Отдел научно исследовательской и методической работы Библиотечный вестник Выпуск 10

Работы участников областного конкурса «Война и книга» Фронтовая судьба моей бабушки Алевтина Шурыгина, заведующая Центром открытого доступа к сети Интернет Лиманской центральной библиотеки Много лет назад, когда я была ещё ребёнком, листая семейный альбом, увидела старую фотографию молодой девушки в военной форме. Когда я спросила маму, кто это, она ответила: «Это твоя бабушка Алевтина, она воевала на фронте». И мама поведала мне следующую историю… Аля Бузычкина была обычной сельской девушкой, в школе училась хорошо, была трудолюбивой и активной. После школы, как и многие девушки, поступила разнорабочей на плавучий консервный завод Калмыцкого государственного рыбного треста в селе Оранжерейное. Девчонки на заводе были веселые, бегали на танцы, мечтали выйти замуж, но все перечеркнуло 22 июня 1941 года. Когда началась война, Але было восемнадцать лет. Завод стал работать в две смены, перейдя на военный режим.» Все для фронта, все для Победы!» – все жили с этим девизом. В 1942 году Алевтину призвали на фронт, она была назначена санитаркой в 75 отдельный медсанбат 68 гвардейской стрелковой дивизии. Девушка испытала потрясение, когда их, юных девчонок, побрили наголо, одели в штаны и гимнастерки, так что с первого взгляда и не поймешь, кто перед тобой, парень или девушка. Особенно запомнилось, как плакала девушка-украинка, потеряв свои роскошные черные косы. Но война есть война, и нет на ней времени думать о красоте. С самых первых дней на войне Аля сблизилась с Верой, их вместе призывали, были они из одного села. Вера, заводная, энергичная девушка, была душой компании. Когда их привезли под Сталинград, всех женщин-призывников разделили на две группы. Аля и Вера попали в разные группы. Аля очень расстроилась, а Вера шепнула: – Аля, иди ко мне. – Ты что, вдруг заметят. – Да кто считать будет? Иди сюда! – и она дернула подругу за руку, перетаскивая в свой строй. И правда, никто не заметил, видно, кругом царила неразбериха. Позже Аля узнала, что та группа, в который она должна была находиться, попала под бомбёжку и была полностью уничтожена при переправе через Волгу. Вот так Вера спасла ей жизнь. Со своей частью Аля попала в Сталинград. Первое время она очень боялась вида крови. Принесут раненого солдата, его перевязывать надо, а она падает в обморок. Но человек ко всему привыкает, привыкла и Алевтина. Руками, испачканными в крови, санитарки брали хлеб и, не обращая внимания, ели его вместе с кровью, не до церемоний было: раненых советских солдат в Сталинграде было огромное количество, буквально не останавливающийся конвейер. Врачи и санитарки не спали по несколько суток. Чтобы поспать несколько часов, Аля и её подруги спускались в холодные подвалы разрушенных домов, проваливались в сон, едва прислонившись к замёрзшей стене. А потом Курская дуга, освобождение Украины… На Житомирском направлении, в январе 1944 года часть, где служила Алевтина, передислоцировалась к месту сильных боёв. Но по дороге колонна была расстреляна немцами. Машина, в которой находилась девушка, попала в тыл к немцам. Молодой шофёр просто плохо знал дорогу и заплутал. Недалеко от дороги находилась небольшая речушка, а на другом берегу стояло несколько немецких танков. Один из танков произвёл выстрел по машине. Многие погибли, несколько человек были смертельно ранены, а Аля получила осколочное ранение левой голени. Невредимым остался только один человек – командир части. Он склонился над раненой девушкой и спросил: – Ну, что, жива? Аля, стискивая зубы от боли, произнесла: – Да, вот только нога… – и показала на развороченную осколками ногу. Неподалеку раздался стон. Командир повернулся и увидел солдата, совсем юного, лет семнадцати-восемнадцати. На месте живота у него была сплошная кровавая рана. Видно было, что парень уже не выживет. Нужно было срочно выбираться, и командир принял решение спасать Алю. Солдатику он сказал: «Держись, браток, я за тобой вернусь…», затем взвалил раненую девушку на спину, взял автомат, и они тронулись в путь. Долго еще Аля не могла забыть пронзительных