Рассказ. Автор Пестряков К. В
Скачать 0.88 Mb.
|
| Шпионы в Незебграде. Рассказ. Автор Пестряков К.В. Редактор - Sanchez I Ненавижу желтый! Безобразный цвет. Особенно не люблю оттенок, коим выкрашены стены моего кабинета. Везде, куда ни плюнь, чертова желтизна. Но что поделаешь? Товар фабрики «Заря» – основной продукт для незебградских застройщиков. На краске они явно экономят, как и вообще на всем. Эх, была бы возможность поприжать их директора. Доносов-то на него хоть завались, но есть указ сверху: не трогать! Впрочем, милость Императора редко когда бывает вечной. Тоскливым взором я снова осмотрел свой кабинет. Всё, разумеется, лежало на привычных местах. Конечно, трудно было рассчитывать будто, по мановению волшебной палочки, тут хоть что-то изменится. Однако иной раз, бывает, смотришь на привычные вещи совсем новым взглядом. Это издержки профессии. Нас всегда учили высматривать что-то новое даже в давно знакомом. Нужный навык. Всё новое в нашем государстве необязательно означало что-то опасное, однако проверить всегда стоило. Как говорит наш любимый Император: «Лучше перебдеть, чем недобдеть!». Однако в этот раз даже мой бдительный взор не разглядел в кабинете ничего нового. Нет, не в этот раз! Всё так всегда и было. Кабинет представлял собой небольшую три на три метра комнату, рассчитанную на одного человека. Возле широкого окна находился мой стол, развернутый, согласно инструкции по безопасности труда, таким образом, чтобы свет на него падал слева. К столу было представлено моё любимое кресло с высокой спинкой. Наверху, рядом с окном, в грубой деревянной рамке висела картина. Отличная, между прочим, работа – портрет первого комитетчика Хадагана. Художник довольно точно передал образ уважаемого Сигизмунда. Мощный, лысый, скуластый – настоящий пролетарий, с пронизывающим взором и выражением лица, располагающим к подписанию чистосердечных признаний. Вообще, старина Сигизмунд сильно помогал мне в работе с людьми. Стоило лишь потенциальному посетителю перестать смотреть мне в глаза, изобразить задумчивость или увести взор ввысь, как тут же он встречался взглядом с первым комитетчиком. Ни о какой сосредоточенности тут, как правило, уже не могло быть и речи. Оно и правильно, на допросе не надо задумываться! Если позволять человеку много думать, то теряется весь смысл беседы. Рабочий кабинет – это не то место, где нужно выслушивать чей-то треп, отсеивая потом крупицы истины. Информацию нужно добывать в надлежащих для этого местах. Например, в кабаке, сидя за столиком с кружкой пива. В своей естественной среде человек разговорчивее. В кабинете же, как ни крути, обстановка официальная. Тут ты уже не кореш, не друг, не собутыльник, ты государственное лицо, и они это чувствуют. Чувствуют и боятся, а значит, будут вихлять, будут отговариваться. Мол, не видел, не слышал, не принимал участия. Кабинет он для того и был кабинетом, чтобы писать протоколы и выбивать признания. Сильно, уверенно, с напором, давая понять обвиняемому, что отвертеться ему, голубчику, всё равно не получится, а чистосердечное признание облегчит его участь. В этом отношении мой кабинет был идеален. В нём не было ничего лишнего. Только стол, кресло, два стула для посетителей, дубовый шкаф для бумаг, маленькая тумбочка, металлическая вешалка для одежды, и, разумеется, портрет Сигизмунда. Никаких излишеств, вроде ленточки выпускника юридической академии; собрания веников в горшках, именуемых цветами; коллекции оружия, развешенной на стене и всего прочего. На столе тоже не лежало ни одной ненужной вещи, вроде портрета любимой, сувенирных медвежат, игральных костей и прочего барахла. Только бумага, письменные принадлежности и пепельница. Так должно быть. Вся ненужная рухлядь вредит допросу, подозреваемый ни в коем случае не должен воспринимать тебя как человека, со своими привычками, странностями или чувствами. Это типичное дилетантство. На допросе настоящий комитетчик должен выглядеть машиной, бесчувственной шестеренкой сложного механизма. Пока ты сам не захочешь изменить подобное положение вещей, подозреваемый не должен думать, что ты способен на жалость или понимание. А уж если, всё-таки, захотелось поговорить с ним по душам, всегда можно предложить закурить. Как правило, никто не отказывается, даже те, кто до этого никогда не брал самокрутки в зубы. Убедившись, что в мой кабинет не пробралось ни одной лишней детали, а все, что есть, находятся на своих местах, я удовлетворенно кивнул. «Вот только и в твоей квартире, Гром, все так же, как и здесь!», – мелькнула в голове предательская мысль. Я глубоко вздохнул. Тоже верно, обстановка внутри дома мало чем отличалась от моего рабочего кабинета здесь в Главном Разведывательном Управлении Комитета. Наверное, зря я в своё время выгнал из дома жену. Сейчас в моей квартире всё было чисто, аккуратно, можно сказать, по-военному, но чего-то не хватало. Видимо, женской руки. Не скажу, что привычная обстановка меня не устраивала, просто эта желтизна приедалась и начинала раздражать. С другой стороны, жена меня раздражала не меньше. Вот нужны ей были, видите ли, новые занавески на окна в этот отвратительный зелено-желтый горошек! Ну, допустим, новые занавески, и правда были нужны, но зачем тогда, спрашивается, снимать на стирку старые и пылить на весь дом? Ведь собрались же уже покупать новые! А старые-то, раньше времени, ну, зачем трогать? Они мне ещё от отца достались. Висели себе пятнадцать лет, никому не мешали. Нет, всё ей было не слава Великим Силам. Мрак! Пришлось развестись. Как говорил покойный батя, если жена не знает своё место и начинает пилить, то её надо выгонять! Действительно, тут на работе закувыркаешься, приходишь домой, а тебя там ждет «рупор мировой общественности», в купе с недожаренной с одной стороны рыбой и фразой: «Жри, скотина!». Так что, когда она мне объявила, что потратила на меня лучшие годы своей жизни, я решил не рисковать и не забирать с неё худшие. Нужно было подумать и о собственном здоровье. Вот только… Мои мысли прервал стук в дверь. — Разрешите, товарищ майор? – послышался вопрос. — Входи, Фёкла, – пригласил я, узнав голос нашей молодой сотрудницы. Девушка, фривольно покачивая бедрами, зашла в кабинет и улыбнулась мне, показав свои ровные белые зубки. Не отрицая общую красоту зрелища, я не мог не отметить низкий уровень профессионализма. Конечно, Фёкла была старательной, аккуратной, трудоспособной и неглупой особой, но стремление к позерству и излишнему артистизму здорово мешали её карьере. К сожалению, девушка не могла этого понять. Желание хорошо выглядеть и бросаться в глаза, вызывая восхищение противоположного и зависть своего пола, играли с ней злую шутку. Девушка была пригодна только для кабинетной работы. Нельзя посылать такую разведчицу за