из пустыни. Мы неотъемлемая ее часть, мы - сама пустыня.
Он рассказал мне разные истории о своих собственных взаимоотношениях с пустыней. Когда вечер закончился, он проводил меня обратно к маленькой двери в высокой стене. На улице меня ждало такси. Пожав мне руку, Ямин поблагодарил меня за проведенное с ним время. И опять он упомянул мой молодой возраст, мою открытость; по его словам, тот факт, что я занимал такую должность, позволяет ему с надеждой смотреть в будущее.
- Мне было очень приятно провести время с таким человеком, как вы, - сказал он, не выпуская моей руки. - Я бы попросил вас еще об одном одолжении. Мне нелегко об этом просить. Я делаю это только потому, что знаю после проведенного с вами вечера, что это будет для вас важным и даст вам многое.
· Чем я могу быть полезен?
· Я бы хотел познакомить вас с моим близким другом, человеком, который может много рассказать о царе царей. Возможно, что-то при общении с ним вас шокирует, но уверяю, что вы не пожалеете о времени, потраченном на эту встречу.
Глава 19
ИСПОВЕДЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО ПЫТАЛИ
Через несколько дней мы с Ямином, оставив Тегеран позади, промчавшись сквозь пыльный поселок, состоявший из нищих лачуг, двигались вдоль старого караванного пути на край пустыни. Когда за городом уже садилось солнце, мы остановились около группы маленьких глиняных хибарок, окруженных пальмами.
· Очень старый оазис, - объяснил Ямин. - Существовал за много веков до Марко Поло. - Он повел меня к одной из лачуг.
· Человек в доме имеет докторскую степень одного из ваших наиболее престижных университетов. По причинам, о которых вы скоро узнаете, он не может раскрыть свое имя. Вы можете называть его Док.
Он постучал в деревянную дверь, изнутри донесся неясный звук. Ямин толкнул дверь и пропустил меня внутрь. В крошечной комнате не было окон; она освещалась только масляной лампой, стоящей на низком столике в углу. Когда глаза приспособились к полумраку, я заметил, что глиняный пол был покрыт персидскими коврами. Затем стали проступать контуры человеческой фигуры. Человек сидел перед лампой так, что его лица не было видно. Я только увидел, что он был замотан в одеяла, а на голове было что-то надето. Он сидел в инвалидном кресле; кроме столика в углу, другой мебели в комнате не было. Ямин знаком попросил меня сесть на пол. Он подошел к человеку и мягко обнял его за плечи, сказал несколько слов на ухо, затем вернулся и сел рядом со мной.
- Я рассказывал вам о мистере Перкинсе, - сказал он. - Мы оба счастливы иметь честь встретиться с вами, сэр.
- Мистер Перкинс, добро пожаловать. - Голос, практически без акцента, был хриплым и низким. Я почувствовал,' как наклоняюсь вперед, в небольшое пространство между нами, когда он сказал: - Перед вами развалина. Но я не всегда был таким. Когда-то я был сильным, как вы. Я был советником шаха, близким человеком, которому он доверял. - Последовала длительная пауза. - Шах шахов, царь царей. - Мне показалось, что голос его звучал скорее печально, чем зло. - Я лично был знаком со многими мировыми лидерами. Эйзенхауэр, Никсон, де Голль. Они хотели, чтобы я помог ввести эту страну в капиталистический лагерь. Шах тоже доверял мне, и... - он издал звук, который мог бы быть кашлем, но я решил, что он усмехнулся, - я доверял шаху. Я поверил его риторике. Я был убежден, что Иран введет мусульманский мир в новую эпоху, что Персия выполнит свое предначертание. Это казалось нашим предназначением - шаха, моим, всех тех, кто выполнял миссию, ради которой, как нам казалось, мы были рождены.
Одеяла зашевелились; кресло с жужжанием повернулось. Я увидел человека в профиль: густая борода, и - меня как током ударило: плоский профиль! У него не было носа! Содрогнувшись, я подавил в себе шумный вдох.
- Не очень приятное зрелище, как вы считаете, мистер Перкинс, а? Жалко, что вы не видите этого при полном свете. Это так нелепо выглядит. - И опять раздался звук, напоминавший придушенный смех. - Но, как вы наверняка знаете, я вынужден держать свое имя в тайне. Конечно, если вы сильно захотите, вы узнаете, кто я; кроме того, вы обнаружите, что я мертв. Официально меня больше не существует. И все-таки я верю, что вы не станете этого делать. Вам и вашей семье лучше не знать обо мне. У шаха и САВАК длинные руки.
