Мацкевич В. В. Солдат империи
Скачать 1.16 Mb.
|
| Глава 2. Испытания и потери Наступил 1938 год. Однажды вечером я что-то мастерил в своей комнате, а к отцу пришел его друг Велихов, профессор политэкономии ДПИ. Похожий на Тимирязева, с такой бородкой, он всегда ходил с палочкой, раскачиваясь, как маятник. На его замечательные лекции по политэкономии собирались студенты всех курсов. Они с отцом сели играть в шахматы. Я услышал, как Велихов сказал отцу: — Профессора Власова арестовали, профессор Тверцина арестован, профессора Белявского арестовали. Всех умных людей арестовали, а нас с вами они почему-то не трогают. Отец тихо отозвался: — А я, Николай Александрович, на всякий случай сложил кое-что в чемоданчик. Вон он стоит под вешалкой. Следующую реплику Велихова я запомнил на всю жизнь: — Виктор Львович, пожалуйста, скажите мне, что в этом чемоданчике? Я совершенно не представляю, что нужно брать с собой в тюрьму! Я похолодел: они оба собрались в тюрьму! На следующий день я сломя голову бросился в НКВД к Томасову, но меня к нему не пропустили. В течение нескольких дней мне не удавалось его увидеть. Наконец, в день выборов [14] меня назначили дежурным с голубой повязкой бригадмильца около НКВД (я так попросил!). И когда Борис Иванович туда подошел, я подбежал к нему: — Борис Иванович, вы моего папу не арестуете? Он обнял меня, подвел к дому и, чтобы никто не слышал, сказал: — Вадик, дорогой, как я могу тебе сказать что-либо про твоего папу, когда я сам не знаю, будет ли у моей дочери завтра отец! Прошло некоторое время — месяц-два. Все, казалось, успокоилось, и вдруг я узнал, что Костя Ерофицкий, который мне так помогал, объявлен врагом народа и расстрелян. Я не мог с этим смириться: такого патриота, фанатически верного советской власти, и расстреляли. И я решил отомстить за Костю Ерофицкого. Я восстановил свой броневик, который был уже давно заброшен, зарядил его шестью мощными ракетами и на бортах написал золотыми буквами: «Костя Ерофицкий». И с Женькой Головченко мы привезли броневик в Ростов. Добравшись до штаба Северо-Кавказского военного округа, который располагался напротив здания Ростовского НКВД, мы настроили систему радиоуправления. Сначала броневик безобидно дрейфовал перед зданием СКВО. Одна женщина стала уговаривать нас: — Что вы делаете, ребята? Ведь Костю Ерофицкого объявили врагом народа, а вы написали его имя золотом, да еще около самого НКВД разъезжаете. Вам несдобровать! Но послушный радиокоманде броневик уже перешел через дорогу, подъехал к НКВД и открыл по зданию огонь из пушки и шести ракет. Фейерверк был колоссальный! Правда, ни одного окна мы не выбили. Выскочили солдаты, прикладами и сапогами разбили броневик. Женьке удалось убежать, а меня схватили и отконвоировали в НКВД. Мной занимался следователь Фридман, который бил меня нещадно. С тех пор я не слышу на левое ухо. Следователь допытывался: — Кто тебя этому научил, мерзавец! Я тебя пристрелю здесь же. Как ты до этого додумался? После допроса меня бросили в камеру — отсыревший темный колодец с крысами. На мое счастье, в этом колодце находился бывший уполномоченный ЦК партии по заготовкам [15] в Ростовской области Петр Николаевич Шутяев. Сам изъеденный крысами, он держал меня на руках. Я не называл свою фамилию, но меня опознали: через броневик вышли на Станцию юных техников и к Фридману вызвали Клавдию Вилор. Когда меня притащили в кабинет к следователю, она заплакала. А в это время за стенами НКВД происходило следующее. Женька пришел к нам домой и рассказал отцу, что произошло в Ростове. Отца вызвал начальник НКВД Борис Иванович Томасов: — Я сам займусь этим делом и постараюсь сделать так, чтобы все это закончилось благополучно. Ваша задача сейчас — просто молчать: замкнитесь и ни с кем не разговаривайте. Дело кончилось тем, что Фридман