§1. Общие положения
1. Греческое Просвещение
Жаль, что до нас не дошли сочинения софистов в полном виде. Тут, вероятно, было много написано талантливого, бойкого, красивого и смелого. Нам здесь приходится ограничиваться фрагментами, в которых, надо сказать, почти нет никаких эстетических рассуждений. Тем не менее эта школа как тип нам более или менее ясна, и она необходимое звено в общей истории античной эстетики. О софистах можно сказать даже больше. Они весьма близки сердцу западноевропейских просветителей различного толка, потому что сама греческая софистика, несомненно, есть греческое Просвещение. Если вся досократовская философия есть греческое Возрождение (понимая древнюю мифологию, как греческую архаику и средневековье) с переходом в антитезу рационализма и эмпиризма (в переводе на греческий стиль – это антитеза элеатства и гераклитизма), то софисты – это как раз типичнейшие просветители, то есть скептики, рационалисты, индивидуалисты и анархисты. Софисты выросли на почве разложения древней космологии. Эта космология заходила в тупик в V в., когда философские потребности явно слишком переросли философскую методологию. И вот две силы, софисты и Сократ, к концу V в. берут на себя задачу вывести философию из этого тупика при помощи методов, еще никому до этого не известных.
2. Главнейшие софисты
Под именем софистов известны следующие важнейшие лица:
Протагор из Абдер (ок. 444), из которого Платон сохранил нам знаменитую мысль: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Plat. Theaet. 152а, ср. 160с; Crat. 385, Arist. Met. X, 1053а 35);
Горгий Леонтинский (ок. 483-375), который так и озаглавил свое главное сочинение «О не сущем, или О природе» и о котором Секст Эмпирик оставил нам замечательное рассуждение нигилистического характера (82 В 3 D);
Продик Кеосский, тоже щеголявший своим субъективизмом: «Каковы те, кто пользуется [вещами], таковыми необходимо быть для них и [самим] вещам» (84 В 8);
Фрасимах Халкедонский, по которому «справедливость есть не что иное, как полезное для сильнейшего» (Plat. R.Р. I 338с);
Гиппий из Элиды, объявивший, что «закон, будучи тираном для людей, ко многому принуждает противоестественно» (Plat. Prot. 337d);
Антифонт, Критий, Пол, Ликофрон, Алкидамант.
Все эти мыслители разъезжали по городам, за плату обучали «добродетели» (под которой понималось искусство спорить и «слабейший аргумент делать сильнейшим»), имели шумный успех и щеголяли своим анархизмом и нигилизмом. Они действительно оттачивали логические способности своих учеников и этим волей-неволей служили новой эпохе критицизма, пришедшего на смену устаревшей натуралистической философии. Такое положение софистов в системе античной философии очень ясно; и без них классическая Греция была бы так же непонятна, как Европа без Вольтера и французского Просвещения.
§2. Основные тезисы
1. Анархическая теория природы и искусства
К сожалению, если говорить об эстетических идеях софистов, то мы в состоянии привести только три текста, хотя и без этих текстов, уже на основании всего сказанного, можно вполне четко представить себе эстетическую позицию этой школы. Да и то каждый из этих текстов имеет те или другие недостатки в качестве адекватного источника.
А именно, Платон в «Законах» излагает это «странное учение софистов, в котором столько пагубного для молодежи как в общественной жизни – в государстве, так и в частной жизни – в семьях». Он пишет (Legg. X 888e-889e):
«Они говорят, что, по-видимому, величайшие и прекраснейшие из вещей произведены природой и случайностью, а менее важное – искусством. Искусство получает из уст природы великие и первые произведения уже в готовом виде; оно лепит и обрабатывает лишь все менее важное, это мы все и называем предметами искусства».
«Выражусь еще яснее так: огонь, вода, земля и воздух – все это, как утверждают, существует от природы и случая; искусство здесь ни при чем; в свою очередь и последующие тела – это касается земли, солнца, луны и звезд – произошли через посредство этих первооснов, совершенно неодушевленных. Эти первоосновы носились, каждая по присущей ей случайной силе, и там, где они сталкивались, они как-то друг к другу прилаживались: теплое к холодному, сухое к влажному, мягкое к твердому; словом, поскольку все неизбежно смешалось вместе путем случайного смешения противоположных первооснов, будто бы как-то вот и произошло все небо и все, что на небе, так же, как и все животные и растения; отсюда будто бы произошла и смена времен года, а вовсе не через разум, – так учат эти люди, – и не через какое-либо божество или искусство, но будто бы, повторяем, происхождение всего этого обусловлено исключительно природой и случаем. Позднейшее же искусство возникло из них позднее, оно смертно само и возникло из смертных основ, оно возникло позднее как некая забава, не слишком причастная истине, как некие образы, сродные друг другу, какие порождает живопись, мусическое искусство и другие, соперничающие с ними, искусства. Стало быть, из искусств только те порождают что-либо серьезное, которые применяют свою силу сообща с природой, каковы, например, врачевание, земледелие и гимнастика. Ну а в политике, утверждают они, разве лишь незначительная какая-либо часть имеет общее с природой, бóльшая же часть – с искусством. Стало быть, и всякое законодательство, будто бы, обусловлено не природой, а искусством; вот почему его положения и далеки от истины».
Из этого сообщения Платона можно сделать два вывода. Во-первых, софисты учили, что в природе как таковой ровно нет никакого порядка и никаких законов, а если эти законы наблюдаются, то они чисто эмпирического происхождения (тут легкая антитеза эстетическому космологизму греческой эпохи). Во-вторых, софисты учили, что искусство есть насквозь субъективная деятельность, ничего серьезного в себе не содержащая, а если эта серьезность в нем иной раз и наблюдается, то она зависит только от совпадений с жизнью самой природы. Таким образом, получается, что вообще нет ничего закономерного и серьезного ни в природе, ни в искусстве. И только утверждается, что закономерность там и здесь есть дело случая и каприза, за который никто не обязан нести никакой ответственности. Разумеется, как ни важны все эти мысли, но они чересчур общи. В этом недостаток данного текста.
|
