Книга рассчитана на широкий круг читателей
Скачать 5.27 Mb.
|
| столкновение двух принципиально разных мироустройств, с диаметрально противоположными идеологиями и мировоззрениями. В 1804 году началось восстание осетин и горцев-грузин по ущелью Арагви и Верхнего Терека. На сей раз восстание во многом было спровоцировано представителями царской администрации Кавказа, которые вели себя в худших колониальных традициях. Ананурский капитан-исправник, «прибыв он пред сим в Жамури, поймал осетинцев и, наливши в корыто, в коем кормят собак, молоко после сыра оставшееся и побив кошек, поклав в нее ж, да также положив туда кал человечий и тем их накормил. У оных же осетинцев сжег 6 домов»218. Такое поведение представителя официальной царской власти, разумеется, возмутило осетин, которые и без того терпели крайние формы социального и национального унижения. Начались протесты и волнения крестьян, которые с каждым днём становились более масштабными и непредсказуемыми. Во многих местах начались упорные бои, серьёзно встревожившие власти, особенно после того, как горцы нанесли тяжёлые поражения нескольким военным отрядам властей. Они были вынуждены направить для подавления восстания главнокомандующего царскими войсками в Грузии князя П. Д. Цицианова219 (грузина по происхождению) с большими силами, которому удалось погасить восстание. О том, какими методами ему это удалось, свидетельствует его донесение от 29 мая 1804 г. № 133, где он сообщает о своём приказе командующему карательным отрядом князю Эристави «карать, колоть и рубить осетин без пощады, жечь все их жилища»220. В 1810 г. новое восстание крестьян в Южной Осетии имело определённый успех. Карательная экспедиция генерала Сталя в 1812 г. была отбита от подступов к горам. Это позволило жителям центральной Осетии повести с властями переговоры о льготах при поступлении их в российское подданство. В 1813 г. восставшие были разбиты, но общественно-политическая обстановка в регионе продолжала оставаться напряжённой. В 1817 г. помощник А. П. Ермолова генерал Кутузов отправил в Южную Осетию карательную экспедицию для подавления очередного выступления горцев, но она оказалась безуспешной. Повторная экспедиция под командованием майора Титова в 1820 г. также окончилась неудачей. В 1821 г. Титов ещё раз вторгся в Южную Осетию, но вынужден был вновь отступить в Гори под натиском восставших крестьян. В 1823 г. посланный Ермоловым отряд столкнулся у с. Тиб с осетинским отрядом повстанцев и также вынужден был отступить. Наиболее крупными и хорошо документированными можно считать два восстания горцев Южной Осетии. Одно из них – восстание 1830 г. Чесельтского (Кешельтского) ущелья Южной Осетии, когда были разгромлены ряд помещичьих имений. Грузинские помещики самостоятельно не смогли справиться с восставшими и добились военной помощи русского командования на Кавказе. Восстание было жестоко подавлено карательной экспедицией под командованием генерала П. Я. Ренненкампфа. В. Чудинов цитировал донесение П. Ренненкампфа генерал-адьютанту Стрекалову: «1-го июля была окончена экспедиция в Кешельтское ущелье, где не только не бывала нога русскаго, но куда отважнейшие воины грузинских царей в продолжение почти столетия не смели показываться»221. Из этого донесения явствует накал борьбы крестьян Южной Осетии за свои социальные и национальные права, а также чрезвычайно сложные, суровые условия жизни горцев. Другое крупное восстание осетин Южной Осетии произошло в 1839 – 1840 гг.. Оно было потоплено в крови экспедицией царского генерала И. Андроникова (этнический грузин), сжигавшего повстанцев вместе с семьями. Именно столь самоотверженная борьба осетин Южной Осетии вынудила царские власти принять историческое решение 1852 г. об освобождении крестьян-осетин владений грузинских князей Мачабели и перевести их в разряд казённых. В Грузинской советской энциклопедии по данному вопросу содержится признание о сохранении своей независимости осетинами от грузинских тавадов: «В период первой половины XIX века в Юго-Осетии происходили массовые выступления. Особенно крупными были восстания 1804, 1810 – 1812, 1830, 1840 и 1850 годов. Крестьяне ущелья Большой Лиахвы отстояли свою вольность и личную свободу от притязаний помещиков. В феврале 1951 года правительственный сенат России признал незаконными притязания князей Мачабели на крепостное право над осетинами»222. Заметим, что крестьянская реформа 1861 г. в Грузии проводилась с опозданием. В Тифлисской губернии она проводилась в 1864 г., в Кутаисской губернии – в 1865 г., в некоторых регионах Грузии она затянулась до 1871 г. О её итогах наместник Кавказа И. И. Воронцов-Дашков резюмировал: «Отмена крепостного права в пределах Закавказья, а особенно в Грузии, была произведена на условиях, особенно льготных для помещиков и невыгодных для крестьян, причём правительство в отступление от принятого в коренной России принципа, за прекращение личной зависимости уплатило от 25 до 50 рублей за душу бывших помещичьих крестьян дворянству Тифлисской и Кутаисской губерний, что составило сумму в 7 000 000 рублей, и увеличило земельные повинности крестьян в пользу помещиков выше существовавшей в крепостное время нормы»223. При этом следует подчеркнуть, что осетины ради отстаивания свободы не боялись вооружённой борьбы с грузинским воинством, но всегда старались по возможности избегать вооружённых конфликтов с русскими солдатами. Поражения, которые терпели восстающие горцы, по существу бывали отступлениями с поля боя, с последующим объявлением их зависимости от центральных русских властей – до очередного восстания. Накопившийся за эти годы опыт медленно, но верно приводил осетин Южной Осетии к выводу о целесообразности вечного союза с Россией. Несмотря на проявлявшиеся