Кресло опять зажужжало и вернулось на место. Я почувствовал облегчение, как будто то, что я не видел профиль этого человека, делало недействительным насилие, совершенное над ним. В то время я не знал об этом обычае в некоторых мусульманских странах. Лицам, принесшим бесчестье и позор обществу или его руководителям, отрубали носы. Таким образом их помечали на всю жизнь - и это ясно доказывало лицо человека передо мной.
· Уверен, мистер Перкинс, вы спрашиваете себя, зачем мы вас сюда пригласили. - Не дожидаясь ответа, человек в кресле продолжал: - Видите ли, человек, называющий себя царем царей, на самом деле - порождение зла. Его отец был низложен вашим ЦРУ с - мне очень неприятно это говорить - моей помощью, потому что он якобы сотрудничал с фашистами. Потом это несчастье с Моссадыком. Сегодня наш шах уже вот-вот обойдет Гитлера по количеству сотворенного зла. И творит он это зло с полного одобрения вашего правительства.
· Почему? - спросил я.
· Очень просто. Он ваш единственный союзник на Ближнем Востоке. Промышленный мир крутится на нефтяной оси, а это - Ближний Восток. Да, конечно, у вас есть Израиль, но это скорее пассив, нежели актив. И нефти у них нет. Вашим политикам приходится угождать еврейскому электорату, получать их деньги на финансирование политических кампаний. Так что с Израилем вы, боюсь, застряли. Вашим нефтяным компаниям - а они еще более могущественны, чем евреи, - нужны мы. А вам нужен наш шах, или вам кажется, что нужен: так же, как вам казались нужными коррумпированные руководители Южного Вьетнама.
· А вы считаете по-другому? Иран - это эквивалент Вьетнама?
· Потенциально - значительно хуже. Видите ли, этот шах долго не продержится. Мусульманский мир ненавидит его. Не только арабы, но все мусульмане: в Индонезии, в Соединенных Штатах, но больше всего здесь - его собственный персидский народ. - Послышался глухой удар. Я понял, что он ударил кулаком в подлокотник. - Он зло! Мы, персы, ненавидим его. - Наступила тишина. Слышалось только его тяжелое дыхание, как будто это усилие утомило его.
Док очень близок к муллам, - негромко сказал Ямин. -
Глава 19
ИСПОВЕДЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО ПЫТАЛИ
Через несколько дней мы с Ямином, оставив Тегеран позади, про- мчавшись сквозь пыльный поселок, состоявший из нищих лачуг, двигались вдоль старого караванного пути на край пустыни. Ког да за городом уже садилось солнце, мы остановились около груп- пы маленьких глиняных хибарок, окруженных пальмами. ? Очень старый оазис, - объяснил Ямин. - Существовал за много веков до Марко Поло. - Он повел меня к одной из лачуг. ? Человек в доме имеет докторскую степень одного из ваших наиболее престижных университетов. По причинам, о ко- торых вы скоро узнаете, он не может раскрыть свое имя. Вы можете называть его Док.
Он постучал в деревянную дверь, изнутри донесся неясный звук. Ямин толкнул дверь и пропустил меня внутрь. В крошечной комнате не было окон; она освещалась только масляной лампой, стоящей на низком столике в углу. Когда глаза приспособились к полумраку, я заметил, что глиняный пол был покрыт персидскими коврами. Затем стали проступать контуры человеческой фигуры. Человек сидел перед лампой так, что его лица не было видно. Я только увидел, что он был замотан в одеяла, а на голове было что-то надето. Он сидел в инвалидном кресле; кроме столика в углу, другой мебели в комнате не было. Ямин знаком попросил меня сесть на пол. Он подошел к человеку и мягко обнял его за плечи, сказал несколько слов на ухо, затем вернулся и сел рядом со мной.
