Abc1 Терезы Батисты, сражавшейся с черной оспой
Скачать 3.28 Mb.
|
Никто из любопытствующих, будь то мужчина или женщина, не сомневался в назначении этого теплого и богатого гнездышка, весьма подходящего для того, чтобы укрыть здесь любовные связи, как говорил Аминтас Руфо, молодой поэт, вынужденный торговать тканями в магазине отца. Доктор, у которого нет и не было никаких дел в Эстансии и который появляется здесь, чтобы пообедать со своим другом Жоаном Нассименто Фильо, приобрел особняк Монтенегро только для того, чтобы поселить в нем любовницу, судачили окружающие, и причин для того было вполне достаточно. Во-первых, богач — бабник, о чем сплетничают как в Баии, так и в Аракажу, по обе стороны реки Реал, во-вторых, Эстансия удобно расположена на полпути между заводом в Кажазейрасе и городом Аракажу — теми местами, где доктор имел свое дело и семью, и, наконец, место это считалось прекрасным, приятным уголком, идеальным прибежищем для любовных утех. И вот как-то к вечеру у дома остановился грузовик; шофер и двое грузчиков стали сгружать большие и маленькие ящики и множество коробок, на некоторых стояла надпись: «Осторожно!» Тут же у дома собрались любопытные. Стоя на противоположной стороне улицы, они по габаритам определяли их содержимое: холодильник, радиоприемник, пылесос, швейная машина; вещей было много, доктор, как видно, не считался с расходами. Скоро, должно быть, прибудет и ожидаемая особа. Они выставили дозорных, организовали дежурство до девяти вечера, но доктор, как знать, может, и нарочно, приехал в автомобиле на рассвете. Встав в восемь часов утра — обычно в семь он уже был на ногах, но в эту ночь, заснув после приятных игр в постели почти на рассвете, — он не обнаружил Терезы около, а нашел ее за работой со щеткой в руке, тогда как служанка еще только продрала глаза, чтобы с ним поздороваться. Эмилиано не сделал никому никакого замечания, только пригласил Терезу выпить кофе. — Я уже пила. Девушка подаст вам, сеньор. Извините, что не успела... — И она продолжила уборку. Доктор в раздумье выпил кофе с молоком, съел кускус из маиса, жареный банан, маниоковые пирожки, следя глазами за Терезой, продолжающей уборку. Она вымыла спальню, собрала мусор, вынесла горшок. Стоя на пороге, служанка ждала, когда он закончит есть, чтобы убрать посуду. После кофе, взяв книги, доктор устроился в гамаке, покинув его около полудня, чтобы принять душ и переодеться. Когда Тереза увидела его одетым, она спросила: — Можно подавать на стол? Эмилиано улыбнулся. — После того как ты примешь душ, переоденешься и будешь готова. Терезе в этот час даже в голову не могло прийти принимать душ — это сейчас-то, когда еще столько надо сделать работы. — Я хотела помыться, когда приведу все в порядок. У меня еще много дел. — Нет, Тереза. Иди прими душ сейчас же. Она повиновалась, ведь повиноваться она привыкла. Возвращаясь из ванной, она увидела, как Алфредан несет бутылки в сад, где перед каменной скамьей уже стоял складной столик, привезенный на грузовике. За ним и ждал ее доктор. Одетая в чистое платье, она подошла к нему и спросила: — Можно подавать? — Чуть погодя. Садись сюда, со мной. — Он взял бутылку и рюмку. — Давай выпьем за наш дом. Тереза никогда не пила. Однажды капитан угостил ее стопкой кашасы, но она, едва пригубив, не сдержала гримасы отвращения. Но проклятый капитан заставил ее выпить стакан и налил снова. Однако никогда больше не предлагал ей выпить — эта девочка слаба, не хватает ей еще разреветься, как на петушином бое, от первой ее уже выворачивает. В пансионе Габи, когда какой-нибудь клиент подзывал девицу, чтобы составила ему компанию за рюмкой, обязанностью той было просить вермут или коньяк. Приносимые Аррудой толстые и темные стаканы, наполненные чаем, только цветом напоминали коньяк или вермут и еще ценой, что было особенно прибыльно для заведения. Иногда клиент предлагал ей выпить пиво, тогда она делала два-три глотка без всякого энтузиазма. И так никогда и не полюбила пиво, хотя, уже живя у доктора, научилась ценить горькие напитки. Она взяла бокал и услышала: — За то, чтобы дом наш был веселым. Вспомнив вкус кашасы, она пригубила прозрачное золотистое вино. И с удивлением почувствовала приятный вкус и попробовала снова. — Это портвейн, — сказал доктор, — одно из прекрасных изобретений человека, лучшее португальское вино. Выпей, не бойся, хороший напиток вреда не причинит. Тереза не