симпатии российской администрации Кавказа к грузинской правящей элите, во второй половине XIX в. окончательно окрепла и упрочилась политическая и культурная ориентация осетин на Россию, была осознана ими необходимость присутствия «Московского ока» для обуздания тавадско-помещичьего произвола. И это при том, что южные осетины всегда играли важную роль в политике картлийских и общегрузинских правителей. Очевидно, что в истории алан-осетин XIII – XVII вв. до сих пор остаётся множество «белых пятен». Многие вопросы истории осетин этого периода остаются малоизученными в силу целого ряда объективных и субъективных причин. Трагически сложилась судьба алан-осетин в период татаро-монгольского нашествия и в последующие века. Известно, что Алания была включена в состав Золотой Орды ханом Бату. Правители Золотой Орды по отношению к вассальным странам взяли курс, главной целью которого было «получение максимальных доходов путём жесточайших форм феодальной эксплуатации»224. Постоянные карательные экспедиции татаро-монгол против алан-осетин, общие мобилизации всех юношей и мужчин в воинские формирования Золотой Орды окончательно обескровили Аланию и довели до упадка. Тотальный контроль завоевателей над «выходцами из горных ущелий разрушил связи между аланами, проживавшими в горных и предгорных районах»225. Татаро-монголы установили на покорённых землях режим беспощадной экслуатации всего порабощённого населения. Аланы массами стали переселяться в различные регионы, в том числе на юг. Большие массы алан вынужденно ушли в высокогорные районы Центрального Кавказа, а оттуда двинулись на малонаселённые южные склоны Главного Кавказского хребта. Вместе с тем отметим, что «политическая жизнь южных осетин в XIII – XVII веках прослеживается слабо, грузинские письменные источники тех времён почти не сохранились, а источники более позднего времени относительно осетин того периода не содержат сведений»226. Это период считается тёмной страницей в истории обеих народов. Есть, однако, грузинский источник, заслуживающий особого внимания в контексте нашего исследования. Это книга З. Чичинадзе «История Осетии по грузинским источникам»227. Автор книги был известным в своё время учёным-исследователем, и до издания книги уже имел ряд публикаций. В предисловии ко второму изданию труда З. Чичинадзе, осуществлённом в послевоенном Цхинвале в 1993 г., указываются на весьма важные для нашей темы обстоятельства: так, автор книги и до её издания «находился под лёгким присмотром руководства официальной грузинской исторической школы, хотя никто его не причислял к апологетам осетинской истории. Однако, вместе с тем, как расширялось количество и качество собираемого материала о истории Осетии, к которой автор изначально испытывал большой непредвзятый интерес, росло давление и дискредитация как самого З. Чичинадзе, так и его изысканий. Пресс, под которым оказался автор в последние периоды своей научной деятельности и жизни со стороны официальных научных доктринёров, привёл к тому, что последние посмели посягнуть на его умственное и психическое достоинство и учёному предложили остудить свои научные изыскания в психиатрической больнице»228. Действительно, результаты З. Чичинадзе приходили в вопиющее противоречие с национал-экстремистскими установками грузинских историков-политиканов, устроивших учёному, осмелившемуся показать, как подчёркивается в предисловии, яркую и обоснованную историческую картину добрососедства и дружбы грузинского и осетинского народов, публичную травлю – причём не только с целью уничижения его как учёного, но и с намерением демонстрационного наказания за его гражданскую позицию, вплоть до его «социальной смерти». Сама книга имела трудную историю. В выпуске её препятствовали, сам автор сообщает о том, что вынужден был прятать свои рукописи, однако всё же наиболее ценная их часть была выкрадена, и восстановить её в полном объёме не удалось, «и интереснейший материал канул в вечность, как канули все другие источники, находившиеся у грузин и проливавшие свет на прошлую историю осетин. В последующем, изданная книга подверглась негласному изъятию из общественных и частных коллекций и до нас дошли редчайшие экземпляры 1915 года издания, первого и единственного. Помимо этого, исчезли частично или полностью и другие научные работы учёного, которые могли доказать научную состоятельность их автора, что расходилось с утверждениями о его «ненормальности» в среде сочинителей другой истории»229. Автор высказывает мнение, что «история Осетии была несчастливой со дня своего начала. И без того «покрытому мраком» народу всегда выпадало на долю переносить особенно тяжёлые испытания. Уделом исторических памятников этой нации было постоянное уничтожение, разорение, сожжение, исчезновение. Об этом многие сегодня говорят с удовлетворением (…). А потому я в 1890 году начал рыться в изданных грузинских исторических книгах и все сведения, которые я встречал в них об Осетии, я собрал вместе и таким образом составил одну книгу, которая начинается от основания Осетии и до конца XVIII века. Кроме изданных книг, у меня были старинные грузинские рукописные книги по истории, а среди них одна – о жизни византийских святых, в которой местами говорилось о жизни осетинских царей и были помещены их портреты. Так как владетель этой книги не согласился продать её нам, то я выписал из неё всё касающееся осетинской нации. В 1903 году я вернул эту книгу хозяину Василию Тедешвили (осетинская фамилия Тедеты с грузинским окончанием «-швили». Авт.). (…) Со временем эта книга перешла в руки художника Гиго Зазиашвили. У Зазиашвили эту книгу на время попросил знаток грузинской письменности и изобразительного искусства Ясон Давидович, князь Цициашвили. Он срисовал из неё