Книга первая. Тревер 1001-й чем опытнее дальнодей, тем рискованнее каждый его следующий тревер
Скачать 5.91 Mb.
|
КНИГА ВТОРАЯ. ДЕНЬ ВЕПРЯ И НОЧЬ БЕЛОЙ СОВЫИ сказал им: настал день знать вам имя свое и не знать боли. Апокриф 1. ПАВИЛЬОН ПРИНУДИТЕЛЬНОГО ОЖИДАНИЯКир-Кор был благодарен судьбе за тридцатиминутный сон в белоснежной постели и душ с ароматом вербены. И то и другое повысило настроение, придало уверенности, что в отношении здравого смысла на этой планете не все потеряно. В душевой своего апартамента он с преувеличенным тщанием дважды смывал с себя ароматной водой мерзости сегодняшней ночи. До сна и после. Во сне временами накатывал страх ожидания: свалится или не свалится сверху труп взорванного боевика. Снилось мужественное усатое лицо главного механика экзархата, снился плачущий интротом, снились кошмары: кровь на груди и выпученные глаза смертельно раненного отравителя, укус человека-змеи, окровавленный блистер, заброшенный страшным ударом на подий «Ампариума». Сидя в позе «лотос» на рифленом, медленно вращающемся диске под большим, как колокол, сушильным колпаком, Кир-Кор старался отрешиться от всего неприятного и думать только о Марсане. И ему удавалось думать только о ней, пока он энергично перекатывал под языком ее золотое колечко. Однако на первый мысленный план непрошенно стали вторгаться эпизоды недавнего собеседования с председателем следственной группы. Звали председателя Марина Викторовна. Фамилия – Секиринова. От слова «секира»?.. Это была хрупкая на вид, довольно красивая женщина с холодноватым взглядом умных глаз миндального «кошачьего» разреза. Он коротко, почти пунктирно рассказал о событиях минувшей ночи. Она задала несколько уточняющих вопросов. Он сразу понял, что имеет дело с юристом высшей профессиональной категории, и выложил ей основные подробности. Лишь о белом эгрегоре умолчал. Решил, что степень открытости этой темы для группы следствия – проблема самой девидеры Камчатского экзархата... Обращенный на северо-восток стеклянный фасад «Ампариума» наконец пропустил сквозь себя свет утренней зари, и, когда этот свет стал вытеснять из юридического кабинета искусственное освещение, председатель ровным, начисто лишенным эмоций голосом проговорила: «Благодарю вас за очень ценные для следствия показания». – «Рад был помочь правосудию», – ответил он с облегчением. «Кирилл Всеволодович, вы не должны покидать Камчатку до тех пор, пока не иссякнут вопросы к вам следственных и судебных экспертов», – предупредила она. «Обещаю быть у вас под рукой стабильно – как Корякский вулкан». – «Надеюсь, мне не нужно объяснять вам ваши юридические обязанности и права?» – «Нет, – сказал он, – не нужно. С посторонними я буду нем, как рыба, а для юристов доступен, как панорама Авачинской бухты». – «Зайдите», – произнесла она с корундовой твердостью в голосе – тоном распоряжения. «Спасибо. Как-нибудь обязательно...» Он поднялся из кресла и только теперь сообразил, что корундовый императив Секириновой адресован был не ему. Створки дверей разошлись – в кабинет вошли четверо молодцов в униформе с эмблемой МАКОДа на рукавах. «Я под арестом?» – высказал Кир-Кор первую пришедшую на ум гипотезу. Марина Викторовна эту гипотезу не опровергла и не подтвердила: «Вы под охраной». – «Здесь мне охрана не нужна». – «Я лучше знаю ситуацию». – «Куда прикажете следовать?» – «Вас проводят». – «В этом я уже почти не сомневаюсь», – пробормотал он и сразу за дверью надел на себя плотную «шубу» пси-непроницаемой защиты. Самую плотную, какую только был способен возбудить, – аж в ушах зазвенело. Ощущение было не из приятных, однако он понимал, что лучше все-таки соблюдать осторожность до встречи с экзархом. Даже в коридорах «Ампариума»... Шли молча, быстро и вскоре оказались на восьмом этаже «Каравеллы» – десятиэтажного корпуса, примыкающего к тыльной стороне «паруса» главного здания. Телохранители из МАКОДа пропустили своего подопечного в предназначенный ему апартамент, и дверь за его спиной защелкнулась на автоматический запор. А когда он увидел свое отражение в зеркале – и вовсе забыл про МАКОД. Нужно было срочно приводить себя в порядок. Хотя бы себя. С одеждой дела обстояли сложнее: рубашка была безнадежно испорчена. Пригодность всего остального зависела от качества программы стирально-освежающей и ремонтно-восстановительной автоматики. ...