В их пути к славе было немало общего. Литературная судьба обоих была на редкость счастлива
Скачать 3.29 Mb.
|
| Надо было жить без него ". (Курсив мой. И. Б.) * * * На маскарад - а он описан прекрасно, - сделало бы честь и большому писателю, - Авилова приехала с братом Алексеем. Мне кажется, что тот знал, что на маскараде будет Чехов, но скрыл это от сестры. - Как я рада тебя видеть, - сказала, подойдя к Чехову, измененным голосом Авилова. - Ты не знаешь меня, маска, - ответил он, пристально оглядев ее. От волнения и неожиданности она дрожала. Тогда, ни слова не говоря, Чехов взял ее под руку и повел по залу, потом, боясь, что ее узнает Немирович-Данченко и другие, предложил пойти в ложу. - А ты знаешь, кто я? Кто же? Скажи! Она вырвала у него свою руку и остановилась. Он улыбнулся. - Знаешь, скоро пойдет моя пьеса, - не отвечая на вопрос, сообщил он. - Знаю, "Чайка". - "Чайка". Ты будешь на первом представлении? - Непременно. - Будь очень внимательна. Я тебе отвечу со сцены. Но только очень внимательна. Не забудь. Он опять взял ее руку и прижал к себе. - На что ты ответишь? - На многое. Но следи и запомни. Они вошли в пустую аванложу, на столе стояли бутылки шампанского и бокалы. - Это ложа Суворина, - сказал Чехов, - сядем. Чокнемся. Он стал наливать шампанское. - Не понимаю, - сказала Авилова, - ты смеешься? Как ты можешь сказать мне что-нибудь со сцены? Как я пойму, что именно эти слова относятся ко мне? Да ведь ты не знаешь, кто я. - Ты поймешь. Сядь пей, пожалуйста. - Жарко! Она подошла к зеркалу. - Хочешь попудриться. Я отвернусь: сними маску - и Чехов сел к Авиловой спиной. Она следила за ним в зеркало: он не шевельнулся, но она маски не сняла. Потом они сидели рядом, пили. Все написано очаровательно. Когда они вернулись в зал, где двигалась и шумела какая-то сказочная или кошмарная толпа и над всем гудел непрерывно оркестр, а голова у нее слегка кружилась, сердце то замирало, то билось усиленно, она глядя ему в лицо говорила: - Я тебя любила. Тебя, тебя... - Кажется, не было ни одного часа, когда я не думала бы о тебе. А когда я видела тебя, я не могла наглядеться. Это было такое счастье, что его трудно было выносить. Ты не веришь мне? Дорогой мой!.. * * * И дальше: - Но ты не кончила рассказывать свой роман, - сказал Чехов. - Я слушаю. - Роман скучный, а конец печальный. - Конец печальный? - Я же тебе сказала, что не знаю, любила ли я действительно. Разве это значит любить, если только борешься, гонишь эту любовь, прислушиваешься к себе с постоянной надеждой, кажется, выздоравливаю, кажется, я наконец победила. Разве это любовь? - Не было бы любви, не было бы и борьбы, - быстро сказал он. - Ах! Значить ты мне веришь! - Я не знаю тебя, маска. Он взял ее под руку и встал. - Тут много любопытных глаз, - сказал он. - Ты не хочешь еще вина? Я хочу. Они опять поднялись в ложу и вошли в нее, после того как Чехов убедился, что она пуста. * * * И вот прочитав исповедь Авиловой, (все то, что я привожу в выдержках), советский биограф Котов в предисловии к сборнику заявляет, что в отношении Чехова к Авиловой главным образом проявляется его интерес к ней, как к писательнице, которая могла бы выступить с темой о зависимом положении женщин. А эмигрантские литературоведы, Бог им судья, те просто даже не обратили внимание на воспоминания Авиловой. * * * Что же услышала Лидия Алексеевна в театре? "Очень трудно, - пишет она, - описать то чувство, с которым я смотрела и слушала. Но вот... вышла Нина, чтобы проститься с Тригориным. Она протянула ему медальон и объяснила: "Я приказала вырезать ваши инициалы, а с этой стороны, название вашей книги". "Какой прелестный подарок!" - сказал Тригорин и поцеловал медальон. Нина ушла... а Тригорин, разглядывая, перевернул медальон и прочел "страница 121, строки 11 и 12". Два раза повторил он эти цифры и спросил вошедшую Аркадину: - Есть ли мои книги в этом доме? И уже с книгой в руках он повторил: "страница 121, строки 11 и 12". А когда