Глава 9 Среда, 16 декабря. Снег
Снег, засыпавший Эгерторг, казался желтым от света полицейских прожекторов.
Харри и Халворсен стояли у входа в пивную «Три брата», смотрели на зевак и репортеров, теснившихся за ограждением. Харри вынул изо рта сигарету, закашлялся.
— Много репортеров, — сказал он.
— Быстро сбежались, — кивнул Халворсен. — От редакций-то рукой подать.
— Горячий материал для газет. Убийство в разгар предрождественских хлопот на самой знаменитой улице Норвегии. Жертву видели все: парень стоял возле кружки Армии спасения. Во время выступления известной группы. Чего еще желать?
— Интервью со знаменитым следователем Харри Холе?
— Мы пока побудем тут, — сказал Харри. — Ты установил время убийства?
— Сразу после семи.
Харри посмотрел на часы.
— Почти час назад. Почему никто не позвонил мне раньше?
— Не знаю. Комиссар позвонил мне около половины восьмого. Я подумал, что к моему приходу ты будешь здесь…
— Значит, ты позвонил мне по собственной инициативе?
— Так ведь ты вроде инспектор.
— Вроде, — буркнул Харри, бросил сигарету в снег. Она провалилась в пушистую порошу и исчезла.
— Скоро все технические следы окажутся под полуметровым слоем снега, — сказал Халворсен. — Типичная история.
— Нет тут никаких технических следов, — сказал Харри.
К ним подошла Беата со снежинками в светлых волосах. Между пальцами у нее был пластиковый пакетик с пустой гильзой.
— Ошибочка! — победоносно улыбнулся Халворсен.
— Девять миллиметров. — Беата состроила гримаску. — Самая что ни на есть заурядная. И это все, что у нас есть.
— Забудь, что у вас есть и чего нет, — сказал Харри. — Каково твое первое впечатление? Не думай, говори, и все.
Беата улыбнулась. Харри в своей стихии. Сперва интуиция, потом факты. Потому что интуиция — тоже факты, совокупная информация с места преступления, которую мозг не сразу способен облечь в слова.
— Много не скажу. Эгерторг — место, где огромное количество пешеходов, поэтому все жутко затоптали, хотя мы приехали уже через двадцать минут после убийства. Однако ясно, что работал профессионал. Медик сейчас осматривает труп, но, видимо, выстрел был всего один. Прямо в лоб. Профи. Вот такие ощущения.
— Работаем на основе ощущений, инспектор?
Все трое обернулись. Гуннар Хаген. В зеленой армейской куртке и черной шерстяной шапке. В уголках рта чуть заметная улыбка.
— Мы используем все средства, шеф, — сказал Харри. — А вас что сюда привело?
— Разве события происходят не здесь?
— В известном смысле.
— Я слыхал, Бьярне Мёллер предпочитал кабинет. Но лично я считаю, руководитель должен находиться в поле. Сколько было выстрелов? Один или больше? Халворсен!
— По словам свидетелей, один, — поспешно доложил тот.
Хаген пошевелил пальцами в перчатках.
— Приметы?
— Мужчина. — Взгляд Халворсена метался между комиссаром и Харри. — Больше мы пока ничего не знаем. Народ смотрел на музыкантов, а случилось все чертовски быстро.
Хаген тяжело вздохнул.
— В такой массе народу кто-то ведь должен был видеть стрелка, верно?
— Возможно, — сказал Халворсен. — Но мы в точности не знаем, где в толпе стоял убийца.
— Понимаю. — Снова едва заметная усмешка.
— Он стоял прямо перед убитым, — сказал Харри. — Максимальное расстояние — два метра.
— Вот как? — Хаген и коллеги повернулись к Харри.
— Киллер знал, что, если хочешь убить человека из малокалиберного оружия, надо стрелять в голову, — продолжал Харри. — Поскольку же выстрел был всего один, он в результате не сомневался. А значит, стоял так близко, что видел дырку во лбу либо знал, что промахнуться невозможно. На одежде жертвы наверняка обнаружатся следы пороха, подтверждающие мой вывод. Максимум два метра.