- Я рассказывал вам о мистере Перкинсе, - сказал он. - Мы оба счастливы иметь честь встретиться с вами, сэр. - Мистер Перкинс, добро пожаловать. - Голос, практически без акцента, был хриплым и низким. Я почувствовал,' как наклоняюсь вперед, в небольшое пространство между нами, когда он сказал: - Перед вами развалина. Но я не всегда был таким. Когда-то я был сильным, как вы. Я был советником шаха, близким человеком, которому он доверял. - Последовала дли- тельная пауза. - Шах шахов, царь царей. - Мне показалось, что голос его звучал скорее печально, чем зло. - Я лично был знаком со многими мировыми лидерами. Эйзенхауэр, Никсон, де Голль. Они хотели, чтобы я помог ввести эту страну в капиталистический лагерь. Шах тоже доверял мне, и... - он издал звук, который мог бы быть кашлем, но я решил, что он усмехнулся, - я доверял шаху. Я поверил его риторике. Я был убежден, что Иран введет мусульманский мир в новую эпоху, что Персия выполнит свое предначертание. Это казалось нашим предназначением - шаха, моим, всех тех, кто выполнял миссию, ради которой, как нам казалось, мы были рождены.
Одеяла зашевелились; кресло с жужжанием повернулось. Я увидел человека в профиль: густая борода, и - меня как током ударило: плоский профиль! У него не было носа! Содрогнувшись, я подавил в себе шумный вдох. - Не очень приятное зрелище, как вы считаете, мистер Перкинс, а? Жалко, что вы не видите этого при полном свете. Это так нелепо выглядит. - И опять раздался звук, напоминавший придушенный смех. - Но, как вы наверняка знаете, я вынужден держать свое имя в тайне. Конечно, если вы сильно захотите, вы узнаете, кто я; кроме того, вы обнаружите, что я мертв. Официально меня больше не существует. И все-таки я верю, что вы не станете этого делать. Вам и вашей семье лучше не знать обо мне. У шаха и САВАК длинные руки. Кресло опять зажужжало и вернулось на место. Я почувствовал облегчение, как будто то, что я не видел профиль этого человека, делало недействительным насилие, совершенное над ним. В то время я не знал об этом обычае в некоторых мусульманских странах. Лицам, принесшим бесчестье и позор обществу или его руководителям, отрубали носы. Таким образом их помечали на всю жизнь - и это ясно доказывало лицо человека передо мной. ? Уверен, мистер Перкинс, вы спрашиваете себя, зачем мы вас сюда пригласили. - Не дожидаясь ответа, человек в кресле продолжал: - Видите ли, человек, называющий себя царем царей, на самом деле - порождение зла. Его отец был низложен вашим ЦРУ с - мне очень неприятно это говорить - моей помощью, потому что он якобы сотрудничал с фашистами. Потом это несчастье с Моссадыком. Сегодня наш шах уже вот-вот обойдет Гитлера по количеству сотворенного зла. И творит он это зло с полного одобрения вашего правительства.
- Почему? - спросил я.
- Очень просто. Он ваш единственный союзник на Ближнем Востоке. Промышленный мир крутится на нефтяной оси, а это - Ближний Восток. Да, конечно, у вас есть Израиль, но это скорее пассив, нежели актив. И нефти у них нет. Вашим политикам приходится угождать еврейскому электорату, получать их деньги на финансирование политических кампаний. Так что с Израилем вы, боюсь, застряли. Вашим нефтяным компаниям - а они еще более могущественны, чем евреи, - нужны мы. А вам нужен наш шах, или вам кажется, что нужен: так же, как вам казались нужными коррумпированные руководители Южного Вьетнама.
- А вы считаете по-другому? Иран - это эквивалент Вьетнама?
- Потенциально - значительно хуже. Видите ли, этот шах долго не продержится. Мусульманский мир ненавидит его. Не только арабы, но все мусульмане: в Индонезии, в Соединенных Штатах, но больше всего здесь - его собственный персидский народ. - Послышался глухой удар. Я понял, что он ударил кулаком в подлокотник. - Он зло! Мы, персы, ненавидим его. - Наступила тишина. Слышалось только его тяжелое дыхание, как будто это усилие утомило его.
- Док очень близок к муллам, - негромко сказал Ямин. -
Среди местных религиозных групп существует очень мощное скрытое движение; оно охватило всю страну, за исключением горстки людей, занимающихся коммерцией, которым выгоден капитализм шаха.
- Я не ставлю под сомнение ваши слова, - ответил я. - Но должен сказать, я четыре раза был у вас в стране и ни разу не видел никаких признаков такого движения. С кем бы я ни говорил, все любят шаха; все довольны экономическим ростом.
