Глава 3
Новые игроки
К 2025 году Соединенные Штаты окажутся всего лишь одним из важных игроков на мировой арене, хотя и самым могущественным. Относительное экономическое и политическое влияние многих стран претерпит сдвиг к 2025 году в соответствии с моделью международного будущего, измеряющего ВВП, расходы на оборону, население и состояние технологий в каждом конкретном государстве (см. график «Новый международный контур в 2025 году»).[7] Исторически возникающие многополярные системы были намного нестабильнее, чем биполярные или даже однополярные; большее многообразие и растущая мощь большего числа стран предполагает меньшую согласованность и эффективность международной системы. Большинство набирающих силу держав уже хотят большего права голоса и наряду с европейцами оспаривают концепцию права на гегемонию какого-либо государства. Потенциал меньшей согласованности и большей нестабильности также вытекает из относительно плавного сокращения национальной мощи Европы и Японии.
Хотя мы считаем, что существуют хорошие шансы на то, что Китай и Индия будут продолжать свое восхождение, их подъем не гарантирован и потребует преодоления значительных социальных и экономических препятствий. В силу этих соображений обе страны, по всей вероятности, продолжат уделять большее внимание внутренней политике и будут значительно отставать от экономик западных стран в период до 2025 года и после. Жители этих восходящих экономических держав будут, вероятно, ощущать себя бедными относительно населения западного мира, даже если их суммарный ВВП во все возрастающей пропорции будет превосходить ВВП отдельных западных стран. Для России задача остаться в верхних рядах, где она оказалась после примечательного возрождения в конце 1990-х годов и в начале XXI века, может оказаться крайне сложной. Демография не всегда является определяющим фактором, но диверсификация экономики таким образом, чтобы Россия сумела подтвердить свои позиции в мире, уход от зависимости от полезных ископаемых и топлива станет центральной проблемой для долговременных перспектив страны. Европа и Япония также столкнутся с демографическими вызовами; решения, принятые сейчас, скорее всего, будут определять долговременную траекторию развития этих стран.
Хотя ни в одной другой стране подъем не сможет по своему значению сравниться с подъемом таких густонаселенных стран, как Китай и Индия, прочие страны с потенциально высокоэффективными экономиками, например Иран, Индонезия и Турция, смогут постепенно играть все более важную роль на мировой арене, особенно в плане создания новых моделей мусульманского мира.
«В течение следующих 15–20 лет немногие страны повлияют на мир сильнее, чем Китай».
Поднимающиеся тяжеловесы: Китай и Индия
Китай: столкновение с потенциальными препятствиями на пути. В течение следующих 15–20 лет немногие страны повлияют на мир сильнее, чем Китай. Если текущие тенденции сохранятся, к 2025 году Китай будет обладать второй по величине экономикой и станет ведущей военной державой. Он также может стать крупнейшим импортером природных ресурсов и загрязнять окружающую среду еще больше, чем сейчас.
• Интересы США в сфере безопасности и экономики могут столкнуться с новыми вызовами, если Китай станет равным соперником, который в военном отношении будет так же силен, как динамичен в экономике и ненасытен в потреблении энергоресурсов.
Ход экономически растущего Китая почти наверняка замедлится и может пережить спад, даже при учете дополнительных реформ, призванных ответить на растущее социальное давление, возникающее в результате роста неравенства доходов, изношенных сетей социального обеспечения, слабой регуляции бизнеса, нехватки импортной энергии, устойчивой коррупции и экологического опустошения. Каждую из этих проблем отдельно решить можно, но страна рискует пережить «настоящую бурю», если многие из этих проблем одновременно станут привлекать к себе внимание. Даже если правительство Китая в состоянии справиться с управлением этими проблемами, оно может оказаться неспособным обеспечить высокий уровень экономического управления. Большая часть экономического роста Китая будет продолжаться на основе внутренних движущих сил, но ключевые сектора полагаются на иностранные рынки, ресурсы, технологии в той же мере, как и на глобальные производственные сети. В результате экономическое здоровье Китая будет затронуто состоянием других экономик, особенно Соединенных Штатов и Европейского союза.
Отвечая на эти вызовы, китайские лидеры должны сбалансировать открытость, необходимую для поддержания экономического роста, важную для лояльного отношения общества к монополии Коммунистической партии на политическую власть в стране, и ограничения, необходимые для защиты этой монополии. Столкнувшись с таким количеством социальных и экономических изменений, Коммунистическая партия и ее позиции в обществе, вероятно, подвергнутся дальнейшим трансформациям. Действительно, лидеры Коммунистической партии сами открыто высказываются в пользу необходимости найти новые способы подтверждения общественной поддержки господствующей роли Коммунистической партии. Однако до сих пор эти усилия не включают системы свободных выборов и свободной прессы. Более того, исключив «настоящую бурю», описанную выше, мы не можем предвидеть, каково будет социальное давление в пользу действительной демократии в Китае к 2025 году. Таким образом, страна может начать движение к большему политическому плюрализму и более ответственному правлению.