кем-то проследить, если её яркая юбка, задранная куда выше колена, тут же привлекает вслед за ней вереницу озабоченных мужиков, а каждая встречная по пути баба останавливает с вопросом: «Скажите, товарищ женщина, а где вы такие духи достали?». Фёкла абсолютно не умела быть неприметной, и даже не старалась над собой работать. Я не мог смотреть на это одобрительно, понимая, что девушка либо навсегда приковывает себя к работе с бумагами, либо рано или поздно ей попытаются подкинуть задание сомнительного рода, когда нужно подложить под какого-нибудь важного мужика привлекательную особу. И даже тут нужно было соблюдать определенную осторожность, меньше любить себя, лучше вникать в душу «клиента». Больше слушать, чем говорить! Фёкла если и понимала свои недостатки, то даже не пыталась их исправить. Взять хотя бы тот факт, что девушка упорно не хотела скрывать своё настоящее имя. Уж не знаю, чем и почему, но ей нравилось быть именно Фёклой и никакой иной, что, опять же, непрофессионально. В разведывательной работе всегда лучше использовать распространенные имена, вроде «Оля» или «Наташа». Мало ли по Сарнауту разгуливает Ольг или Наташ? Такие имена у некоторых представителей сильного пола просто не запоминается. В одно ухо влетело, в другое вылетело! А Фёкла – не захочешь, а всё равно запомнишь. В более специфичных заданиях, когда нужно притвориться, скажем, «ресторанной леди», и стать всем для какого-нибудь не в меру вольнодумного академика, имя Фёкла тоже никуда не годилось, так как оно навевало мысли с лозунга агит-плаката: «Есть ли что на свете краше — работящей бабы нашей?». Другими словами, Фёкла – это имя колхозной девушки, для «ресторанной леди» оно не годилось. Для подобных поручений существовали, утвержденные инструкцией за №ИмШлю-Х789Г, имена «Анжела», «Марго» и «Снежанна». — Добрый день, товарищ майор, – сказала девушка, – какая у вас тут миленькая… Фёкла осеклась, внимательно осматривая мою комнату. Попытка сделать дежурный комплимент у неё явно сорвалась. Действительно, ну, что у меня тут могло быть миленького?! — Рад видеть, – произнес я, избавив девушку от необходимости хвалить мою картину или пепельницу, – с чем пожаловали? Фёкла надула губки и разочарованно опустила глаза. Пофлиртовать у неё снова не получилось. И не получится. Здесь Комитет, а не ресторан, и в этом здании вызвать моё одобрение было возможно только взвешенной и профессиональной работой, а до этого Фёкле, при всей её старательности, было расти и расти. — Главный просил вас зайти, – сказала она. Я вопросительно вскинул бровь, выражая удивление. Фёкла, однако, только пожала плечами, давая понять, что подробностей дела она не знает, и просто передала сообщение. Снова непрофессионально. С другой стороны, мой начальник – генерал Филин, был слишком тертым калачом, чтобы какая-то Фёкла могла выжать из него хоть каплю дополнительной информации. Если Филин и оборонил в разговоре с девушкой пару случайных фраз, то можно было не сомневаться, что опытный комитетчик десять раз подумал, прежде чем что-то «случайно» до неё донести. Однако, несмотря на то, что раскусить начальника Фёкла не могла при любом раскладе, она, видимо, даже не попыталась. А вот это было уже грустно. — Хорошо, я скоро буду, – сообщил я, – спасибо, Фёкла. Давая понять, что разговор закончен, я уткнулся в бумаги. Девушка разочарованно вздохнула и удалилась, забыв даже попрощаться. Нет, ну словно ребенок маленький! Впрочем, пусть подуется. Ничего страшного с ней не произойдет, может, задумается, наконец, и поймет, в каком учреждении начала работать. Я принялся перелистывать бумаги. Необходимо было разобраться с мелочевкой. Зная характер начальника, я отлично понимал, что Филин не станет вызывать меня просто так. Значит, дело серьезное. Следовательно, лучше сейчас уделить пару минут и разобраться с бумажной волокитой, ведь потом на это могло просто не остаться времени. Любое дерьмо имело наклонность всплывать, причем в самый неподходящий момент, когда все мысли и силы сосредоточены на другом, более важном задании. Как говаривал мой наставник: «Никогда не иди на новых врагов, не удостоверившись, что за спиной не появятся старые». Это относилось не только к людям, но и к бумагам. Как обычно содержание докладов представляло собой бред, от желающих выслужится офицеров младшего состава. О, Великие Силы, откуда только берутся эти молодые лейтенантики? Воображают, что раскрывают заговоры имперского масштаба, но при этом не способны принять ни одного самостоятельного решения. Конечно, юному шалопаю, с гордым званием «выпускник академии» лестно думать, что задержанный им дворник Петрович – агент вражеских спецслужб. И задание ему выдавал сам Тенсес. Разумеется, кому ещё, как не предводителю Лиги, подкинуть Петровичу политическую газету, когда тот пошел в сортир. Да, бедный дворник использовал газету вместо бумаги. Да, он не посмотрел, чей портрет был изображен на первой странице. Дурак он, конечно, но что с него теперь взять? Высечь прилюдно на площади за оскорбление Императорского Величества и дело с концом. Так нет же! Лейтенант, решивший, что за бедного Петровича ему дадут внеочередную звездочку, расписал доклад на восемнадцать листов, с подробным описанием процедуры ареста. Даже лично нырнул в дырку сортира, чтобы вытащить листок выброшенной газеты и приобщить к вещьдоку. Одно успокаивало, что хоть этот листок он мне прислать не догадался. Во втором докладе была схожая по уровню маразма ситуация. Офицер одного из провинциальных аллодов был сильно взволнован своей проблемой, и просто не знал, как поступить без совета вышестоящих. Суть проблемы была проста. На аллоде, где служил офицер, находилось древнее языческое капище, посвященное невесть какому орочьему богу или духу, хрен их там всех разберешь. Загвоздка заключалась в том, что алтарь в этом капище был сделан из метеоритного железа. Ещё до Катаклизма в это место с небес упал ценный булыжник. В те времена суеверные орки сочли метеорит предзнаменованием с неба, поэтому по приказу их древнего предводителя – Черепа, носившего титул «АЗ ЕСМЬ ВЕЛИКИЙ ВОЖДЯ ВСЕЯ ОРДЫ», прямо на месте падения метеорита было выложено капище. Алтарь в его центре был вытесан из самого «виновника торжества». После этого древние шаманы орков освятили бесценный булыжник кровью врагов Орды: людей и драконов. Под конец Верховный Шаман принес на алтаре в жертву дюжину эльфийских девственниц. Место стало для орков священным. Метеорит – лучший из всех известных в мире металлов, впитал в себя зловещую магию орочьих ритуалов, превратившись в мощнейший артефакт, который не смог разрушить даже Катаклизм. И всё было бы неплохо, однако двадцать лет назад на столь могущественную вещь положил глаз Великий Император Незеб. Алтарь был конфискован