голубых глаз юноши и его слова сквозь стоны: «Возьмите меня с собой, возьмите меня с собой…» Но как? Командир не смог бы донести двоих. Командир с девушкой на спине стали продвигаться в сторону леса. Аля от потери крови почти теряла сознание. Немцы заметили их, выбрались из танка и стали стрелять из автоматов. Пули ложились прямо под ноги командира, но ни одна из них не достигла цели. Они долго шли через лес. Было очень холодно, Аля потеряла шапку и сильно замёрзла. Наконец, они вышли к небольшой деревушке, полностью сожженной фашистами. На окраине деревушки командир закопал Алю в стог сена и сказал: – Жди, как только доберусь до штаба, сразу пришлю за тобой людей. Ожидание показалось бесконечно долгим. Девушка то теряла сознание от боли, то снова приходила в себя. Аля уже потеряла счет времени, когда вдруг услышала, как подошла телега, и кто-то тихо стал окликать её по фамилии: – Бузычкина, ты здесь? Аля лишь могла простонать в ответ. Что было потом, девушка помнила смутно. Куда-то везли на телеге, потом она тряслась на машине, пришла в себя уже в медсанчасти. Оттуда ее отправили в госпиталь в город Баку. После обследования в госпитале, врачи вынесли приговор: ногу придётся ампутировать, так как слишком много времени прошло после ранения, и, возможно, уже началась гангрена. Алевтина сильно плакала, боялась, что останется калекой. Хирург, пожилой мужчина с усталыми глазами, в конце концов, сжалился над Алей (такая молодая, куда ей без ноги). Было решено попробовать почистить рану. Чистили «наживую», никаких обезболивающих средств тогда не применяли, боль была просто ужасной, но Аля всё вытерпела, и ногу удалось сохранить. До конца жизни всё левое колено было в страшных шрамах, будто развороченное. После госпиталя Алевтине врачи предложили вернуться домой, обещали дать инвалидность, но на медицинской комиссии она снова попросилась на фронт. А потом были бои за Кенигсберг, именно там Алевтина и встретила Победу. Всю жизнь она помнила, как их разбудили в три часа ночи и объявили о капитуляции фашистской Германии. В ту ночь больше никто не спал, все радовались Победе, бойцы плакали от счастья, обнимались и поздравляли друг друга. Закончила Алевтина Бузычкина войну в звании старшего сержанта. Я смотрю на медали моей бабушки «За оборону Сталинграда», «За отвагу», «За взятие Кенигсберга» и думаю: «Ведь они, эти парни и девушки, вставшие на защиту нашей Родины, были намного младше меня, но в них была такая сила духа, которая позволила прогнать врага с нашей земли». И я горжусь тем, что среди них была и моя бабушка – Казурова (Бузычкина) Алевтина Георгиевна. И пусть многих ветеранов уже не в живых, память о них будет вечно жить в наших сердцах! Любовь и война Елена Кузьмина, библиотекарь Житненской сельской библиотеки МКУК «Икрянинская районная библиотека» Перед памятью павших, Мы склоняем знамёна. Пусть безжалостно время Проносится вскачь. Мать-Россия! Ты помни Их всех поимённо И о каждом тихонько Над могилой поплачь. Около 6 лет назад мне в руки попала книга «Письма, опалённые войной» Тарасовой Тамары Александровны, в которой она писала о своей учительнице. Книгу я прочитала с большим интересом, так как ее героиней была моя землячка. И когда пришло Положение о конкурсе «Война и книга», я, вспомнив об этой книге, захотела написать об этой женщине, о её первой любви, память о которой она пронесла через всю жизнь. О, память сердца, ты сильнее рассудка… И эта память – солдатские письма. Бережно хранимые родными и близкими, с пометками «Просмотрено военной цензурой» Как они дороги тем, кому адресовались. Ими жили, их ждали! Письма солдат донесли до наших дней всю горечь войны. Их нельзя читать без волнения и слёз. И не только потому, что они написаны погибшими, а ещё, потому что они история нашего народа. Старая бумага упорно заворачивается по сгибам, продавленным 70 лет назад. Выцвели чернила, поблекла типографская краска на почтовых открытках. Письма с фронта до сих пор бережно хранят во многих семьях. У каждого треугольника своя история: счастливая или печальная. Бывало и так, что иногда весточка с фронта о том, что родной