Спрыгнув с рифленого диска сушильного аппарата, Кир-Кор на всякий случай отворил рубашечное отделение гардеробного бокса. Как и ожидалось, там было пусто. Но пустовали и все другие отделения, а этого никак не ожидалось. Он заглянул в приемные лючки – проверить, не застряла ли одежда по пути в недра стирально-ремонтного комбайна. Подобрал на дне бокса пестрый пакетик. В таких пакетиках обычно переправляют свежие носовые платки. «Для карманов тех брюк, которые мне позабыли вернуть», – подумал он, чуя неладное. Из пакетика выпал аккуратно сложенный кусок красной в белый горошек ткани. Кусок был двухметровой длины. «Для носа, который мне натянули». Кир-Кор оборвал металлизированную нить от края сушильного колпака, пропустил ее сквозь золотое колечко и надел на шею этот на скорую руку сработанный талисман. В надежде получить обратно хоть что-нибудь из одежды, он пробежался пальцами по всем переключателям на гардеробной панели. Вдруг – толчок и покачивание. Пол заколебался под ногами, произошло довольно ощутимое смещение в пространстве... «Не меньше семи баллов по двенадцатибалльной шкале», – прикинул Кир-Кор. «Лучше прикинь, как вести себя без штанов во время землетрясения, – посоветовал внутренний голос. – Если в таком виде придется выскочить на эспланаду, аборигены могут тебя не понять». Кир-Кор оглядел себя, голого, в зеркале, быстро обмотал красную в белый горошек ткань вокруг бедер. Толчки и колебания прекратились. Он заткнул конец набедренной повязки за импровизированный пояс и выбежал из гардеробной (вернее, хотел выбежать – была такая потенция). Когда створки дверей распахнулись, он резко притормозил на пороге. В нормальной действительности за порогом гардеробной полагалось быть светлому цветочному холлу с бездверным проходом в гостиную, но никак не узкому мрачноватому тамбуру с отделкой под ореховое дерево... «Не будучи непробиваемым скептиком, я вполне могу допустить, что мой сосед по сектору – делегат от Папуа и что мои брюки случайно попали к нему вместо ошибочно присланной мне его набедренной повязки, – размышлял Кир-Кор, стоя в проеме дверей. – Но допустить вероятие спонтанной прогулки моей гардеробной по этажам „Каравеллы“ – это слишком даже для такого индифферентного к спонтанностям субъекта, как я». «Следовательно, – заключил внутренний голос, – прогулка предусмотрена в чьей-то программе». «Вот именно. В чьей?» Мрачноватым тамбур казался, вероятно, из-за того, что в нем отсутствовало освещение. Точнее, отсутствовали обычные в коридорах и тамбурах люминели – длинные полосы люминесцентного пластика для стационарного освещения или для освещения типа «сопровождающая волна». Под потолком медленно наливались лиловым сиянием цилиндрические декоративные светильники из желтого с чернью металла – их было три. Четвертым было одинокое бра того же стиля в глубине тамбура. Цилиндрик бра неспешно вращался, постреливая иглами лиловых пучков. «Вряд ли это ловушка, – подсказал внутренний голос. – Такого рода устройства не сооружаются для посторонних». «Не могу ничего возразить. И помнится, Агафон говорил что-то о путеводных для меня лиловых лучах Ампары...» «Кстати, фразой раньше он обещал: „Утром увидимся на кругах своих...