— Полтора, — сказала Беата. — Большинство пистолетов выбрасывают гильзу вправо, причем не особенно далеко. Эту мы нашли втоптанной в снег в ста сорока шести сантиметрах от трупа. На отворотах шинели убитого нити шерсти обгорели.
Харри взглянул на Беату. Он ценил в первую очередь не ее природную способность запоминать лица, а ее ум, старательность и дурацкую веру, которая объединяла их обоих, — веру в важность их работы.
Хаген притопывал в снегу.
— Отлично, Лённ. Но кому, скажите на милость, понадобилось убивать офицера Армии спасения?
— Он не офицер, — сказал Халворсен. — Просто солдат. Офицеры у них в штате, солдаты — добровольцы или контрактники. — Он открыл блокнот. — Роберт Карлсен. Двадцать девять лет. Холост, детей нет.
— Зато есть враги, — заметил Хаген. — А вы что скажете, Лённ?
Отвечая, Беата смотрела не на Хагена, а на Харри:
— Может, стреляли вообще не в конкретное лицо.
— Да? — улыбнулся Хаген. — А в кого же?
— Возможно, в Армию спасения.
— Почему вы так решили?
Беата пожала плечами.
— Спорные взгляды, — вставил Халворсен. — Гомосексуалисты. Женщины-священники. Фанатик какой-нибудь…
— Эту версию я возьму на заметку, — сказал Хаген. — Покажите мне тело.
Беата и Халворсен вопросительно посмотрели на Харри. Тот кивнул Беате.
— Господи, — сказал Халворсен, когда Хаген с Беатой ушли. — Комиссар собрался возглавить дознание?
Харри задумчиво помял подбородок, глядя в сторону ограждения, где в зимней темноте то и дело взблескивали репортерские фотовспышки. Потом обронил:
— Профи.
— Что?
— Беата считает, что стрелял профи. Вот с этого и начнем. Что профессионал делает сразу после убийства?
— Смывается?
— Не обязательно. Но избавляется от всего, что может связать его с убийством.
— От орудия убийства.
— Именно. Надо проверить все урны, контейнеры, баки и задние дворы в радиусе пяти кварталов от Эгерторг. Немедля. В случае чего мобилизуй народ из оперчасти уголовной полиции.
— Хорошо.
— И собери видеокассеты со всех магазинных камер наблюдения за время непосредственно до и после девятнадцати ноль-ноль.
— Попрошу Скарре взять это на себя.
— И еще. «Дагбладет» участвует в организации уличных концертов и делает о них репортажи. Проверь, снимал ли фотограф публику.
— Конечно. Как же я об этом не подумал?!
— Потом отошли снимки Беате, пускай посмотрит. Завтра в десять утра совещание группы. В красной зоне. Передашь?
— Yes.
— Где Ли и Ли?
— Опрашивают свидетелей в управлении. Несколько девчонок стояли рядом со стрелком.
— Хорошо. Попроси Улу составить список родственников и друзей убитого. Для начала посмотрим, нет ли там очевидных мотивов.
— Ты вроде только что говорил, что действовал профи.
— Попробуем прикинуть сразу несколько версий, Халворсен. И начать там, где светло. Семью и друзей разыскать, как правило, легче всего. А в восьми случаях из десяти убийства совершаются…
— …знакомыми жертвы, — вздохнул Халворсен.
Кто-то окликнул Харри, и разговор оборвался. Он оглянулся и увидел отряд журналистов, спешащих к ним сквозь метель.
— Шоу набирает обороты, — заметил Харри. — Переадресуй их к Хагену. Я буду в управлении.
Пройдя регистрацию и сдав чемодан в багаж, он направился к контролю безопасности. В приподнятом настроении. Последний заказ выполнен. На радостях решил проделать тест с билетом. Женщина-контролер покачала головой, когда он достал из внутреннего кармана конверт и хотел предъявить билет.
— Мобильный телефон? — спросила она по-норвежски.