человек жив-здоров, приходила после страшного казенного конверта. А матери и жены верили: похоронка пришла по ошибке. И ждали – годами, десятилетиями. Письма с фронтов Великой Отечественной войны – документы огромной силы. В пропахших порохом, строках – дыхание войны, грубость суровых окопных будней, вера в Победу, нежность солдатского сердца… Две несовместимые вещи – любовь и война. Первая – созидает, наполняет жизнь смыслом, заставляет жить, а вторая – прямая противоположность, которая несёт смерть, разрушения, поломанные судьбы. И лишь только любовь и помогала бойцам сражаться. Любовь к Родине, к матери, жене, любимой девушке… Любовь жила в сердцах, звучала в песнях, читалась в строчках писем. Какая роль была отведена такому прекрасному чувству, как любовь на войне! О первой любви, о фронтовой переписке и была написана книга-воспоминание «Письма, опалённые войной». О любви Сони и Виктора – Софьи Семёновны Барсамовой (в девичестве Косаревой) и Виктора Герасимовича Парфёнова. Вот как вспоминает свою первую встречу Софья Семёновна, тогда еще Соня с Виктором Парфёновым: «Во время войны единственным нашим развлечением были танцы и кино. В 1942 году, где-то в ноябре, я пришла на танцы. А Парфеновы приехали летом, и я с ними не была знакома. И ко мне подбежали тогда ребята и сказали: «А ты знаешь, приехал Парфенов Витька, он хорошо танцует, на баяне играет». И он дружил с моей подружкой Валей. «А моё, какое дело?» – думала я - ну, дружит – и пусть дружит. Он вообще был общительным парнем, легко заводил друзей… и только где-то в июне 1943 года он мне встретился на улице и говорит: «Слушай, а у вас, говорят, баян есть?». Ну, баян-то был, но никто никогда на этом баяне не играл. Я-то играла на гитаре. Я говорю: «Есть». А он говорит: «А можно, я приду поиграть?» В то время почти все играли на музыкальных инструментах, это было нормально для молодежи. Подумать только, теперь человек, владеющий музыкальным инструментом, – редкость, музыкальные школы пустуют. И он пришел. Но, без разрешения мамы я позвать его к нам не могла, но мама дала свое согласие, и он пришел, поиграл, поблагодарил маму – и спросил, когда можно будет прийти еще. С тех пор он у нас был два или три раза – нечасто. Но я ему, видимо, приглянулась, потому что как-то раз, я вышла погулять, и мне сказали, что мне звонили из Трудфронта. А телефон у нас был только в сельсовете. И я прихожу в сельсовет, спрашиваю: «Мне звонили из Трудфронта?» И мне говорят: «А мы откуда знаем?» И я осталась ждать звонка, потом пришел Витя и сказал, что звонили не мне, а моей маме. В августе 1943 года мальчишек 1926 года рождения повезли на приписку в военкомат в село Икряное на пароходе «Степан Здоровцев». Пароход из города прибывал в Житное 13 августа в 10 часов вечера, и все его встречали. Я к тому времени уже работала секретарем в моторно-рыболовной станции и в ту ночь должна была идти на дежурство, и по пути встретила его. Он ничего не стал спрашивать, просто пошел со мной. Проводил меня. С тех пор начались наши встречи» Удивляет то, что прошло столько лет, на момент написания книги Софье Семёновне было 80 лет, а она помнит все даты и все события. Трогают до слёз её воспоминания, как же была огромна сила её любви, если она до сих пор хранит в своей памяти все события, связанные с любимым. И если б не война, их жизнь сложилась по-иному, и они могли бы прожить долгую и счастливую жизнь. Вспоминает Софья Семёновна: «Первый призыв у них был в ноябре 1943 года. Он тогда пришел ко мне и принес альбом, где написал разные песни... Это был тонкий бежевый альбом. Когда он уехал, сюда стали записывать свои песни, стихи и пожелания мои подружки. А когда его не стало… там оставалось несколько чистых страниц, а сам альбом был подписан им так: «Если этот альбом не докончится мной, то докончи своей рукой». А потом их отпустили. Мы, конечно, радовались безмерно, мы вместе встречали Новый год – с группой художественной самодеятельности, у нас была целая компания! А потом Витю призвали в начале 1944 года. Было 8 марта. 