“ Что ни фраза – ребус или намек. Очевидно, Ледогоров просто не мог довериться открытому эфиру». «Тоже верно. Однако утро уже на исходе...» «Тем выше вероятность того, что через этот тамбур и пролегает дорога к экзарху. Похоже, перед официальной встречей с грагалом Ледогорову зачем-то понадобилась встреча конфиденциальная». «Ничего не имею против конфиденции. Но вот на встречах, даже конфиденциальных, я предпочел бы присутствовать в брюках. И желательно – после завтрака. Неужели эти мои естественные желания могут здесь кому-нибудь показаться чрезмерными?» «Экзарх одолжит тебе свои запасные бейнзауны. Не теряй надежды. Вперед!» Кир-Кор переступил порог. Ничего не случилось. За исключением того, что за спиной тихо закрылись створки дверей. Лиловые лучики маняще покалывали глаза. Тишина и спокойствие... Он приблизился к источнику лучиков – участок ореховой облицовки вместе с бра отделился от стены овальной панелью и плавно отошел в сторону, подобно дверцам люков на «финистах». В освобожденном проеме вспыхнул свет. Кир-Кор улыбнулся. Это был вход в пятиместную кабинку пневмотрубного сфалервагена. Здесь было тесно. Красные пластиковые сиденья располагались вдоль оси прозрачной цилиндрической капсулы друг за другом. Кир-Кор выбрал переднее. Это напоминало спуск на табоггане вдоль ледяной дорожки. Только без ветра в лицо. С негромким шипением капсула мчалась куда-то по наклонной вниз, как спортивные сани, и уже было ясно, что ее конечная цель где-то за пределами фундамента «Каравеллы». Керамлитовая труба, лоснящаяся впереди кольцами блеска, вела в неизвестность. Плавная остановка. Пригибая голову, Кир-Кор выбрался из тесной кабинки, ступил в овальный проем и снова увидел себя в узком тамбуре с отделкой под орех. Но в отличие от предыдущего в этом тамбуре было двухцилиндровое бра и оба цилиндра лучились. По аналогии же с предыдущим двухцилиндровое бра открыло перед недавним пассажиром сфалервагена еще один овальный проем. В проеме блеснули золото, перламутр, полыхнуло пламя алого шелка... «Пещера Али-Бабы», – подумал Кир-Кор и с интересом вошел. Нет, это была пещера Золотых Витязей. Точнее – двенадцатигранный парадный павильон в виде шатра из алого шелка. Обрамление граней – круговой металлический горельеф великолепной работы, изображающий дюжину витязей, скрестивших миндалевидные червленые щиты и высоко поднятые мечи; бдительность была написана на их лицах. Золоченое воинство охраняло установленный в центре павильона большой круглый стол – очевидно, самое ценное из атрибутики этого помещения. И действительно, было что охранять: украшенная перламутровой инкрустацией столешница представляла собой немалую художественную ценность. Перламутровая картина изображала развертку из пяти континентов земной поверхности в окружении людей, разнообразной живности и цветов. Там, где сходились меридианы на Северном полюсе, мерцала жемчужными бликами четырехлучевая звезда. Кир-Кор втянул носом воздух: ему показалось, будто в воздухе плавают ароматы чего-то съестного. Он поднял взгляд к светящейся линзе вогнутого потолка и увидел Герб Земного Человечества во всем его четырехцветном великолепии. В сердцевине герба – красная фигурка обнаженного Мыслителя у «подножия» большого белого Солнца, лучи которого, исчертив белыми линиями околосолнечное красное поле, вонзают острые концы в черноту «космического» обрамления. На фоне солнечного лучистого диска словно парит над миром крупная (крупнее фигурки Мыслителя) массивная ярко-зеленая Корона Флоры, очень похожая по форме на очаровательную тыкву с проделанными в ней прорезями. Гербовый девиз по правую руку Мыслителя – на геялогосе: «Человек в естестве своем»; по левую – на латыни: «Homo per se» (что в переводе означает почти то же самое). Расположенные вокруг стола золотистые с красным парадные мягкие кресла обращали на себя внимание наличием гидравлики – амортизаторов повышенной функциональности. «Для комфортного самочувствия собеседников во время