Гл. 1. Ретроспектива этнополитической истории южных осетин с древнейших времён до начала XX в.
В конфликтах, где одним из мобилизационных ресурсов является использование этнического (национального) фактора, исторический дискурс всегда играет большую роль. Для таких конфликтов, как грузино-осетинский, где роль этнонационального фактора возрастает до определяющих размеров, борьба за утверждение собственной версии истории является необходимым элементом организуемого политического процесса. Можно согласиться с выводом доктора исторических наук, главного научного сотрудника Института этнологии и антропологии РАН В. А. Шнирельмана, который пишет: «Представления об отдалённом или не столь отдалённом прошлом служат важным политическим орудием и широко используются идеологами и политиками»20. Политическая судьба южных осетин в ХХ веке является ярким тому примером, и особенно в новейший период истории южных осетин, когда они столкнулись с необходимостью, во-первых, отстаивать давно установленные и даже само собой разумеющиеся факты своей истории от фальсификаторских поползновений части грузинских интеллектуалов, и особенно историков, обслуживающих национал-экстремистские установки грузинских инициаторов грузино-осетинского конфликта, а во-вторых, прояснить малоизученные периоды своей истории и предложить цельную, научно аргументированную её версию обществу. Процесс этот сопровождался и неизбежными при таких обстоятельствах конструктивистскими построениями отдельных авторов, призванными скорректировать историческую картину в нужном направлении, «достроить» её до требуемых, определяемых и задаваемых грузино-осетинским конфликтом параметров.
Мы, вслед за В. А. Тишковым, «исходим из того, что история как осмысленная версия – это современный ресурс и в принципе каждое новое поколение пишет свою собственную историю, как и в каждом поколении присутствуют конкурирующие версии с разными шансами стать если не единственными, то хотя бы доминирующими. Многие из исторических версий – это те же политические лозунги, но только в форме академического нарратива или псевдоакадемических сочинений»21. Вместе с тем нельзя упускать из виду то обстоятельство, что в пылу историко-идеологического противоборства, стремясь к максимально результативному исполнению политического заказа, учёные и журналисты зачастую игнорируют даже безоговорочно принятые ранее научным сообществом исторические данные, отметают самоочевидные для их оппонентов обстоятельства: ведь история, в первую очередь, всё же является наукой, т. е. всегда содержит в себе надёжно фиксированные и достоверно выясненные исторические знания. Для грузино-осетинского конфликта учёт этого фактора обязателен, так как с этой точки зрения позиции сторон существенно разнятся: для формирования «исторического аргумента» в пользу своих политических устремлений политизированной части грузинских интеллектуалов приходится прибегать к сильным натяжкам, умолчаниям относительно неудобных для них фактов, а порой и прямым фальсификациям. Что же касается осетинских интеллектуалов, то для отстаивания своих научных и политических позиций им в целом оказывается достаточной защита имеющихся исторических фактов в отечественной науке, включая и результаты исследований ведущих грузинских учёных. Роль «исторического аргумента», таким образом, весьма высока для мобилизационных усилий сторон в конфликте и приближения к продекларированным историко-политическим целям. «Именно исторический фактор, - утверждает известный учёный-кавказовед Ю. С. Гаглойти, - является решающим аргументом в проблеме легитимизации Республики Южная Осетия и грузино-осетинском (югоосетинском) конфликте в целом. Аргумент этот заключается в том, что согласно более чем достоверным свидетельствам греко-латинских, древнегрузинских и древнеармянских нарративных источников, территория Южной Осетии с древнейших времён являлась частью этнической территории формирования осетинского этноса»22. Таким образом, этногенез южных осетин есть органичная составляющая этногенеза единого осетинского народа. Обращаем особое внимание на то, что этот посыл не оспаривается никем, в том числе оппонентами осетинских историков.
Свою этническую родину осетины и на севере Главного Кавказского хребта, и на юге всегда воспринимали как единую Осетию. Самоназвание осетин – «ирон», Осетии – «Ирыстон» (в русском написании – «Иристон»). Термин «Осетия» современными русскоязычными авторами исторически принят (произведён) из «ос», «овс» - грузинизированного варианта этнонима «ас», в изобилии документированного в исторической науке.
История осетинского народа, в том числе южной его ветви, является весьма длительной и достаточно сложной для исследования. Понадобились усилия нескольких поколений многих десятков талантливых учёных, чтобы прояснить основные её этапы и сделать некоторые научно обоснованные выводы. В настоящее время можно считать надёжно установленным, что «начиная по крайней мере с VII в. до н.э., когда часть скифов прочно обосновалась на Северном Кавказе, мы сталкиваемся в этом районе с непрерывной цепью ираноязычных племён, остатком которых являются современные осетины. Этногенез осетин – это прежде всего результат длительного внутреннего развития скифо-сармато-аланских племён Северного Кавказа»23. Другими словами, на протяжении более чем 2,5 тысяч лет отчётливо прослеживается этногенетический и культурно-преемственный скифо-сармато-алано-осетинский исторический «ствол», вобравший в себя в качестве органичного элемента также и хорошо различимые следы ассимилированных соседних кавказских этносов иных языково-культурных групп24.
Следует подчеркнуть, что западные исследователи проявляли большой интерес к указанной проблематике. В качестве характерных примеров приведём работы Ж. Дюмезиля25, Б. Бахраха26 и А. Алеманя27. Перевод последней на русский язык, осуществлённый в 2003 году, стал заметным событием в научном осетиноведении.
