И. ИДЕЛЬСОН
ТИХИМ ВЕЧЕРОМ
действующие лица
Бродов, крановщик, 27 лет.
О р е ш к и н, бригадир монтажников, ровесник Бродова.
П ш е н о в, 52 года.
Действие происходит в большом городе, в наши дни. Комната в общежитии строителей. Две койки, стол у окна, два стула, рядом с дверью — встроенный шкаф. На столе газеты, несколько книг. За окном свисает сетка с провизией, на подоконнике флакончик туши, угольники, карандаши, готовальня. Бродов, лежа на койке, о чем-то задумался. В опущенной руке раскрытая книга. Рядом конспект. Полежав, порывисто поднялся, освободил стол, пристроил на нем чертежную доску с закрепленным листом ватмана, принялся чертить. Входит О р е ш к и н, снимает пальто, бросает его на спинку койки, а на столе появляется поллитровка. От предстоящей выпивки он в приподнятом настроении.
Орешкин. Гость придет.
Бродов. Думал сегодня над курсовым проектом поработать, не за горами сессия.
Орешкин. Эка беда! Завтра время будет.
Бродов. Может, без стола обойдетесь?
Орешкин. Без стола обойдемся, без тебя нет.
Бродов. А завтра гости не предвидятся?
Орешкин. От тебя зависит. Договоритесь сегодня, завтра никто не помешает заниматься.
Бродов. То есть как?
Орешки н. Но догадываешься?
Бродов (неуверенно). Неужто Пшенов сюда придет?
Орешкин. Что ему остается делать? Сколько времени тебя уламывает обязательство написать, а все без толку. Подводишь человека.
Бродов. На бутылку, стало быть, ставку теперь делает.
О р е ш к и н. Зачем так о человеке думать? Это я инициативу проявил. Как-никак Пшенов не каждый день в общежитие к нам заглядывает. Встретим гостеприимно, как у людей принято.
Бродов. Легко тебе, Славка, жить на белом свете. Делаешь все «как принято» и беды-горюшка не ведаешь.
О р е ш к и п. Это еще как сказать...
Бродов. Думаешь, я не вижу? А как оно «принято» — хорошо ли, плохо ли — тебя совсем не озадачивает. «Принято» — значит, тому и быть положено, и задумываться не надо.
О р е ш к и н. За трудовой день, Вася, разве ты нисколечко не уморился? Так и чешешь, вроде выходной сегодня.
Бродов. Тебе Пшенов когда говорил?
О р е ш к и н. В обед сказывал. Бродов, говорит, вечерком у себя бывает? Как про начальство спрашивал: «у себя»... Понял?
Бродов. Почему же он мне ничего не сказал?
О р е ш к и н. А вы сегодня виделись?
Бродов. С утра он был на объекте.
Орешкин. И ничего не просил у тебя?
Бродов. Когда стеновые панели сгружали, приметил, как Пшенов заходил в каптерку. К моему крану даже не приближался.
О р е ш к и н. Видать, понял, что разговор с тобой вести тяжко. В одной комнате не первый день живем, и то не всегда понимаю, чего хочешь. Ты вроде и не от мира сего.
Бродов. Ерунду говоришь! Если кто под мещанский аршин не подходит, сразу ему бирочка: не от мира сего.
О р е ш к и н. Написал бы обязательство, и дело с кондом. Не дергал бы никто, и вечером не помешали бы. Вообще-то я на танцы сходить думал.
Бродов. Великолепное намерение. В чем же заминка? Можешь надеть мою белую сорочку. Только из прачечной забрал.
О р е ш к и н. Благодарю. Я не пойду, гостя встретить надо.
Бродов. На свои силы он больше не рассчитывает?
Орешкин. Я в помощники не набивался. Одно скажу тебе: не имеешь ты совести, Васька. Пожилого человека, инвалида войны, заместо отдыха вон куда вынуждаешь путешествовать. Да еще на четвертый этаж забираться.