портреты, которые мы и напечатали в своей книге, за что приношу ему благодарность. (…) Василий Тедешвили сообщил мне устно, что его старинная книга унесена из Нузальской часовни. Также есть сведения, что священник Русиев выкрал из Нузальской часовни все материалы и книги по истории Осетии, о чём, оказывается, говорил и издатель «Иалгузиани» историк Н. Гамрекели. (…) Пропало оттуда очень много ценных материалов об Осетии. Н. Гамрекели знает, при каких обстоятельствах это случилось»230. О священнике Русиеве З. Чичинадзе упоминает и на с. 144: «Не то чтобы собирать новые сведения, но даже большинство тех, которыми осетины располагали и которые хранились в Нузальской часовне, были изъяты и упрятаны священником Русиевым, он даже замазал роспись на стенках этой часовни. За что он был так обозлён, чтобы так зло поступить, нам неизвестно. Но таково уж счастье осетинского народа и его, по выражению Н. Гамрекели, «покрытой мраком неизвестности» истории. Разгром, уничтожение ценностей – это его удел. Потому и получилось так, что кроме карталанской Осетии, даже в самой центральной Осетии не сохранилось никаких памятников старины (…) уничтожено всё». Позиция З. Чичинадзе находит своё подтверждение в периодической печати Грузии. Так, священник Иларион Джаши сообщает о рассказе дьякона Ларгвисской церкви: «В монастыре (прежний Ларгвийский монастырь, который Платон Иоселиани упоминает в своём произведении «Георгий XI», переделан в приходскую церковь, монастырем же называют в деревнях) однажды пришла весть, - сказал он, - что экзарх Евсевий объезжает с «ревизией» и собирается приехать также в монастырь (Ларгвиси). Вместе с этим пришла весть и о том, что этот экзарх очень недолюбливает старинные рукописи (гуджары), иконы и другие старинные вещи, и священника и дьякона той церкви, где таковые он обнаружит, строго наказывает. (…) Так как Ларгвийская церковь была полна всякими старинными вещами, то такая весть нас очень встревожила и после долгих размышлений (со священником Майсурадзе. - Авт.) решили следующее: сжечь все старинные деревянные иконы и золу выбросить в реку Ксани, а для старинных книг и вещей выкопать большую яму и положить туда231. Газета «Иверия» в 1891 г. сообщает, что «в Южной Осетии, в Ларгвисском ущелье, имеется много церквей, в которых осталось немало рукописей, портящихся из-за отсутствия правильного хранения»232. Другая грузинская газета «Дроэба» («Времена») писала о церквах в Ахалгорском ущелье, где имеется много старинных рукописей (исторических) и редких вещей и если немедленно не принять меры к их сохранению, то они могут быть расхищены233. В 1890 г. в доме священника селения Коринта Ксанского ущелья видели 14 старинных рукописей, «которыми было бы неплохо заинтересоваться тем, кого это касается»234. В 1895 г. некий Мелхиседек Ходашвили (Ходов) обнаружил старинную историческую рукопись, написанную в 1187 году о царице Тамаре и ее муже Давиде-Сослане235. В том же году «в Кударском ущелье обнаружена маленькая подземная церковь (каменная), в которой оказались церковные кресты и другие вещи. На одной из стен этой церкви, на камне, обнаружено было число «1001 год»»236. Даже ещё в 1915 г. «при рытье фундамента для постройки здания высше-начальной школы в селении Джава были найдены старинные рукописи, золотые и серебряные предметы, старинные монеты, которые переданы для хранения священнику»237. Надо полагать, в печать попала лишь малая часть того, что делалось с памятниками старины Южной Осетии. Скорее всего, те рукописи и иные памятники, которые не были уничтожены, собраны в хранилищах Грузинской автокефальной православной церкви, доступ в которые посторонним лицам наглухо закрыт. Согласно указанной З. Чичинадзе рукописи, «первым лицом, взошедшим на возрождённый престол в XIV веке, был некто Тевдре Багратиони, потомок Давида-Сослана, которого также называли и Тамариани. У него было пять сыновей. Первый – Гамза. Он был назначен наследником престола. (…) После Тевдре на царский престол взошёл его сын Гамза. Портреты зачинателей этой династии были изображены ещё в древности на стенах Нузальской часовни, откуда в 1750 году были срисованы в известную нам старинную рукопись»238. Там же указывается отец Тевдре – Батрадз, отец Батрадза – Хосро, и т. д. «Осетины, - пишет З. Чичинадзе, - нашли в себе силы избавиться от монголов. Впоследствии осетины обнаружили большую силу воли и беграничное стремление к сохранению свободы и своей Родины. Среди них выступили на арену потомки их прежних царей, которые пожелали восстановить осетинское государство и после больших усилий осуществили это. Образовали государственную власть, восстановили государственные порядки и законы. (…) Осетины зорко охраняли целостность своей территории, а также целостность родового порядка, осетинского языка и многих замечательных особенностей осетинской нации и её истории. (…) Несомненно, что если осетины в 1740 году знали наперечёт все исторические события, то эти знания в какой-то мере сохранились среди осетин и поныне. (…) Но кто занимается их сбором? Да никто!»239. Автор указывает на то, что грузинские летописцы о послемонгольской Осетии «хранят абсолютное молчание», и пытается объяснить это тем, что им было не до наблюдений за Осетией, так как и сама Грузия «тоже вся была переполошена». Характерно, что З. Чичинадзе критикует автора старинной рукописи, на которую ссылается, за то, что тот выстраивает династический ряд осетинских царей не по принятым правилам – от отца к сыну, а наоборот – от сына к отцу, и сам даёт имена царей в «правильном» виде: Сосе, сын Сосе – Давид, его сын – Джиорджи, его сын – Беслан, его сын – Мусса, его сын – Созырыко, его сын – Ота, его сын – Безон, его сын – Кайсин, «их потомки царствовали в Осетии вплоть до XVIII