камчатских землетрясений», – подумал Кир-Кор. – Доброе утро, – произнес со стороны входной двери павильона приятный, с легкой лукавинкой женский голос, нежный, как дуновение утреннего бриза. – Здравствуйте! – живо ответил Кир-Кор и приготовил себя к нечаянной встрече – руки сами собой подтянули набедренную повязку. Овал двери плавно вошел в проем и, отдуваясь по-коровьи утробно, зарастил выход – так закрываются крышки герметических люков. Кир-Кор усмехнулся. – Пожалуйста, займите кресло номер три, – нежным голосом пригласил автомат (звук исходил теперь откуда-то сверху). – Сейчас вам будет предложен легкий завтрак. «Павильон принудительного ожидания», – понял Кир-Кор. Откуда-то выплыл и приподнялся над подлокотником прозрачный цилиндр. В нем был накрытый салфеткой бокал. – Спасибо, – сказал Кир-Кор – неизвестно кому. Снял салфетку. Автоматика не обманула – завтрак вполне заслуживал эпитета «легкий». Кир-Кор содрал верхний слой фольги, обнаружил в углублении пластиковой крышки бокала круглый бутерброд и проглотил его в два приема. Бутерброд был с ломтиком солоноватого сыра, а напиток в бокале – с ароматами каких-то незнакомых трав. Он еще размышлял, не заставить ли автоматику выдать вторую порцию миниатюрного ленча, как вдруг ощутил толчки, покачивание... Стены павильона содрогнулись от мощного жужжания, застонали амортизаторы кресла – нагрузка росла... Довольно быстрый подъем!.. Кир-Кор машинально приподнял подлокотник, затолкал смятый бокал в щель утилизатора. Полотнища алого шелка сползли со стекол трапецеидальных окон – и с высоты птичьего полета во всю свою ширь открылась круговая камчатская панорама... Окрестности восхитительно живописные. Внизу – слегка подернутые туманом после ночного дождя просторные парки экзархата и взятые в бетон водоемы, правее – стальная гладь акватории Авачинской бухты. Возвышающаяся над бухтой Мишенная сопка с двумя башенными корпусами самой высокой в Петропавловске гостиницы. Господствующие над ландшафтом громоздкие конусы Авачинского и Корякского вулканов, наполовину скрытые крыльями перламутровых облаков. Геометрически организованная мозаика большого многоцветного города. Порт с белыми, как чайки на воде, кораблями. Сзади – три скалы на входе в бухту – как три богатыря. И синевато-серая полоса океана... А прямо по ходу – нагромождение сопок, чьи вершины выступали зелеными шапками из полуразмытого наволока утренней дымки... Аэромашина-носитель прекратила подъем и взяла курс на запад. «Шверцфайтер или шверцкаргер?» – гадал Кир-Кор, оглядывая нависший над окнами круговой карниз. В отличие от черного, «шляпного поля» боевой машины этот карниз отливал серебристой голубизной. «Цвет – не слишком-то надежный дефинитор», – выразил сомнение внутренний голос. «Да. Но в стартовых шахтах экзархата, по идее, не может быть боевых машин». «Много ты знаешь про идеи, заложенные на дне местных стартовых шахт». «Я неплохо знаю Ледогорова. Идеями не „Во благо“ он не руководствуется». «Пейсмейкеры тоже, наверное, убеждены, что все их идеи – „Во благо“. Ты как полагаешь?» «Орден пейсмейкеров – слишком политизированная организация. Поднаторели они не столько в делах совершенствования философской системы своих полумистических представлений, сколько в деле напористого навязывания всему миру стиля жизни в русле пейсмейкерских интересов». «По-твоему, девидера Камчатского экзархата исповедует иные принципы воздействия на мир?» «Да. Воздействует методом заботы и воспитания». «Заботливо оставили тебя без штанов, – напомнил внутренний голос. – Или это сделано в воспитательных целях?» «И многие другие общины – все эти просветительские и благотворительные киновиаты, девидеры, курии, ордена, суфиаты – во взаимоотношениях с миром предпочитают метод заботы и воспитания. По крайней мере, у меня такое впечатление». «Однако ты и сам не отрицаешь, что