передал меня Томасову, который отвез меня в Новочеркасск в своей «эмке». По дороге он не произнес ни слова. Лишь остановив машину за несколько кварталов от моего дома, он сказал: — У глупости, которую ты совершил, нет названия. Обдумай то, что натворил. Я надеюсь, ты сам все поймешь. В 1939 году был арестован профессор Велихов. К концу года эта участь постигла уже практически всю профессуру Ростова и Новочеркасска. Однажды утром мы с сестричкой застали маму в слезах. На полу валялись книги, сброшенные с полок, все ящики письменного стола были открыты. Мама сказала, что папу арестовали. На следующий день Томасов вызвал маму и сказал ей, что вынужден был арестовать папу. Видимо, пришли какие-то ежовские списки, которые были составлены без ведома и без участия Бориса Ивановича. Он сказал, что должен провести расследование, оно займет какое-то время. Томасов пообещал, что нас не будут притеснять, квартиру нам оставят. Маме нужно поступить в техникум, поскольку у нее есть техническое образование. Она может приступить к работе, договоренность об этом уже имеется. Было видно, что Томасов на стороне папы. Пока отец был арестован, я считался сыном врага народа. От нашей семьи очень многие отвернулись. А в классе на стену около моего стола кто-то приклеил огромный плакат художника Ефимова, на котором был изображен палач Ежов, сжимающий в окровавленных рукавицах тело интеллигента — врага народа. [16] Из окон нашей школы был виден двор здания НКВД, где за высоким кирпичным забором, покрытым колючей проволокой, ходили по кругу заключенные. Чтобы мы не видели этого, окна второго этажа школы забелили, и тут же практически на всех стеклах появились написанные пальцами детей слова: «Долой ВКП(б)!» Целая армия следователей допытывалась, кто это сделал, но никого уличить так и не удалось. Я в этой операции не участвовал, но меня, как и всех, допрашивали и искали следы мела на кончиках пальцев. Через три месяца, когда отца освободили, Томасов пригласил меня к себе. Он сказал, что все расследовал: на отца наклеветали, но он — честный, хороший человек. Я принялся что-то бормотать о Косте Ерофицком. Но Томасов резко меня прервал: — Я хочу, чтобы у тебя не оставалось зла на нашу Родину. Просто сейчас страшное время. Знай, что я — твой друг, я постарался сделать все, что мог для тебя и для твоей семьи. И крепко запомни, что я тебе сейчас скажу. Ты будешь поступать в институт, на работу, может быть, придется поехать в какие-нибудь командировки. Везде и всюду тебе придется заполнять анкеты, в каждой из которых есть пункт: «Не был ли репрессирован кто-нибудь из ваших родственников?» Твой отец был под следствием, он не был репрессирован. Поэтому в этом пункте смело пиши: НЕТ, НЕТ, НЕТ. И не ломай голову этим пунктом. У тебя все будет хорошо. Я желаю тебе всего самого доброго. Глава 3. Московский энергетический институт и начало Великой Отечественной войны Я закончил школу, и, хотя далеко не по всем предметам у меня были блестящие знания, облоно особо рассматривал мою ситуацию. И поскольку мой робот демонстрировался на Всемирной выставке и у меня была масса грамот и подарков от Наркомата просвещения СССР, мне выдали аттестат с отличием [17] и золотой медалью. Поэтому в Московский энергетический институт меня приняли без экзаменов. В институте мне в первый раз пришлось заполнять анкету. Когда я дошел до пункта «Не был ли репрессирован кто-нибудь из ваших родственников?», меня словно обожгло. Я помнил, что мне сказал Борис Иванович, и написал, что никто репрессирован не был. Я посещал занятия и лекции в МЭИ, но не меньше времени проводил во МХАТе, филиале МХАТа, в Малом театре, Театре оперетты и так далее. Я видел потрясающую игру Москвина, Тарханова, Хмелева, Ливанова, Яншина, Тарасовой, Андровской, Пашенной. Это были феноменальные артисты, каких