века»240. Дело, однако, в том, что именно такой порядок именования – от сына к отцу – принят у осетин с древности по сей день, и это обстоятельство подтверждает информацию З. Чичинадзе о том, что указанная рукопись была написана монахом-осетином из монастыря Давида Гареджи. С точки зрения грузинского историка, придерживающегося националистических взглядов, З. Чичинадзе действительно пишет совершенно недопустимое. «Мы должны помнить и то, что грузины и осетины издревле были в тесном добрососедском союзе друг с другом. (…) Подобные братские узы у них были настолько крепки, что само название грузинского города «Цхета» (Мцхета), который во время царствования Мириана называли новым Иерусалимом и в огромное значение которого верили осетинский народ и их цари Пероша и Кавци, произошло от осетинского слова «Сыхæгтæ» (соседи)»241. Заслуживает внимания и другое утверждение грузинского историка о том, что «осетины познали христианство с самого начала христианской эры. Оно у них было высокочтимо. В этом отношении они служили в своё время примером»242. Грузинский историк ещё тогда подметил одну важнейшую особенность своих коллег – создавать кровожадный образ осетин, не способных к достижению культурных ценностей, канонов христианской религии, не имеющих своей истории и т. д. Грузинские историки, извращая подлинную историю осетинского народа, фактически создавали из последнего образ врага – идеологический и психологический стереотип, позволявший строить политическое поведение в условиях фактического отсутствия объективной, проверенной информации, в данном случае об осетинах. Грузинские историки уже тогда демонизировали соседний народ, это позволяло, по их мнению, мобилизовать волю и ресурсы на ведение продолжительной борьбы с осетинами. З. Чичинадзе писал: «В наши же дни историки (…) осетин рисуют как дикое, некультурное племя, которое не знает не только христианской религии, но не имеет даже своей азбуки. Основываясь же на сведениях грузинской истории, мы скажем следующее: никто не в силах отнять у осетин из богатой истории, никто не может приписать им ни дикарство, ни безкультурности, ни того, что у них не было азбуки. (…) Их грамотой и азбукой была та азбука, которая ныне называется грузинской. В древности эта азбука была собственностью всех кавказских племён. (…) К сожалению, осетинские книги, писанные этими буквами, не сохранились до наших дней, они исчезли в конце 14 века»243. История грузино-осетинских взаимоотношений с древнейших времён до наших дней включала разные периоды – от войны и конфронтации до дружбы и взаимопонимания. Грузины и осетины на протяжение веков жили по соседству и, несмотря ни на что, очень часто вели совместную непримиримую борьбу против внешних врагов Грузии. З. Чичинадзе, на наш взгляд, верно подметил «объединительные мотивы» двух соседних народов. Он подчёркивал: «С началом христианской эры было установлено новое летоисчисление, осетины с удовольствием восприняли это. Верным признаком этого является тот камень, который был найден во Мцхете при царе Веспариане. Ведь Мцхета вплотную прилегает к Осетии и здесь осетины вместе с грузинами совершали культ своих богов»244. Далее грузинский историк писал: «Христианство в Осетии такое же древнее, как и в Грузии. Нам кажется, что это примут во внимание историки и педагоги и не будут называть осетин (…) людьми без вероисповедания и религии, дикарями и людоедами, как это внушали многим до сих пор»245. Следует подчеркнуть, что З. Чичинадзе правильно отметил «древние корни» христианства в Осетии. Однако он ошибся в своём оптимистическом прогнозе относительно того, что грузинские «историки и педагоги не будут называть осетин (…) дикарями и людоедами». Роль грузинских историков и педагогов, в целом интеллектуалов, в создании из осетин образа врага будет далее достаточно аргументированно показана. Здесь же обращаем особое внимание на то, что грузинский историк почти сто лет назад писал о неблаговидной роли своих соотечественников, существенно искажавших историю и культуру осетин, из которых уже тогда создали образ врага (в 90-е годы XX в. З. Гамсахурдиа и его идейные вдохновители, доказывавшие «дикость и отсталость» осетин, у которых «нет ни истории, ни культуры, ни Родины» в Южной Осетии, не были первопроходцами ангажированной антиосетинской риторики и пионерами в фальсификации истории осетин и Осетии). Грузинские историки и педагоги, как подметил З. Чичинадзе, «внушали многим до сих пор» образ кровожадного осетина, «дикаря и людоеда», мало отличавшегося от первобытного человека, которого только и следовало опасаться. Нет сомнений в том, что грузинские интеллектуалы сознательно искажали историю, кулльтуру, традиции и вероисповедание осетин с целью создания из них образа врага, их максимальной дискредитации в глазах читающих грузин. Здесь уместно напомнить, что образ врага, как правило, формируется путём инверсии определённых страхов и отрицательных черт, приписываемых целому народу, партии, религии, группе людей и т. д. По логике архитекторов образа врага, в данном случае грузинских интеллектуалов, создаётся собственный сильно преувеличенный зеркально-отрицательный образ, против которого не только следует, но и необходимо «во имя выживания своей нации» бороться до победного конца. Следует подчеркнуть, что образ врага, созданный грузинскими интеллектуалами из осетин, во многом был и остаётся иллюзорным (лат. illusorias – призрачный, обманчивый, кажущийся). Тем не менее в сознании, его породившем, он создаёт ощущение угрозы Грузии, грузинской нации. Такая псевдоугроза позволяет строить грузинской политической и интеллектуальной элите агрессивное политическое поведение в отношении осетин и Южной Осетии, решительная и бескомпромиссная борьба против