Здесь уместно напомнить, что в качестве одного из библейских народов скифы упоминаются в Новом Завете: «…По образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос»28. По свидетельству Геродота, скифы в VII в. до н. э. прошли через Закавказье в Переднюю Азию; поход, т. е. скифское господство на захваченной территории, длился 28 лет. Часть скифов в Закавказье создала государственное образование, фиксируемое на протяжении около 80 лет29. В IV в. до н.э. скифы достигли пика своего могущества под управлением царя-объединителя Атея, они были сильны ещё во второй половине 1 в. н. э.30.
Этнокультурную эстафету от них приняли аланы31. Современная научная этимология этнонима «алан» объясняет его как производную форму от общего наименования древних ариев и иранцев «arya»; древнеиранское «aryana» - «арийский», имеющее «безупречное с фонетической стороны осетинское оформление allon».32 Одно из первых свидетельств скифо-аланской преемственности оставил Иосиф Флавий: «Мы раньше объясняли, что племя аланов есть часть скифов…»33. Хорошо известно о вторжении алан в Закавказье в 72 г., когда сильнейшему разорению подверглась Армения и северная Мидия-Атропатена; аланы достигли тогда северо-западного Ирана. Примечательно, что одно из свидетельств аланского проникновения получено японской археологической экспедицией в 1960 г. под руководством профессора Намио Эгами, открывшего катакомбный могильник первых веков н. э. в горной долине Дайламан у юго-западного побережья Каспийского моря. Японские археологи не указали на этническую принадлежность долихокранных погребённых, однако это с достоверностью было установлено исследованиями советских учёных (например, Ю. А. Заднепровского 34).
Археологические данные имеют для формирования научных представлений об истории осетин большое значение; понятна поэтому та борьба мнений, которая ведётся вокруг Кобанской археологической культуры. Осетинским историкам приходится противостоять жёсткой установке: «Некоторые осетинские историки утверждают, что осетины издревле живут на этой земле. Если это так, то их культура должна была оставить хоть малый след на этой территории, но его нигде нет: ВСЕ, ЧТО В Т. Н. «ЮГО-ОСЕТИИ» ИЗВЛЕЧЕНО АРХЕОЛОГАМИ ИЗ НЕДР ЗЕМЛИ (…) – ТОЛЬКО ГРУЗИНСКОЕ!»35.
Доктор исторических наук Б. В. Техов, хорошо известный коллегам-археологам всего мира по своим многолетним раскопкам Тлийского могильника в Дзауском (Джавском) районе Южной Осетии, в первых своих публикациях при определении этнической принадлежности создателей Кобанской культуры проявлял определённую противоречивость. В 1969 г. он писал о культурной общности горных районов Северной и Южной Осетии в конце II и в первой половине I тысячелетия до н. э.36, однако затем выступил с работами, где утверждал, что Южная Осетия является органической частью Шида Картли37. За это его критиковал Ю. С. Гаглойти, справедливо указавший, что «Б. В. Техов был одним из первых, если не первый, распространивший на Южную Осетию этногеографическое понятие Шида (Внутренней) Картли, что полностью противоречит исторической действительности»38.
В изменившихся реалиях грузино-осетинских отношений, связанных с политическим самоопределением Южной Осетии, исчезновением цензуры из Тбилиси, и в условиях всё более усиливающегося пропагандистского нажима грузинских политизированных коллег, Б. В. Техов счёл необходимым публичный пересмотр своих прежних взглядов на проблему, и высказался совершенно определённо: «Сравнительный анализ системы и элементов кобанских и тлийских археологических материалов удостоверяет одну бесспорную научную истину, суть и смысл которой заключаются в том, что создатели Кобанской культуры на северном и южном склонах Центрального Кавказа были генетически глубоко родственны. Их генетическое родство столь явственно, что оторвать их друг от друга не представляется возможным»39. Исследователь делает обоснованный и чёткий вывод: «Создатели и носители этой археологической культуры были ираноязычными племенами»40. Полемизируя в годы грузино-осетинского конфликта с фальсификаторами истории, Б. В. Техов утверждает: «Данные археологии свидетельствуют в принципе об ином этногенетическом процессе. Аланские племена, выделившись из сарматского племенного объединения и обосновавшись на территории Центрального Кавказа, слились с родственными им по языку и культурной традиции племенами древних индо-иранцев, живших здесь со второго тысячелетия до н. э. И лишь по этой причине могло произойти скорое и естественное слияние двух этнических массивов – они, эти племена, были ираноязычными; этническое, культурное и языковое родство способствовало их быстрой этнической «адаптации», их слиянию в один этнос. Осетины, таким образом, вовсе не пришельцы (…), а формировались на Кавказе и являются одним из древних его народов. Осетинский народ – продолжатель традиции создателей Кобанской культуры, их наследник, преемник и продолжатель их духовно-культурной и языковой традиции. Лишь этим объясняется тот факт, что осетинский народ является носителем индоевропейской языковой традиции, её иранской ветви на Кавказе»41. В своей книге «Тайны древних погребений» Б. В. Техов посвящает данной проблеме специальную главу 3 «К вопросу об этнической принадлежности создателей этнокультурной общности Центрального Кавказа в первой половине I тысячелетия до н. э.»42.