Однако китайские лидеры могут продолжить сдерживать напряженность путем достижения значительного роста, не подвергая опасности партийную политическую монополию, что они и делают на протяжении последних тридцати лет. Хотя затянувшийся спад может представлять серьезную политическую угрозу, режим будет испытывать искушение избежать публичной критики, обвинив во всех бедах иностранное вмешательство и поддерживая все более яростные и ксенофобские формы китайского национализма.
• В исторической перспективе народ, привыкший к растущим стандартам жизни, реагирует довольно резко, когда их ожидания более не оправдываются, а мало у каких народов столько оснований для таких высоких ожиданий, сколько у китайцев.
Международные позиции Китая основаны отчасти на расчетах иностранцев, что это «страна будущего». Если иностранцы обращаются со страной менее почтительно, националистически настроенные китайцы могут реагировать весьма резко.
Индия: сложный подъем. В следующие 15–20 лет индийские лидеры будут бороться за многополярную международную систему, в которой Нью-Дели стал бы одним из таких полюсов, а также политическим и культурным мостом между поднимающимся Китаем и Соединенными Штатами. Все более уверенное поведение Индии на международной арене, питаемое главным образом экономическим ростом и успешным демократическим развитием, подталкивает страну к партнерству со многими государствами. Однако это партнерство нацелено на максимизацию самостоятельности Индии, а не на союз с какой-либо страной или коалициями стран.
Возможно, в Индии продолжится относительно быстрое экономическое развитие. Хотя Индия сталкивается с замедляющей развитие нехваткой внутренней инфраструктуры, квалифицированной рабочей силы и производства энергии, мы ожидаем, что быстро растущий средний класс, молодеющее население, меньшая опора на сельское хозяйство и высокий уровень внутренних сбережений и инвестиций будут способствовать продолжению экономического роста. Впечатляющее экономическое развитие Индии в течение последних 15 лет сократило число людей, живущих в абсолютной нищете, но растущая пропасть между бедными и богатыми будет становиться все более важным политическим фактором.
Мы считаем, что индийцы сохранят свою сильную приверженность демократии, но общественный строй станет более фрагментарным и фракционным, а власть в национальных масштабах будет осуществляться успешными политическими коалициями. Будущие выборы, вероятней всего, окажутся предприятиями, представляющими самые разные интересы и образующими экзотические коалиции с неопределенными мандатами. Общее направление в принятии экономических и политических решений в Индии вряд ли повернет вспять, но скорость и масштабы реформ могут сильно варьироваться. Региональные и этнические восстания, которые были главной болезнью страны после достижения независимости, сохранятся как фактор, но не будут угрожать индийскому единству. Мы допускаем, что Нью-Дели сохранит уверенность в своей способности сдерживать движение сепаратистов Кашмира. Однако Индия, вероятно, пройдет через опыт возросшей нестабильности, сопровождаемой ростом насилия в некоторых частях страны, по причине растущего маоистского движения наксалитов.
Индийские лидеры не рассматривают Вашингтон как своего военного или экономического патрона и в настоящее время убеждены, что международная ситуация сделала ненужным появление такого благодетеля. Однако Нью-Дели будет использовать преимущества дружественных отношений с Соединенными Штатами частично в качестве страховки на случай развития враждебности во взаимоотношениях с Китаем. Индийские политики уверены, что капитал США, технологии и добрая воля являются необходимыми для продолжающегося восхождения Индии к статусу глобальной державы. Соединенные Штаты останутся одним из крупнейших экспортных рынков, ключом к международным финансовым институтам, таким как Мировой банк, к коммерческим финансовым заимствованиям, а также крупнейшим источником денежных переводов. Индийская диаспора, состоящая большей частью из высококвалифицированных профессионалов, останется ключевым элементом в углублении связей между Индией и Соединенными Штатами. Индийский рынок для американской продукции значительно вырастет по мере того, как Нью-Дели уменьшит ограничения на торговлю и инвестиции. Индийские военные также будут рады извлечь пользу из расширения оборонительных связей с Вашингтоном. Но, вероятно, индийские лидеры попытаются избегать таких связей, которые могут в какой бы то ни было форме напоминать отношения между членами альянса.
«Россия имеет потенциал для того, чтобы в 2025 году стать богаче, могущественнее и увереннее в себе… Но многочисленные препятствия могут ограничить возможности России полностью реализовать свой экономический потенциал».