которых многими грузинами воспринимается как справедливая борьба за национальные интересы Грузии. Таким образом, борьба против осетин и Южной Осетии, в которой активную роль играли и продолжают играть грузинские интеллектуалы, в конечном итоге направлена либо на геноцид осетин и полное уничтожение исторического, географического и политико-государственного понятия «Южная Осетия», либо на полное подчинение южных осетин диктату Грузии с обязательной перспективой ассимиляции малочисленного народа грузинской нацией и постепенного добровольного «тихого» исчезновения с географической карты Южной Осетии. В этой связи напоминаем и обращаем внимание на то, что неоднократные попытки грузинской феодальной верхушки закабалить осетин встречали ожесточённое сопротивление. З. Чичинадзе писал: «Грузинам осетины никогда не подчинялись (…). Поход Помпея, войны Митридата, Александра Македонского, персидские походы и многие другие не миновали Осетию. Во всех этих войнах осетины принимали непосредственное участие. Помпея они провожали с большими почестями»246. Далее историк подчёркивает, что «грузинская беднота ставила в пример себе осетинскую бедноту и стремилась освободиться от помещиков, но это было ей не под силу. Грузинская верхушка (…) решили закрепостить осетин. (…) Но осетинская беднота поднялась против них и не покорилась им»247. Таким образом, грузинский историк помог современным исследователям истории взаимоотношений грузин и осетин чётче разобраться в первопричинах создания образа врага из осетин. Кроме того, он же показал по крайне мере некоторые важные стороны формирования и укоренения в психологии, мировоззрении определённой части грузин, в первую очередь интеллектуалов, антитезы «мы» (грузины) и «они» (осетины), т. е. осознанием себя монолитной целостностью («мы») через жёсткое противопоставление «им», т. е. осетинам. Конечно, грузины не первая и даже не десятая нация, осознавшая своё национальное монолитное единство через противопоставление каким-либо иным нациям (народам). Однако в основу грузинской антитезы «мы» и «они», т. е. грузины и осетины, усилиями многих представителей политической и научной элиты Грузии, в том числе историков, в целом интеллектуалов, была заложена откровенно агрессивная антиосетинская пропаганда, имевшая крайне негативные практические последствия. Отметим, что основу антитезы «мы» - «они», как правило, составляют несколько ярко выраженных внешних признаков, характерных для «них» в отличие от «нас» (например, язык, религия, традиции, образ жизни, культура труда и т.д.). Особенность грузинской антитезы «мы» и «они» в контексте грузино-осетинских взаимоотношений состояла, на наш взгляд, в том, что фиксация внешне характерных признаков осетин сопровождалась их наделением крайне негативной и, как правило, необъективной оценкой. Это создавало, по нашему убеждению, основу для формирования образа врага из осетин. Свою негативную роль здесь играли газетные и журнальные публикации, исторические и литературные сочинения грузинских авторов (например, роман М. С. Джавахишвили «Обвал»), где осетины изображались дикими, кровожадными, отсталыми в экономическом и культурном отношении. Часть грузинских интеллектуалов изображала «их», т. е. осетин, не только «дикими», «необузданными», но и «неблагодарными», «непредсказуемыми», «гостями на грузинской земле», «второсортными людьми» без истории и культуры. «Им», т. е. осетинам, в силу фантазии и таланта авторов, приписывались всевозможные негативные качества, например, вероломство, коварство, природная склонность к воровству, грабежам, разбоям, пьянству, проституции и т. д. В то же время часть грузинских интеллектуалов, в первую очередь историки, публицисты, журналисты приписывали «нам», т. е. грузинами, все благородные качества – высочайший уровень культуры, образования, гостеприимство, силу, отвагу, мужество, красоту и т. д. Такая пропаганда объективно способствовала отчуждению грузин и осетин, возникновению серьёзных проблем в сфере межнациональных отношений, которые постепенно переросли в созданный из осетин образ врага и повлекли за собой объяснимые обиды осетин на грузин. Обращаем особое внимание и на то, что аналогичная пропаганда антитезы «мы» (грузины) и «они» (осетины) сыграла крайне негативную роль не только в истории осетин, но и самих грузин, национальное самосознание которых, благодаря стараниям грузинских интеллектуалов, формировалось и на исторических мифах о «богоизбранности грузин», «величии грузинской нации», которая в своём интеллектуальном и политическом развитии «не имела и не имеет равных». Уместно здесь напомнить, что идеологи и руководители нацистской Германии в годы Второй мировой войны, по их логике и представлениям, не совершали преступлений. Десятки миллионов людей еврейской, польской, чешской, русской и т. д. национальностей, уничтоженных немецко-фашистскими захватчиками на оккупированных ими территориях, были для «немцев-ариев» людьми второго или третьего сорта. А цыгане и некоторые другие народы Европы для немецко-фашистских захватчиков были всего-навсего «нелюди». Таким образом, немецкие нацисты, будучи представителями «богоизбранной нации», не совершали преступлений: те, кого они уничтожали, уже по изначальному их определению были «неполноценными людьми» и поэтому к ним нельзя было относиться как к равным немцам людям. Такие этнопсихологические основы формирования извращённого национального самосознания отчётливо прослеживаются в шовинистических идейно-политических и псевдонаучных концепциях грузинских политиков и интеллектуалов. В этой связи ещё больший интерес представляют рассуждения грузинского историка З. Чичинадзе, который ещё в 1915 г. писал: «В сороковых годах XVIII столетия утверждали, что у осетин нет ни