и увезен в столицу, в последствии он послужил источником энергии для большой мана-пушки, разработанной нашими учеными. Пушка сильно пригодилась нашим войскам на фронте. Выстрелом из неё была до черного порошка выжжена высота, на которой закрепилось несколько дюжин магов Лиги. Пушка, правда, затем взорвалась, но своё дело сделала. В общем, оружие получилось изумительное, однако, шаманы орков сильно расстроились из-за подобного обращения с их великой святыней. Надо сказать, в те времена Император искал союза с орками, мечтая убедить эту дикую расу добровольно служить государству. Поэтому, решив несколько успокоить шаманов, Император, когда снимал алтарь, выдал им бумажку, в которой указывал, что святыня никуда не пропадет. Просто напросто, идет война, отечество в опасности, каждый кусок метеорита, тем более магического, на счету и всё в таком духе. В конце письма Император пообещал вернуть алтарь, как только, далее цитата: «кризис, связанный с дефицитом метеоритного железа, столь необходимого для армии, будет разрешен». Все двадцать лет язычники хранили у себя эту бумажку, и тут вдруг о ней вспомнили. Найдя толкового писаря, орки составили Великому Незебу петицию, в которой сообщали, что считают дефицит метеорита преодоленным, поскольку новые месторождения и возведенные шахты, позволили наладить постоянные поставки редкого сырья на военные заводы. Лучшим доказательством преодоления кризиса метеорита орки считали недавние успехи наших войск на фронте. В связи со всем вышеуказанным, язычники просили вернуть им алтарь. Вскоре эта бумага легла на стол Императору. Великий Незеб за прошедшие двадцать лет, видимо, слегка отошел от дипломатического тона, поэтому, прочитав петицию, сделал на ней пометку: «А ЗАДНИЦУ МОЮ ВАМ В ЗАСОС ПОЦЕЛОВАТЬ НЕ ДАТЬ?!». Короче, всех язычников вскоре арестовали. Однако, по сути, молодой офицер не знал, как с ними поступить. Команды расстрелять, вроде, не было, но с другой стороны, Император явно отнесся к затее орков не слишком благодушно. Уточнить у Великого Незеба, что конкретно он имел в виду, тоже, естественно, никто не решился. Император славился способностью давать краткие и исчерпывающие указания, и желающих подвергать эту его способность сомнению в природе не существовало. В итоге, молодой офицер решил заставить всех язычников выйти на площадь и поцеловать соответствующую часть памятника Императору. Однако духу воплотить свою идею в жизнь у лейтенанта, видимо, не было. Посему офицер решил снять с себя ответственность за все возможные последствия и направил наверх рапорт, с просьбой утвердить его план. В общем, дурость в головах крепчала с каждым днем. Взяв перо, я быстро расписал на докладах инструкции и поставил все необходимые печати. Дело было сделано. Оставалось только вложить бумаги в конверты, написать на них адреса и передать в наш узел связи. На это ушло ещё десять минут. Теперь можно было идти к начальству. Поднявшись из-за стола, я направился к двери. Бумаги пришлось взять с собой. «По пути оставлю их в приемной», – решил я, – «там уж передадут, куда следует!». Комитет имел в своем распоряжении собственные почтовые силы. По идее, наша корреспонденция не подлежала досмотру, так как все письма и документы шли через секретные маршруты. Но это только по идее. На самом деле, шерстили только влет. Что поделать, работа такая! Выйдя из кабинета, я двинулся вперед по коридору, с удовольствием поглядывая по сторонам. Здесь мне нравилось больше. Никакой желтизны. Вообще, к проекту этого здания явно приложили руку не только архитекторы, но и наши люди, которые прекрасно понимали, что к чему. Коридор был сделан в лучших традициях работы спецслужб. Длинные узкие проходы, высокие потолки, черные каменные плиты на полу, красные стены, и, самое главное, массивные дубовые двери, на вид способные выдержать удар тарана. У человека, попавшего в здание Комитета в первый раз в жизни, быстро начинала кружиться голова – здесь был настоящий лабиринт. Одинаковые стены, множество лестниц, и ряды однообразных, ничем не отличающихся друг от друга дверей. Кругом не было ни одной таблички или указателя. Не зная, кто за какой дверью сидит, здесь можно было блуждать и блуждать, изредка встречаясь с каким-нибудь недружелюбным лицом, направляющимся из одного кабинета в другой. В этом месте не любили шумных знакомств и громкого общения. Всё было, как и надо. Идеал! А заодно и первое испытание для молодых сотрудников. Как и во всяком уважающем себя учреждении у нас были свои традиции посвящения новеньких. Довольно специфические, но зато позволяющее быстро разобраться, выйдет ли из принятого работника толк или нет. Только-только поступившие к нам на службу зеленые офицеры порой быстро терялись, когда видели, что звание выпускника военно-юридической академии представляет собой для наших ветеранов лишь пустой звук. Так, небольшая рекомендация. Наивные юнцы ещё не понимали, что на комитетчика нельзя выучиться, что комитетчик – это не профессия, комитетчик – это состояние души! Всем молодым претендентам на это высокое звание часто повторяли изречение Императора: «Пусть правая рука не ведает, что делает левая». Придя сюда, им предстояло понять, что эта фраза означает на практике. В этом и заключалась суть посвящения. Новенькому давали небольшой кабинет, поручали однообразную и, в общем-то, бессмысленную бумажную работу и после этого как бы забывали о нём. Никто к нему не заходил, никто не хотел с ним говорить, за исключением дежурных фраз, вроде: «Здравствуйте», «Как дела», «До свидания». Вскоре новичку начинало казаться, что он тут никому не нужен, и попал он не в сердце самой могущественной организации Хадагана, а в какую-то писарскую контору. Он не знал, чем он занимается и для чего. Не имел представления, кто сидит в соседнем кабинете, как этих людей зовут, в чём особенность их работы. И так могло продолжаться несколько месяцев, если не целый год. Казалось бы, приходи, получай зарплату, да пиши время от времени нелепые бумажки. Однако всё было не так просто. На самом деле, за молодым кадром пристально следили. И спустя отведенный срок, его вызвали «попить чайку» и начинали, как бы невзначай, спрашивать: «А ты знаешь Борислава, из соседнего кабинета?», «А ты в курсе, что у Маньки из шифровального, брат умер?», «А как ты сам думаешь, некромант наш души тех, кого надо вызывает? А то последний раз какая-та баньши появилась, орала несвязный бред. Мы её спрашиваем: «Сколько у вас там, гадина, колдунов на Уйморе?!», а она всё «Ват? Ват? Спик инглиш плииз!». По результатам «чаепития» и становилось ясно, на что способен молодой специалист. Втереться в доверие к нашему брату было непросто, а уж выболтать из него что-нибудь ценное – тем более. И если новый сотрудник смог в отведенный срок