нашел, прочел тихо, но внятно: "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее". * * * С самого начала, как только Нина протянула медальон, с Авиловой делалось что-то странное: она сперва замерла, едва дышала, опустила голову, потому что ей казалось, что весь зрительный зал, как один человек, обернулся к ней и смотрит ей, в лицо. В голове был шум, сердце колотилось, как бешеное. Но она не пропустила и не забыла: страница 121, строки 11 и 12. Цифры были другие, не те, которые она напечатала на брелоке. "Несомненно это был ответ мне со сцены, - пишет Авилова, - и ответил он мне, только мне". * * * Книга Чехова в шкапу, найти ее ничего не стоит. Найти и прочесть. Но надо пить чай, есть ветчину, слушать Мишу и отвечать. А что там? на этой странице 121 и на строках 11 и 12! Ах, скорей бы скорей! Наконец чай отпит. Миша прошел через гостиную в спальню. - Мать! Ты скоро? - Да, сейчас. Тогда она прошла в кабинет и со свечой в руках поспешно нашла книгу, дрожащими руками отыскала страницу 121 и, отсчитав строки, прочла: "...кие феномены. Но что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я тебе нравлюсь?" В полном недоумении она пересчитала строки. ..."Спать, - пишет Авилова, - я не могла. И вдруг точно молния блеснула в моем сознании: я выбрала строки в его книге, а он, возможно, в моей? Миша давно спал. Я вскочила и побежала в кабинет, нашла свой томик "Счастливица", и тут на странице 121, строки 11 и 12, я прочла: "Молодым девицам бывать в маскараде не полагается". Вот это был ответ! Все он угадал, все знал. * * * В театре Суворина шла переводная пьеса. ...В антракте Авилова пошла в фойе. Спешно спускаясь вниз уже после звонка, увидела Антона Павловича. Он стоял в коридоре у дверей своей ложи, той самой, где они когда-то пили шампанское. Увидев ее, он быстро шагнул ей навстречу и взял ее руку. - Пьеса скучная, - поспешно сказал он. - Вы согласны? Не стоит смотреть ее до конца. Я бы проводил вас домой. Ведь вы одна? - Пожалуйста, не беспокойтесь, - ответила она. - Если вы уйдете, вы огорчите Суворина. Антон Павлович нахмурился. - Вы сердитесь. Но где и когда я мог бы с вами поговорить? Это необходимо. - И вы находите, что самое удобное на улице? - Так скажите: где? когда? Дверь ложи открылась, и показался Суворин. - Видите, вас ищут. Идите скорей на ваше место. - Я засмеялась и быстро пошла по коридору. - Кажется, ясно, что я выздоровела, - сказала она себе, хотела пойти в зрительный зал, но раздумала, пошла к вешалке, оделась и ушла. Ветер налетал порывами и мешал идти. - Свезу? - спросил извозчик. Она поколебалась и прошла мимо. - Удивительно умно все, что я сделала и сказала! - казнила она себя. - Выздоровела!.. Боже, до чего я несчастна! А он хотел поговорить со мной. О чем? "Необходимо..." И что же, я опять оскорбила его? Она подумала и с грустью решила: "Нет, он понял. Он все понимает, он все знает... и ему тяжело". Но как тяжело? Из сострадания? Ах, если бы он любил меня! "А тогда что?" ...последнего вопроса она разрешить не могла. * * * Они решили встретиться в Москве. Авилова должна была быть там, Антон Павлович сказал ей, что приедет из Мелихова. 18 марта 1897 года он ей написал: "Сердитая Лидия Алексеевна, мне очень хочется повидаться с Вами, очень - несмотря на то, что вы сердитесь и желаете мне всего хорошего "во всяком случае". Я приеду в Москву до 26 марта, по всей вероятности в понедельник в 10 часов вечера, остановлюсь в Б. Московской гостинице, против Иверской". ...