В свою очередь, в своём содержательном исследовании о раннем периоде истории аланов Н. Н. Лысенко указывает на важное обстоятельство: «Этноним «ас», впервые появившись в форме «асии» на страницах античных источников в I в. до н. э. (т. е. задолго до первого упоминания об аланах), просуществовал параллельно с этнонимом «алан» на протяжении всего исторического бытия аланского народа, подчас даже замещая это наименование в текстах исторических документов. Уже Страбон знает «асиев», которые в числе прочих племён «отняли у греков Бактрию» (Strabo. XI. 8, 2), это же племя в форме «асаев» известно и Птолемею (Ptol. Geog. 5, 9, 16). Помпею Трогу известны «асианы», ставшие царями тохаров (Pomp. Trog. Prol. 42). А. Алемань указывает, что грузинские Оset‘i и Osi, в более древних формах Ovset‘i и Ovsi, являются ничем иным, как вариантом исконного этнонима *as-, в изобилии документированного в восточных источниках как As, в монгольском языке в форме Asud (мн. ч.), в китайских источниках как Asu, а также в среднелатинских формах As, Aas, Assi, Azzi. Этот же этноним известен на иврите в форме Asia, а в древнерусских летописях многократно отражён как этническое наименование ясы. (…) Этноним «ас» (асии Страбона) является изначальным, первичным этнонимом аланов, вероятно ещё более древним, нежели это последующее этническое наименование. (…) Все другие лингвистические формы: ясы – в русских летописях, осы – в грузинских источниках являются лишь искажёнными иноязычными конструкциями всё того же первичного «ас»»43. Между тем усилиями грузинских историков получило весьма широкое распространение, в том числе и среди осетинских учёных, утверждение о том, что используемый ныне этноним осетин происходит именно от грузинского «оси/овси»; в свете вышеизложенного ясно, что исторически и научно более правильным было бы русскоязычное именование Иристона в виде «Асия», «Асетия».
«Как и следовало ожидать, - пишет московский исследователь В. А. Шнирельман, - страсти достигают своего накала, когда речь заходит о раннесредневековых материалах из Южной Осетии. Например, спор вызывает этническая принадлежность могильников VI – VIII вв., обнаруженных как на территории Южной Осетии (в бассейне р. Большая Лиахва), так и южнее в районе Мцхеты. Основываясь на специфическом сарматском обычае деформации черепа и погребальном инвентаре, тяготеющем к северокавказскому миру, осетинский археолог Р. Г. Дзадтиаты видит в них «алан-осетин», проникавших в Закавказье в эпоху раннего средневековья (здесь В. А. Шнирельман делает сноску, считая необходимым подчеркнуть, что «для ведущих специалистов по аланской археологии это звучит убедительно и в совокупности с рядом других данных позволяет говорить о появлении алан-осетин в долине Большой Лиахвы ещё в V – VII вв.» - Авт.). Напротив, грузинская исследовательница Апхазава находит там только грузин-христиан. (И это при наличии типично языческого обряда захоронения и полном отсутствии христианских атрибутов!)»44. Действительно, есть от чего прийти в недоумение. Однако там же В. А. Шнирельман указывает на ключ к разгадке столь сильной натяжки: «На одной странице она отказывается связывать изученные могилы с аланским миром на том основании, что они сделаны в ямах, а не в катакомбах, как у алан, а на другой готова и «катакомбные могилы» отлучить от аланского наследия, ибо они найдены в неподобающем месте – в центральном районе Картли»45. Сама мысль об аланах-осетинах возле Мцхета для грузинского национал-экстремистского мышления, конечно, абсолютно невыносима.
История алан на Кавказе неразрывно связана с историей христианства. Исторические источники сообщают, что христианство аланы получили, что называется, из первых рук – от апостолов Андрея Первозванного и Симона Канонита. Об этом сообщают авторы III – V вв. Ориген, Евсевий Памфил, святой Дорофей, Епифаний Кипрский; позже это обстоятельство нашло своё отражение в грузинских хрониках, а также, что весьма важно, в православных Четьих Минеях: «Симон же и Андрей идоста в Аланию»46.
В V в. ценные сведения о распространении христианства у алан фиксирует армянский источник «Житие Сукиасянцев»47. Следующий документированный контакт алан с христианством приходится на середину VII в. и связан с историей ссылки одного из столпов православия Максима Исповедника48. Описание его пребывания на Кавказе дают представления о глубоком проникновении христианства в аланское общество, в том числе во властную элиту: именно на это время приходится радикальная конфессиональная переориентация высшей аланской власти – царём становится христианин Григорий, а в Алании источники сообщают о наличии монастыря Иоанна Крестителя.
Алания оказалась на стыке борьбы ислама (насаждавшегося в Азербайджане и Дагестане с VIII в.), иудаизма, принятого правителями Хазарии49 в IX в., и христианства, утвердившегося в Армении, Грузии и Абхазии. Попытки Арабского халифата утвердиться на Кавказе встретили противодействие Византии и Хазарии, и аланы выступили как союзники хазар в арабо-хазарских войнах. После первых своих успехов арабы были в конечном счёте разбиты, военно-политический союз алан и хазар укрепился, и часть аланской социальной верхушки, имевшей с хазарами не только политические, экономические и культурные связи, но и связи династические (брачные), приняла вслед за хазарскими правителями иудаизм: «Именно это способствовало ускоренному проникновению тюркизмов (этническая принадлежность хазар) и определённой части еврейской терминологии в осетинский язык»50.