— No. — Он положил конверт с билетом между рентгеновским боксом и аркой металлоискателя, стал снимать пальто и тут заметил, что косынка по-прежнему на шее, развязал ее, сунул в карман, опустил пальто в подставленный контейнер и прошел под аркой, чувствуя на себе бдительные взгляды двух охранников. Вместе с женщиной, которая неотрывно смотрела на экран, где просвечивалось его пальто, и охранником у другого конца транспортера он насчитал пять сотрудников, которые следили только за тем, чтобы он не пронес на борт ничего, что можно использовать как оружие. По ту сторону арки он надел пальто, вернулся, забрал со стола билет. Никто его не остановил, и он прошел мимо охраны. Значит, вот как легко украдкой пронести в конверте с билетом лезвие ножа. Первое, что бросилось ему в глаза, было панорамное окно прямо напротив. Ничего не видно. Снег, словно белая штора, закрыл стекло.
Мартина сидела, наклонясь к лобовому стеклу, с которого дворники методично сметали снег.
— Министр настроен позитивно, — с удовлетворением сказал Давид Экхофф. — Весьма позитивно.
— Это ты понимал с самого начала, — сказала Мартина. — Такие люди не приходят на ужин и не приглашают прессу, если намерены ответить отказом. Им ведь надо победить на выборах.
— Да, — вздохнул Экхофф. — Победить на выборах. — Он посмотрел в окно. — Симпатичный парнишка этот Рикард, верно?
— Ты сам себе противоречишь, папа.
— Его нужно слегка направить, тогда он станет для нас превосходным сотрудником.
Мартина подрулила к гаражу под штаб-квартирой, нажала на дистанционный пульт — стальная дверь поползла вверх. Машина заехала внутрь, шипованная резина зашуршала по каменному полу пустого помещения.
Под одной из потолочных ламп, возле синего командирского «вольво» стоял Рикард в комбинезоне и перчатках. Но Мартина смотрела не на него. А на высокого блондина рядом с Рикардом, она сразу его узнала.
Девушка припарковалась подле «вольво», но осталась в машине, принялась что-то искать в сумке, меж тем как отец вышел, оставив дверцу открытой, и она услышала голос полицейского:
— Экхофф?
Между голыми стенами гулко прокатилось эхо.
— Он самый. Чем могу помочь, молодой человек?
Дочь хорошо знала этот отцовский тон. Доброжелательный, но властный.
— Харри Холе, инспектор Ословского полицейского управления. Речь идет о вашем сотруднике. Роберте…
Мартина, выходя из машины, чувствовала на себе взгляд полицейского.
— …Карлсене, — продолжал Холе, снова повернувшись к командиру.
— О брате, — сказал Давид Экхофф.
— Простите?
— Мы предпочитаем относиться к своим коллегам как к членам семьи.
— Понимаю. В таком случае должен, к сожалению, уведомить вас о смерти в семье, Экхофф.
Мартина почувствовала, как внутри все сжалось. Полицейский помолчал, словно давая им время осознать известие, потом продолжил:
— Роберт Карлсен застрелен сегодня в семь вечера на Эгерторг.
— Боже милостивый! — вырвалось у командира. — То есть как?
— Пока мы знаем только, что неизвестное лицо из толпы застрелило его и скрылось.
Отец Мартины недоуменно покачал головой:
— Но… вы говорите, в семь? Почему… почему мне не сообщили раньше?
— Потому что в подобных случаях мы в первую очередь информируем ближайших родственников. Правда, нам, увы, пока не удалось с ними связаться.
Полицейский отвечал деловитым, терпеливым тоном, и Мартина поняла: он привык, что на сообщения о смерти люди реагируют нелепыми вопросами.
— Да-да, понимаю, — сказал Экхофф, надул щеки и выпустил воздух через рот. — Родители Роберта живут сейчас не в Норвегии. Но вы могли связаться с его братом, Юном.
— Его нет дома, а мобильник отключен. Мне сказали, что, возможно, он задержался здесь, в штаб-квартире. Но встретил я только вот этого молодого человека. — Он кивком показал на Рикарда, который стоял точно печальная горилла — остекленелый взгляд, руки в больших рабочих перчатках безвольно опущены, на сизой верхней губе капли пота.