Бродов. Про совесть лучше не говори. Разное у нас понятие о совести. Когда сам обязательство строчил, рука небось не дрогнула и совесть молчала. А ты липу писал. И вовсе не потому, что нету у тебя совести, а потому, что делал это в полном с ней согласии. Правильно говорю?
О р е ш к и н. Говоришь так, вроде на свет только народился. Не один раз, вспомни-ка, сам ты писал, и ничего. А тут на тебе: не стану — и баста! Труд мизерный, а разговоров больше чем надо. Не понимаю... К чему это тебе? Разве покрасоваться только: вот, мол, я какой, обратите внимание — имею принцип. По- уламывайте. После, может, изволю написать.
Бродов. Все по-своему обернешь.
О р е ш к и н. Оно так и есть, как ни верти.
Бродов. Раньше я писал обязательство не задумываясь, как ты. Теперь не получается.
Орешкин (изумленно). Как это не получается?
Бродов. Очень просто. Наверно, стареть начинаю, умным делаюсь. (Смеется.)
Орешкин. В двадцать семь-то лет? Рано для тебя.
Бродов. А может, поздно?.. Ладно, не мешай пока. (Склоняется над чертежом.)
Пауза.
Орешкин (недоверчиво). Что-то здесь не то...
Бродов (продолжая чертить.) Знаешь, Славка, есть понятия, которые твоим аршином не измерить.
Орешкин. Ты думаешь?
Бродов. Представь себе.
Орешкин (с иронией). Представил... Что они за «понятия» такие?
Бродов. В другой раз скажу, теперь не отвлекай.
Орешкин. Выскажись, я послушаю. Авось тоже умным сделаюсь.
Бродов. Отвяжись.
Орешкин. Любопытствую очень.
Бродов (резко). Человеком надо быть! Гражданином! Да! Один это понимает уже на школьной скамье, другой в тридцать и сорок лет ничего подобного не разумеет, а третий, бывает, в пенсионном возрасте представить не может, что это такое... Ясно тебе? Нет, конечно.
Орешкин. Сдается мне, что ты все это неспроста затеял. Речи ведешь складно, а кое-чего не касаешься словами, обходишь сторонкой.
Бродов (удивленно). Да ну! О чем ты?
Орешкин. Девчат заворожить таким способом надумал, не иначе.
Бродов (расхохотался). Ну, брат, знаешь... Себя к женскому полу причислил. Умора!
Орешкин. Не переиначивай, ты меня понял как надо.
Бродов. Потеха!
Орешкин. Девчата — они ведь любят всякие тары-бары. Да еще при твоей фотокарточке... Интересный ты парень по-ихнему.
Бродов. Чувствуется, на танцы ты собирался. (Смеется.) Мало ли дурней в интересных парнях ходят... У меня ведь невеста есть. Закончу институт, женюсь.
О р е ш к и н. Так она и поверит, что в ангелочках здесь числишься.
Бродов. А ты подтвердишь. Только вряд ли потребуется.
Орешкин. В наше время больше верят бумагам да электронным машинам.
Бродов. Не стоит, по-моему, собственную бесчестность на время сваливать. Мне порядочно нагнали оскомину эти слова — «наше время»... Кто ими только не прикрывается!
Орешкин (насмешливо). Больно высокие материи. Нужно уметь жить — и вся недолга.
Бродов (оторвался от чертежа). Видишь ли, Славка, всегда людям приходилось напрягать усилия, чтобы называться людьми не только по внешнему виду своему. Так было в прошлом, так и теперь, в наше время... «Материи» вполне доступные студенту-заочнику. (Рассматривает чертеж.) Хоть бы немного почертить дал, а? Может, и сам позанимаешься? Не помешает.
Орешкин. Между экзаменационными сессиями не занимаюсь. Чтобы в наше время сделаться начальником, достаточно иметь диплом. Главное — это не что умеешь, а что ты имеешь. Можешь чертить, мне понадобятся знающие инженеры. Дам тебе теплое местечко, обижаться не станешь.