сейчас уже нет и не может быть. Общий уровень интеллигентности российского общества после 1938 года понизился катастрофически, причиной тому стали массовые политические репрессии, которым подверглась в первую очередь российская интеллигенция. В июне 41-го началась война. Выступление Молотова о том, что на нашу Родину вероломно напала гитлеровская Германия, прозвучало в самый разгар экзаменов. Нас сразу же посадили в эшелоны и отвезли под Вязьму рыть укрепления: эскарпы, контрэскарпы, всевозможные противотанковые препятствия. Однажды ночью нас стали перебрасывать в другую деревню. К тому времени мы страшно изголодались: кормили нас все хуже и хуже. Начальником нашей колонны от партийной организации нашего института и начальником политотдела МЭИ был Багратуни. На наше недовольство по поводу обеспечения продовольствием он отреагировал своеобразно: просто назначил меня начальником снабжения и пообещал выгнать из комсомола, если я не сумею накормить колонну. И вот на машине мы поехали за продуктами. Объехали несколько складов, заваленных продуктами, но никто нам ничего не дал: «специальные фонды». Кто его знает, война идет, может быть, это для армии. Так мы и уехали оттуда ни с чем. И вдруг на мосту через Днепр нам посоветовали добрые люди: — Поезжайте в Издешково, на станции стоят эшелоны с продуктами из Орши. [18] Раздобыть продуктов нам удалось, на вокзале действительно были хлеб и сахар. На обратной дороге я обратил внимание на то, что на обочинах стоят какие-то сооружения, похожие на танки, сделанные из земли или навоза, а между дорогой и лесом располагаются сотни темных фанерных квадратов, напоминающих пушки. Мы были уже почти на середине пути, когда в небе появились немецкие «юнкерсы», штук двадцать, и стали бомбить дорогу, по которой мы ехали. Бомбы падали совсем рядом. Я крикнул шоферу: — Останавливай машину, давай спрячемся в канаву, ведь погибнем! А он вцепился двумя руками в руль и кричит: — Двенадцать негритят пошли купаться в море, двенадцать негритят резвились на просторе. Один из них утоп... Потом одиннадцать негритят резвились на просторе, потом их осталось пять. А мы все ехали и ехали, оглохнув от взрывов. И вдруг «юнкерсы» развернулись и ушли. Мы уцелели, только в мешках с сахаром и с хлебом застряло с десяток осколков. Из леса к нам подъехал мотоциклист: — Поставьте машину, вас приказано доставить в лес. Машину мы, конечно, не оставили (не дай Бог ее угонят с продуктами!), но к лесу подъехали. А там сотни танков стоят! Нас подвели к штабу. Из штаба вышел командир танковой бригады: — Кто шофер? — Я. — Ты нам очень помог, парень! Видишь, какая получилась штука, немцы разбомбили навозные кучи и дорогу. Вы создали эффект движения, ребята. Я тебя награждаю за отвагу. И прикрепил медаль к рубашке шофера. Меня тоже поздравили, хотя было ясно, что я не причастен к этому подвигу. К себе мы вернулись с целой машиной продуктов. В первый раз за долгое время мы наелись почти досыта. Но ночью Багратуни поднял: мы находились между двумя мостами — автомобильным и железнодорожным, угроза десантов нарастала. Немцы уже сбросили десант под Ельней, буквально в 50 километрах от нас. Багратуни повел нас лесами к Вязьме. Мы несли с собой [19] мешки с сахаром, битком набитые продуктами наволочки от подушек и сумки. Все, кто остался около мостов, на следующий день попали в окружение, а нас Багратуни вывел к Вязьме. От города остались только трубы, все строения были уничтожены. Каким-то образом Багратуни довез нас до Малоярославца. Нашу роту из 40 человек направили на участок обороны, где были вырыты окопы, рвы, и даже стояли железобетонные колпаки для пулеметных или орудийных точек. Нам дали одну винтовку на всех и по обойме патронов на каждого. Руководил нами какой-то сержант, выписанный после ранения из госпиталя: — У нас