плохо разбираешься в разновидностях религиозно-философских течений школы Ампары». «В разновидностях – да, но это все-таки нечто иное». «Хотя бы из любопытства ты попытался бы вникнуть в суть главных идей этой школы. Хотя бы касательно сопряжении Времен и Пространств». «Даже к научно-канонической теории Пространств я отношусь... ну, скажем, без трепета. А необузданность фантазий школы Ампары способна лишь позабавить дальнодея, и только. Их фантазии хотя и наукообразны по форме, все же мистические по сути». «Может, это не мистика и не фантазии вовсе, а... предчувствия будущих великих открытий? Догадывались ведь древние греки об атомной структуре вещества! Что же невозможного в том, что школа Ампары предвосхитила кое-какие открытия касательно эволюционных форм нашей части Вселенной?» «В диспуте с собственным внутренним голосом я уже слышу интонации Ледогорова! Конечно, опережающие свое время догадки и поразительные предчувствия – все это очень мило. Но никто из философов школы Ампары до сих пор не удосужился объяснить мне коротко, внятно и точно, что такое Ампара». «Скрывают?» «Не думаю». «Тогда, может быть, каждый из них понимает это по-своему?» «Допускаю. Тем более что в каждой общине учрежден институт парампары. Именно по цепочке духовной преемственности парампар и передаются из поколения в поколение особенности очень своеобразного менталитета общины». «Вот! Все это – сложный сплав нетрадиционной логики, озарения и скрытого от посторонних глаз трепетного предчувствия». «Синтез нетрадиционной логики и трансцендентной интуиции, – пошутил Кир-Кор. – За пределами здравого смысла. Вот и попробуй тут разберись!» «Да, пробовал ты не слишком настойчиво...» «Недосуг мне было затевать с эвархами продолжительные умные беседы на эту тему. Моложе был, непоседливее, что ли...» «Легкомысленнее», – подсказал внутренний голос. «Возможно. Но и теперь мой мозг не готов подступиться к идее о „направленных вариантах инвариантности Ампары“, честное слово!» «Фраза, вырванная из контекста чуждого тебе менталитета, это еще не идея». «А что такое „солитон инвариантности Ампары в пространственно-временных фракталах?“ А „Локон Ампары в агрегации завитков возвратного времени“? Тоже фразы, вырванные из контекста?» «Может быть, понятие „Ампара“ – это своеобразная эволюция понятия „Демиург“? Или понятия „Промысел Божий“?» «Уж скорее – концепт понятия „Воля Вселенной“. Впрочем, это мой домысел. Гипотеза, если угодно. На самом же деле я не знаю, что такое Ампара». «Узнаешь. Теперь, когда ты увидел, какие страсти здесь возбудил открытый тобой Планар, тебе непременно захочется разузнать, кто или что их подогревает». – Да, любопытно, – пробормотал Кир-Кор. Подумал чуть ли не с раскаянием: «Надо же было именно мне открыть проклятый Планар!» «Кстати, – добавил внутренний голос, – Олу Фад погиб именно после того, как открыл не менее странный космофизизический объект...» «Олу Фад был опытный дальнодей – за свою жизнь много чего наоткрывал». «Не увиливай, ведь не поможет, – упорствовал внутренний голос. – Объект, открытый Олу Фадом во время своего последнего тревера, был Зердем – вакуумное зеркало». «Зердем – Зеркало Демиурга. Во всяком случае, Олу Фад сам так его величал. Что ж... право первооткрывателя, подогретое всплеском эмоций». «Тебе не кажется, что Зердем и Планар, при всей их внешней непохожести, имеют нечто общее?» «Совершенно разные объекты. Другое дело, что нам пока неизвестно, как и зачем мать-Природа соорудила их в нашем мире... Да мало ли диковинок мы уже повидали в Галактике!..» «Однако если два разных объекта имеют некую весьма специфическую общую особенность...» «Стоп! Птицы и облака имеют специфическую общую особенность – умение держаться в воздухе. Ставить между ними знак тождества на таком основании я, извини меня, воздержусь». «А параллель все же просматривается...» «Планар – вещественное твердое тело, которое можно пощупать. А Зердем... у него и внешности нет. Там, среди звезд, это нечто неосязаемое даже для глаз. Олу Фад пролетел на суте сквозь него, как сквозь пустое пространство. Без каких бы то ни было физических ощущений...» «...