самостоятельно изучить здание Комитета и его обитателей, то ему начинали поручать куда более ответственные задачи. Я призадумался. Возможно, Фёкла поняла-таки нашу систему и заходила ко мне как раз с целью более глубокого знакомства. Ведь кроме своего звания и имени, я не потрудился ей ничего сообщить. Видимо, девушка пыталась подкупить меня своей женственностью. Глупая стратегия – возможно с другими этот номер и пройдет, со мной же вряд ли. Однако, за попытку, пусть и обреченную на провал, её всё же стоило похвалить и, возможно, подыграть. Пусть учится находить подход к людям, пока ещё молодая и есть, кому её прикрыть. Поразмыслив, я решил присмотреться к Фёкле повнимательнее. Выяснить, наивная дурочка она или нет, определенно, стоило. Я мысленно поставил в своей голове галочку. Будет время, займусь этим вопросом. В этот момент один из типичных узких коридоров повернул налево, и я, поднявшись по небольшой лесенке, очутился в приемной. По счастью, секретарь была на месте. Оставив ей бумаги, я направился к начальству. Филин наверняка уже заждался. В отличие от молодняка я знал здание Комитета, как свои пять пальцев. Ещё бы, в первый раз моя нога переступила порог главного управления почти пятнадцать лет назад. Посвящение я тогда выдержал с честью. Двух офицеров, после моего «чаепития» потом вызвали «на ковер» к высокому начальству, с вопросом, кто дал им право рассказывать молодому младшему лейтенанту о важных и сверхсекретных сведениях о размере груди главной фаворитки Императора? Однако сейчас было не время предаваться воспоминаниям. Вскоре, давно знакомый и тысячу раз пройденный коридор привел меня к вожделенной двери, с виду такой же, как и все, ничем не примечательной. Открыв её, я прошел внутрь и оказался в приемной начальника. Молоденькая помощница тут же обратила на меня внимание. — Генерал один? – спросил я, не потрудившись поздороваться. — Так точно, товарищ майор, – ответила она. Кивнув, я обошел её стол и направился к двери, ведущей в кабинет Филина. Секретарь даже не попыталась меня остановить, тому были две причины: во-первых, она меня знала, как знала и то, что я был одним из немногих, кто имел право входить к её шефу без записи; а во-вторых, сам Филин отнюдь не был обычным бюрократом, поэтому, если бы кто попробовал завалить в его комнату, не имея на то достаточных оснований, генерал принялся бы сам учить наглеца хорошим манерам. Прецеденты уже были. Пару лет назад, один из главных комиссаров Империи нанес нам визит. Естественно, с непривычки он заблудился в здании, и, разозлившись, направился в первую попавшуюся дверь, вынеся её с ноги. Учитывая, объем и толщину здешних дверей, поступок был сам по себе примечательный. К несчастью для него, конкретно эта дверь вела в помещение, где в этот момент находился Филин, которому, конечно же, не понравилось такое обращение с казенным имуществом. Слово за слово, и через пятнадцать минут на место происшествия прибыла группа дежурных некромантов. Надо отметить, как раз вовремя. Комиссара едва-едва успели исцелить. По счастью, некроманты умеют не только калечить. Филину, правда, тоже досталось крепко. Четыре сломанных ребра, расквашенный нос и поврежденное легкое – это не шутки. Так что скорая медицинская помощь понадобилась и самому шефу. Когда обоих привели чувство, генерал с комиссаром, лежа в лазарете, нашли время поговорить уже в более спокойной обстановке. Сейчас они были друзьями не разлей вода. Много чудес на белом свете! Так что секретарь пропустила меня без лишних вопросов. Вежливо постучав, я просунул голову в кабинет. — Разрешите, товарищ генерал? — Аааа, Гром! Входи-входи, – последовал ответ. До меня донесся веселый смех. Зайдя внутрь, я увидел своего начальника. Филин громко ржал во всё горло, держась от смеха за живот. Я удивился. Подобное поведение было моему шефу не свойственно. Он предпочитал вообще не улыбаться, не говоря уже о том, чтобы так бурно выражать свои эмоции. Филин утер выступившие слезы. — Ой… Не могу, – выдавил он. Я удивленно на него посмотрел. — Ты не поверишь, – объяснил генерал, – я сейчас такой хороший анекдот сочинил, половину Незебграда пересажать можно! Я одобрительно кивнул, ожидая рассказа. Начальник не заставил себя долго ждать. — Слушай, встречаются, значит, на границе два воробья. Хадаганский и канийский. Ну, разговорились. Наш спрашивает: «А ты чего к нам летишь-то?!», тот отвечает: «В эмиграцию. Не могу там жить, жрать нечего, на дороге ни семечка, дырки в амбары намертво замурованы, не жизнь, а голодуха». Наш говорит: «Тогда давай, лети смело. У нас там с этим всё отлично. Через день пьяные колхозники по мешку зерна на дорогу рассыпают, ешь, не хочу. Про амбары я уже и не говорю. В вентиляцию разве что бегемот не пролезет». Канийский воробей в шоке, не может поверить: «А ты чего, – он говорит, – тогда сам оттуда эмигрируешь?». Наш отвечает: «Почирикать захотелось!». Вслед за Филином, я на весь кабинет разразился веселым смехом. Начальник мой, всё-таки, был мозг! Не анекдот, а находка! Если правильно в народ слить, то знай себе ходи по базару, да сходу по пять лет с конфискацией раздавай! А главное, как вовремя удумал-то. По слухам, на последнем заседании правительства наш любимый Император сетовал, что рудники опустели, работать стало некому и уровень добычи третий квартал падает, несмотря на все усилия надсмотрщиков. Великий Незеб задавался вопросом, неужели у нас врагов народа и государства больше нет? Теперь можно было не сомневаться, вскоре появятся. Через минуту мы прекратили смеяться. Филин, став по обыкновению, серьезным, произнес: — Присаживайся, Гром! Генерал указал на соседнее кресло. Я поспешил воспользоваться приглашением. Филин достал из кармана портсигар. — Угощайся, – предложил он, – самокрутки с Суслангера, с листьями пурпурного лотоса. — Контрабанда? – спросил я. Филин кивнул. — Вчера перехватили. Целый ящик, хорошо я рядом был. Смог лично на место задержания прибыть. Проконтролировать. Мы закурили. Самокрутки и впрямь оказались очень приятными. Особенно, если курить взатяг. Вдобавок, предложив подымить, Филин явно давал мне понять, что вызов этот неофициальный, а значит, никаких рапортов и бумажек с заданием не будет. Интересно…Может, секретное поручение? Было бы неплохо, а то задница в последнее время совсем уж приклеилась к стулу. Филин театрально изобразил тяжелый вздох, тряхнув своей изрядно поседевшей шевелюрой. — Устал я, Гром. Устал, понимаешь. Надоело всё, – произнес он. Несколько понурив плечи, Филин старательно изобразил старца. Как бы давал мне понять, что годов ему уже порядочно и здоровье тает. Я, конечно, ни на секунду не поверил, но сочувственно кивнул. — Эта работа когда-нибудь меня доконает, Гром, – продолжил генерал, – пашешь, пашешь, а проблем меньше