8 марта – всегда праздник, мама тогда сшила мне белую кофточку и бархатный пиджак. И мы с ней стояли на крыльце у ворот, в которые с криками вбежали ребята: «Соня, Витька вернулся»… И вот мы, как обычно, пошли в клуб. Когда я вошла, мне сказали, что он пошел переодеваться. А потом я увидела его – и произошло то, чего раньше никогда не происходило: через весь зал он пошел ко мне. Больше мы не расставались». 18 марта 1944 года Виктора Парфенова окончательно забирают на фронт, и тогда в их с Соней отношениях начинается новая глава – их переписка. Треугольником сложен потемневший листок, В нем и горькое лето, и сигналы тревог, В нем печаль отступленья в тот отчаянный год. Рвется ветер осенний и команда: вперёд! Даже смерть отступала, хоть на несколько дней, Где солдатские письма шли дорогой своей. И с поклоном последние письма, полные сил, От погибших в сраженьях почтальон приносил. Письма с фронта вобрали и судьбу, и любовь, И бессонную правду фронтовых голосов. Первое письмо 31 марта 1944г. Вот первое письмо Вити Парфенова. В нем еще нет ни определенных мыслей, связанных непосредственно с войной, ни картины быта – ничего, что могло бы оказаться ценным исторически, кроме текстов фронтовых песен и стихотворений, которые он часто присылал Соне. Однако уже с первого письма можно начать строить свой образ «незримого собеседника». Это действительно живой, веселый парень. Он, возможно, еще не успел почувствовать всю драму происходящего: в его «голосе» нет еще той горечи, которая появится потом. Третье письмо, апрель 1944 г. Читая письма Виктора, замечаешь выражение, которое используется в этом письме – и во всех остальных. Они, кажется, заслуживают особенного внимания. Вот, например, «дорогой и никогда не забываемый друг» – кто сейчас так напишет? И как много любви и заботы в этих словах – здесь каждое слово на своем месте и значит что-то особенное. Эти письма необычайно ценны не только из-за того, откуда и когда они были написаны – в них не только война. В них любовь тех лет, в них – люди. «Все мои охотки сбились, и мы все попали…» – куда? Окончание предложения зачеркнуто не Витей, это очевидно. Что же, это и есть военная цензура? Но во время написания этого письма Витя был еще только на учебе, не на фронте. Что же такого было там написано? И вот еще – почти в конце письма тоже цензура, но там все куда понятней. Очевидно, зачеркнут номер взвода. Эти письма, что в ливень и вьюгу, Перед самой войной и войну, Вы, страдая, писали друг другу, Нынче сложены в папку одну… Пятое письмо, 1 мая 1944 г. В одном из писем Витя, наверное, впервые настолько откровенен с Соней, хотя что-то всё же не решается написать и зачеркивает – целых две строчки. Но, кажется, это было что-то личное, а он пишет не только об этом. В его жизни произошло что-то по-настоящему важное: он принял присягу! Теперь он настоящий солдат! И какой интересный момент – Витя был киномехаником! Оказывается, он отличался еще даже во время учебы, не только на фронте. Шестое письмо, 5 мая 1944 г. С какой нежностью Витя говорит об этом «запахе свежести», как он внимательно описывает детали своей жизни, памятные моменты. И этот человек – парень восемнадцати лет, подумать только! Где теперь встретишь парня такого же возраста, который стал бы описывать красоту природы, который помнил бы такие мелочи, как запах платка, подаренного любимой девушкой? И, что главное, он пишет: «Сегодня... нашей разлуке два месяца» – он считает месяцы, он считает дни без нее! Как же неотрывно его тянет домой, к родным людям, к близким и любимым – как же отовсюду тянет человека домой! Он пишет матери каждую неделю – только подумайте! Несмотря на все лишения, трудности – он находит время и пишет письма домой. Причем в этих письмах нет ни жалоб на жизнь, ни мыслей о возвращении – только отвага и вера в победу. Их дружбе с Соней вот уже год, он просит ее ждать – и она ждет. Двадцать пятое письмо, 27 октября 1944 г. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди , когда жара, Жди , когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест, Всем, кто вместе ждет. С самого начала настроение этого письма заметно отличается от настроения предыдущих писем: «Сегодня… всё совсем иначе…» И пусть дальше идет описание погоды, но почему-то нам показалось, что не так всё просто. Сменилась не только погода, но и состояние Вити: он одинок, он скучает по Соне, по друзьям и, конечно, по дому. Видимо, время, проведенное на войне, его истрепало – он говорит, что Соня при встрече не узнает его. Но он не теряет надежды – он «остается жив». Двадцать шестое письмо, 4 ноября 1944 г. Привет с Фронта. Добрый день, вечер или утро. Соня! Сегодня 4 ноября 1944 года. Вот уже 8 месяцев, как я не могу увидеть берег нашего села. Знакомый дом, Зеленый сад и... Наверное, многое изменилось в селе, и вокруг. Много уехало, и много приехало. До армии, сколько я ни ездил, но не проехал столько, сколько проехал с армией. Посмотри на карту и увидишь Польшу и г. Краков, если идти сюда шагами, то будешь идти ровно год. Но во Мне многое изменилось, вытянулся в длину и ширину, извини за выражение, немного поседел, руки стали как у льва. 7 Ноября на моем счету есть один Фриц, а, впрочем, может быть его зовут Ганс, не знаю... Остаюсь жив и здоров. Привет Мамаше и Отцу, хотя он меня не знает, Получили... Витя. Вчитываясь, в эти строки: «…если идти сюда шагами, то будешь идти ровно год». Из письма ясно не только то, что армия дошла до Польши, хоть и это тоже очень важно. Витя Парфенов считал шаги до Родины, и пусть все это неточно, пусть приблизительно и образно – но какой тоской и любовью к дому пронизаны эти слова. Еще он пишет, что поседел. Что может быть страшнее седого юноши? А ведь ему было всего-навсего 18 лет… Сегодня, молодежь в этом возрасте и не знает толком ничего о жизни, о трудностях, а он за несколько месяцев на фронте прожил, казалось бы, целую жизнь и получил такой опыт, каким может похвалиться, не каждый пожилой человек. Двадцать восьмое письмо, 11 ноября 1944 г. Привет и Масса Наилучших пожеланий в дальнейшей Вашей учебе и Молодой цветущей жизни. Пишу эту небольшую писульку даже... можно желать протоколом. Здесь я хочу описать о своей службе... в письмах, которые я писал до этого я описывал все то что случилось и происходило со мной. Вчера, т. е 9 ноября на 2-ой день... большого праздника я получил письма от Мамаши, в котором она мне многое написала, но понять я мог только часть этого письма. Письма были написаны красным чернилом, а в дороге это письмо в середине промочено и так, что мне хотелось немного слезой капнуть или вернее размочить его, но ничего надо крепиться я ведь боец, …и тем больше... Знаешь ведь скоро настанет час, когда и я с оружием в руках и криками ура!! поведу свое отделение в бой, а там не могу представить, что случится со мной. Соня! Много времени прошло с тех пор как мы не можем увидеть друг друга в глаза, и я не чувствую твоей руки на моих глазах… Давай не будем друг друга забывать. Соня передай привет твоей Мамаши и желаю всего наилучшего в дальнейшей ее жизни и ведении хозяйства. Так будьте здоровы живите богато, а я продолжаю врага добивать. Ваш друг Парфенов Виктор «Давай не будем друг друга забывать…» – в этих словах есть что-то предельно грустное, какая-то просьба о том, что было ему так важно. К сожалению, ему всё чаще и чаще приходилось переживать за судьбу их с Софьей дружбы – ведь он почти не получал писем от нее! Вероятно, именно поэтому такими тревожными были его последние письма. Тридцатое письмо, 23 ноября 1944 г. Это предпоследнее письмо Вити. Витя поздравляет Соню с наступающим праздником (к сожалению, окончания письма нет, где написаны его пожелания) и в этом же письме пишет о том, что погиб его друг. Пишет так, слово это его уже не удивляет, не трогает, хотя, конечно же, это совсем не так. Но это действительно наводит на мысли – что же ему приходилось пережить там, что так спокойно он мог относиться к смерти единственного друга? «…хотя армия всех сделала друзьями». Из письма также ясно, что к моменту его написания Витя уже перестал получать письма от Сони – а что может быть страшнее, чем страх, что тебя забыли твои родные, любимые, в то время как ты находишься на войне и переживаешь весь этот ужас только ради того, чтобы вернуться к ним? Читая письма Виктора Парфенова, вольно или невольно