Она послала ему свой московский адрес, и 23 получила в Москве записку с посыльным: "Б. Московская гостиница No 5. Суббота. Я приехал в Москву раньше, чем предполагал, когда же мы увидимся? Погода туманная, промозглая, а я немного нездоров, буду стараться сидеть дома. Не найдете ли вы возможным побывать у меня, не дожидаясь моего визита к вам? Желаю вам всего хорошего. Ваш Чехов". Я сейчас же ответила, что вечером буду у него. * * * Как я и обещала в письме, в восемь часов я входила в "Московскую". Швейцар принял у меня пальто, и я стала подниматься по лестнице. Вдруг он окликнул меня. - А вы к кому? - К Чехову. - Так его дома нет. Вышел. - Не может быть! Вероятно, он не велел принимать? Он нездоров. Он мне писал... - Не могу знать. Только его нет. С утра уехал с Сувориным. * * * Я стояла на лестнице в полной растерянности. Прибежал какой-то лакей. - Вот не верят, что Антон Павловича дома нет, - сказал ему швейцар. - Он мне назначил. Я ему писала... - Писем да записок с утра тут вон сколько накопилось, - сказал швейцар. Тогда я быстро спустилась. На подзеркальнике грудкой лежала почта, и я, быстро перебирая ее, нашла свое письмо и зажала его в руке. * * * На другой день пришел Алеша, брат Авиловой, и сообщил, что Антон Павлович серьезно заболел и его отвезли в клинику. А 25 утром она получила записочку. "Вот вам мое преступное Curriculum vitae: в ночь под субботу я стал плевать кровью. Утром поехал в Москву. В 6 часов поехал с Сувориным в Эрмитаж обедать и едва сел за стол, как у меня кровь пошла горлом форменным образом. Затем Суворин повез меня в Славянский базар; доктора; пролежал я более суток - и теперь дома, т. е. в Больш. Моск. гостинице. Ваш А. Чехов. Понедельник". * * * Около трех часов дня во вторник мы с Алешей входили в приемную клиники. Нас встретила женщина в белом. - Вот... моя сестра хотела бы видеть Чехова, - сказал Алеша. На лице женщины в белом выразился ужас, и она подняла плечи и руки. - Невозможно! Совершенно невозможно! Антон Павлович чрезвычайно слаб. Может быть допущена только Марья Павловна. - А нельзя ли нам поговорить с доктором? - С доктором? Но это бесполезно. Пришел доктор и сразу заявил: - Антона Павловича видеть нельзя. Допустить вас я не могу ни в коем случае. Тогда заговорила я. - В таком случае передайте ему, пожалуйста, что я сегодня получила его записку и... вот... приходила, но что меня не пустили. - Сегодня получили записку? Но он заболел еще третьего дня. Я достала письмо Чехова и протянула ему. - Он писал вчера. Доктор отстранил письмо и насупился. - Подождите, - сказал он и быстро вышел. - Видишь? Пустят... - сказал Алеша. * * * Младший брат Лидии Алексеевны, Алексей Алексеевич Страхов, музыкант, обожал ее. С ним я познакомился в эмиграции, он бывал у нас на Бельведере. К сожалению, я тогда не знал о отношениях его сестры и Чехова, а теперь Алеши давно нет в живых. * * * Когда доктор вернулся, он сперва пристально посмотрел на меня, покачал головой и развел руками. - Что тут поделаешь? - сказал он. - Антон Павлович непременно хочет вас видеть. Постойте... Вы в Москве проездом? - Да. - И это, чтобы видеться с вами он, больной, поехал из деревни в такую погоду? - Приехал Суворин... - начала я. - Так, так! И чтобы встретиться с Сувориным, он рискнул жизнью? Дело в том, сударыня, что он опасен, что всякое волнение для него губительно. Я снимаю с себя ответственность. Да. Я растерялась. - Что же мне делать? Уйти? - Невозможно теперь. Он вас ждет. Волнуется. Что тут поделаешь. Идемте. Мы стали подниматься по лестнице. - Что бы он ни говорил, - ни слова! Вредно. Помните: от разговора, от волнения опять пойдет кровь. Даю вам три минуты, не больше. Сюда... Ну... ну... - мягче прибавил он, - ничего... Сами будьте спокойнее. Через три минуты приду. Он лежал один. Лежал на спине, повернув голову к двери. - Как вы добры... - тихо сказал он. - О нельзя говорить! - испуганно прервала я. - Вы страдаете? Болит у вас что-нибудь? Он улыбнулся и показал мне на стул около самой кровати. - Три минуты, - сказала я и взяла со стола его часы. Он отнял их и удержал мою руку. - Скажите: вы пришли бы? - К вам? Но я была, дорогой мой. - Были?! - Да не разговаривайте! нельзя. ...