— Как думаете, где мне найти брата? — спросил полицейский.
Мартина с отцом переглянулись, покачали головой.
— Есть соображения насчет того, кто мог желать смерти Роберту Карлсену?
Оба опять покачали головой.
— Ладно. В общем, теперь вы все знаете. Мне пора, но завтра придется задать вам несколько вопросов.
— Разумеется, инспектор, — сказал командир и выпрямился. — Но пока вы здесь, не откажите в любезности, сообщите подробности случившегося.
— Посмотрите ТВ-текст. Я спешу.
Мартина заметила, как отец потемнел лицом. Повернулась к полицейскому, встретилась с ним взглядом.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Время — важнейший фактор на этом этапе дознания.
— Попробуйте… поискать его у моей сестры, Tea Нильсен.
Все трое обернулись к Рикарду. Он сглотнул.
— Она живет на Гётеборггата, в доме Армии.
Полицейский кивнул. Собрался уходить, но еще раз обратился к Экхоффу:
— Почему родители не живут в Норвегии?
— Это долгая история. Они отпали.
— Отпали?
— Утратили веру. Людям, выросшим в Армии, обычно приходится нелегко, если они избирают иной путь.
Мартина пристально смотрела на отца. Но даже она, его дочь, не заметила ни следа фальши на его каменном лице. Полицейский пошел прочь, а у нее на глаза набежали первые слезы. Когда шаги инспектора затихли, Рикард, кашлянув, сказал:
— Летнюю резину я положил в багажник.
Он давным-давно все понял, когда информационная служба ословского аэропорта наконец сообщила:
— Due to weather conditions, the airport has been temporarily closed.
[12]
Ничего страшного, сказал он себе. Как говорил еще час назад, после первого сообщения о том, что ввиду снегопада рейс задерживается.
Они ждали, а снег между тем мохнатым ковром ложился на самолеты. Невольно он поискал глазами людей в форме. На летном поле они должны быть в форме, почему-то казалось ему. А когда женщина в синем за стойкой у выхода 42 поднесла к губам микрофон, он все понял по выражению ее лица. Она сожалела: посадка состоится завтра утром в 10.40. Пассажиры приглушенно, но внятно застонали. Она прощебетала, что авиакомпания оплачивает проезд поездом обратно в Осло и номера в гостинице «САС» для транзитников и пассажиров с обратным билетом.
Ничего страшного, повторял он, когда поезд мчался сквозь темный ночной ландшафт. До Осло поезд остановился всего один раз, у кучки домов среди белизны. Под скамейкой на платформе сидела дрожащая собака, в свете фонаря виднелись летящие хлопья снега. Собака похожа на Тинто, бездомного игривого пса, который бродил по округе в Вуковаре, когда он был маленьким. Джорджи и другие ребята постарше надели на него кожаный ошейник с надписью: «Кличка — Тинто, владелец — все». Никто не обижал Тинто. Но порой этого было мало.
Поезд протяжно застонал и снова скользнул в снежную круговерть.
Когда Tea пошла открывать, Юн отошел в дальний конец комнаты, где его от входной двери не увидят. Эмма, соседка:
— Ты уж извини, Tea, но этому человеку очень важно поговорить с Юном Карлсеном.
— С Юном?
Мужской голос:
— Мне сообщили, что, вероятно, я найду его у некой Tea Нильсен по этому адресу. Возле домофона фамилии не указаны, но эта дама любезно помогла.
— Юн? Здесь? Не знаю, как…
— Я из полиции. Мое имя Харри Холе. Дело касается брата Юна.
— Роберта?
Юн шагнул к двери. С порога на него смотрел человек такого же роста, как он сам, со светло-голубыми глазами.
— Роберт что-то натворил? — спросил он, стараясь игнорировать соседку, которая выглядывала из-за плеча полицейского.
— Мы не знаем. Можно войти?
— Пожалуйста, — сказала Tea.
Полицейский вошел и закрыл дверь перед носом у разочарованной соседки.
— Боюсь, у меня скверные новости. Может быть, присядете?
Все трое уселись вокруг журнального столика. Прямо как удар под дых — Юн машинально наклонился вперед, когда полицейский сообщил, что произошло.