К началу X в. аланы были вполне готовы к христианизации в её каноническом понимании, но политические условия для этого сложились после высвобождения Алании от политического контроля Хазарского каганата. Резко возросла военная мощь алан, развивалась раннефеодальная государственность. В этих условиях активные и целенаправленные действия по христианизации Алании предпринимала Византия. Весьма ценную научную работу по данной проблеме оставил Ю. А. Кулаковский, в своих исследованиях установивший, что «просвещение алан светом христианства совершилось в патриаршество Николая Мистика (…) когда он вторично занял патриарший престол»51. В. А. Кузнецов, анализируя ряд источников по данной проблеме, пришёл к выводу, что «в качестве даты крещения правителя (царя) Алании и его окружения можно принять 916 год. (…) Предлагаемая дата официального крещения и принятия христианства как государственной религии Алании её царём и социальной верхушкой (…) представляется нам вполне обоснованной и вероятной. Это важный позитивный вывод»52. Исследователь подчёркивает, что в 48 главе сочинения Константина Багрянородного «Церемонии Византийского двора» только трое адресатов названы «духовными сыновьями» императора – правители Армении, Алании и Болгарии. Прав В. А. Кузнецов, который по этому поводу писал: «Тем самым Алания вводилась в состав византийской «семьи народов» и приобретала высокий статус, определявший место в иерархии государств»53. В нотициях Алания занимает 61 место вслед за Россией-Русью, причём в качестве не архиепископии, а митрополии.
Союз (симфония) светской и церковной властей в Алании складывался медленно, само православие испытывало сильное влияние дохристианских верований54 и в массовом восприятии было сильно упрощено. Тем не менее процесс шёл, в том числе строились культовые сооружения, наиболее значимым из которых является Зеленчукский храмовый комплекс Нижне-Архызского городища в бассейне верхней Кубани. Его северный храм является наиболее крупным и монументальным памятником христианства не только в Алании, но и на всём Северном Кавказе. Следует отметить неслучайный выбор места: долина закрыта горными хребтами, климат мягкий, высота над уровнем моря 1150 м, занимает выгодное положение на одном из главных ответвлений Великого шёлкового пути, а через легкопроходимые перевалы Адзапш и Санчаро имелся кратчайший путь в Севастополис (Сухум).
Имелась письменность: по аланскому (староосетинскому) языку в течение XX в. было сделано четыре открытия: Ватиканская (найдена в 1927 г. византинистом Дьюлой Моравчиком) и Венская (1953 г., византинист Юлиан Немет) рукописи с аланскими фразами Иоанна Цеца, Ясский глоссарий (1958 г., Герберт Хунгер, тюрколог), и Санкт-Петербургская литургическая рукопись с маргиналиями на осетинском языке (1992 г., Сиссе Энгберг, музыковед). Широко известна Зеленчукская надпись, открытая в 1888 г.. Она сделана греческими буквами на осетинском языке и прочитана В. Ф. Миллером, а затем с использованием более совершенного научного аппарата В. И. Абаевым. Глубокие исследования письменности (и, соответственно, языка) алан-осетин принадлежат Г. Ф. Турчанинову55. «Осетинская эпиграфика, - указывает он, - наука молодая. (…) Первая публикация памятников собственно осетинского письма была сделана нами в 1964 году. Это были надписи на камнях Маяцкого городища VII – X вв. на Дону. Они принадлежали подонским аланам, именуемым в русских летописях ясами»56. Правда, некоторые выводы Г. Ф. Турчанинова дискуссионны, и указанный труд в редакторском предисловии также оценивается как «не во всём бесспорный»57.
Своего расцвета Алания достигла во время правления царя Дургулеля Великого, оказавшего большое влияние на историю Кавказа и Ближнего Востока. Военно-политический потенциал этого средневекого государства характеризуется династическими браками: сестра Дургулеля Борена вышла замуж за грузинского царя Баграта IV (1027 – 1072 гг.). Их дочь Мария – жена византийского императора Михаила VII Дуки (1071 – 1078 гг.). Дочь Дургулеля Ирину Михаил Дука выдал замуж за Исаака Комнина, брата императора Алексия (1081 – 1118 гг.). На двоюродной сестре Ирины женился правитель Трапезунда Григорий Гавра. Ирину Аланскую византийские летописцы называют «василиссой» - императрицей. В 1068 г. Баграт IV, чьё царство уничтожалось сельджукидами, позвал на помощь своего шурина Дургулеля. Царь аланов прибыл с сорокатысячным войском и разгромил врагов своего грузинского родственника, после чего несколько недель находился у Баграта IV и своей сестры Борены в гостях с множеством «князей Овсетских»58.
В 1238 г. началось татаро-монгольское завоевание Алании. Для Алании это был период внутренних противоречий и тяжёлых феодальных междоусобиц. Политически децентрализованная Алания (как Кипчакия и Русь, тоже не сумевшие объединиться) громилась татаро-монголами по частям. Походу на Аланию придавалось большое значение: хан Бату назначил руководителями армии вторжения своих двоюродных братьев Менгу-каана, Гуюка, Кадана. Войска завоевателей были оснащены тяжёлыми метательными орудиями. Главное событие войны, решившее исход борьбы – взятие татаро-монголами наиболее сильного города Алании Магаса. Город был не просто взят. За оказанное ожесточённое продолжительное сопротивление завоевателям он был уничтожен так, что и поныне исследователи не могут найти его точное местонахождение. Всего погибло около 200 000 человек. «В результате кампании 1238 – 1239 гг. значительная часть равнинной Алании оказалась захваченной татаро-монголами, сама Алания как политическое образование перестала существовать. Это была крупнейшая для средневекового Северного Кавказа катастрофа, резко изменившая соотношение политических сил в регионе, перекроившая всю его жизнь и положившая начало новой исторической эпохе…»59.
