев проводить?.. (Убирает поллитровку и сало.)
Бродов. Успеешь даже потанцевать, не только проводить.
Орешкин (поникшим голосом). Ты думаешь?
Бродов. Уверен. Орешкин берет с койки пальто и медленно, не попадая в рукава, принимается надевать.
Занавес.
п
|