приходишь к выводу, что написаны они были по большей части наспех, редко чернилами, чаще карандашом – поэтому сложно разобрать, что же написано в том или ином письме. Также на всех письмах были печати «проверено цензурой», на некоторых бланках стояли отметки «ниже черты не писать», «выше черты не писать», что лишь доказывало то, в каких жестких условиях они писались. Действительно, эти письма отражают свое время. Об этом свидетельствуют и речевые обороты, которые от письма к письму повторялись («наилучшие пожелания», «во-первых строках… письма» и т. п.), и само отношение пишущего к получателю. Нетрудно заметить, что письма подтвердили слова Софьи Семеновны: Витя относился к ней с огромной заботой. Он часто называл ее другом, дорогим и никогда не забываемым другом Соней, а их отношения – дружбой, именно дружбой. Как же он ее ценил! И пусть не было в письмах откровенных признаний, это ли не делает их Дружбу такой чистой, какой она предстает перед нами теперь?.. Его отношение к ней – это не просто слова, это что-то гораздо большее. В письмах, почти ничего не было напрямую сказано. Ни о быте, ни о ходе военных действий, то ли из-за цензуры, то ли из-за того, что вовсе и не об этом хотелось писать, но, несмотря даже на это, можно найти в них очень много мелочей и незаметных сразу деталей, которые играют очень важную роль. Незамысловатые по содержанию, эти письма пусть не отличаются изысканностью стилистики или знанием правил русского языка, но всё же каждая их строчка бесценна, а сила их воздействия неизмеримо велика. Да, в них нет громких слов, но за простотой речи скрывается такая трудная судьба. 5 февраля 1945 года на немецкой земле Виктор Герасимович Парфенов, восемнадцатилетний командир отделения минометной роты, погиб. Извещение о его гибели пришло в село Житное только в апреле 1945 года. Софья Семеновна вспоминает, как она вместе с матерью Виктора, Пелагеей Павловной Парфеновой, встретила эту новость. Как они стояли и плакали обнявшись. Трудно прибавить что-то к тому, что пишет сам Витя, особенно учитывая то, что он был убит спустя 10 дней с момента написания этих строк. Виктор Парфенов погиб незадолго до конца войны. Казалось бы, еще немного – и он вернулся бы домой. Соня ждала его почти год, была верна ему, она хранила его письма, а потом, когда до окончания военных действий оставалось несколько месяцев, узнала, что он не вернется в родное село, о котором мечтал на протяжении всего пребывания на фронте. Тот альбом, подаренный Виктором, перед уходом на фронт ей пришлось заканчивать самой. В то время такие альбомы были у многих, а этот альбом был всё же был не таким, как остальные: это был альбом двоих: Вити и Сони, ведь он просил ее закончить его своей рукой – и она закончила. Витя! Разве я думала, что я буду писать о тебе, о мертвом, о погибшем. Нет! Мне никогда даже в голову не приходила такая мысль. Вот даже и теперь я не верю, что тебя нет. Мне чудится твой голос и слова: «Вот я приеду из армии, а ты будешь уже мамой!» Ведь и я говорила в тон тебе, но зачем мы закрывали наши сердца маской. Да. Ведь мы не знали, что мы больше никогда не увидимся. Но если бы наши сердца открыть, то каждый из нас лелеял и хранил такую мысль: «Я буду верен! Я буду верна!». Мы боялись об этом говорить и правильно делали, мы сохранили и пронесли в своих молодых сердцах Хорошую Дружбу. Мы понимаем друг друга по взгляду, по пожатию руки. Мы же слышали стук сердца друг у друга. Как много нам говорили наши короткие слова. Это было тогда, когда ты уезжал на приписку осенью, в октябре. Был хороший, теплый вечер и я тебя позвала: «Витя!». А ты, молча, прижал мою голову к груди и погладил, а сам мне ничего не ответил. А потом говорил о том, что ты пришлешь мне фото и мы залюбовались вечером. В этот раз ты меня позвал: «Соня!». Я сняла с твоей головы фуражку и взъерошила на твоей голове волосы, а они были черные, мягкие, шелковые. Мы посмотрели и оба улыбнулись. Но и я ведь тебе ничего не ответила. И как мы скрывали наши хорошие детские отношения от людей, от твоей матери, от девчат… Вот если бы мы с тобой встретились, то нам бы с тобой не хватило бы 