поняла до конца смысла сказанного доктором, но вдруг почувствовала себя, как никогда, спокойно. Доктор рассказал ей о портвейне и о том, что его пьют после еды, с кофе или вечером, но никак не перед обедом. Почему же тогда он дал ей портвейн сейчас? Да потому, что портвейн — король вин. Если бы он дал ей сейчас биттер или джин, которые, очень может быть, ей не понравились бы, тогда она отказалась бы от портвейна, но, начав с него, она, может, попробует и еще что-нибудь. Эмилиано продолжал рассказывать ей о винах, разных, в том числе сладких, которые со временем она должна попробовать и отличить одно от другого: мускат, херес, мадера, малага, токай. Ее жизнь только начинается. — Забудь все, что было до сих пор, выкинь из головы все, здесь ты начинаешь новую жизнь. Он отодвинул стул, чтобы Тереза села, сам стал накладывать еду, причем ей подал тарелку первой. Она не верила своим глазам: где же такое видано? Они выпили прохладительное из плодов манго, и доктор снова подал ей бокал первой. Смущенная Тереза едва притрагивалась к еде, слушая его рассказы об удивительных кулинарных рецептах, один другого невероятнее, Матерь Божья! Понемногу Тереза стала чувствовать себя непринужденней; слушая доктора, она громко изумлялась, когда он описывал ей некоторые иностранные лакомства: плавники акул, столетние яйца, саранчу. Тереза уже слышала, что где-то едят даже лягушек, и доктор подтвердил: превосходное мясо. Однажды ей довелось попробовать ящерицу, поджаренную Шико Полподметки, и ей понравилось. Всякая дичь вкусна, у нее редкий, необычный вкус. А хочет ли знать Тереза, из чего готовят самое вкусное блюдо? — Из чего? — Из улиток. — Из улиток? Ой, какая гадость... Доктор рассмеялся, но смех его был искренен и весел. - Так вот, Тереза, как-нибудь я приготовлю блюдо из улиток, и ты оближешь пальчики. Знаешь, я отличный повар. За этой непринужденной болтовней смущение Терезы прошло, и за десертом она уже смеялась без всякого стеснения, слушая рассказ доктора о том, как французы держат улиток в течение недели в закрытой коробке с дырками, потчуя их пшеничной мукой, единственной едой пленниц, и меняют муку ежедневно, пока улитки не станут совершенно чистыми. — А саранча? Ее действительно едят? Где? — В Азии, приготовленную с медом. В Кантоне обожают собак и змей. Впрочем, и в сертане едят удава-жибойю и крылатого муравья. Это то же самое. Когда встали из-за стола и доктор взял Терезу за руку, она улыбнулась ему совсем по-иному, с нежностью. И снова в саду, на той же самой старинной скамье, некогда покрытой изразцами, целуя ее влажные от выпитого вина губы, он сказал ей: — Тебе раз и навсегда надо усвоить одну вещь. Ее должна понять эта головка. — Он коснулся ее черных волос— Ты — хозяйка дома, а не служанка. Этот дом — твой, он тебе принадлежит. И если служанка не выполняет работу добросовестно, возьми другую, двух, трех, сколько нужно. Я не хочу тебя видеть грязной, протирающей мебель, выливающей ночные горшки. Тереза была сражена манерой обращения доктора. Она привыкла слышать крики и брань, получать пощечины и удары палматории, плеть, когда что-то было не так и не вовремя сделано. Да, она спала в постели капитана, но была последней его рабой. Даже в тюрьме она должна была убирать три камеры и уборную. И в пансионе Габи тоже спать до обеда она не спала, дел у нее всегда было предостаточно. — Ты — хозяйка дома, не забывай об этом. Ты не можешь быть грязной, плохо одетой. Я хочу тебя видеть красивой... Хотя, даже грязная, в тряпье, ты все равно красива, но я хочу, чтобы твоя красота была яркой, хочу видеть тебя чистой, элегантной, сеньорой. — Он повторил: — Сеньорой. «Сеньорой? Ах, сеньорой я никогда не стану...» — подумала Тереза, слушая доктора, и он, словно прочтя ее мысли, сказал: — Ты не станешь сеньорой только в том случае, если не захочешь, если у тебя не будет желания стать ею. — Я постараюсь... — Нет, Тереза, постараться — недостаточно. Тереза взглянула на Эмилиано, и он увидел в ее черных глазах тот алмазный блеск. — Я не знаю, какой должна быть сеньора, но грязной и оборванной вы меня больше не увидите, это я обещаю. — А служанку, которая бездельничала, позволяя тебе работать, я прогоню... — Но она не виновата, я ведь сама стала работать... Я привыкла... — Даже если она не виновата, она все равно не должна здесь оставаться. Для нее ты уже никогда не станешь хозяйкой, ведь она видела, как ты выполняла работу служанки, и уважать тебя не будет. А я хочу, чтобы все относились к тебе с уважением. Ты здесь хозяйка и выше тебя только я, и никто другой. 