Бродов. Дьявол же ты, Славка. (Продолжает чертить.)
Орешкин. Я на земле стою... (Растягивается на койке.)
Бродов. Твой практицизм омерзителен.
Орешкин (добродушно). Время такое. Слава Орешкин — продукт своей эпохи. Живем как умеем... Обязательства пишем, не отказываемся, как некоторые...
Бродов (занят делом). Заёмным умом живешь.
Орешкин (поглощен своими мыслями). Ну подумай сам. Почему мне не быть начальником?.. Из крестьян, ныне рабочий. Весит? Вполне. Через два года положу в карман диплом. Все прочее также подойдет...
Бродов. Потрепался, и будет. Возьми в руки газету или радио послушай.
О р е ш к п н. Я лучше помечтаю. Можно?
Бродов. Делай что угодно, только замолчи.
Пауза.
Орешкин (лежит, закрыв глаза, подложив под голову руки). Знаешь, что я в мыслях представил?
Бродов. Отцепись.
Орешкин. Ты послушай только. Наташку из бригады отделочников помнишь?
Бродов. Не тебе чета.
Орешкин. Представляешь, катаемся на лодке вместе... Она сидит на корме, я веслами управляюсь. Зелеными глазами смотрит на меня и ждет. Вообрази момент...
Бродов. Вынужден буду в рот запихать тебе что-нибудь, дождешься.
Орешкин. Накатай обязательство к празднику, ведь до начальника стройуправления дело может дойти. Напишешь — я замолчу, ей-ей.
Бродов. Писать ничего не стану...
Орешкин. Лучший крановщик управления, передовик, да и вообще... Тяжко тебе, что ли, бланк обязательства заполнить? Поднесем его Ивану Пшенову, радость человеку доставим. С него ведь за эти обязательства стружку снимают.
Бродов. А замолчать придется тебе. (Закатывает рукава, словно готовится боксировать.)
Орешкин (невозмутимо). Не имеешь сочувствия никакого.
Бродов (раздраженно). Бесплатную путевку Пшенов пообещал или что иное? Недаром ведь стараешься. Такие, как ты, без своей выгоды ничего не делают.
Орешкин. А вдруг?
Бродов. Знаем, не думай.
Орешкин. Пшенова жалко — и вся моя выгода. Человек он больной, а с тобой дело иметь довелось. Не позавидуешь...
Бродов. Давай вот так: придет Пшенов, навалитесь вместе, теперь же не мешай. Согласен?
Орешкнн. Идет. (Включил репродуктор, тихо звучит музыка.)
Бродов. О, чертовщина! Не хватало кляксы. (Растерянно держит рейсфедер.)
Орешкин. Пускай высохнет. Срежу — следа не увидишь.
Бродов (с досадой). Спешишь, спешишь — и пожалуйста...
Орешкин. Будет чисто. (Подходит к столу.) Дай лезвие.
Бродов. Держи.
Орешкин подчищает чертеж.
Аккуратней, чтобы не расплылась тушь на этом месте.
Орешкин. Как на своем чертеже ликвидирую. (Помолчав. Игриво.) Чуткость проявить, помощь человеку оказать — это начальник тоже уметь должен... Умею, скажи?
Бродов. Хорошо снял, благодарю.
Орешкин. Ответь, есть у меня чуткость?
Бродов. Ох, и жук ты! В подходящий момент есть, не отрицаю.
Орешкин. Вот видишь! Так почему же мне не стать начальником? Я и с людьми разговор обходительный вести могу.
Представь, будто попал ты ко мне в кабинет... к начальнику, стало быть, нашего управления, Федору Михайловичу...
Бродов. Не чуди. (Возится над чертежом.)
Орешкин. Ну представь, очень тебя прошу. Не то еще кляксу поставишь, снимать не стану. Я тебе услужил, ты мне, как у людей водится.