своей истории, ни книг, ни значительного прошлого, а потому их не ждёт и хорошее будущее. Это всё ложь, глупость, выдуманная врагами осетин»248. Далее грузинский историк-диссидент пророчески писал: «Те, кто говорит, что у осетин нет ничего замечательного в прошлом, а потому у них будет неважное будущее, оказались односторонними людьми, недальновидными. Из всего вышесказанного видно, что у осетин было богатое прошлое, большая и богатая история, потому они и начали идти по пути возрождения в XIX веке и стали процветать. Отставание Осетии было временным явлением»249. Зная историю Осетии XIX – XX вв., трудно возражать грузинскому историку, писавшему об осетинах с уважением и в целом объективно. Анализ работы З. Чичинадзе убеждает в том, что он представляет собой редчайшее явление в грузинской исторической науке, «и если нам когда-нибудь понадобиться судить о грузинах, то, конечно же, в первую очередь, следует упоминать созидателей дружбы и доверия, каковыми были Чичинадзе и его редкие последователи, защищающие Истину и честь грузинской исторической науки»250. В начале XVII в. основная часть Юго-Осетии (Крцхинвали, Туалия-Двалети) управлялась Георгием Саакадзе (ок. 1580 – 1629), и по его призыву осетины (вместе с арагвскими осетинами под руководством Зураба Эристави) воевали против могущественного шаха Ирана Аббаса I (1571 – 1629). Поняв, что военный союз грузин и осетин ему не одолеть, шах предпринял попытку разгрома Осетии, пройдя через Дарьяльское ущелье почти до Зарамага, но осетины отбили нападение. Тогда шах прибег к дипломатии и сумел стравить между собой Г. Саакадзе и З. Эристави, в междоусобице которых осетины участвовать отказались и, более того, вышли из подчинения Г. Саакадзе. Он предпринял поход в в управлявшуюся им часть Осетии, и после ожесточённой схватки заставил осетин на какое-то время вновь платить повинности. В 1659 г. осетины арагвского и ксанского эриставств приняли участие в Бахтрионской битве с персами, окончившейся поражением завоевателей. Царь Картли Вахтанг VI Законодатель (1675 – 1737), низложенный в 1724 г. персами и годами живший в Осетии, в своих планах борьбы против персов (Ирана) большое значение уделял набору в войско осетин. Активно выступили южные осетины в антииранском восстании Ксанского эристава Шанше. Вместе с грузинами осетины воевали и против Сефи-Хана (1737 г.).Выше упоминалось о Дзимырских (Жамурских) осетинах, уничтоживших карательный отряд кизилбашей. Военная поддержка осетин национально-освободительной борьбе грузин против персидского (иранского) господства в Грузии могла бы стать решающей, если бы грузинское руководство было единым. Однако шаху Ирана (с 1736 г.)Надир-Шаху Афшару (1688 – 1747) тоже удалось столкнуть между собой наиболее сильных грузинских феодалов: «Борьба Шанше против завоевателей, - указывал академик АН Грузии Н. А. Бердзенишвили, - вскоре превратилась в междуусобную войну между Картлийскими князьями. Шанше в союзе с лезгинами громил владения Амилахвари, а Амилахвари вместе с килизбашами уничтожал крестьян Ксанского ущелья, и оба сетовали на разорение Картли»251. Большое значение имело участие осетин в разгроме дагестанского вторжения 1759 г. в Грузию. Южные осетины участвовали в русско-турецкой войне 1768 – 1774 гг., в том числе в Аспиндзской битве, где они отличились. Внук Вахтанга VI Александр в своей борьбе за картлийский престол пытался привлечь к себе осетин, но они не поддержали его, и он не имел упеха. Ираклий II возлагал на осетин задачу отразить лезгинское нападение, и даже, как мы указывали выше, вёл целенаправленную политику всемерного сближения с осетинами. Напомним также значительное участие осетин в Крцанисской битве. Надо также учитывать, что летописи отмечали участие осетин в политических событиях лишь в том случае, если они действовали самостоятельными военными (военно-политическими) образованиями. В случае совместных (смешанных) с грузинами действий южные осетины специально не назывались. Краткие выводы. Осетины веками проживали и ныне живут компактно на своей исконной территории по обе стороны хребта Центрального Кавказа. Северные осетины занимали и занимают часть предгорной равнины и ущелья северных склонов Кавказских гор, южные же – склоны с юга: ущелья рек Джоджора, Квирила, Паца, Леуахи, Малой Леуахи, Лехура, Меджуда, Чысан (р. Ксани), Белой Арагви, истоки Терека (ущелье Трусо). Кроме того, осетины населяют узкую полосу предгорной равнины, пограничье или контактную зону между Внутренней Картли и Нижней Двалетией, где южные осетины живут вперемешку с грузинами252. В многовековой истории грузино-осетинских взаимоотношений было немало прекрасных и героических страниц. Но были и мрачные страницы. Взаимоотношения двух народов омрачали набеги и войны со всеми негативными последствиями. Особый период грузино-осетинских взаимоотношений связан, на наш взгляд, с российско-кавказскими отношениями, а точнее и конкретнее – российско-грузинскими отношениями. Известно, что Российская империя приложила огромные усилия для создания из двух маломощных враждовавших между собой и с соседями княжеств – Картли-Кахетинского и Имеретинского – новой на Кавказе административно-территориальной единицы под названием «Грузия». Важно подчеркнуть, что Картли-Кахетинское и Имеретинское княжества на протяжении веков находились в вассальной зависимости от более мощных и агрессивных соседей – шахской Персии и Османской Турции. Присоединение их к Российской империи имеет, на наш взгляд, огромное позитивное значение для грузинского народа и Грузии. Сегодня, однако, определённая часть интеллектуалов Грузии пытается по другому представить выдающуюся роль России в судьбе грузинского народа, фальсифицируя огромные усилия Петербурга в деле объединения