Но пролетев, сразу увидел, что летит теперь в обратном направлении – прямо противоположным курсом!» «Да... бедняга подумал было, что сходит с ума», – припомнил Кир-Кор. «Экспериментируя, он в конце концов понял, что Зеркало Демиурга „работает“ лишь одной стороной – лицевой. С другой стороны нет ничего. То есть – обычный межзвездный вакуум. Фигурально выражаясь, Олу Фад обнаружил вакуумную медаль без оборотной стороны!» «Ну что ж, наши топологи это как-то себе представляют. В их понимании Зердем – просто вакуумный монотоп ненормально большого размера». «Просто?» «Специалисты разберутся. Рано или поздно – разберутся». «Видно, философы-полумистики известного ордена разобрались в этом раньше специалистов». «По чему это видно?» «По факту убийства Олу Фада. По факту покушения на твою жизнь». «Настоящий философ не убивает и не покушается». «На этой планете под маской философов иногда скрываются респектабельные мерзавцы». «Истина старая, как сама планета, – подумал Кир-Кор. – Но вернемся к проблемам космической топологии. Итак, забрезжило подозрение, что Зердем и Планар – две стадии одного и того же процесса?» «По крайней мере, это не исключено». «На каком основании?» «Олу Фад не нашел обратной стороны Зердема. А год спустя ты открываешь односторонний Планар». "Выходит, если я не сумел увидать «обратной стороны Планара...» «И Сибур не сумел», – напомнил внутренний голос. «Хорошо, Сибур не сумел, я не сумел и кто-то еще не сумеет. Может ли это служить доказательством того, что обратной стороны у Планара действительно не существует?» «Аргументом – да». «Аргумент не кажется мне достаточно сильным». «Почему?» «Потому что Планар – твердое планетарное тело, у него есть дневная, освещенная солнцем сторона. Значит, должна быть ночная». «Должна быть – тоже не ахти какой аргумент». «По возвращении я постараюсь разгадать топологический ребус. Если, конечно, Сибур не сделает этого раньше. Он парень настойчивый, честолюбивый, просто так не отступится». «Будущее покажет». «Между прочим, настоящее показывает мне в окнах роскошного павильона великолепный камчатский ландшафт. Куда же меня, маракас, все-таки транспортируют?..» «Куда-нибудь подальше от бурных диспутов Большой Экседры. В глубь полуострова, курсом на запад. Уж не к берегам ли Охотского моря?» «Сомнительно. Слишком неторопливо летим. Чувствую, начинаем снижаться...» Много разнообразных речных долин перевидал Кир-Кор на этой планете, но долины с такой почти идеальной симметрией еще не встречал. Долина была небольшая. Тесная, можно сказать, долинка, зажатая лесистыми сопками. Крутые склоны, сосны, лбы обнаженных скал. И водопад. Среди яркой зелени – изящная полоска жидкого хрусталя, ось долинной симметрии. (Левобережье было почти зеркальным отражением правобережья.) В высоком небе – перламутровые облака и синие окна. И серебристая «шляпа» предательски улетающего шверцкаргера с кристаллом-двенадцатигранником павильона в лапах захвата... «Плевать, – подумал Кир-Кор, потуже затягивая на бедрах кусок красной в белый горошек ткани. – Поймаю мамонта, сделаю себе меховые штаны и начну жизнь сначала». Птичий щебет смешивался с шумом водопада. Пахло хвоей, грибами, студеной водой. Ласковый, как шелк, ветерок волнами приносил сюда еще тысячи полузабытых (за два года отсутствия) запахов, ароматов. «Прелестное утро, – думал Кир-Кор, наслаждаясь зеленым и перламутрово-синим покоем. – Будто и не было ночью обложного дождя...» «Будто и не было ночью кошмаров над океаном», – дополнил внутренний голос. «Не надо про океаны. Хочу походить