- Я слаб, - прошептал он. - О чем вам рассказать, чтобы вы молчали? - Сегодня едете? - Нет, завтра. - Так завтра непременно приходите опять. Я буду ждать. Придете? - Конечно. Вошел доктор и с любезной улыбкой обратился к Чехову. - Пора, Антон Павлович. Не утомитесь. - Минутку... Лидия Алексеевна! У меня просьба... Доктор предупреждающе поднял палец и потом подал ему листик бумаги и карандаш. Антон Павлович написал: "Возьмите мою корректуру у Гольцева в "Русской мысли" сами. И принесите мне почитать что-нибудь ваше и еще что-нибудь". Когда я прочла, он взял у меня записку и приписал: "Я вас очень лю... благодарю". "Лю" он зачеркнул и улыбнулся. Я простилась и пошла к двери. Вдруг Антон Павлович окликнул меня. - Лидия Алексеевна! Вы похожи на гастролершу! - громко сказал он. - Это платье - Чайка, - смеясь, сказала я. Доктор возмутился. - Антон Павлович! Вы сами врач... Завтра, если вам будет хуже, - никого не пущу. Никого! Мы с Алешей шли обратно, и я все время утирала слезы, которые катились по лицу. * * * Дома меня ждали две телеграммы. Одна: "Надеюсь встретить 27. Очень соскучились". Другая: "Выезжай немедленно. Ждем. Целуем". На другое утро третья: "Телеграфируй выезде. Жду". Я отправилась в редакцию "Русской мысли" к Гольцеву за корректурой. Узнав, что я была в клинике, он стал меня расспрашивать о состоянии здоровья Чехова и подозвал еще двух или трех лиц. - Вот... свежие новости об Антоне Павловиче. - Плохо, что весна, - сказал кто-то. - Вчера река прошла. Это самое опасное время для таких больных. - Я слышал, что он очень плох, очень опасен... - сказал еще кто-то. - Значит, к нему допускают посетителей? - Нет, нет, - сказал Гольцев. - Лидия Алексеевна передаст ему наши поклоны и пожелания. И скажите ему, что с корректурой спеха нет. Пусть не утомляется. Я ушла из редакции очень расстроенная. Антон Павлович произвел на меня впечатление умирающего, а тут еще говорили, что он очень, очень плох, упоминали про реку... "Самое опасное время"... Чувствовалось, что считали его погибшим. Идти в клинику было рано (раньше двух меня не пустили бы), и я пошла на реку. На мосту я подошла к перилам и стала глядеть вниз. Лед уже шел мелкий, то покрывая собой всю реку, то оставляя ее почти свободной. День был солнечный, какой-то особенно голубой и сияющий, но в нем мне чудилась угроза, как и в мчавшейся из-под моста буйной нетерпеливой реке. Набегали льдины, кружились и уносились вдаль. Мне казалось, что река мчится все скорее и скорее, скорее, и от этого слегка кружилась голова. Вот... Подточило, изломало и уносит. И жизнь мчится, как река, и тоже подтачивает, ломает, сбивает и уносит. "Самое опасное время"... "Плох Антон Павлович! Очень плох!" Припомнилась мне его печать, которой он последнее время запечатывал свои письма. На маленьком красном кружочке сургуча отчетливо были напечатаны слова: "Одинокому везде пустыня". |
Похожие:
 | Настоящее Положение регламентирует статус и порядок проведения областного фестиваля молодежного видеотворчества «о родине, о подвиге,... |  | Какие формы общественной организации вы можете назвать? Чем они отличались и что было общего? |
| В древней армянской истории было несколько столиц, с тех пор прошли столетия и тысячелетия, но такой — не было никогда. Сегодняшний... | | Современная литературная норма и ее кодификация. Понятие «норма литературного языка», «вариант литературной нормы». Виды языковых... |
| Монтер пути, назначаемый для осмотра (далее путевой обходчик или обходчик) назначаются приказами по дистанции пути из числа опытных... | | Впрочем, недавно, то есть всего десять дней назад, я была уверена в собственной тренированности и выносливости, и даже в том, что... |
| В этой книге выступает в новом качестве, выстраивая свою увлекательную, порой парадоксальную версию исторического пути России | | Форма изложения повествовательная (от первого лица). Все сведения даются в хронологическом порядке и с таким расчётом, чтобы можно... |
| Форма изложения повествовательная (от первого лица). Все сведения даются в хронологическом порядке и с таким расчетом, чтобы можно... | | За защитой своих нарушенных прав истец была вынуждена обратиться в, в кассу которого ею было внесено 25000 (двадцать пять тысяч)... |