разрозненных грузинских княжеств в единую административно-территориальную единицу, ставшую впоследствии процветающей и привилегированной союзной республикой в составе Советского Союза, а затем и независимым государством. В силу различных причин Петербург изначально создал весьма привилегированные условия Картли-Кахетинскому и Имеретинскому княжествам, как в целом и для грузинской феодальной, а затем военной и политической элиты. Представители грузинской аристократии, пользуясь доверием и поддержкой Петербурга, занимали высокие и ответственные посты в российской армии и царской администрации Кавказа. Так, например, Павел Дмитриевич Цицианов, князь, представитель грузинского аристократического рода, ближайший сподвижник В. А. Зубова в Персидском походе 1795 – 1796 гг., был влиятельной военной фигурой Российской империи начала XIX в. Став русским генералом от инфантерии (с 1803 г.), П. Цицианов активно проводил колониальную политику и практику России на Кавказе, был комендантом Бакинской крепости в 1796 – 1797 гг., а с сентября 1802 г. стал главноначальствующим в Грузии и астраханским военным губернатором. Он вместе со своими единомышленниками приложил огромные усилия для решение вопроса присоединения к Российской империи Имеретии и Мегрелии, а также Гянджинского, Карабахского, Шекинского и Ширванского ханств. В то же время он, пользуясь поддержкой Петербурга, активно стремился к расширению территории Картли-Кахетинского и Имеретинского княжеств. П. Цицианов был одним из наиболее влиятельных представителей грузинской феодальной и военной элиты, которая мечтала о «восстановлении древней Иверии» в её полумифических государственных границах. Отметим, что ни Иверия, ни средневековое Грузинское государство, созданное царицей Тамар и её осетинским мужем, царём-соправителем Сосланом-Давидом, чётко очерченных (тем более бесспорных) границ не имели. Тем не менее, определённые круги феодальной и военной элиты Грузии в XIX – XX вв. стремились любой ценой расширить «суверенную территорию», принадлежащую грузинам и Грузии. Следует иметь в виду и то, что часть российских главнокомандующих и наместников на Кавказе слишком часто и необоснованно прислушивалась к голосу представителей грузинской элиты. В то же время голоса осетинской, абхазской или армянской элит, не говоря уже о простом народе, главнокомандующие и наместники на Кавказе почти не слышали. Это приводило к тому, что грузинская феодальная и военная элита, пользуясь своими необоснованными привилегиями, постепенно стала проводить свою «автономную политику», например, в отношении Южной Осетии и Абхазии, которые никогда не были «исконно грузинскими территориями». Парадокс состоял в том, что в проведении этой «автономной политики» грузинской феодальной и военной элите активную помощь оказывал Петербург. Другой парадокс состоял в том, что грузинская элита, в отличие, например, от осетинской или абхазской, в целом готова была предать интересы России на Кавказе. Прав известный учёный-кавказовед, профессор М. М. Блиев, который по этому поводу пишет, что идея воссоздания «великой Грузии», «исходившая от грузинской феодальной знати, имела настойчивую поддержку у абсолютного большинства российских главнокомандующих и наместников на Кавказе. Дискреционность такой политики заключалась в том, что она не соотносилась, как правило, с образом действий, избранным тавадской (грузинской. – Авт.) знатью в отношениях с Россией. Впрочем, в истории российско-грузинского взаимодействия не было периода, когда бы грузинская политическая элита – широко декларируя гуманистические ценности дружбы, военного союзничества и православного родства – не фрондировала, не состояла в заговоре и не предавала интересов России. Негативные проявления такой политической амплитуды обычно выливались в тавадскую фанаберию, часто переходившую к формам ксенофобии и русофобии»253. Чтобы сохранить «мир и дружбу» с грузинской элитой, в Петербурге всё чаще и опрометчивее старались идти на уступки грузинским феодалам и военным, требовавшим от русских властей различного рода привилегии, в том числе территориальное расширение несуществовавшей уже несколько веков «единой и территориально целостной» Грузии. В эту сложную, противоречивую политическую интригу были включены Южная Осетия и Абхазия, которые, как уже подчёркивалось выше, никогда не были «исконной территорией Грузии» (хотя в силу различных причин в определённые периоды входили в состав грузинских княжеств и государств, полностью или частично). В условиях сложных и не всегда последовательных российско-грузинских взаимоотношений Южная Осетия и осетины становились объектом необоснованных притязаний со стороны грузинских феодалов. Неоднократные крестьянские восстания в Южной Осетии, несмотря на отдельные временные успехи, жестоко подавлялись совместными действиями грузинских феодалов и царских карательных экспедиций. Таким образом, южные осетины, вошедшие в состав Российской империи в конце XVIII в. и являвшиеся российскими подданными, вели непрерывную изнурительную борьбу против грузинских феодалов, которые хотели закабалить их. Крестьяне Южной Осетии, доведённые царской администрацией Кавказа и грузинскими помещиками Мачабели и Эристави (Мачабеловы и Эристовы) до крайних форм социального и национального угнетения и унижения, систематически обращались к царским властям с просьбой защитить их. При этом отметим, что в спорных вопросах между грузинами и осетинами наместники Кавказа, как правило, становились на сторону грузин, давление которых они не могли не ощущать в Тифлисе (Тбилиси) – главном городе русской администрации на Кавказе. Освободительное движение крестьян Южной Осетии с годами становилось все более упорным и настойчивым. Осетины обращались за помощью