босиком по траве, поглазеть на зеленые мирные сопки». «Выбрал время и место!» Кир-Кор оглядел островок, на котором стоял, – единственное в долине искусственное сооружение. Омываемый двумя рукавами белого от пены потока, высокий, круглый и плоский, как барабан, островок облицован травертином – местным туфом приятного кремово-"теплого" цвета. Кое-где гладкая травертиновая поверхность была устлана прямоугольными циновками из рисовой соломы. Ни узоров на циновках, ни орнаментов. Лишь на одной из них, квадратной, контрастно выделялся темно-фиолетовый круг, обведенный лиловой окружностью. Круг с окружностью делали островок похожим на мишень для воздушных стрелков. «Или космических», – подсказал внутренний голос. «Если есть на Камчатке Мишенная сопка, – подумал Кир-Кор, – то почему бы не быть и Мишенному острову?» Квадратная циновка с круглым рисунком привлекала внимание и, видимо, на что-то намекала... «Утром встретимся на кругах своих!» – вдруг вспомнил Кир-Кор. Демонстративно поцеловал болтающееся на шее колечко Марсаны и ступил босыми ногами в фиолетовый круг. Интим с природой на этом закончился. Периферийная часть островка обросла по краям частоколом выдавливаемых снизу столбов цвета молодого чистого льда. Подросшие столбы распахивались, подобно бридам, огромными веерами, точнее, опахалами из льдисто-прозрачных перистых пластин – с наклоном от периферии к центру. Пластины, как лепестки морозных узоров, быстро удлинялись до стыковки друг с другом, и меньше чем за полминуты мобильная скорлупа стеклянистого купола с мелодичным звоном сомкнулась высоко над головой, решительно отсекая шум водопада, щебет птиц, запахи грибов и хвои, а заодно – и все иные аромато-звуко-тактильные прелести этой долины (пейзаж за прозрачными стенками сразу утратил сочность окраса и сделался до невозможности рафинированным). Не оборачиваясь, Кир-Кор вслушивался в то, что происходило в тылу, – там складывалась звуковая картина другого рода: с тихим рокотом открылись два люка, шаркнули сползшие с крышек циновки, зажурчали эскалаторы... Ощутив сзади группу людей, Кир-Кор прикрылся «шубой» пси-непроницаемой зашиты. Люди прибывали и прибывали, группа росла. Похоже, они выстраивались за его спиной полукругом. Хор голосов: – Грагал, прими наше присутствие в твоей жизни! Он окинул взглядом полукружье шеренги: – Примите мое присутствие в вашей жизни, эвархи. Девятнадцать босоногих мужчин ответили приветственными жестами. |
Похожие:
 | Технология творческого решения проблем (эвристический подход) или книга для тех, кто хочет думать своей головой. Книга первая. Мышление... |  | Книга написана в документально-художественном жанре. Она будет интересна всем тем, кто ценит прошлое и стремится не только рассмотреть... |
| Но о чашах муз должно сказать наоборот: чем чаще следуют они одна за другой, чем меньше воды подмешано в вино, тем больше пользы... | | Ить себя в равное положение с органами власти и работодателем. Основным преимуществом профсоюзов в данном случае становится численность... |
| Жизнь она всегда проще, циничнее и жёстче, чем кисельные берега мягких виртуальных форумов. Читайте жизнь отсюда, с матом, с желчью,... | | Но помните! Чем подробней вы его заполните, тем больше продаж сделает ваша страница!!! |
| По сути, заполнение унифицированной формы чем-то напоминает отгадывание кроссворда: необходимо прочитать задание, вспомнить ответ... | | Это не смертельно конечно, но и приятного тут мало. Но вернемся к нашим баранам, то бишь метафайлам. Каждый из них отвечает за какую-либо... |
| Книга представляет собой вторую часть учебника, вышедшего в издательстве “Норма” в 1996 г. Первая его часть посвящена истории государства... | | Каждый урок занимает определенное место в методике темы. Соответственно его организация определяется задачами всей темы и конкретного... |