Другие ключевые игроки
Русский путь: бум или неудача. Россия имеет потенциал для того, чтобы в 2025 году стать богаче, могущественнее и увереннее в себе, если будет инвестировать в человеческий капитал, расширит и диверсифицирует свою экономику, интегрируется в глобальные рынки. С другой стороны, многочисленные препятствия могут ограничить возможности России полностью реализовать свой экономический потенциал. Главными среди этих ограничений являются нехватка инвестиций в энергетический сектор, в узкие места инфраструктуры, деградирующее образование и общественное здравоохранение, недоразвитый банковский сектор, преступность и коррупция. Более скорое, нежели ожидалось, обращение к альтернативным видам горючего или падение глобальных цен на энергоносители до того, как у России появится возможность развить более диверсифицированную экономику, вероятно, создадут ограничения для экономического роста.
Сокращение населения России к 2025 году поставит политиков перед трудным выбором. Например, к 2017 году Россия, вероятно, будет иметь лишь 650 тысяч 18-летних юношей, силами которых нужно будет поддерживать армию, которая в настоящее время опирается на 750 тысяч призывников. Сокращение населения приведет к экономическим жертвам в виде более суровой нехватки рабочей силы, особенно если Россия не будет инвестировать большее количество средств в свой ныне существующий человеческий капитал, не перестроит свою научно-техническую базу и не задействует рабочую силу из числа иностранных мигрантов.
Если Россия диверсифицирует свою экономику, она сможет развить более плюралистическую, если не в полной мере демократическую, политическую систему – в результате институциональной консолидации, растущего среднего класса и появления новых заинтересованных участников, требующих большего права голоса.
Более активная упреждающая и влиятельная внешняя политика выглядит вполне вероятной, отражая возвращение Москвы на мировую арену в качестве влиятельного игрока, важного партнера западных, азиатских и ближневосточных столиц и ведущей силы в противодействии глобальному доминированию США. Контроль над ключевыми узлами энергомаршрутов на Кавказе и в Центральной Азии – жизненно важный для амбиций энергетической сверхдержавы – будет движущей силой в восстановлении сферы влияния в ее ближнем зарубежье. Единство взглядов на угрозу терроризма и исламского радикализма могут сблизить российскую и западную политику в области обеспечения безопасности, несмотря на разногласия по другим проблемам и существующую разницу в системах ценностей.
Спектр возможных вариантов будущего для России остается весьма широким по причине разнонаправленности действия следующих факторов: либеральных трендов в экономике и нелиберальных трендов в политике. Напряженность между этими трендами – наряду с чувствительностью России к потенциальным потрясениям и проблескам политической нестабильности, крупным внешнеполитическим кризисам и другим неожиданным событиям – делает невозможным исключение альтернативных сценариев будущего, таких как националистическое авторитарное нефтегосударство и даже законченная диктатура, которая маловероятна, но, тем не менее, является правдоподобным сценарием будущего. Менее вероятно, что Россия станет к 2025 году значительно более открытой и прогрессивной страной.
Европа: потеря позиций в 2025 году. Мы считаем, что Европа к 2025 году немного продвинется на пути к достижению целей, поставленных нынешними лидерами и элитами: станет согласованным, интегрированным и влиятельным глобальным актором, способным независимо использовать весь спектр политических, экономических и военных инструментов для поддержки европейских и западных институтов и общих идеалов. Европейскому союзу следовало бы заполнить пропасть в видении демократии, разделяющую Брюссель и избирателей Европы, и преодолеть затянувшиеся дебаты о европейских институциональных структурах.
Европейский союз окажется в выгодной позиции, чтобы продвигать политическую стабильность и демократизацию на периферии Европы, включив в свои структуры новых членов на Балканах и, возможно, Украину и Турцию. Однако длительная неспособность убедить скептично настроенную часть населения в преимуществах углубления экономической, политической и социальной интеграции и решительно взяться за дело, чтобы убедить колеблющееся и стареющее население воплотить болезненные реформы, может превратить ЕС в хромающего гиганта, силы которого отвлечены на внутренние неурядицы и конкурирующие внутринациональные повестки дня, который едва ли способен трансформировать свое экономическое влияние в глобальное.