не становится. Постоянно что-то где-то происходит. Таю, прямо на глазах. «Во заливает!», – подумал я, однако снова согласно кивнул. Сделав глубокую затяжку, Филин, наконец, соизволил перейти к делу. — Сегодня утром поступил новый тревожный сигнал, – сообщил он, – на, вот, почитай! Филин указал на одну из бумажек на своём столе. Взяв листок, я прочел: «Считаю своим долгом донести до Главного Управления Комитета выявленные мной факты подрывной деятельности шпионов Лиги в Незебграде. Я – Пелагея Фомичева, выйдя на пенсию, получила квартиру в Новом Районе. Поселившись в вышеуказанном месте, я не могла не заметить, что вокруг творятся странные вещи. Это нельзя описать на бумаге. Это просто не поддается описанию. В районе созданы совершенно необычные и не характерные условия для жизни граждан. Считаю, что без вмешательства вражеских спецслужб здесь не обошлось. Я прожила в Новом Районе всего две недели, но уже заметила, что всё это место наводнено шпионами. Они везде! Нельзя даже выйти из квартиры, не столкнувшись с врагами. Шпионы хорошо замаскированы. Они повсюду! Больше такой жизни я не выдержу. Они доводят меня. Каждый день заходят и спрашивают, не нуждаюсь ли я в чём. Видимо, хотят завербовать! Нижайше прошу оказать мне содействие и противостоять агрессии спецслужб Лиги. Честная гражданка Империи и преданная подданная Великого Незеба, Пелагея Фомичева». — Прочитал? – спросил Филин. — Сколько лет гражданке Пелагее? – спросил я. — Всего-то семьдесят три годика, – произнес генерал, не меня серьезного выражения лица. Я не смог скрыть свой скепсис. Только старушечьего маразма нам тут не хватало. — Я бы на твоем месте не был бы столько категоричен, – заметил Филин, увидев мою реакцию, – товарищ Пелагея проработала пятьдесят пять лет в органах, и только недавно вышла на пенсию. — В Комитете? – удивленно спросил я. Филин кивнул. — Почему, по-твоему, эта бумажка попала ко мне? – спросил он. Хм, тут было над чем задуматься, однако, до конца Филин меня не убедил. Я мог только восхищаться здоровьем гражданки Пелагии, позволившим ей проработать в Комитете аж до семидесяти лет. Однако, нельзя было исключать того варианта, что у пожилого человека резкая смена образа жизни порой вызывает непоправимые последствия. Работала себе бабушка, работала, крутилась в привычной для себя среде и, видимо, другой жизни не представляла. А потом всё оборвалось. Я бы на её месте точно свихнулся. Вот, сидит теперь бабка и пишет нелепые доносы. Всё это было понятно. Непонятно было другое, я-то тут причем? Разбираться с подобными доносами полагалось офицерам младшего состава, а я, какой никакой, но майор. Зачем Филин меня вызвал? Неужели некому было больше поручить? Генерал заметил мою задумчивость. — История довольно темная, – сообщил он. — Что-нибудь уже предпринимали? – спросил я. — Да послал я одного летёху. — И что? — С катушек съехал! – Филин раздосадовано хлопнул в ладоши, – вот молодежь пошла, никакого самообладания. И чему их там только сейчас учат?! Какие-то новые методы обучения, новаторский подход. С нами, в своё время, никто не церемонился! Меня на последнем курсе в качестве практики прямо за линию фронта бросили, во вражеский тыл. Приказали сходить узнать, что за ритуал эльфийские маги проводят. Прямо так прямым текстом и объявили: «Либо сдохнешь, либо пользу принесешь!». Вот это, я понимаю, подготовка! Какие кадры из академии тогда выходили, хоть сразу в пекло! Я понимающе кивнул. Как говорит наш Великий Император Незеб: «Кадры решают всё!». – Ну, и что случилось? – спросил я, – навестил лейтенант старушку? Филин пожал плечами. — Да черт его знает, – заметил он, – притащил его к нам обратно наряд милиции. Говорят, мол, офицер невменяем. Прибыл в Новый Район. Бегал, крутился. Потом достал нож и принялся орать что-то про шпионское гнездо Лиги, пристал к местному дворнику, избил, связал, кричал: «все вы тут завербованы!». Потом отметелил двух почтальонов. Затем притащил всех троих в ближайшее отделение милиции, просил срочно выдать ему проверенных людей, так как времени мало, а вражеских шпионов много. Просил сообщить о врагах всем правоохранительным органам и немедленно доложить Императору! В общем, милиция прямо там его и скрутила. Подумали, белая горячка. Обыскали его, нашли нашу ксиву. Переполошились, но развязывать не стали. Притащили клиента к нам. — А почтальоны с дворником, они что? — Те сперва написали заявление на лейтенанта, но узнав, кто он, тут же пошли в отказ. Милиция их отпустила. Я удивленно присвистнул. Чудеса какие-то. Сумасшедший в рядах Комитета! И это при наших-то постоянных психотестах. — Что говорят врачи? – спросил я. — Пока ничего конкретного, – произнес Филин, – есть подозрение, что нашего человека заколдовали, но подтверждений этому пока нет. Для профилактики врачи вкачали ему лошадиную дозу какой-то бурды. В результате на три дня лейтенант превратился в овощ. Допросить его нет возможности. — Очень интересно, – кивнул я. — Вот и разберись! – улыбнулся Филин. Я почесал подбородок. Задание казалось нетрудным. Подумаешь, появилось в районе два шизофреника – бабка и молодой лейтенант. Обидно, конечно, что люди, работающее на Комитет, самым банальным образом сходят с ума, но что ж поделать? Работа такая! Всё, что тут можно было сделать – это прогуляться до Нового Района и сочинить правдоподобную причину, раскрывающую нелепость ситуации. Вряд ли за всем этим могло скрываться что-то действительно серьезное. Так что, от меня требовалось лишь написать отчет-отмазку. Сказать по правде, я был разочарован, уж никогда не думал, что Филин удружит мне, выдав столь примитивное задание. — Если надо, то разберусь, но неужели никого другого не нашлось? – спросил я. Начальник снова принялся совершать театральные вздохи. — А кого, Гром, кого? – развел он руками, – сам видишь, хороших кадров мало. Кручусь тут, как белка в колесе. Работы завались. А кто помогать мне будет? Одна надежда у меня – это ты Гром. А ты не хочешь мне помочь. Шеф наградил меня осуждающим взглядом. — Что вы имеете в виду, товарищ генерал? – удивился я. — Как это, что имею в виду?! – возмутился шеф, – сидишь, понимаешь ли, в майорах! Филонишь! Ответственности брать на себя не хочешь. Вот соберусь я в отпуск, захочу в санаторий съездить, здоровье поправить, водочки попить, кто меня замещать будет, если рядом ни одного толкового полковника? Филин навел на меня обвиняющий перст. — Совсем ты не бережешь здоровье начальника! Не уважаешь, что-ли? – спросил он. У меня округлились глаза. — Так мне же до очередного звания ещё два года,— оправдался я. — И что? – удивился Филин,— а что ты сделал, чтобы получить внеочередное? Сам-то не чувствуешь, что засиделся ты у нас в майорах-то? — Так я же… — Что ты же?! – перебил