- Вы не говорите на фарси, - заметил Ямин. - Поэтому слышите только то, что говорят вам те, кто преуспевает. Получившие образование в Штатах или Англии рано или поздно начинают работать на шаха. Док - исключение. Теперь. Он помолчал: видимо, обдумывал свои следующие слова.
- То же относится и к вашей прессе. Они беседуют только с теми, кто принадлежит к его кругу. Конечно, большая часть вашей прессы тоже контролируется нефтяным лобби. Поэтому они слышат только то, что хотят слышать, и пишут то, что их рекламодатели хотят читать.
- Почему мы вам рассказываем обо всем этом, мистер Перкинс? - Голос Дока стал еще более хриплым, как будто речь и эмоции вытягивали из него те немногие силы, которые он приберег для этой встречи. - Потому что мы хотим убедить вас уехать отсюда и уговорить свою компанию держаться подальше от нашей страны. Мы хотим предупредить вас, что, хотя вы и думаете, что получите здесь большие деньги, это иллюзия. Это правительство долго не продержится. - Он опять ударил рукой по креслу. - А то, которое придет ему на смену, не будет испытывать никакой симпатии ни к вам, ни к вам подобным.
- Вы сказали, что нам не заплатят?
Док закашлялся. Подойдя к нему, Ямин стал растирать ему спину. Когда приступ кашля прекратился, он заговорил с Доком на фарси, затем вернулся на свое место.
- Нам пора заканчивать разговор, - сказал он. - Отвечаю на ваш вопрос: да, вам не заплатят. Вы выполните всю работу, а когда придет время получать гонорар, шаха уже не будет.
На обратном пути я спросил Ямина, почему он с Доком решил предупредить МЕЙН о грядущей финансовой катастрофе.
- Мы бы с удовольствием наблюдали за банкротством вашей компании. И все-таки для нас лучше, если вы покинете Иран. Если уйдет хотя бы лишь одна компания, такая, как ваша, это положит начало тенденции. Мы на это надеемся. Мы не хотим устраивать кровавую баню, но шах должен уйти, и мы используем все средства, чтобы облегчить эту задачу. Так что мы молим Аллаха, что вы убедите вашего мистера Замботти убраться отсюда, пока еще есть время.
- А почему я?
- Во время нашего ужина, когда мы обсуждали проект <Цветущая пустыня>, я понял, что вы открыты, вы готовы воспринять правду. Я понял, что наша информация относительно вас была правильной: вы - человек между двух миров, человек в середине.
Интересно, что же он знал обо мне, подумал я.
Глава 20
ПАДЕНИЕ ЦАРЯ
Однажды в 1978 году я сидел вечером в одиночестве в роскошном баре в холле отеля <Интерконтинентал> в Тегеране. Кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся: передо мной стоял коренастый иранец в темно-синем официальном костюме.
- Джон Перкинс! Не помнишь меня?
Бывший футболист изрядно набрал в весе, но голос его совсем не изменился. Это был Фархад, мой старый друг по Миддлбери. Мы не виделись уже больше десяти лет. Мы обнялись, потом сели. Очень скоро стало ясно, что он знает все обо мне и моей работе. Было ясно и то, что он не собирается рассказывать о своей работе.
- Ладно, давай перейдем к делу, - сказал он, когда мы заказали по второй кружке пива. - Завтра я лечу в Рим. Там живут мои родители. У меня есть билет для тебя на тот же рейс. Здесь все подходит к концу. Тебе надо выбираться отсюда. - Он вручил мне билет. Я не сомневался ни минуты.
В Риме мы ужинали с родителями Фархада. Его отец, отставной иранский генерал, когда-то своим телом заслонивший шаха от пули наемного убийцы, выразил разочарование своим бывшим боссом. Он сказал, что в последние годы шах показал истинное лицо, проявив себя заносчивым и жадным. Генерал возложил вину за ненависть, охватившую Ближний Восток, на политику Соединенных Штатов, в частности поддержку ими Израиля, коррумпированных лидеров и деспотических правительств. Он сказал, что уже через несколько месяцев шаха не будет.
- Знаете, - сказал он, - вы сами посеяли эти семена бунта в начале пятидесятых, когда сбросили Моссадыка. Тогда вы думали, что поступаете очень умно. Я тоже так думал. Но теперь это обернулось против вас - нас1.