Сокращение населения трудоспособного возраста станет серьезным испытанием для европейской модели социального благосостояния, замковым камнем всего политического согласия со времен Второй мировой войны. Прогресс в экономической либерализации, вероятно, может продолжаться постепенно, шаг за шагом, пока старение населения или продолжающаяся экономическая стагнация не вызовут более драматических изменений – кризис, который, возможно, не случится в течение некоторого времени в следующее десятилетие, а может быть отодвинут на еще более отдаленный срок. Не существует легких решений для проблемы европейского демографического дефицита, кроме вероятного сокращения субсидий на здравоохранение и экономии на выходных пенсионных пособиях, чего большинство государств не начали реализовывать и даже не стали рассматривать возможность таких мер. Траты на оборону, вероятно, подвергнутся дальнейшим сокращениям, чтобы не пришлось самым серьезным образом реструктурировать социальные программы. Проблема интеграции иммигрантов, особенно мусульманских общин, обострится, если граждане, столкнувшись с внезапным снижением запросов и ожиданий, прибегнут к узкому национализму и выдвижению в качестве приоритетов частных местнических интересов, как это бывало в прошлом.
Стратегические перспективы Европы, вероятно, являются более узкими, нежели у Вашингтона, даже в случае, если ЕС достигнет успеха в своих реформах по внедрению должностей «президента Европы» и «европейского министра иностранных дел» и сможет создать институционный потенциал для управления кризисами. Угроза различного видения проблем внутри Европы и вероятность того, что траты на оборону останутся нескоординированными, заставляют предположить, что ЕС не станет ведущей военной державой к 2025 году. Национальные интересы крупных держав будут осложнять и запутывать европейскую внешнюю политику и политику безопасности, а поддержка Европой НАТО может оказаться размытой.
Вопрос о вхождении Турции в состав ЕС станет испытанием для Европы и останется в центре внимания вплоть до 2025 года. Растущие сомнения в шансах Турции, вероятно, замедлят претворение в жизнь Турцией политических реформ и реформ в области защиты прав человека. Любой открытый отказ создает угрозу различных последствий, усиливает сомнения в мусульманском мире – включая, среди прочего, мусульманские меньшинства в самой Европе – относительно несовместимости Запада и ислама. Преступность может оказаться самой серьезной угрозой внутри Европы, по мере того как евразийские транснациональные организации, усиливающиеся по мере вовлечения в энергопроекты и добычу полезных ископаемых, становятся все более могущественными и расширяют масштабы своей деятельности. Одно или несколько правительств в Восточной или Центральной Европе могут пасть жертвой их доминирования.
Европа останется в большой степени зависимой от России в сфере энергетики в 2025 году, несмотря на усилия по поиску энергоэффективности и возобновляемых источников энергии и работу по снижению выбросов парниковых газов. Различные уровни зависимости варьируются в зависимости от зрелости демократии в России и ее экономических намерений, неудач в достижении консенсуса относительно роли Брюсселя и удушения в зародыше попыток выработать общую политику ЕС по вопросу диверсификации поставщиков энергии и энергетической безопасности. При отсутствии общего коллективного подхода, который уменьшил бы возможности российского влияния, эта зависимость будет способствовать повышенному вниманию к интересам Москвы со стороны ключевых стран, включая Германию и Италию, которые рассматривают Россию как надежного поставщика. Европа может заплатить высокую цену за слишком сильную зависимость, особенно если российские компании окажутся неспособными выполнить заключенные контракты по причине недостаточных инвестиций в их месторождения природного газа или в силу растущей коррупции и деятельности организованной преступности, вовлеченной в евразийский энергетический сектор, которая навредит западным деловым интересам.
Япония: в ловушке между США и Китаем. Япония столкнется с серьезной переориентацией своей внутренней и внешней политики к 2025 году, хотя и сохранит свой статус перворазрядной державы среднего уровня. Внутри страны японские политическая, социальная и экономическая системы, вероятно, подвергнутся реструктурированию, чтобы соответствовать демографическому спаду, стареющей индустриальной базе и более жесткой политической ситуации. Сокращение населения Японии может заставить власти рассмотреть вопрос о новой иммиграционной политике, как, например, предоставление длительной визы приезжим работникам. Однако Япония столкнется с трудностями в процессе преодоления своего нежелания натурализовать иностранцев. Старение населения также подстегнет развитие японского здравоохранения и системы жилищного обеспечения, необходимой для размещения значительного количества иждивенцев преклонного возраста.
Сокращение рабочей силы и культурное отвращение японцев к крупномасштабному использованию труда иммигрантов станут серьезной нагрузкой на социальные службы, систему налоговых льгот, повлекут увеличение налогового бремени и необходимость большей конкуренции в производстве товаров для внутреннего потребления, чтобы снизить цену потребительских товаров. Мы ожидаем продолжительного реструктурирования японской экспортной промышленности с усилением внимания к продуктам новейших технологий, продукции с добавленной стоимостью, информационным технологиям. Сокращающийся аграрный сектор Японии уменьшится и будет включать примерно до 2 процентов рабочей силы, возрастут траты на импортную пищевую продукцию. Население трудоспособного возраста, уменьшаясь в абсолютных цифрах, включит значительное количество безработных и необученных работников молодого возраста от 16 до 30 лет. Это может привести к нехватке «белых воротничков».