Филин, – филонишь, братец, филонишь! Шеф откинулся в кресле и сделал длительную затяжку. Я, забыв про свою сигарету, удивленно на него смотрел. Определенно, за годы работы мне так и не удалось полностью раскусить характер Филина. Проклятье, а мне казалось, что шеф уже ничем не сможет меня удивить. Генерал, заметив мою реакцию, удовлетворенно кивнул, а затем, продемонстрировал самую благодушную улыбку. — По счастью, твой начальник обо всем подумал! – объявил он, – для того, чтобы получить «полкана» тебе нужно всего-навсего отметиться. — А предыдущие заслуги? – спросил я, – да я же… — Это всё не то, – оборвал Филин, не дав мне рассказать про свои подвиги, – те задания – это работа. А вот, если бы ты случайно, во время отдыха и повседневной жизни проявил бы бдительность и предотвратил нарушение закона, то у меня был бы дополнительный повод ходатайствовать о новых звездочках для тебя. Понимаешь? Я кивнул. — То есть задания как бы и не будет? — Верно! – улыбнулся Филин, а затем указал на донос гражданки Пелагии, – этой бумажки ты не видел! Просто, сегодня днем, ты отпросишься с работы пораньше, чтобы навестить заслуженную работницу нашей службы, товарища Фомичеву. Заодно продемонстрируем, как ты, и я заодно, дорожим старыми ветеранами. Однако по ходу дела, ты, как истинный работник Комитета, не потеряешь бдительности и пресечешь произвол. И всё, звездочка у тебя в кармане. Я напишу доклад, через месяц будешь полковником. — Превосходно! – заметил я, – только, что за произвол нужно пресечь? Вылечить старушку от маразма? Филин отрицательно замотал головой. — Вспомни лейтенанта, – заявил он, — неужели ты веришь, что офицер Комитета, пусть и молодой, может так легко сойти с ума? — Нет, – ответил я, секунду поколебавшись. — Вот и я нет. В общем, пойди и всё узнай. Наверняка офицера и бабку кто-то довел. В этом случае, задержи виновных. Короче, прояви гражданский долг и наведи порядок. Понятно? — Так точно. — Прекрасно. А теперь, давай. — Что? Филин раздраженно на меня посмотрел. — Ты точно уверен, что хочешь быть полковником? – спросил он. В этот момент, до меня дошло. Отбросив сигарету, я встал по стойке «смирно» и произнес: — Товарищ генерал, разрешите мне сегодня уйти с работы пораньше. Я хочу навестить свою знакомую, ветерана нашей службы ... Хм… А в каком звании она ушла на пенсию? — Капитан! – ответил Филин. — …навестить капитана Фомичеву,— закончил я. — Похвально, майор. Очень правильно, что вы думаете о наших уважаемых ветеранах, – заметил Филин, – не премину отметить это в вашем личном деле. Ступайте. И не забудьте, купить цветов. Передавайте товарищу Пелагее привет от меня. Попрощавшись, я вышел из комнаты шефа и направился к себе в кабинет. К любому заданию, пусть и неофициальному, стоило подготовиться. Вернувшись на своё рабочие место, я первым делом направился к шкафу для одежды. Обожаю свой длинный плащ, однако, на серьезное дело в таком не пойдешь; ночью ещё куда ни шло, а вот днём подобный наряд только привлек бы к моей персоне лишнее внимание. Одежда должна быть не только удобной, но и неприметной. Спецовку работяги, аккуратно сложенную в дальнем углу моего шкафа, тоже пришлось отбросить — в ней было хорошо разгуливать под прикрытием где-нибудь на заводе. В городе же слонявшийся без дела работяга выглядел подозрительно. Нельзя было пройти и ста метров, чтобы не нарваться на какого-нибудь бездельника-замполита, который желая доказать всем, и больше всего самому себе, собственную значимость, не преминул бы спросить: «А почему это Вы, товарищ, в рабочее время не на своем месте?». Конечно, всегда можно прикинуться тем же дворником или другим подсобным трудягой, но тогда обязательно бы начали интересоваться: «А где же твои инструменты: метла, совок?» А мне вовсе не хотелось, выполняя задание, таскаться по улицам с лишним грузом. Разумеется, можно было разодеться под замполита самому, но такой вариант, после тщательного обдумывания, тоже бы мной отвергнут. Новый Район считался основным местом жительства пролетариев и молодых студентов, приехавших в столицу учиться; а обе эти категории граждан принципиально недолюбливали замполитов. Трудяги считали их хорошо пристроившимися дармоедами, которые вместо того чтобы работать руками, рисуют нелепые плакаты, а потом заставляют их читать на нелепых занятиях по культпросветподготовке, отвлекая тем самым людей от производства. А если ещё и план горел (явление в Хадагане отнюдь не редкое), то замполит, со своими лозунгами, вроде: «Встретим нового директора новым кирпичом!», превращался в злейшего врага. Студенты были вполне солидарны с рабочими. Учащиеся тоже не переварили замполитов, поскольку считали их всех «шпиками». Надо сказать, утверждение это было не так уж далеко от истины. Любой замполит, даже если и не числился непосредственно в рядах Комитета, то слыл лучшим, а порой и единственным для нашего учреждения информатором. Более того доносы их братии, как правило, были грамотно и чётко оформлены. Сказывался уровень образования и, конечно, опыт. Замполит, не писавший в Комитет хотя бы трех бумажек в месяц, смело мог считаться абсолютно ни на что не годным бездельником. Студенты же в свою очередь испытывали просто патологическую неприязнь к работникам спецслужб. И это несмотря на то, что мы относились к ним довольно-таки лояльно. Такова была государственная стратегия. Никому не хотелось ломать судьбу будущего специалиста, на обучение которого из казны выделялись огромные средства. Поэтому, как правило, не в меру вольнодумного студента сначала предупреждали, проводили беседы, порой дважды, если не трижды. Молодые люди часто забывали, что многие из них по окончанию учебы перейдут на нашу сторону баррикад. Свобода слова, конечно, сладкий плод, но когда диплом получен, и самое время идти работать, то становится понятно, что положительная характеристика из Комитета вещь отнюдь не лишняя. Причем, ведь так хочется трудиться именно в столице, а не возвращаться агрономом в родной колхоз по распределению. Однако все эти мысли в юные головы, к сожалению, приходили поздно. Пока же они учились, и стены университета, обладающие свойственной только им непонятной аурой, навевали в их пустые головы настрой ненависти к людям «попирающим свободный дух». В общем, разгуливать по Новому Району в образе замполита не стоило. Даже если местные обитатели и не станут бить мне морду, то полезных сведений из них точно будет не вытащить. Поразмыслив немного, я решил прикинуться инженером-технарем. Вытащив необходимые вещи из шкафа, я облачился в потертую коричневую куртку с двумя нагрудными карманами, и в длинные мешковатые брюки. Костюмчик сидел на мне несколько нескладно, но это было даже к лучшему. Инженеры на производстве, несмотря на свою любовь к покупке приличных вещей, редко