Источники сообщают, что определённая часть феодалов-князей (алдаров) сумела избежать военного столкновения с монголами, изъявила им покорность и перешла на их сторону, сохранив свои социальные (классовые) позиции. Более того, некоторые влиятельные аланы принимали участие в штурме Магаса, т. е. совершили прямое предательство интересов своего народа. Об измене в верхушке аланского общества исторические источники сообщают красноречивые сведения. Так, например, «Юй-ваши был ас. Его отец Еле-бадур (Илья-богатырь. – Авт.) пришёл с правителем его государства и подчинился Угэдэю. Ему было повелено быть в гвардии (…) особо был учреждён отряд асов и ему было поручено командовать ими»60. Те же исторические источники подтверждают, что «Хан-ху-сы был родом ас. Он был правителем владения асов. Когда войска Угэдэя достигли границ его (владения), Хан-ху-сы с народом подчинился Угэдэю», и получил за это «звание «бадура», дана была золотая пайцза и повелено было властвовать над своею землёю и народом»61.
Опираясь на данные папского легата Иоанна Мариньоли, посетившего Китай с длительным визитом, а также и на другие источники, В. А. Кузнецов делает вывод, что «после монгольского завоевания Алании имела место крупная миграция в глубь Центральной Азии, в результате которой аланские феодалы, перешедшие на сторону завоевателей, увлекли за собой массу зависимого населения. Это население для Алании было потеряно навсегда, а её людские ресурсы понесли весьма ощутимый урон (причём, судя по источникам, на Восток ушла наиболее активная и дееспособная часть аланского воинства)»62. Численность этой части аланов учёный-алановед оценивает в 100 000 человек. Другая часть аланов ушла на Запад, образовав поселения в Византии, Румынии и Молдавии. Особенную известность получили их селения в Венгрии (область Ясшаг, с центром в г. Ясберень). Потомки этих ясов и сейчас в значительной мере сохраняют национальное самосознание, и хотя они утратили язык, всё же в венгерском, на котором они разговаривают, сохранились десятки и сотни асских слов63. Отметим также растущий интерес к сармато-аланскому наследию в Великобритании и Западной Европе, ярким примером чему является исследование Г. Рида о «варваских истоках величайшей легенды Британии» - эпоса о короле Артуре64.
Однако часть аланов-асов (ясов русских летописей и осов или овсов грузинских летописей) продолжала сражаться за независимость, и сумела сохранить себя как независимый народ, закрепившись в труднодоступных татаро-монголам Кавказских горах на севере и на юге. Посланец в Монголию папы Иннокентия IV Плано Карпини писал в 1245 – 1246 гг. о двенадцатилетней борьбе вокруг одной из крепостей аланов-ясов, которые оказали монголам «мужественное сопротивление и убили многих татар и притом вельмож»65 Были потеряны огромные территории этнического проживания алан, вошедшие в улус Джучи Золотой Орды: «Царство овсов превратилось в мтаварство – княжество, и овсы стали убегать внутрь Кавказа, а большая часть их страны превратилась в пустыню, она извратилась и раздробилась на множество мтаварств, и с тех пор Осетия стала называться Черкесией, или Кабардой»66. Была утрачена письменность, сильно деградировала религиозная и общекультурная жизнь народа. Энергия народа уходила не на национальное развитие и совершенствование, а на элементарное выживание в условиях суровой природы и давления соседних народов. Тем не менее сильно пострадавший народ жил, и вторгшийся на Кавказ в 1395 г. среднеазиатский эмир Тамерлан (Тимур) столкнулся с упорным сопротивлением асов-осетин: «Аланы-осетины окончательно покинули равнину после тимуровского похода (…), что доказывается многими фамильными преданиями, например, Центральной Осетии, отмечающими появление здесь своих родоначальников не ранее XV – XVII вв., периода последней, третьей волны миграции осетин-алан с равнины в горы. Считается, что две предыдущие миграции их происходили при Чингисхане и Батые»67.
Таким образом, с научной точки зрения безупречным представляется вывод о том, что «в течение многих тысячелетий не было такого периода времени, когда бы на территории Кавказа, особенно в его Центральной части, не обитали племена индо-европейцев и иранцев, носители ираноязычной традиции. Шли миграционные процессы, кочевой образ жизни заставлял многие племена уходить с насиженных мест обитания, но на территории Центрального Кавказа всегда оставались группы ираноязычных племён. (…) Те группы, которые навеки закрепились в центральной части Кавказа, никогда не теряли свой язык и свою самобытную духовную культуру, особенно в тех регионах, где они проживали компактно. Такими регионами были северные и южные склоны Большого Кавказа»68.