2х недель, дней и ночей, чтобы мы могли пересказать с тобой все, что было с нами, когда мы были далеко друг от друга. Витя! Я не хочу верить, что тебя нет, и не верю. Правда! И вот я пишу, может быть, ты и услышишь меня? А? Почему я не могу забыть о тебе, и не хочу забывать. И зачем судьбе нужно было отнять тебя у меня? Ведь ты один в нашем селе убит такой молодой. О! Витька! Ты слышишь меня? Хоть бы ты видел, с каким злорадством, мне сказала о твоей смерти Валя. О? Ты, наверное, не выдержал бы и ожил, на зло ей, и на радость мне, ты бы помог мне подняться на почту. Голубчик! Неужели бы ты выдержал, видя, с каким трудом я собрала всю свою силу воли и поднималась на почту, чтобы узнать: нет ли от тебя письма?… Как хочешь меня суди, но я плакала о тебе долго, горько, страстно, мучительно. Я знала, что о тебе нельзя плакать, а все-таки я плакала, плакала над твоей детской увеличенной карточкой, плакала в том доме, где ты жил, за тем столом, где ты когда-то сидел, и на стуле, на котором ты когда-то сидел. В этот момент твоя мать была мне матерью. Витя! У тебя бы тоже лопнуло сердце, глядя на то, как мы с тетей Полей плакали, утешали друг друга, как молча, прятали друг от друга слезы, ты б не захотел огорчать нас так. Где же тебя теперь и когда можно увидеть? Неужели это останется тайной, как тебя убили, любимый, родной мой, тебя не тронули мои ласковые, любящие руки. Много лет жизни я бы отдала, чтобы собрать твои кусочки сложить их вместе, если тебя разорвало на кусочки, закрыть твои хорошие, черные, маленькие глазки, поглядеть на выражение твоего лица, может быть, ты улыбался, погладить твои мягкие, седые волосы, прижать к себе твою умную, боевую голову. Но я гордая тем, что я честно тебя ждала, не изменяла тебе. Я горжусь и тем, что ты честно, храбро погиб, мой дорогой воин! Мне приятно говорить о тебе с твоей матерью, для нас с ней ты не погиб, ты жив. Я помню тебя и всегда с чувством большой нежности, привязанности, благодарности и любви буду вспоминать о тебе. Это я тебе обещаю, Витя! Помни. Ты же мне верил и веришь! Ты, пожалуй, правильно сделал, унес с собою мою любовь. Мне больше никто не нравится. Если у меня будет сын, то я назову его «Виктором», что означает победитель, когда я буду старой, я расскажу сказку своим внучатам о хорошем юноше Вите, который так беззаветно погиб. Все самое лучшее самое дорогое будет сделано в память о тебе, мой любимый Витя! Выполнив твое желание, я сама закончила этот альбом так, как я никогда не мечтала… 31/XII-48 г, 12 ч. Косарева Долгое время Софья Семёновна, не говорила никому о письмах, хранившихся в ломберном столе, эта трагическая история любви была ее тайной. Но видно, было угодно Богу, чтобы на свет появилась книга о ней и её любви. Ученица Софьи Семёновны, Тарасова Тамара, увидев фотографию Виктора Парфёнова, на стене в квартире учительницы, заинтересовалась и тогда впервые, Софья Семёновна рассказала о своей первой любви, которую пронесла через всю жизнь. Были проведены поиски, найдена могила Виктора. Виктор похоронен в братской могиле, в селе Мелинау, сейчас эта территория относится к Польше. Когда Софья Семеновна узнала место захоронения Виктора, она, конечно же, решила ехать туда. К сожалению, тогда ей это не удалось. Как она и писала в своем альбоме, много лет жизни отдала бы она за то, чтобы «собрать его кусочки, сложить их вместе… прижать к себе его умную боевую голову». 5 февраля 2013 года Софья Семёновна была приглашена, главой Администрации муниципального образования «Житнинский сельсовет», Ивановым Владимиром Викторовичем, на церемонию вручения Парфёнову Виктору Герасимовичу ордена Славы 3-й степени посмертно. Читая эти строки, многие зададутся вопросом, почему же награда была вручена не родственникам? А просто Софья Семёновна единственная, оставшаяся в живых, кто знал Виктора Парфёнова. Что изменилось в мире за 70 лет? Что случилось такого, что люди стали совершенно другими? Сегодня мы привыкли писать сотни сообщений в день, у нас для этого есть и сотовая связь, и Интернет – но мы стали забывать о ценности одного слова. Наши слова значат всё меньше и меньше просто