винтовка одна, но патронов по сорок штук у каждого. Будем действовать таким образом: если подходят немцы и начинают обстрел, обороняется и отстреливается Рукосуев с правого фланга с винтовкой. Убивают Рукосуева, он передает винтовку Басистову и так далее и тому подобное. Но, возможно, будет легче. Нам винтовок, может, дадут еще, патронов по сорок штук у всех есть. Так и будем держать оборону. На следующий день в связи с назначением Жукова командующим обороной Москвы к нам прибыл инспектирующий капитан. Боевой офицер, весь в ремнях и при оружии. Мы построились шеренгой, сержант отрапортовал: — Держим здесь оборону. У нас по сорок патронов на каждого и одна винтовка на левом фланге. Капитан пошел вдоль строя, поинтересовался, почему я в лаптях. Я ответил, что ботинок или сапог 46 размера не было, вот и пришлось так выходить из положения. В лаптях оказалось еще трое. Проверяющий прошел на левый фланг, где винтовка. И увидел Яшку Ширмана, маленького, в одежде не по росту, в очках с толстенными стеклами, держащего винтовку обеими руками перед собой. Капитан поинтересовался у него, как заряжать винтовку. Яшка немного замешкался, а потом показал на выходное отверстие ствола: — Наверное, через это отверстие... Мы сначала подумали, что это он так пошутил, но, как оказалось, Яшка на самом деле совершенно не представлял, как заряжать винтовку. Капитан буквально взорвался: [20] — Это не оборона, это дыра в обороне! Немедленно марш в Москву! Там сейчас идут наборы в военные академии: военно-воздушную, бронетанковую, связи. На фронте нужны специалисты, инженеры. У вас наполовину высшее образование. Вон отсюда к чертовой матери! Так мы поехали в Москву. Сначала меня отправили в Крюково — в разведшколу. Туда отбирали тех, кто знал немецкий язык и хотя бы немного был похож на немца. В разведшколе курсанты ходили только в немецкой форме, разговоры разрешались только на немецком языке. Но начальник группы, в которую я попал, меня пожалел. Когда я рассказал ему, что я — изобретатель, сделал робота и так далее, он покачал головой: — В Москве сейчас идет набор в военные академии, отправлю-ка я тебя туда. Тут тебе не место. И через неделю я оказался в столице, где сначала поступил в Академию связи. Потом был объявлен набор в Военно-воздушную академию (ВВА), и я перешел в нее. Академия находилась в эвакуации в Йошкар-Оле. Когда мы прибыли туда, первым делом нас отвели в огромную столовую и как следует накормили. Там на столы поставили большие кастрюли с рисовой кашей. Я никогда не забуду этот белый рис и ярко-желтое масло на нем. Начальниками курсов были бывшие преподаватели Гражданского воздушного флота, какие-то совершенно не военные. Командир моего отделения Васильев меня не любил. Ему было около сорока (не понятно, как он вообще попал в академию), и мы, пацаны, его просто раздражали. А на занятиях по немецкому языку произошел смешной случай, после которого я попал в его кровные враги. Я тогда сидел на первой парте, прямо перед молоденькой и очень симпатичной учительницей немецкого языка, когда она вызвала Васильева и попросила прочитать стихи Гете. Читал он по складам, выдавливая из себя каждое слово, с ужасным произношением. Учительница вдруг заметила, как я улыбаюсь: — Что это вас, Мацкевич, развеселило? Как Васильев читает? — Да нет, читает-то он неплохо, вот только произношение у него какое-то матерное. [21] И Васильев мне этого не забыл. Если все остальные ходили в какой-то неведомый мне 3-й караул и возвращались оттуда очень довольные, да еще с какими-то свертками или буханками черного хлеба, о котором я только мог мечтать, то меня Васильев посылал только в самый тяжелый караул — на аэродром, где я на ветру стоял около самолетов и промерзал до костей. Через некоторое время вдруг ночью зажегся свет: — Подъем! Все кроме Мацкевича и