Грузинскими оппонирующими историками предпринимаются массированные усилия для того, чтобы утвердить в научном сообществе (не только Грузии) и в общественном сознании собственную концепцию грузино-осетинских взаимоотношений. По этому поводу в 1991 г. была учреждена специальная комиссия, подготовившая и издавшая соответствующий труд69. Южной ветви осетинского народа, равно как и самому понятию Южной Осетии, в праве на историческое, географическое и политическое существование в нём отказывается. Позже, исходя из необходимости продвижения своих историко-политических позиций в русскоязычную аудиторию, в Грузии была издана книга под названием «Осетинский вопрос»70 - сборник статей ряда известных авторов, где также чётко и категорично было заявлено: «В истории не существовало «Южной Осетии» ни как географической, ни как политической реальности»71.
Автор одной из статей В. Итонишвили обнадёживает читателей, ожидающих объективности, верной мыслью о том, что «объявлять творцами понятия «Южная Осетия» русских и грузинских большевиков было бы ошибкой», но следующее его утверждение о том, что «указанная топонимическая диверсия имеет гораздо более длительную историю»72, обнаруживает подлинные намерения автора, прилагающего все старания для обоснования отсутствия топонима «Южная Осетия». Грузинский учёный пишет: «К счастью, подобная оценка обстоятельств убедительно подтверждается данными многочисленных иностранных (в том числе и русских) письменных и картографических источников XVIII и начала Х1Х вв., которые в унисон с грузинскими документами однозначно представляют Осетию как страну, находящуюся на Северном Кавказе, а в Грузии фиксируют лишь этническую массу инородцев, именуемых осетинами. В подтверждение сказанного, думается, достаточно сослаться на карту Малой Кабарды, Осетии, Ингушетии и Чечни, датированную второй половиной XVIII в., и карту, составленную в 1801 г. Кавказской Археографической Комиссией. Они, безусловно, прекрасно известны и осетинским, и русским ученым во главе с этнографом-грузинофобом Г. Старовойтовой (ведь обе карты включены в публикации московских и владикавказских авторов) (указываются издания: История Северо-Осетинской АССР, М., 1959. С.168; История Северо-Осетинской АССР, Т.1. Орджоникидзе, 1987. С. 220; Н. Г. Волкова. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХVIII – начале ХХ века. М., 1974. – Авт.), а также небезызвестным «деятелям» типа А.Чочиева и Т. Кулумбегова, которые уже достаточно преуспели в распространении лживой версии об якобы имевшем место присоединении в 1774 году Южной Осетии (или Объединенной Осетии) к России (?!)»73. В свою очередь, С. Лекишвили утверждает, что «до XIX в. в письменных источниках, как грузинских, так и русских и зарубежных, не зафиксировано ни одного факта использования в отношении Осетии определения «южная» или «северная». Он появляется в письменной продукции, правда, изредка, с 30-х годов XIX века»74. Права на историческую жизнь лишают Южную Осетию не только видные историки, члены-корреспонденты АН Грузии Д. Хахутайшвили и В. Шамиладзе, которые называют Южную Осетию исконной территорией центральной части Грузии и даже базовой территорией формирования грузинского этноса и грузинской культуры. В этой связи уместным представляется вопрос осетинских историков, например, Ю. С. Гаглойти, о том, до каких пределов, в таком случае, простирается северная часть Грузии? К антиосетинской пропаганде подключились многие интеллектуалы Грузии, которые никакого отношения к истории не имеют. Среди них, например, медик, академик Н. Бочоришвили (активный сторонник первого президента Грузии З. Гамсахурдиа), член-корреспондент АН Грузии М. Микеладзе (специалист по строительной механике), экономист Р. Гоциридзе и ещё длинный ряд деятелей науки, культуры, работников средств массовой информации, и, конечно, политиков.
Есть, однако, свидетельства иного положения дел. Так, знаменитый зарубежный путешественник И. Гюльденштедт, посетивший по поручению Российской Академии наук в начале 70-х гг. XVIII в. Кавказ, оставил описание географического положения Осетии, где указывал, что она «занимает часть территории высоких Кавказских гор от северных притоков Терека до Лескена, а на юге – на притоках Куры – Арагви, Ксани, Малой и Большой Лиахвы и на притоке Риони Джедо. (…) Осетия занимает не только всю северную часть Главного хребта между Тереком и Лескеном, но частично и его южную часть (…). С юга Осетия граничит с Внутренней Карталинией (Шида Картли)»75. П. С. Паллас писал, что границы страны иронов (осетин. – Авт.) проходят по «северной стороне Кавказа, которые на западе составляют р. Уруп, а на востоке – Терек, на южной стороне Кавказа – р. Рион на западе или Фазис древних авторов, на востоке – р. Арагва»76. В «Кавказском сборнике» В. Чудинов подробно описывает Осетию и пишет, что её «южную границу представляют предельныя осетинския поселения от г. Душета по подошве хребта и потом через реку