Бродов (с досадой). Наверное, сворачиваться надо, вижу, не дашь поработать. (Снимает со стола чертежную доску, предварительно закрепив кнопками газету поверх чертежа.)
Орешкин садится за стол, принимает начальственную позу. Б р о д о в поддается затеянной Орешкиным игре, где тот изображает начальника управления, принимающего в своем кабинете строптивого Бродова.
О р е ш к и н. Присаживайся, Бродов, рассказывай.
Бродов (садится на койку). Вам, полагаю, известно все, иначе бы не вызывали.
Орешкин. Известно... (Сокрушенно.) Тебе не стыдно?
Бродов отрицательно качает головой.
На кого люди равнение держат? На Бродова. Гордость не только управления, всего стройтреста нашего.
Бродов. О живых так не говорят.
Орешкин. Подводишь, брат, меня.
Бродов. Вот и решил не подводить больше. Ни людей, ни вас, Федор Михайлович...
Орешкин (пожимает плечами). Как прикажешь понимать?
Бродов. Не желаю обязываться делать то, что и так выполняю.
Орешкин. То есть?..
Бродов. План на сто тридцать процентов, повышать уровень..., активно участвовать... К чему писать это, если... если этим живешь?
Орешкин. О себе имеешь право говорить подобное, допускаю. Но ведь другие товарищи смотрят на тебя. Больше того, позволяешь себе заявлять об этом в присутствии рабочих.
Бродов. Говорю что думаю.
Орешкин. По-видимому, считаешь, будто сознательность достигла у нас верха совершенства и соревнование можно отменить. Так думаешь?
Бродов. Нет.
Орешкин. Что же ты предлагаешь?
Бродов (задумался). Что предлагаю?.. В таком духе больше не писать.
Орешкин. Так, так... (Оглядывается.) Может, заодно предложишь нам еще что-нибудь аннулировать? Например, сетевой график убрать со стены? В нем мало кто разбирается.
Бродов. Научите, разберутся...
Орешкин. Так какие же пункты включать?
Бродов. Такие... Ну как бы тебе... (поправился) вам сказать? Такие, чтобы не оставляли человека безразличным. Чтобы силы ему придавали... будни праздником делали не только в песне...
Орешкин. Расплывчато, Бродов. На монтаже паротурбинного цеха требуется конкретность.
Бродов. Но не пустая бумажка. (Забыв об игре, будто перед ним реальный руководитель.) Тоже мне обязательство! Что я один на объекте? От шоферов, такелажников, от подсобников в зависимости нахожусь.
Орешкин. Знаю. Америку не открываешь.
Бродов. Их тоже заводы да растворный узел обеспечивают. Такая цепочка образуется.
Орешкин. Ну и что отсюда следует?
Бродов. А то, что один работает, старается, а другой не поспевает. Глядишь — разошлась цепочка, накрылось твое обязательство.
Орешкин (неопределенно). Так-так...
Бродов. Написать бумажку проще простого. Не в этом дело.
Орешкин. Помоги товарищу, протяни руку отстающему, веди его за собой — вот девиз передовика.
Бродов. Да-а... Вздохом только могу помочь шоферу или там арматурщику. Сам... (поправился, улыбнулся) сами прекрасно понимаете, Федор Михайлович!
Орешкин. Допустим...
Бродов. Начальству надо работу нашу организовать как следует. Тогда и обязательства принимать можно, за этим дело не станет.
Орешкин. Хорошо, Бродов. Твои соображения учтем. А пока напиши и отдай Пшенову. Наличие обязательств — показатель весьма ответственный в работе нашего профкома. Не хуже меня это знаешь.
Бродов. Я свободен?
Орешкин. Надеюсь, не подкачаешь.
Бродов. До свидания. Я подумаю. (Поднимается с койки.)
Орешкин. Увидишь Пшенова, пришли его ко мне. (Игра закончена. Смеется.) Ну как, прилично получается?