С ростом электоральной состязательности однопартийная политическая система Японии может полностью разрушиться к 2025 году. Либерально-демократическая партия может расколоться на несколько соперничающих друг с другом партий, но более вероятно, что Япония станет свидетелем продолжающихся расколов и слияний соперничающих партий, что приведет к параличу политической жизни.
На внешнеполитическом фронте политика Японии будет испытывать влияние политики Китая и Соединенных Штатов, и возможны четыре сценария развития событий.
В первом сценарии Китай продолжит текущее экономическое развитие в рамках существующей модели, и это будет крайне важным для экономического роста Японии, в силу чего Япония будет стремиться поддерживать хорошие политические отношения с Китаем и увеличить доступ для японских товаров на китайские рынки. Токио попытается достичь договоренностей о свободной торговле с Китаем к 2025 году. В то же самое время китайская военная мощь и влияние будут вызывать растущую озабоченность японских политиков. Их вероятной реакцией станет попытка дальнейшего сближения с США, увеличение своей противоракетной обороны и способности вести противолодочные операции на море, они будут стремиться к развитию региональных союзов с такими странами, как Южная Корея, и подталкивать их к развитию многосторонних организаций и союзов в Восточной Азии, включая восточноазиатские саммиты.
Во втором сценарии экономическое развитие Китая начнет колебаться, или его политика станет открыто враждебной по отношению к странам региона. В ответ Токио, вероятно, попытается сохранить и утвердить свое влияние, частично попытавшись сплотить демократические государства Восточной Азии, частично продолжая опираться на национальную военную мощь, усиливая и развивая собственное военное оснащение. Токио будет надеяться на сильную поддержку со стороны Вашингтона в таких обстоятельствах и попытается предпринять шаги по организации политических и экономических форумов в регионе, которые будут нацелены на изоляцию или ограничение влияния Китая. Это станет причиной того, что странам региона придется сделать трудный выбор между озабоченностью милитаризацией Японии и Китаем, обладающим потенциалом для доминирования практически во всех странах региона, граничащих с ним. В результате Япония может столкнуться с движением неприсоединения со стороны государств Восточной Азии, стремящихся избежать ловушки – необходимости присоединиться либо к Токио, либо к Пекину.
В третьем сценарии гарантии безопасности Японии со стороны Соединенных Штатов ослаблены, или Токио считает их ослабленными, и тогда Япония решит пойти на сближение с Китаем по региональным вопросам и в конце концов будет рассматривать вопросы своей безопасности таким образом, что Китай де-факто получит роль гаранта стабильности в океанских районах вокруг Японии. Токио, с большой долей вероятности, вряд ли отреагирует на потерю американского зонтика безопасности развитием собственных программ ядерного вооружения, если не столкнется с ясно выраженными агрессивными намерениями Китая в отношении Японии.
Четвертый сценарий исходит из того, что Соединенные Штаты и Китай значительно продвигаются на пути политического сотрудничества и сотрудничества в области безопасности в регионе, что приведет к готовности Соединенных Штатов смириться с военным присутствием Китая в регионе и соответствующей перегруппировкой или выводом американских вооруженных сил. В этом случае Токио почти наверняка теснее сблизится с Пекином, чтобы включиться в систему региональной безопасности и политические структуры. Таким же образом отреагируют и другие страны региона, включая Южную Корею, Тайвань и страны АСЕАН. Равным образом эти страны, вслед за Соединенными Штатами, будут оказывать дальнейшее давление на Токио, чтобы там соотносили свою политику с другими политическими игроками в регионе.
Бразилия: твердый фундамент для усиления лидирующей роли.
К 2025 году Бразилия, вероятно, станет лидером в регионе, «первой среди равных» в Южной Америке, но, если не считать ее возрастающей роли ведущего производителя энергии и участника торговых переговоров, эта страна будет ограничена в возможностях играть ведущую роль мирового уровня за пределами континента. Ее прогресс на пути демократической консолидации и диверсификации экономики будет служить позитивным примером для региона. Растущая в стране приверженность демократии с надежной основой в виде справедливых и открытых выборов и плавным транзитом власти уже стала привычной. Нынешний президент Лула да Силва имеет социалистическую ориентацию и осуществляет умеренную политику как внутри страны, так и во внешней политике, являя тем самым позитивный пример тем, кто его сменит. Взгляды бразильцев о том, как важно играть ключевую роль и в региональном, и в мировом масштабах, стали составной частью национального самосознания и вышли за рамки какой-либо одной партии.