заботились о своем внешнем виде. Для полноты образа, я достал из шкафа массивный кожаный планшет на узком ремне. В качестве последнего штриха, я взял со стола маленький карандаш и заложил его за ухо. Вот и всё. В таком виде всегда можно было прикинуться картографом, прорабом или специалистом по охране труда, вышедшим в город закупить новый инструмент для рабочих своего завода. Ничего подозрительного. Теперь нужно было позаботиться об оружии. Проведя рукой по правой стенке шкафа, я нащупал знакомый рычажок и нажал на него. Последовал слабый щелчок. Днище шкафа моментально просело. Наклонившись, я снял теперь уже незакрепленную крышку и осмотрел свой тайник. К сожалению, на это задание мне нельзя было взять свою любимую рапиру. Это оружие являлось слишком эстетичным, дабы соответствовать выбранному мной образу. Инженер, разгуливающий по улице с рапирой, будет смотреться так же нелепо, как эльф в семейных трусах. Сначала я подумал прихватить на задание дорогой моему сердцу газовый ключ на тридцать два. Против серьезного противника с таким, конечно, не выйдешь, но один раз сей инструмент здорово меня выручил. Дело было пятилетней давности. Поступил сигнал о возможной диверсии на одном из заводов. Тогда я, прикинувшись работягой, старательно рыскал по цехам, в поисках чего бы то ни было. Тут ко мне и прицепились два орка. Заурядная вещь, дело было двадцать пятого числа – день аванса, и бандиты прекрасно знали, что в карманах рабочих в этот момент есть деньги. Пробраться же на завод, несмотря на систему охраны, им не составило никакого труда. Орки не были гражданами Империи, следовательно, паспорта им не полагались, а поди отличи на проходной одну серую морду от другой. Взяли в руки лопаты, и прошли себе спокойно, никто их не остановил. Потом этими же самыми лопатами два отморозка и попытались меня отделать. Вот тут-то газовый ключ мне и пригодился. Могу сказать со всей ответственностью, по неповоротливой серой харе, что ключом, что боевой дубиной – разница непринципиальная. В общем, от любителей всегда можно было отбиться подручными средствами. Однако, в противовес рапире, ключ был наоборот недостаточно эстетичным. Спрашивать, конечно, ничего не будут, но инженер, идущий по улице с ключом, всё равно, привлечет лишнее внимание. Посему, я решил не оригинальничать и достал из тайника армейский штык-нож, пристегнув его к ремню на брюках. Ходить по улицам столицы, не имея при себе видимого глазу оружия, значило нарываться на неприятности. Криминальные элементы в последнее время совсем распоясались. Нельзя сказать, чтобы я так уж опасался встречи с ними, но всё же, лишних стычек всегда стоило избегать. Трата сил в ничего не значащих потасовках порой непозволительная роскошь. Так что, всякий сброд стоило держать подальше. Разумеется, одним только штык-ножом я не ограничился. Это стандартное оружие армейского образца годилось для боя против серьезного противника так же эффективно, как и гаечный ключ. Дело в том, что любой штык-нож изготавливался из довольно-таки паршивого бронзового сплава, крепившегося на слабенькую деревянную рукоятку. Для пущей красоты, последнюю покрывали лаком, однако, сути это не меняло. Штык-нож втыкался только в мягкое и не был способен пробить даже средненький кожаный доспех. При встрече же со стальной броней он моментально ломался. В общем, это оружие дарили новобранцам хадаганской армии. По большей части – это был сувенир, в память о службе. На войне же от него было только одно практическое применение: в гуще боя, когда новобранцев пускали, что называется, на мясо, штык-ножом можно было ударить противника в щель между доспехов, после этого рукоятку стоило дернуть в сторону. Оружие ломалось, и лезвие оставалось в теле врага, усугубляя рану. Таким образом, штык-ножи были вещами одноразовыми, как впрочем, и полагающиеся на них владельцы. Вероятности серьезного боя при моей профессии никогда нельзя было исключать, и на этот случай, я извлек из тайника пять метательных ножей. Их я разместил в кожаном планшете. Туда же я отправил пузырек с ядом. Конечно, далеко не всегда было время обработать отравой лезвия клинков, но, на всякий случай, носить пузырек с собой стоило. Планшет я закрепил у правого бедра, оставив его замочек открытым. Время подготовки к броску порой было решающим фактом, определяющим, кому жить, а кому умереть, и тратить лишние полсекунды на то, чтобы расстегнуть замок планшета, было непозволительно. Под конец я вытащил из тайника небольшую элегантную удавку, с вплетенными в шнур стальными нитями. Завязав небольшую петлю, я старательно обмотал удавку вокруг правого запястья и прикрыл всё это дело рукавом крутки. Также, просто на всякий случай, в карман брюк я сунул тряпочку под кляп. Всех мелочей, конечно, ещё никто никогда не предусмотрел, однако, также никто ещё не мог сказать, что время, затраченное на подготовку к заданию, прошло зря. Теперь я был полностью готов. Можно было выдвигаться в Новый Район. Времени, если подумать, у меня было немного — Филин отвел на задание полдня. Уже завтра утром он будет ждать отчета. Заперев кабинет, я направился на улицу. Империя жила привычной жизнью! Снаружи стоял чудесный денек. Было тепло. Яркое солнце поливало золотистыми лучами фасады величественных зданий. Приятный ветерок развевал на шпилях зданий гордые красные флаги. В середине рабочего дня народу на улице было немного, особенно рядом с Главным Управлением Комитета. Немногочисленные прохожие чисто инстинктивно старались обходить наше здание стороной. Оглядев улицу и убедившись, что вокруг нет никого из моих знакомых, я быстро спустился по парадной лестнице и свернул в одну из неприметных улочек, та вскоре вывела меня на главную площадь Незебграда. Здесь было многолюднее. Народец толпился преимущественно в центре площади, вокруг небольшой сцены. Обычно с неё произносили громкие и пламенные речи наши ораторы. Однако сегодня на сцене выступал молодой певец, исполнявший под гитару популярные романсы. Ударив по струнам, артист принялся петь очередное творение. Люд внимал. Мне не надо на небе туч. Ты одна у меня в этом мире. Хочешь, я подарю тебе ключ Восемнадцать на двадцать четыре! В этот момент певца прервал пьяный голос из толпы: — Да ты хоть одну гайку своими лапами завернул за всю жизнь?! Певец смутился: — Я представитель рабочей интеллигенции! – крикнул исполнитель, прервав свою песню. Массивного детину, затесавшегося среди народа, такое объяснение не удовлетворило: — Да как ты рабочий, антылыгент вшивый! – завелся он,— иди на завод работай или нормальные песни пой, а не эти сопли! Да я… Голос рабочего прервала хадаганка средних лет: — Иди, проспись, скотина! Дай товарищу артисту песню спеть. От вас – козлов пропитых, ласки в жизни не дождешься! Хоть в песне