13 Довольно долго Тереза была в комнате наедине с умершим. Голова его покоилась на подушке, руки были скрещены на груди. Тереза сорвала в саду только что распустившуюся темно-красную — цвета крови — розу и вложила доктору в руки. Когда доктор приезжал с завода или из Аракажу на машине, то после нежного поцелуя он отдавал ей чилийскую шляпу и кнут с серебряной рукояткой, а шофер и Алфредан несли портфель, папки с документами, книги и свертки в гостиную и буфетную. Кнут с серебряной рукояткой доктор брал с собой всегда, и не только когда он разъезжал по плантациям сахарного тростника или пастбищам, но и когда ехал в города Баию, Аракажу, в правление банка, в руководство Совета акционерного общества «Эксимпортэкс». Кнут был украшением, символом и оружием. И в руках доктора Гедеса это оружие было грозным. Так, в Баии он, взмахнув кнутом, обратил в бегство двух юных налетчиков, решивших, что седовласый полуночник спешился из страха перед ними; а в центре столицы все тот же кнут заставил дерзкого писаку Аролдо Перу проглотить состряпанную им газетную статью. Нанятый врагами Гедесов нахальный писака, без зазрения совести пачкавший за небольшую плату чужую репутацию и остававшийся безнаказанным, напечатал в одном продажном еженедельнике пасквиль на могущественный клан. Главе семьи Эмилиано Гедесу досталось больше всех: «Соблазнитель невинных крестьянских девушек», «бездушный латифундист, эксплуатирующий труд арендаторов и испольщиков, вор земель», «контрабандист, торгующий сахаром и кашасой, имеющий дурную привычку наносить ущерб общественной казне при преступном попустительстве инспекторов штата». О младших его братьях, Милтоне и Кристоване, говорилось как о «некомпетентных паразитах», «бездарных невеждах», причем о Милтоне говорилось, что он ханжа, а о Кристоване как о неизлечимом пьянице, не говоря уже о Алешандре Гедесе, сыне Милтона, изгнанном из Рио за извращенные сексуальные пристрастия, каковые явились причиной запрета появляться на заводе, где «атлетически сложенные чернокожие рабочие сводили его с ума». Статью читали и обсуждали. «В ней много правды, хотя она и тенденциозно написана», — заявил один информированный политический деятель сертана перед толпой, собравшейся у дверей Правительственного дворца. Сказав это, депутат оглянулся и закрыл рот рукой — на площади появился доктор Эмилиано с кнутом в руке, а навстречу ему твердой поступью человека, одержавшего успех, шел журналист Пера. Отступать было некуда, и прославившемуся журналисту пришлось проглотить свою статью всухомятку, утерев рот, окровавленный ударом кнута. Здесь же, в Эстансии, выходя на вечернюю прогулку, доктор Эмилиано держал в руках цветок вместо кнута. И это становилось привычным по мере того, как зарождавшаяся нежность между ним и Терезой стала переходить в настоящую близость. Поначалу заводчик не показывался на улице в обществе Терезы, к старому мосту, плотине, на берег реки Пиауи он ходил в одиночестве: связь сохранялась в тайне. И это позволяло толстой и болтливой доне Женинье Абаб с почты и телеграфа говорить: «Доктор по крайней мере уважает свою семью и не показывает каждому, как это делают другие, своих девиц». Однако близкие друзья были свидетелями растущей привязанности, доверия, откровенности и нежности доктора и Терезы. Однажды вечером, поцеловав ее, он сказал: — Пойду пройдусь, Тереза, а вернусь, лягу отдыхать. Она побежала в сад, сорвала темно-красный — цвета крови — только что распустившийся бутон и, отдав его доктору, прошептала: — Это чтобы вы вспоминали меня на прогулке. На следующий день перед прогулкой он спросил ее: — А где же цветок? Мне он нужен не для того, чтобы вспоминать о тебе, а для того, чтобы знать, что ты со мной. Так при каждом прощании охваченная печалью Тереза целовала сорванную розу и булавкой прикалывала ее к петлице лацкана, в руке же Эмилиано сжимал кнут с серебряной рукояткой. С кнутом в руке, розой в петлице и прощальным поцелуем на устах уезжал в очередной раз доктор, возвращаясь к своим обязанностям банкира, заводчика, хозяина плантации сахарного тростника. Тереза же оставалась ждать в Эстансии, ждать, когда наконец выпадет ей то короткое мгновение — мгновение, пока распускается и вянет роза, — тайное и краткое мгновение для