Экономически Бразилия создала прочную основу для постоянного развития, основанного на политической стабильности и постепенно усиливающемся процессе реформ. Растущий консенсус в отношении ответственной фискальной и монетарной политики, вероятно, уменьшит разрушительное воздействие последствий кризисов, которые так часто поражали страну в прошлом. Резкие отходы от нынешнего экономического консенсуса в Бразилии, как радикальный разворот в сторону свободного рынка и ориентированной на свободную торговлю модели, так и жесткое государственничество, кажутся маловероятными в период до 2025 года.
Найденные, по предварительным оценкам, новые месторождения нефти на шельфе, возможно значительные, могут добавить дополнительную динамику в уже диверсифицированную экономику и упрочить быстрый экономический рост на пути, на который уже вступила Бразилия. Открытие нефти в бассейне Сантос, потенциалом в десятки миллионов баррелей, может сделать Бразилию после 2020 года одним из основных экспортеров нефти, когда эти месторождения начнут разрабатываться в полную силу. Оптимистические сценарии, которые предполагают легальный и регулируемый формат, привлекательный для иностранных инвестиций, прогнозируют увеличение доли нефтедобычи в размере 15 процентов от ВВП к 2025 году, но даже в этом случае нефть будет только дополнением к уже существующим источникам национального богатства.
«Открытие нефти в бассейне Сантос, потенциалом в десятки миллионов баррелей, может сделать Бразилию после 2020 года одним из основных экспортеров нефти…»
Прогресс в социальных вопросах, таких как снижение преступности и бедности, сможет, по всей вероятности, сыграть решающую роль в определении будущей роли Бразилии и ее лидерского статуса. Без успехов на пути достижения власти закона даже быстрый рост экономики будет тормозиться нестабильностью, вытекающей из распространяющихся преступности и коррупции. Для включения растущего населения в формальную экономику потребуются механизмы, способные гарантировать обретение Бразилией, с полным на то правом, статуса модернизирующейся мировой державы.
Неустойчивые по статусу державы
Благодаря многочисленному населению и большой территории таких растущих держав, как Индия и Китай, другие варианты и комбинации, внезапно возникающие на мировой арене в ближайшие одно-два десятилетия, кажутся маловероятными. Однако развивающиеся страны могут усилить свою роль в возрастающей пропорции в мировом экономическом развитии к 2025 году. Некоторые другие страны также могут придать динамизм своему развитию и относительно своего регионального окружения.
Индонезия, Турция и управляемый неклерикальными силами Иран – государства, которые являются большей частью исламскими, но не являются сердцевиной арабского мира и имеют все предпосылки для того, чтобы играть все возрастающую международную роль. Рост в условиях дружественного климата макроэкономической политики позволит их экономическим структурам достичь процветания. Но в случае Ирана для достижения этой цели требуется радикальная политическая реформа.
Процессы в Индонезии будут зависеть от того, насколько ей удастся повторить свои успехи в политических реформах в той степени, какая могла бы ускорить развитие экономики. В прошлом десятилетии индонезийцы трансформировали свою некогда авторитарную страну в демократию, превратив обширный архипелаг в место относительного спокойствия, где сильна поддержка относительно умеренных политических решений, где сепаратистские движения большей частью теряют свою силу, а террористов, не встречающих массовой поддержки, все чаще находят и подвергают арестам. Обильные природные ресурсы Индонезии и ее многочисленное население, потенциальные потребители (это четвертая в мире страна по численности населения), могут обеспечить экономический подъем, если избранные лидеры страны сделают шаги для улучшения инвестиционного климата, включая упрочение правовой системы, улучшение рамок регуляции экономики, проведение реформы финансового сектора, уменьшение субсидий для производства горючего и продовольствия и в целом снижение стоимости ведения бизнеса в стране.
Рассмотрим Иран – государство, богатое природным газом и другими ресурсами и стоящее высоко по уровню человеческого развития. Политические и экономические реформы в этой стране в дополнение к стабильному инвестиционному климату могли бы качественно изменить и взгляды на Иран со стороны окружающего мира, и взгляд на Иран самих иранцев. При таких условиях в Иране могло бы быстро настать экономическое возрождение, которое могло бы воплотиться в подспудно космополитическом, образованном и временами секулярном иранском среднем классе. Если дать ему такие возможности, этот сегмент населения мог бы расширить горизонты страны, особенно в сторону востока и прочь от многолетней вовлеченности в арабские конфликты на Ближнем Востоке.