Его заявления меня ошеломили. Я уже слышал что-то в том же духе от Ямина и Дока, но в устах этого человека подобные речи приобретали другое значение. К этому времени всем уже было известно о существовании фундаменталистского исламского подполья, но мы убедили себя, что шах необыкновенно популярен среди большинства населения и соответственно политически непобедим. Генерал, однако, был непоколебим в своем мнении. - Запомните мои слова, - сказал он торжественно, - падение шаха станет только началом. Это покажет, в каком направлении движется мусульманский мир. Наша ярость слишком долго тлела под спудом песка. Скоро она вырвется наружу. За ужином я много слышал об аятолле Рухолле Хомейни. Фархад и его отец ясно дали понять, что не поддерживают его фанатического шиизма, однако они явно находились под впечатлением от его нападок на шаха. Они рассказали, что этот священнослужитель, чье имя означало <вдохновленный Богом>, родился в семье шиитских богословов в деревеньке недалеко от Тегерана в 1902 году.
Хомейни намеренно не участвовал в борьбе шаха и Моссадыка в начале 1950-х, но он находился в открытой оппозиции шаху в 1960-х, выступая с яростной критикой, за что его и выслали в Турцию, а затем в священный город шиитов в Ираке Ан-Наджаф, где он стал признанным лидером оппозиции. Он слал письма, статьи, аудиозаписи, призывая иранцев подняться на борьбу с шахом, низвергнуть его и создать духовное государство. Через два дня после ужина с Фархадом и его родителями пришли сообщения из Ирана о взрывах и столкновениях. Аятолла Хомейни и муллы начали наступление, в результате которого контроль над страной должен был перейти к ним в руки. События развивались с нарастающей быстротой. Ярость, о которой говорил отец Фархада, вылилась в грандиозное исламское восстание. Шах бежал в Египет в январе 1979 года, а затем, после того как ему поставили диагноз «рак», отправился в одну из клиник Нью-Йорка.
Последователи аятоллы Хомейни настаивали на возвращении шаха. В ноябре 1979 года воинственно настроенная толпа исламистов захватила посольство США в Тегеране с 52 заложниками и удерживала его 444 дня2. Президент Картер попытался вступить в переговоры с целью освободить заложников. В апреле 1980 года, когда переговоры провалились, он отправил группу военных для проведения спасательной операции. Все закончилось катастрофой; это был последний гвоздь в гроб президентства Картера. Огромное давление, оказанное американскими политическими и деловыми кругами, заставило больного раком шаха покинуть Соединенные Штаты. Уехав из Тегерана, он безуспеш- но пытался найти убежище. Его бывшие друзья отвернулись от него. Однако генерал Торрихос проявил свою обычную симпатию к гонимым и предложил шаху убежище в Панаме, несмотря на свое личное неприятие политики шаха. Шах приехал, и его поселили на том самом курорте, где не так давно было подписано новое соглашение по Панамскому каналу.
Муллы требовали возвращения шаха в обмен на освобождение заложников, удерживавшихся в посольстве США в Тегеране. Противники подписания соглашения по каналу обвинили Торрихоса в коррупции и сговоре с шахом, а также в создании угрозы жизни гражданам США. Они настаивали, что шах должен быть выдан аятолле Хомейни. Интересно, что еще несколько недель назад многие из них были самыми стойкими сторонниками шаха. Некогда надменный царь царей вернулся в Египет, где и умер от рака.
Предсказания Дока сбылись. МЕЙН потеряла в Иране миллионы долларов, как, прочем, и наши конкуренты. Картер лишился шансов быть избранным на новый срок. Администрация Рейгана-Буша победным маршем вошла в Вашингтон, обещая освободить заложников, сместить власть духовенства, вернуть Ирану демократию и исправить ситуацию с Панамским каналом.
На мой взгляд, преподанные нам уроки были бесспорны. Иран, вне всяких сомнений, продемонстрировал, что Соединенные Штаты - страна, пытавшаяся изо всех сил скрыть правду о нащей роли в мире. Невозможно было понять, почему мы были Настолько дезинформированы относительно шаха и ничего не знали о волне ненависти, поднимавшейся против него. Ничего не знали даже сотрудники таких фирм, как МЕЙН, имевших офисы и персонал в Иране. Я был уверен, что УНБ и ЦРУ должны были видеть то, что видел Торрихос еще во времена нашей встречи в 1972 году, но наша разведка намеренно заставила нас закрыть на это глаза.
|