потому, что мы разучились вкладывать в них свою душу. Сравните речь современного школьника с речью Вити Парфенова. Не окончивший даже школу, он писал, допуская огромное количество ошибок – но какие проникновенные вещи он писал! Какую ценность представляет каждое его письмо! Задумайтесь, мы ведь почти совсем уже не пишем друг другу писем. Да и умеем ли мы вообще писать письма? Сегодня, почти в каждой семье есть шкатулка, где хранятся фронтовые письма, фотографии и боевые награды. У каждой семьи своя история. Но всех объединяет одно – общая причастность к трагическим событиям Великой Отечественной войны. До сих пор письма с фронта, обожженные, надорванные, полуистлевшие, трогают нас до глубины души. С годами не забываются уроки той войны – горькие и победные. И всякий раз 9 Мая как-то по-особенному торжественно звучат слова: «Подвиг народа бессмертен». Письма с фронта вобрали и судьбу, и любовь, и бессонную правду фронтовых голосов. В письмах вера солдата в наши мирные дни. Мы можем только завидовать той любви, которой любили наши дедушки и бабушки, наши ветераны, той любви, которая навсегда осталась жить в душах их любимых. Война – это не только страницы школьного учебника истории, это четыре года жизни, по тяжести равные десятилетиям, это незатухающая боль! К сожалению, и в послевоенное время, то здесь, то там вспыхивают горячие точки: Афганистан, Нагорный Карабах, Дагестан, Грузия, Ингушетия, Чечня, Ирак, Украина. И вновь, звучат выстрелы, и вновь льется кровь, и вновь в трудные минуты и в минуты отдыха, на помощь нашим ребятам приходит Любовь, которая лечит, вдохновляет, успокаивает, вселяет надежду! Всем нам живущим в 21 веке, взрослым и детям, дорого будущее нашей планеты. Все мы должны – беречь мир, бороться, чтобы не убивали людей, не гремели выстрелы, не лилась человеческая кровь. Небо должно быть голубым, солнце ярким, теплым и ласковым. Жизнь людей, безопасной и счастливой. В письмах вера солдата в наши мирные дни, Хоть и были когда-то далёко они. Прошу Вас: храните солдатские письма Они и просты и порою грустны, В них столько надежды и вечного смысла. Прошу Вас: храните солдатские письма, Тревожную память людской доброты!

Похожие:

	Библиотечная Ассоциация Республики Карелия Карельская республиканская... Библиотечный вестник Карелии: Сб. Вып. 7 (14): Безбарьерная библиотечная среда / барк, Карел респ б-ка для слепых; Отв ред. Зайцева...		Республики Карелия Библиотечный вестник Карелии Выпуск 22 (29) Библиотеки... Библиотечный вестник Карелии. Вып. 22 (29). Библиотеки Карелии в 2006 году / Нац б-ка Респ. Карелия; [отв ред и сост.: Лапичкова...
	Анализ научно-методической работы за 2013-2014 учебный год Цель анализа: выявить степень эффективности научно-методической работы в лицее и её роль в повышении профессиональной компетенции...		Республики Карелия Библиотечная Ассоциация Республики Карелия Библиотечный... Лапичкова В. П., зам директора Национальной библиотеки Республики Карелия, исполнительный
	Республики Карелия Библиотечная Ассоциация Республики Карелия Библиотечный... Лапичкова В. П., зам директора Национальной библиотеки Республики Карелия, исполнительный директор Библиотечной Ассоциации Республики...		Положение о научно-исследовательской работе аспирантовАспирантской школы по политическим наукам Порядок организации и проведения научно-исследовательской работы (далее нир) аспирантовАспирантской школы по политическим наукам,...
	Задачами научно-исследовательской практики являются «Риск-менеджмент предприятия», «Методы сбора и организации данных в риск-менеджменте», «Статистический мониторинг финансовых рынков»,...		На персональном компьютере Рассмотрены логика интеллектуальных систем, например система перевода Promt, FineReader. Частично рассмотрены базовые понятия и самые...
	Специалист по уп отдел онидипуниокр Для составления годового отчета о научно-исследовательской деятельности мгту за 2014 год		Программа научно-исследовательской практики. Направление подготовки 080100. 68 «Экономика» «Входные» знания, умения и готовности студента, необходимые для успешного прохождения научно-исследовательской практики