Ускорившийся в последнее время экономический рост Турции, жизнеспособность турецкого среднего класса и геостратегическое местоположение дают основания для прогнозирования растущей региональной роли этой страны на Ближнем Востоке. Экономическая уязвимость – зависимость от внешних источников энергии – может усилить стремление Турции к тому, чтобы играть более важную международную роль, с учетом того, что турецкие власти пытаются развивать свои связи с поставщиками энергии, включая ближайших соседей – Россию и Иран, и повысить собственную роль как транзитного узла. В течение ближайших 15 лет наиболее вероятный курс Турции будет сочетать исламские и националистические устремления, которые могут стать образцом для подражания для других быстро модернизующихся стран на Ближнем Востоке.
Глобальный сценарий номер один: мир без Запада
В этом фантастическом сценарии новые державы приходят на смену Западу в качестве лидеров на мировой арене. Это не является ни неизбежным, ни единственно возможным результатом подъема новых государств. Исторически подъем новых держав, таких как Япония и Германия в конце XIX века, стал жестким вызовом существовавшей международной системе и окончился конфликтом мировых масштабов. Мы считаем более правдоподобной версией ту, при которой растущие державы попытаются сыграть более важную роль в сферах, затрагивающих их жизненные интересы, а не ту, при которой бросят прямой вызов международной системе, особенно с учетом того, что лидирующая роль будет становиться все более обременительной для стран Запада.
Подобная коалиция сил может стать соперником таких институтов, как НАТО, и предоставить другим странам альтернативу Западу. Мы не рассматриваем эти альтернативные коалиции как неотъемлемый элемент нового ландшафта. Действительно, с учетом их разнообразных интересов и конкуренции за ресурсы новые державы могут с такой же легкостью дистанцироваться друг от друга, как и сойтись вместе. Хотя новые державы будут заняты прежде всего внутренними проблемами и поддержкой своего экономического развития, они во все больших масштабах, как было изложено в этом разделе, будут обретать способность становиться глобальными игроками.
Предпосылки такого сценария:
Отставание в росте западных стран потребует от Соединенных Штатов и Европы принятия протекционистских мер против быстро растущих и усиливающих свое влияние государств.
Различные модели отношений государства с обществом смогут поддержать мощную (хотя и хрупкую) китайско-российскую коалицию.
Напряженность между основными акторами в многополярном мире высока, и страны стремятся к энергетической безопасности и увеличению сфер влияния. Особенно Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) ведет поиск надежных и зависимых клиентов в стратегических регионах, а Центральная Азия является ближним двором как России, так и Китая.
Шанхайская организация сотрудничества
Письмо главы ШОС Генеральному секретарю НАТО
15 июня 2015 года
Я получил информацию, что завтра мы встречаемся с целью начать стратегический диалог, но я хотел бы предварительно поделиться с Вами моими соображениями о ШОС и о том, какой путь мы прошли. 15–20 лет назад я и предположить не мог, что ШОС по отношению к НАТО станет равной, если не (сам себя хлопаю по плечу) более важной в некотором смысле организацией. Между нами, признаюсь, не достичь бы нам такого «величия», если бы не грубые ошибки Запада.
Думаю, справедливо отметить, что все началось с того, что вы вышли из Афганистана, не завершив своей миссии по умиротворению Талибана. Я знаю, что у вас не было особого выбора. Годы медленного роста или его отсутствия в США и на Западе сократили военные бюджеты. Американцы считали, что их силы на пределе, а европейцы не считали возможным оставаться там без сильного присутствия Соединенных Штатов. Ситуация в Афганистане угрожала дестабилизацией всего региона, и мы не могли праздно за этим наблюдать. Кроме Афганистана нас тревожили разведданные о том, что ряд «дружественных» правительств в Центральной Азии попали под сильное давление радикальных исламских движений, ведь мы продолжали ощущать зависимость от энергоресурсов Центральной Азии. Китайцам и индийцам очень не хотелось отвечать на этот вызов вместе с моей родиной – Россией, но у них не было лучшего выбора. Никто из нас не хотел, чтобы за решение проблемы отвечал кто-то другой: мы очень подозрительно относились друг к другу и, честно говоря, относимся до сих пор. Так называемая миротворческая операция ШОС действительно обозначила ШОС на карте и сдвинула нас с мертвой точки. До этого «сотрудничество» применительно к ШОС было просто термином, вводящим в заблуждение. Уместнее было бы название «Шанхайская организация взаимного недоверия». Китай не хотел обидеть США, поэтому не участвовал в антиамериканских инициативах России. Индия участвовала потому, что хотела присматривать за Китаем и Россией. Центральноазиатские страны думали, что им удастся использовать ШОС для того, чтобы ради собственных интересов стравливать соседние крупные державы. Ахмадинежад и Иран готовы были присоединиться к чему угодно, лишь бы это «что угодно» пахло антиамериканизмом.