б. Лиахву немного выше с. Цхинвала (в Горийском уезде), далее по правым притокам этой реки к с. Часавали и, наконец, к верховьям Риона до горы Пасимта. (…) Главный хребет, отбрасывая от себя на западе Осетии у горы Сонгуты-хох боковой отпрыск, направляющийся к юго-востоку, разделяет им страну на две части – северную Осетию и южную. Последняя входит в состав нынешних уездов Горийскаго, Душетскаго и частью Рачинского и занимает пространство, известное прежде под именем Двалетия»77. Отдельно описывается Южная Осетия: «Что касается ущелий восточнаго и северо-восточнаго района южной Осетии, как например: арагвскаго, магладолетскаго, джамурскаго или верхнексанскаго, то они представляют собой резко очерченные углубления (…); ущелья же меджурское, рехульское, нижнексанское имеют наклоны своих боковых поверхностей гораздо отложе и притом покрытые лесом. Из других ущелий заслуживают внимания рокское, джамагское, зикарское, эриманское, зругское, кошкинское, кешельтское, кударское, бритаульское и др.»78. Это только часть неопровержимых фактов бытования Юга Осетии. Что же касается терминов, то, по мнению Ю .С. Гаглойти, первым зарубежным автором, у которого встречаются термины «Южная Осетия» и «Северная Осетия», был К. Кох, путешествовавший на Кавказе в 30-х гг. XIX в.79
Вообще ситуацию здесь можно было бы признать в известной мере комичной, если бы эти псевдоисторические изыскания не влекли за собой опасных изменений в общественном сознании грузин. Дело в том, что до революции 1917 г. в России понятие и термин Южная Осетия использовались в грузинской историографии, журналистике и публицистике как само собой разумеющиеся. Так, в школьном учебнике выдающегося грузинского педагога и общественного деятеля Якова Гогебашвили (чьё имя известно каждому грамотному грузину) «Бунебис Кари» («Врата природы») для третьего – четвёртого годов обучения, в разделе «Соседние страны» пишется: «Осетины являются горским народом. Они занимают срединную часть Кавказского хребта, от Хевсуретии до Сванетии. Одни из них живут по ту сторону хребта, на его северных склонах, другие на этой стороне, на южных склонах. По этой причине Осетия разделяется на две части: Северную Осетию и Южную Осетию»80. Отметим, что учебник впервые вышел в свет в 1868 г. и ко времени установления советской власти в Грузии, т. е. к 1921 г., выдержал более двадцати изданий.
Другой автор географии Грузии С. Робакидзе отмечает: «Хотя Осетия не представляет собой настоящей части Грузии, однако она столь близка нашей стране, что знакомство с ней для нас весьма полезно. …Потустороннюю Осетию называют Северной Осетией, посюстороннюю – Южной Осетией»81.
Интересно, что В. Джугели, палач Южной Осетии в конфликте 1920 года, в своих воспоминаниях также использует название «Южная Осетия»82.
Вопрос этот исчёрпывающе рассмотрен в работах Ю. С. Гаглойти83, подчёркивавшего, что даже в специальных (современных) грузинских работах по данному вопросу наличествует категорическая установка на то, что «ранее XIX в. не существует грузинских и иностранных письменных источников, в которых бы означенная территория именовалась Осетией или Южной Осетией»84. Однако, например, один из важнейших представителей грузинской исторической науки XVIII в. Папуна Орбелиани рассказывает о карательной экспедиции персидского шаха против ксанского эристава Шанше, под руководством грузинского феодала Гиви Амилахори и Имам-кули-хана, и пишет, что «на этой стороне Осетии («Осетс акет». – Авт.) хан согнал всех с мест и отдал их Гиви Амилахори. Двинулся вместе с ними Гиви с поселил их в Пхвениси»85 (хан вернулся в Южную Осетию с целью грабежа, нарушив мир с осетинами селения (места) Дзимыр («Жамур» в грузинском произношении), но его отряд после первых же бесчинств был окружён и истреблён осетинами, раненый хан успел спастись бегством). Неоднократно упоминается южная часть Осетии (а не компактные поселения осетин в Грузии, как это пытаются представить грузинские авторы) и в дальнейших повествованиях П. Орбелиани. Упоминается юг Осетии в работах видных грузинских историков Вахушти Багратиони, С. Чхеидзе ( XVIII в.), П. Горгиджанидзе (XVII в.), при этом в некоторых грузинских рукописях, а также западноевропейских авторов XVIII в. используется форма «Усети» вместо «Осети». Ю. С. Гаглойти анализирует также «Житие св. Нины» (IV в.), где на её вопрос о местонахождении Мцхета (где по преданию у местных евреев хранился хитон Христа) следует ответ: «Есть страна северная, местожительство язычников между персами и Овсетией, и город там есть Мцхета»86, из чего ясно, что южные границы Осетии имели место много южнее Главного Кавказского хребта. Следует подчеркнуть, что в «Картлис цховреба» есть тому подтверждение – в IV в. персидскому царю «сообщили о размерах и крепости его (Мцхета – резиденции скончавшегося картлийского царя Асфагура. – Авт.) и о близости к нему хазар и овсов»87, где речь идёт, бесспорно, об овсах по южную сторону Кавказа.