Бродов. Нахватался, что говорить. (Вздохнул.) Доконаете меня...
Орешкин. Я, слышь, Васька, еще в деревне понятие получил, как жизнь свою делать. (Многозначительно.) В наше время- то... Да...
Бродов. А может, не так делать? Приглядись получше.
Орешкин. Что ты! Бригадир Орешкин (приложил руку к груди) на очень хорошем счету. Там... (Поднял палец кверху.) Выходит, понятие имею правильное... Ты не раздумаешь написать, пока сюда Пшенов заявится?
Бродов. Кажется, я ничего не обещал.
Орешкин (укоризненно). Вот тебе раз! Только говорил с тобой Федор Михайлович в кабинете...
Бродов (задумчиво). Понимаешь, дело какое, не могу жить — как тебе сказать? — по инерции, что ли. (С уверенностью.) Да, именно! Своим умом до всего желаю доходить. Если что делаю, не оглядываюсь: так принято или не принято, а потому делаю, что убежден — так надо.
Орешкин. Мой тебе совет: живи ты легче, не суши свои мозги. Давай лучше в шашки сыграем.
Бродов жестом отказывается.
Блиц.
Бродов. Расставляй.
Играют, быстро делая ходы.
Орешкин (победно). Снимаю раз... два... три... И дамка.
Бродов. Ая так... (Делает ход.)
Орешкин. Фук. Бить надо было. (Снимает еще шашку.)
Бродов. Погоди, не заметил.
Орешкин. Все уже, поменьше зевай.
Бродов. Сюда. (Делает ход.)
Орешкин. А мы вот так... (Поучительно.) Сделал один ход — впереди гляди на три, перспективу создавай. Как в жизни. Одинаково.
Бродов. Все у тебя рассчитано... (Переставляет шашку.)
Орешкин (делая ход). По-другому нельзя, проиграешь.
Бродов. А что, если так? (Задумался.)
Орешкин. Блиц играем.
Бродов. Иду, иду... (Делает ход.) Честный может без выгоды отдать и дамку, рискнуть может, а корыстный на это не пойдет. Лишь в том случае отдаст, когда взамен две получит.
Орешкин. И правильно сделает. (Переставляет шашку.) Тебе хана.
Бродов. Не спеши... (Призадумался и, убедившись в проигрыше, смахнул с доски шашки на пол.) А, к бесу!
Орешкин (рассмеялся). Еще партию? Реванш.
Бродов. Хватит. (Прошелся по комнате.)
Орешкин подбирает с пола шашки.
Извини, Славка, что шашки рассыпал — погорячился я. (Помогает Орешкину.)
Орешкин. Знаю, проигрывать не в твоей натуре.
Входит незамеченным Пшенов. Подъем на четвертый этаж дался ему нелегко. Он страдает одышкой и с трудом переводит дыхание. Снял шляпу, обтирает со лба пот. Делает все левой рукой: вместо правой у него протез.
Пшенов (отдышавшись). Что, Бродов, проиграл?
Орешкин. Ваня, порядок. (Показывает на Бродова.) Он готов.
Бродов. Проиграл, верно.
Пшенов. Горячишься уж больно. Ну, ничего, в любви повезет.
Орешкин. Кабы в карты мы, дело иное.
Пшенов. Не имеет значения. Я как с войны пришел, инвалид безрукий, так, пока пристроился к делу, времени во сколько имел... Много в ту пору играл. И в картишки, и диск нумерованный крутил на базаре, и в домино. Проигрался, помню, изрядно. Жинка зато досталась... Поверите, хлопцы, четверть века живем — грубого слова от нее не слыхал. На сегодняшний день этого еще, хлопчики, не оцените. Как сами оженитесь, тогда, может, слова мои на память придут... Жарковато у вас, пальто сниму.
Бродов. Дай помогу тебе.
Пшенов. Я сам.