Но даже после этой операции ШОС не стала бы блоком, если бы не растущий антагонизм США и Европы в отношении Китая. Тесные связи Китая с Соединенными Штатами странным образом легитимизировали Китай. Китай также выигрывал от американского присутствия в регионе; азиатские соседи Пекина проявляли бы гораздо большую обеспокоенность подъемом Китая, если бы у них не было защиты со стороны США. Китай и Индию устраивал статус-кво, и они не хотели прочного альянса с нами, русскими, из-за боязни вызвать враждебность Соединенных Штатов. Пока такое положение сохранялось, перспективы ШОС как блока были весьма ограниченными.
Но потом проявили себя растущие протекционистские движения в США и Европе, возглавляемые коалициями сил от левых до правых представителей политического спектра. Китайские инвестиции подвергались тщательному изучению и все чаще отвергались. Тот факт, что Китай и Индия оказались в числе первых, кто внедрял новые технологии – Интернет следующего поколения, технологии очистки воды, хранение энергии, биогеронтотехнологию, «чистый уголь» и биотопливо, – лишь усугублял неудовлетворенность, коренящуюся в экономике. Появились протекционистские торговые барьеры. Кто угодно, но только не Запад, должен был заплатить за рецессию, которая затянулась именно там и гораздо меньше в других местах. Китайская военная модернизация также рассматривалась как угроза и вызвала на Западе пересуды о том, как усиливающиеся державы отказываются от защиты морских торговых путей со стороны США. Не стоит упоминать, что антагонизм со стороны Запада разжег националистическое движение в Китае.
Интересно, что мы, русские, глядя на все это со стороны, даже не имели представления о том, что следует делать. Нам было приятно смотреть, как нашим добрым друзьям на Западе задали хорошую экономическую порку. Конечно, все это было не сравнить с тем, через что мы прошли в 90-е годы, и мы, разумеется, тоже пострадали от того, что цены на энергоносители претерпели спад в связи с западной рецессией. Но мы аккумулировали крупные резервы до того, как это произошло.
В конце концов эти события оказались подарком небес, поскольку вынудили Россию и Китай устремиться в объятия друг другу. До этого Россия относилась к подъему Китая даже с большим недоверием, чем Соединенные Штаты. Да, мы много говорили о переориентировании энергопоставок на восток, чтобы время от времени пугать европейцев. Мы также пытались стравить Китай с Японией, но эти планы не имели опоры и поэтому провалились. Самую большую тревогу у нас вызывал Китай. Частично из-за того, что Китай нависал над российским Дальним Востоком, но, я полагаю, больше всего мы боялись усиления мощи Китая – например, появления такого Китая, который перестанет вечно прятаться от ООН за юбкой России. К тому же на заднем плане всегда маячил советско-китайский раскол. Лично меня бесили бесконечные китайские разговоры о том, чтобы не повторить советских ошибок. Это причиняло боль. Не потому, что китайцы были неправы, но допустить, что мы потерпели поражение там, где они могут преуспеть – это уязвляло русскую гордость. Но теперь все это в прошлом. Обладание технологиями, которые позволяют использовать экологически чистое природное топливо, стало даром богов. Дал ли нам эти технологии Запад, или, как нас обвиняют, мы их украли, является несущественным. Мы увидели шанс скрепить наши связи – предложив китайцам возможность безопасных энергопоставок, тем самым уменьшив их зависимость от поставок с морских месторождений Ближнего Востока. Они нам отплатили долговременными контрактами. Мы также сумели научиться сотрудничать в Центральной Азии, вместо того чтобы пытаться подорвать позиции друг друга своими действиями в отношении различных режимов. Наблюдая усиление китайско-российского партнерства, Индия, Иран и другие страны не захотели оставаться в стороне и присоединились к нему. Конечно, помогло и то, что американские и европейские протекционисты фактически объединили Индию с Китаем и в действительности не оставили им большой свободы для маневра.
Насколько стабильны наши отношения? Не стоит меня цитировать, но это не новая холодная война. Конечно, мы говорим о большой игре, о государственном капитализме и авторитаризме, но это не идеология, такая как коммунизм. И в наших общих интересах, чтобы демократия не потерпела поражения в Центральной Азии, поскольку и Китай и Россия станут основными мишенями любых таких выступлений. Я не могу сказать, что мы, русские и китайцы, стали нравиться друг другу больше, чем прежде. На самом деле и нам и им приходится следить, чтобы националисты в наших странах не встали на пути наших общих интересов. Скажем так, русский и китайский народы не в восторге друг от друга. Русские хотят, чтобы их считали европейцами, а не евразийцами, а сердца китайской элиты все еще устремлены на Запад. Но нет ничего более постоянного, чем временное, Вы же понимаете это…
|