Ширмана! Как выяснилось, в 3-м карауле (где ни разу не были только мы с Яшкой) был продовольственный склад, и караульные вскрывали бочки с селедкой, наедались до отвала, да еще меняли селедку у местных жителей на хлеб и еду. Пятнадцать любимчиков Васильева, которые регулярно ходили в 3-й караул, после суда военного трибунала были отправлены в штрафной батальон под Сталинград, где практически все погибли. Если бы не Гете и его замечательные стихи, я имел бы все шансы попасть в штрафбат. Но главное, конечно, было не в стихах, а в «матерном произношении» Васильева. Весной 1943 года меня направили на стажировку под Новошахтинск на Миусфронт (пресловутый рубеж по реке Миус). Моей обязанностью было помогать инженеру и техникам полка эксплуатировать спецоборудование самолетов. Я попал в 9-й гвардейский полк, где было много Героев Советского Союза. Особенно мне нравился истребитель «Аэрокобра» и его оборудование. Эти американские самолеты отличались тем, что им не требовалась регулировка. На некоторых было даже написано: «Механик, не вскрывай меня, не мешай мне работать». А в некоторых местах самолета стояли небольшие устройства «full proof» («защита от дураков»), которые блокировали попытку персонала сделать какую-либо глупость. Фирма «Белл» специально для наших летчиков поставила на «Кобры» пушки. К «Кобрам» американцы придавали компактные рации с «солдат-моторами». С такими рациями командиры полков могли руководить посадкой, взлетом и боем своих летчиков, а затем выезжать с этими рациями ближе к войскам. На «Аэрокобрах» стояло очень совершенное радионавигационное оборудование, которое облегчало летчикам совершать взлет и посадку в плохих метеоусловиях. [22] Восхищали меня и самолеты «Бостон». У них были такие моторы, что «Мессершмитт» не мог догнать этот тяжелый бомбардировщик — в течение пяти минут «Бостон» просто ускользал от Ме-109. Но особенно расхваливать американскую технику было нельзя, за этим строго следили политруки и политработники различных рангов. Очень хорошим в ту пору был и наш самолет Си-47 конструкции Сикорского, моторы для которого делала фирма «Пратт Уитни». В 9-м гвардейском полку я осознал, сколь существенной была помощь по ленд-лизу. Все оборудование было американским. В частях ВВС, да и на фронтовых дорогах можно было увидеть поступающее по ленд-лизу: начиная от обуви («черчиллки» — так называли ботинки Черчилля ) и тушенки до огромных цельнометаллических грузовиков «студебеккер». |
Похожие:
 | Вместо эпиграфа. Чтобы их страна была такой же большой, как наша (Говорят дети) | | Федеративная Республика существует уже более 60 лет – абсолютный рекорд в истории Германии после 1871 года. Чем же объясняется взлет... |
 | Скорее всего, наиболее честно о войне сказал один бывший солдат вермахта, заявивший во время телеинтервью следующее: «Если кто-то... | | На военной кафедре при Национальном исследовательском университете «Высшей школе экономики» (далее ниу вшэ) осуществляется подготовка... |
| Российской империи. Исследование выполнено на основе архивных материалов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, и... | | Калифорнии, где я провел лето и осень 1969 года. Здесь я с тревогой обнаружил, что традиционные методы, принятые на вооружение лечебной... |
| Монгольской империи XIII в. В эти полвека Монголия представляла собой уникальный в своем роде плацдарм соединения и умножения путем... | | Об утверждении Инструкции о подготовке граждан Российской Федерации по военно-учетным специальностям солдат, матросов, сержантов... |
| Жение Фото А. Ф. Грязнова. Мы изучили некоторые законы Российской империи, касающиеся развития промышленности: Устав о промышленном... | | Если возможно в нескольких словах охарактеризовать облик Сибирского казачьего войска, то определение находится сразу: безотказное... |