Орешкин. Пускай повесит, ему легче. Присаживайся сюда, к столу.
Пшенов (рассматривает комнату). Значит, так живете... Вроде ничего...
Орешкин. Начальниками станем, будем жить лучше.
Бродов. Не жалуемся.
Орешкин. Кабинет на две койки, стол имеем. Еще бы нам скатерть-самобранку, тогда, Ваня, хоть каждый день приходи.
Пшенов. С удовольствием заглядывал бы чаще, только здоровье малость не то... Годков меньше вашего было мне, когда с войной познался.
Орешкин. Не расстраивайся, Ваня. Сейчас подкрепимся.
Пшенов. Я по делу зашел.
Орешкин. Знаем. Делу помехи не будет. (Достает за окном сетку с провизией, оттуда извлекает сало, нарезает, откупоривает поллитровку.) В выходной съезжу в деревню, мои кабанчика закололи. Сало уж на исходе.
Пшенов. Ничего не надо.
Орешкин. Ты у нас гость — и не спорь.
Пшенов. Бродов, я тебе вот что сказать хочу...
Орешкин. Знает он все. Напишет. Сегодня иль завтра
это уж как договоритесь.
Бродов. Помолчал бы ты лучше.
Орешкин. Молчанка — не моя пластинка.
Бродов. Иван Филиппович, жинка твоя, наверное, столько языком не пулеметит, как парень этот?
Пшенов. Я тебе вот что скажу, Бродов: выбил ты меня с дорожки наезженной...
Орешкин. Ты у нас гость? Гость. Мы тебя соответственно встречаем.
Пшенов. Благодарствую, только сперва дело.
Бродов. Не пойму, как это выбил я тебя?
Пшенов. Вот и я о том же думаю, истинно говорю.
Орешкин. Кончай, ребята, хватит думать. Сало с морозиком хорошо идет, особливо после беленькой.
Пшенов. Не спеши, Орешкин.
Бродов. Иди на танцы, еще успеешь.
Орешкин. Покинуть нашего гостя? Нет, культурный человек себе не позволит этого.
Пшенов. Помнишь, Бродов, что висит в простенке в кабинете начальника управления Федора Михайловича.
Бродов (задумался). В простенке, говоришь?..
Орешкин. График. Сетевой график.
Пшенов. Вот-вот.
Бродов. И что же?
Пшенов. Зачем он там висит, не знаешь?
Бродов. Вопрос не по адресу, Иван Филиппович.
Пшенов. По адресу, по адресу, не перебивай. Так вот, в графике этом никто ничего не смыслит. Был, правда, одни инженер, курсы по этому делу прошел, да еще весной уволился. Зачем, спрашивается, висит?
Бродов (пожимает плечами). Не пойму...
О р е ш к и н. Чтобы выполнять его. И хватит, давай к столу поближе.
Пшенов. Потому что у соседа висит, потому что приказ был: внедрить!
Орешкин. Напиши, Вася, сегодня — пускай человек успокоится.
Бродов. Хорошее дело — график... Всю работу перестроить требуется.
Пшенов. Вот именно! А у нас он висит без толку. Работа как шла раньше, так и при висячем графике идет, через пень колоду...
Бродов. Кого обманываем? Кого, Иван Филиппович?
Пшенов. Не к тому разговор веду. Полтора года уж висит график, бумага желтой сделалась. И хоть бы кто снять его додумался!
Орешкин. Сними, попробуй... Наличие графика сверху проверяется.
Пшенов. А то, может, предложить начальнику управления: Федор Михайлович, убери с глаз людских эту бумагу?..
Орешкин. Что получится, Ваня, если каждый не в свое дело нос совать станет?
Бродов. Как же ты все дела-то на свои и не свои поделишь?
Орешкин. Делить их вовсе не требуется. От рождения, считай, они уже поделены. Каждый себе путь-дорожку по жизни сам пробивает. Ежели при этом требуется убрать график, займись, а нет надобности, пускай |