в Петербург, перед которым они ставили вопрос освобождения осетинского народа Южной Осетии от притязаний феодалов Грузии, которых активно поддерживали российские власти на Кавказе. Важно подчеркнуть, что в многолетнем грузино-осетинском противостоянии по крайней мере в XVII – начале XX в. силы всегда были на грузинской стороне. Российские власти даже не считали нужным скрывать свои симпатии к грузинам, которые, в отличие от осетин, считались более цивилизованными, просвещёнными, культурными и надёжными в деле проведения российской политики на Кавказе. Этому во многом, как уже отмечалось выше, способствовали представители грузинской аристократии, занимавшие высокие военные и гражданские должности в российской армии и Кавказской администрации (например, генералы П. Цицианов, Г. Ахвердов, а также Д. Тарханов, Б. Туманов, Н. Амилахваров, Р. Цицианов и многие другие). Конечно, такая «безмерная любовь» к грузинам, их аристократии, значительная часть которой активно занималась подпольными антироссийскими интригами, была не единственной ошибкой Петербурга и Кавказской администрации. Противостояние грузинских феодалов и осетинских крестьян получило новый импульс после известной карательной экспедиции 1830 г. генерала Ренненкампфа в Южную Осетию. Судебное разбирательство в конфликте грузинских феодалов и крестьян Южной Осетии первыми предложили грузинские князья Мачабели и Эристави, претендовавшие на южных осетин как на своих крепостных. Обращаем внимание на то, что командующий отдельным Кавказским корпусом и главноуправляющий в Грузии в 1827 – 1830 гг. граф И. Ф. Паскевич, как и Петербург, не признавали необоснованных притязаний грузинских князей на крестьян Южной Осетии. Судебная тяжба князей Мачабели и Эристави с осетинскими крестьянами продолжалась годами. По разным причинам она не была доведена до логического завершения. Однако весной 1845 г. в Горийском суде состоялось судебное разбирательство спорного вопроса. Горийский уездный суд принял решение о признании 46 осетинских сёл Южной Осетии в потомственном владении Мачабели. Такое решение Горийского суда осетины не признавали, считая его несправедливым и неубедительным. Осетины продолжали обращаться во все доступные им государственные и судебные инстанции, справедливо считая, что князья Мачабели не доказали и не докажут своих помещичьих прав на них. Осетины обратились и к наместнику Кавказа генералу М. С. Воронцову, по инициативе которого дело передали как апелляцию в Тифлисскую палату уголовного и гражданского суда. Весной 1849 г. Тифлисский суд утвердил решение Горийского уездного суда в пользу князей Мачабели. Однако осетины продолжали свою затянувшуюся на многие годы борьбу с грузинскими князьями за свою свободу и независимость. Осетины в порядке апелляционной жалобы обратились в высший государственный орган, подчинённый императору России – Правительствующий Сенат, который дважды – в 1851 и 1852 гг. – подтвердил правомерность требований крестьян Южной Осетии. Сенат отменил решения Тифлисской палаты уголовного и гражданского суда и Горийского уездного суда по поводу крепостной зависимости осетин Южной Осетии от князей Мачабели. Постановление Правительствующего Сената направили в Тифлис и в Гори. Таким образом, многолетняя изнурительная борьба крестьян Южной Осетии против грузинских князей за свободу увенчалась успехом. К этому следует добавить, что в 1852 г. император России Николай I издал указ, также не признававший за князьями крепостного права над крестьянами. Тем не менее, крестьяне Южной Осетии продолжали жить в исключительно тяжёлых условиях, когда порабощение личности, тяжесть повседневного быта, массовая нищета, социальная незащищённость и другие пороки крестьянской жизни стали обычным делом. Крестьяне Южной Осетии вплоть до установления советской власти вели активную борьбу за социальную и национальную справедливость, равенство с другими народами и более достойную жизнь. Многолетняя освободительная борьба крестьян Южной Осетии постепенно переросла в национально-освободительное движение, имевшее большой политический резонанс. Сегодня грузинские политики, государственные деятели и интеллектуалы всячески стараются обойти сложные проблемы грузино-осетинских взаимоотношений, антиосетинскую политику и практику грузинской элиты. Они прилагают все усилия для того, чтобы извратить, исказить, максимально фальсифицировать историю Южной Осетии и осетинского народа. Сама история, однако, не отменила установления Страбона о том, что «ведь старина, вымысел и чудесное называются мифами, история же – будь то древняя или новая – требует истины»254. |
Похожие:
 | Сергей Анатольевич Горин сертифицированный специалист по эриксонианскому гипнозу и нейролингвистическому программированию, частнопрактикующий... |  | Ссср и эмигрантов. Дается подробное описание формирования и боевого пути бригады Каминского, 1-й рна хольмстона-Смысловского, 14-й... |
| Книга рассчитана на широкий круг специалистов-управленцев разного уровня, занимающихся подготовкой и оформлением документов, работников... | | Пруссии и ее национальных интересов. Но эта позиция Ф. Меринга делает книгу еще более увлекательной, захватывающей. Она рассчитана... |
| Книга предназначена в первую очередь для представителей класса законотворчества, сотрудников правоохранительных органов, следователей,... | | |
| Охватывают широкий круг вопросов и для их успешного решения не достаточно знания только учебного материала. Студентам следует изучить... | | Перед вами методические указания, охватывающие широкий круг вопросов от выбора темы до процедуры защиты курсовой работы |
| | Предлагаемое вашему вниманию методическое пособие представляет собой учебный курс для освоения модуля «Расчет заработной платы» и... |