Аналогичная дискуссия была инициирована грузинской стороной в грузино-осетинском конфликте по вопросу об этнической принадлежности средневековых двалов грузинских летописей (дуалы в армянских летописях). Один из авторов книги «Осетинский вопрос» Дж. Гвасалия посвящает двалам несколько своих публикаций, где отстаивает утверждение об их грузинской этничности, и сетует о том, что при русской царской власти «Барятинский отторг Нарский участок от Тбилисской губернии и передал его Осетинскому военному округу «левого крыла Кавказской линии», который впоследствии вошел в состав Терского округа (а с 1924 года – Северо-Осетинской АССР). Так оказалась отторгнутой от Грузии ее неотъемлемая в течение тысячелетий территория – Двалети»88. В путанице грузинского специалиста любой непредвзятый исследователь разберётся без особого труда. Во-первых, Северо-Осетинская АССР образовалась не в 1924, а в 1936 году. А во-вторых, об осетинской принадлежности двалов писали такие видные грузинские учёные XIX – XX вв., как П. Иоселиани, З. Чичинадзе, М. Джанашвили, Д. Кипшидзе, С. Какабадзе, академики Корнелий Кекелидзе, Георгий Ахвледиани и другие. Писалось об этом, как об исторической аксиоме, и в грузинских газетах и журналах. Так, например, «Имеди», публикуя статью М. Джанашвили, сообщает своим читателям: «Во время царствования в Грузии Амзаспа II осетины из Двалети напали на Картли, оттуда они направились к Мцхета и окружили её (…) Начался бой и осетинские войска были задержаны до вечера, после этого Амзасп вернулся в Мцхета и укрепился там. У Амзаспа было мало войск, все ждали взятия Мцхета осетинами и пленения её жителей»89. Однако так писали многие грузинские интеллектуалы тогда, когда ещё не стоял остро осетинский вопрос, и, тем более, проблема выхода Южной Осетии из состава Грузинской ССР. Тогда ещё многие грузинские интеллектуалы могли писать более или менее правдивую историю осетинского народа, в частности, южной его ветви. В те годы грузинские исследователи истории, в целом интеллектуалы Грузии писали о Южной Осетии, а не о Самачабло или Шида Картли. Конечно, история всегда была и будет инструментом этнокультурной самоидентификации народов, и она, мы уверены, всегда будет активно формировать общественное сознание. Именно поэтому специалисты по истории, как в целом историческая наука, должны нести высокую научную и гражданскую ответственность за свои исторические сочинения, особенно псевдонаучные. С образованием независимой Грузии многие грузинские интеллектуалы по команде политического руководства Тбилиси предали забвению не только важнейшие страницы истории грузино-российских (в более узком смысле грузино-осетинских) отношений, но и такие принципы научно-исследовательской работы, как правдивость, научность и объективность.
С начала 90-х годов ХХ в. в специфических условиях межнациональных конфликтов и войн на территории бывшей Грузинской ССР история стала полем ожесточённых идеологическх сражений, в которых отчётливо видно столкновение интересов грузин, осетин и абхазов. В подтверждение сказанного можно сослаться на острую полемику между грузинским историком Дж. Гвасалия и осетинским историком Ю. С. Гаглойти по вопросу об этнической принадлежности двалов. Ю. С. Гаглойти писал: «Конечно, можно было бы пройти мимо выдвигаемых Дж. Гвасалия положений (…). Однако, полемизируя со мной, автор называет защищаемую мной точку зрения об осетинской принадлежности средневековых двалов «дезинформацией». Более того, в недавно опубликованной статье «К вопросу о Шида Картли и Двалети» («Заря Востока» 28 января 1990 г., №25), он квалифицирует эту точку зрения как проявление «паналанизма». Ни больше, ни меньше!»90. Пальма сомнительного первенства в попытках поставить под сомнение осетинскую принадлежность средневековых двалов (туалов) принадлежит грузинскому историку Д. В. Гвритишвили, опубликовавшему в 1949 г. статью «К вопросу об этнической принадлежности двалов и времени переселения осетин (в Картли)». Его программная установка не скрывается: «Если мы признаем двалов за осетин, то естественно мы должны согласиться с тем, что осетины с древнейших времён живут на южных склонах Главного Кавказского хребта; но если подтвердится, что двалы и осетины отличны друг от друга, то тогда и вопрос о переселении осетин потребует другого решения»91. Вторым, видимо, можно считать В. Н. Гамрекели92. Заметим, что ещё в 1849 г. газета «Закавказский вестник» публиковала показательную надпись на РекомскомI колоколе: «Мы, государь Багратион, великого царя Шанаваза сын, царь Георгий пожертвовал сей колокол святому отцу земли осетинской, молитвеннику Дигории и Двалетии, во здравие наше и царства нашего в год хроникона 372»93 (1684 г. – Авт.).
Нет необходимости приводить здесь многочисленные цитаты грузинских, российских и других авторов по вопросу о двалах. Отметим, что местность Осетии Туал (по осетински Туалгом) на всей исторической памяти осетин всегда была населена в подавляющем большинстве осетинами. О сколь-нибудь значительном проживании здесь грузин никакой памяти не сохранилось. Один из авторов данного исследования также туалец, так как село Дзомаг на южной стороне Главного Кавказского хребта, где поколение за поколением живут Дзугаевы, является селом Туалии (Двалетии), равно как и село Закка94 на северной стороне Главного Кавказского хребта, где со времён средневекового осетинского царя Ос-Багатара живёт осетинский род Калоевых, к которому принадлежит его мать. Уместно также напомнить, что осетинскую этническую принадлежность туалов-двалов убедительно обосновал видный отечественный этнограф, профессор Б. А. Калоев95, опиравшийся, кроме прочего, на родовое предание.
Интересный и хорошо подтверждаемый вывод о туалах и Туалии делает Н. Н. Лысенко: «Четвёртым племенем аланской конфедерации, помимо асов (асиев-асиан), роксаланов и аорсов (аланорсов), являлось, как мне представляется, племя туалов. Возможно, что этноним |