послушать. — Ишь ты! Ласки ей захотелось! Иди в управление, попробуй на шестой разряд сдать, там тебя так во все места приласкают, на всю жизнь запомнишь! — Хам! — Стерва! Певец, пытаясь унять назревавший скандал, поспешно заиграл новую мелодию: И Незеб такой молодой, И юный пролетарий впереди… Однако перепившего работягу было уже не унять: — Глуши шарманку, — проорал он, — не позорь Императора! Иначе, я тебе твою пиликалку на башку надену! Решив подкрепить слова делом, рабочий попытался пробраться на сцену. Испуганный певец пустился наутек. На его счастье в этот самый момент на место событий подоспел милицейский патруль. Три здоровых орка, облаченных в форму, моментально оттеснили толпу и пробились к пьяному дебоширу. Бедолага попытался было оттолкнуть их, но тут же получил дубинкой от старшего патруля. Два других милиционера моментально зашли мужику за спину и привычным движением заломили ему руки. Пьяный попытался было ещё дернуться, однако, в этот момент старший пробил ему с ноги в грудину. Всё закончилось буквально за минуту. Товарища ждали вытрезвитель, арест на пятнадцать суток, штраф, разговор с замполитом собственного завода, а под конец, видимо, ещё и лишение премии на весь ближайший квартал. И это ещё он легко отделается. Под одобрительный гул толпы, орки потащили пьяного вон с площади. Командир патруля тут же принялся искать возможных свидетелей. Насколько я успел рассмотреть, согласилась только та самая хадаганка, вступившая с работягой в спор. Остальным вовсе не улыбалось тратить на это своё время, народ начинал потихоньку рассасываться с площади. Я тоже ускорил шаг. Полемика с патрулем не входила в мои планы. Каждый, кто хоть раз имел дело с нашей родной милицией, вполне бы меня понял. К тому же ещё и с её орочьими представителями. Этих, согласно указу сверху, набирали в патрули строго по троё. Старший в обязательном порядке должен был пройти специальные курсы и научиться читать и писать. Его помощник должен был освоить счёт. Третий орк закреплялся в патруль специально для того, чтобы в случае чего, донести на первых двух поумневших, а стало быть, потенциально опасных интеллигентов. В целом, объяснить что-либо милицейскому патрулю, состоявшему из одних орков, было совсем непросто. На все проблемы у них было одно решение: «Наша доставить в участок-участок. Там офицера разберется!». С другой стороны, в поддержании общественного порядка орки не знали себе равных. Что наглядно и показал прошедший прецедент. Правда, никто, кроме их братии, не знал себе равных, так же и в нарушении общественного порядка, но это был уже другой вопрос. Продолжая свой путь, я вскоре вышел к краю площади. Здесь торговал газетами юный шалопай. Паренек, расхваливая свою продукцию, надрываясь во все легкие. Заметив на его груди значок победителя трудовых соревнований, я улыбнулся. Парень явно торопился, как можно быстрее распродать остатки своего товара и отчитаться перед старшим. Видимо, борьба за значок победителя этого года была в самом разгаре. В глазах шалопая горел дикий огонь. Призывно замахав руками, он выдал очередную тираду: — «Искра» — закончилась! «Истины» — нет, и не будет! «Хадаган» — продан! Остался только «Труд» за два медяка! Парень осекся. В тот же миг, огонь в его глазах резко потух. Видимо, он сам только-только понял, что сказал. Однако было поздно. Как по команде рядом с юнцом тут же выросли двое в штатском. Схватив парня под руки, они потащили его в ближайший переулок. Я покачал головой, предчувствуя, как завтра обнаружу на своём столе новый маразматический доклад. Можно было, конечно, догнать тех двоих и, потрясся ксивой, заставить отпустить парня, но время уходило. К тому же, этот случай, мог послужить молодому краснобаю уроком. Впредь будет думать! Пока же, пусть переночует в камере, остудиться. Значка ему, правда, теперь уже не видать, но кто сказал, что человек не должен платить за собственную глупость? Вскоре площадь осталась позади, я направился дальше, двигаясь по лабиринту узких улиц. До Нового Района было ещё далеко. Конечно, можно было вернуться на площадь и попытаться поймать извозчика, но я решил прогуляться. Лошадь здорово сэкономила бы мне время, однако инженеры в рабочее время не ездили на повозках. Жители Нового Района могли странно на меня посмотреть. Посему я продолжил движение на своих двоих. Улица сменялась улицей. Вскоре я увидел ещё одного шалопая, этот держал в руках кусок угля и старательно выводил на стене дома какую-то надпись. Присмотревшись, я увидел висевший перед мальцом агитационный плакат: Один Народ! Одна Империя! Один Вождь! Бойкое воображение парня подсказало ему оригинальное продолжение лозунга. В данный момент, юное дарование уже успело накарябать снизу первое слово: «один» и начальную букву второго: «х». Я, было, уже подумал надавать ему по ушам, как в этот момент, с другой стороны улицы показался милиционер. Парень моментально бросил своё занятие и нырнул в ближайший подъезд. Чертыхаясь, милиционер направился к плакату и принялся стирать надпись. Я прошёл мимо. Надо будет направить в министерство культуры указание пересмотреть содержание данного лозунга, или, на худой конец, пусть их сотрудники клеят агиплакаты повыше. Был повод и обратиться в министерство науки. Несомненно, программа государственного образования, предусматривающая всеобщее и обязательное посещение начальных, а так же средних школ, имела и отрицательную сторону. Написание матерных слов наша молодежь освоила на ура в рекордно короткие сроки, но в общественном воспитании юного поколения явно были допущены существенные промахи. Я покачал головой. Да уж, Империя жила совсем уж привычной жизнью! |
Похожие:
 | Диагностика сформированности познавательных процессов учащихся 2-3-х классов: “Определение уровня умственного развития”, автор Амтхауэр... | | Д. И. Фельдштейна, М.: Баласс, 2010 год, программой умк «Школа XXI века», руководитель проекта Н. Ф. Виноградова, рабочей программой... |
| Городской пассажирский транспорт. Правила поведения в общественном транспорте и на остановочных площадках | | Двор на Тринадцатом (повествование в рассказах) |
| Автор статьи: Олеся Чуча, ведущий специалист научно-методического отдела цтр «Гуманитарные технологии» | | А. М. Шахнаровича, изданной мглу. Можно добавить еще получившую широкую популярность переводную с английского книгу, где довольно... |
 | В этом рассказе, в противном случае пусть для араба навсегда потеряет свою силу амулет. Но нет, я докажу тебе | | ... |
| Целью введения является построенный на конкретных примерах рассказ о тех усилиях, которые потребовались от человечества, чтобы изучить... | | Нищевой Н. В. «примерной адаптированной программы коррекционно-развивающей работы с детьми онр» (Автор Н. В. Нищева),и программы... |