любовниц. Сейчас, вложив цветок в руки доктора, Тереза пытается закрыть его голубые, чистые и всевидящие глаза, бывавшие временами холодными и недоверчивыми. Всевидящие и угадывающие чужие мысли глаза мертвы, но еще открыты, они как будто наблюдают за всем, что делается вокруг, и за Терезой, о которой хозяин их знает больше, чем она сама. 14 От изучения настоек и ликеров Тереза перешла к более сложному познанию столовых вин, крепких и горьких, способствующих пищеварению. В одной из комнат пристройки доктор сделал винный погребок, где хранил вина, названия которых и сроки выдержанности произносились Жоаном Нассименто Фильо и падре Винисиусом с благоговением. Только Лулу Сантос оставался верен пиву и кашасе, почему и был все время у них мишенью для насмешек: варвар без понятия и вкуса, для которого лучше виски ничего не бывает.- Тереза не сделала больших успехов в познании вин, оставшись приверженкой порто, куантро, москателя, хотя и соглашалась выпить горькое до еды. Столовые вина ей нравились сладкие и ароматные. Доктор выставлял благородные сухие вина и знаменитые красные, видя которые, и падре, и Жоан Нассименто Фильо закатывали глаза и рассыпались в похвалах, однако Тереза, принимая участие в вечерних застольях, заметила, что Жоан Нассименто, будучи знатоком вин и славясь превосходным вкусом, отдавал предпочтение белым, легким, но все-таки крепленым и любому аперитиву — наливку. Секрета Жоана Нассименто Тереза никогда никому не выдала, как и не дала понять самому Жоану, что он ею разоблачен. — Не составите ли вы мне компанию, сеу Жоан, не выпьете ли, хоть и не время, рюмку портвейна? — С удовольствием, Тереза. Это «не время» — изысканность фидалго. — И тут же отказался от джина, виски и биттера. Не обремененная необходимостью иметь утонченный вкус, как и говорить неправду, Тереза признавалась доктору в своих пристрастиях, и Эмилиано, улыбаясь, говорил ей: Тереза Сладкий Мед. . Теплыми вечерами в Эстансии, когда небо было усеяно звездами, огромная луна стояла над деревьями и с реки веяло легким приятным ветерком, они сидели в саду, потягивая вина. Он предпочитал крепкие напитки: джин, водку, коньяк, она — портвейн или куантро. Тереза Сладкий Мед, со сладкими устами. Ах, мой сеньор, ваш поцелуй обжигает, это пламя коньяка, огонь можжевеловой водки. В эти часы они были особенно близки, не говоря уже о близости в постели. В постели или тут же в гамаке под мерцающими звездами и луной, к которой летели их любовные вздохи. Особняк их изменился, стал еще более удобным, так как доктор привык к удобствам и хотел приучить к этому и Терезу. Одна из многочисленных комнат была разделена и превращена в две душевые, одна из которых соединялась с большой спальней, другая с комнатой для гостей, которую обычно занимал Лулу Сантос, когда приезжал из Аракажу в обществе доктора или по его приглашению. Гостиная утратила торжественный и старомодный вид залы, открывавшейся только по торжественным дням или для важных визитов: в ней доктор поставил книжные полки, стол для чтения и работы, электроду с пластинками и маленький бар. Альков рядом с гостиной превратился в комнату для шитья. |
Похожие:
 | Учетную карточку необходимо заполнять разборчиво черной или темно-синей ручкой заглавными печатными буквами по образцу |  | Прошу выдать (заменить1, обновить2) (не нужное зачеркнуть) мне карту водителя для использования в контрольном устройстве (тахографе),... |
| Заполнение заявлений осуществляется синей или черной ручкой (допускается заполнение в электронном виде) | | Учащиеся приходят в аудиторию за 5 минут до начала тестирования. Вещи оставляют у входа в специально отведённом месте и готовят рабочее... |
| Работа органов фас россии по защите конкуренции: уточнен порядок формирования "белой и черной книг" | | Все бланки экзаменационной работы заполняются ручкой с гелиевой или капиллярной чёрной пастой |
| Соотношение инвестиций в развитие сырьевой базы и металлургической части ожидается в пропорции 50: 50. Об этом заявил замглавы министерства... | | Заполнять акт общественного наблюдения о проведении егэ в ппэ (далее – акт) необходимо только черной гелевой ручкой |
| Новый формат бланков егэ 2016 будет опубликован в следующем учебном году. Для тренировки можно использовать пока бланк образца 2015... | | Заполнять акт о результатах общественного контроля проведения егэ в ппэ (далее – акт) необходимо только черной гелевой ручкой |