— Мертв? — прошептала Tea. — Роберт?
Полицейский кашлянул, заговорил снова. Слова доносились до Юна как темные, загадочные, почти непостижимые звуки. Все время, пока полицейский рассказывал об обстоятельствах, он смотрел в одну точку. На приоткрытый рот Tea, на поблескивающие губы, влажные, красные. Дышала она часто и поверхностно. Юн заметил, что полицейский умолк, только когда услышал голос Tea:
— Юн? Он спросил тебя кое о чем.
— Знаю, вам сейчас очень тяжело, но я подумал, может, вам известно, кто желал смерти вашему брату.
— Роберту? — Все вокруг Юна происходило как в замедленном фильме, даже то, как он покачал головой.
— Ладно. — Полицейский держал в руке блокнот, ничего не записывая. — Чем-нибудь на работе или в частной жизни он мог нажить себе врагов?
Юн услыхал собственный неуместный смешок.
— Роберт служит в Армии спасения, — сказал он. — У нас один враг — бедность. Материальная и духовная. Из-за этого у нас редко когда отнимают жизнь.
— Хм. Это работа, а как насчет частной жизни?
— То, что я сказал, справедливо и для работы, и для частной жизни.
Полицейский ждал.
— Роберт был хороший парень. — Юн чувствовал, что голос ему изменяет. — Порядочный. Все его любили. Он… — Голос сорвался на всхлип.
Взгляд полицейского скользнул по комнате. Ситуация не очень-то приятная, но он ждал. Долго.
Юн старался унять слезы.
— Временами он бывал несдержан. Несколько… импульсивен. Возможно, кое-кто считал его циником, на язык. Но это ведь просто манера поведения. В глубине души он был безобидный.
Полицейский повернулся к Tea, глянул в блокнот.
— Вы Tea Нильсен, сестра Рикарда Нильсена, как я понимаю. У вас такое же мнение о Роберте Карлсене?
Tea пожала плечами.
— Я не слишком хорошо знала Роберта. Он… — Она скрестила руки на груди, избегая смотреть на Юна. — Насколько мне известно, он никогда и никому ничего плохого не делал.
— Роберт не говорил ничего такого, что бы указывало на конфликт с кем-то?
Юн резко мотнул головой, словно там внутри было что-то, от чего он хотел избавиться. Роберт мертв. Мертв.
— Роберт задолжал деньги?
— Нет. Ну, немножко. Мне.
— Вы уверены, что он больше никому не должен?
— Что вы имеете в виду?
— Роберт употреблял наркотики?
Юн недоуменно посмотрел на полицейского, потом ответил:
— Нет, никоим образом.
— Вы так уверены? Не всегда…
— Мы работаем с наркоманами. Знаем симптомы. Роберт наркоту не употреблял. Ясно?
Полицейский кивнул, что-то пометил в блокноте.
— Сожалею, но мы обязаны задавать такие вопросы. Конечно, не исключено, что стрелял душевнобольной и Роберт стал жертвой случайно. Или же, поскольку солдат Армии спасения возле рождественской кружки на Эгерторг стал едва ли не символом, убийство метило в вашу организацию. Вам известны какие-либо факты, подкрепляющие эту версию?
Оба разом покачали головой.
— Спасибо за помощь. — Полицейский сунул блокнот в карман пальто и встал. — Мы так и не получили ни телефона, ни адреса ваших родителей…
— Я сам свяжусь с ними, — сказал Юн, пустым взглядом уставясь в пространство. — Вы совершенно уверены?
— В чем?
— Что это Роберт.
— Увы, боюсь, что так.
— Но это и все, в чем вы уверены, — неожиданно сказала Tea. — Больше вы ничего не знаете.
Полицейский остановился в дверях, помедлил, потом сказал:
— Да, вы вполне точно подытожили ситуацию.
В два часа ночи снег перестал. Тучи, тяжелым черным пологом висевшие над городом, разошлись, выпустив большую желтую луну. Под ясным небом температура опять начала падать, стены домов потрескивали от мороза.
|
