Школа Эрика Берна Оглавление


НазваниеШкола Эрика Берна Оглавление
страница3/23
ТипСказка
filling-form.ru > Договоры > Сказка
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

Я в порядке, Ты в порядке.

Своей игрой ты даешь мне поглаживание.

Ча-ча-ча!
Меня пугает, что транзактный анализ, возникший как теория и практика психотерапии, становится модным товаром, который запакован в пластик и продается на каждом прилавке. Меня настораживает, что круг потре­бителей этого товара все более и более расширяется. По­пуляризация чревата утерей фундаментальных основ транзактного анализа и возвращением к более простой концепции психотерапии («человек рождается с дефек­тами личности»), которая позволяет психиатрам обра­щаться со своими клиентами как с инвалидами и считать, что эмоциональные затруднения — это болезнь, и часто неизлечимая.

К сожалению, массовый рынок нанес большой вред транзактному анализу: из него пытались и пытаются из­влечь максимальную коммерческую выгоду в ущерб его научной целостности. Я думаю, скоро по всей стране по­явятся транзактные гимназии, церкви и закусочные, по­явились же домашние наборы для транзактного анализа «Сделай сам», наборы звукозаписей, туры на Гавайи и ускоренные семинары по повышению коммерческой эф­фективности! Я не осуждаю гимназии, закусочные и на­боры «Сделай сам» как таковые, но люди, которые их производят, явно больше интересуются тем, как сделать быстрые деньги и повысить национальный валовой до­ход, чем транзактным анализом Эрика Берна.

Пример того, как искажаются базовые положения те­ории транзактного анализа, — книга Эмилии и Томаса Харрис «Я в порядке, Ты в порядке». Они называют «универсальной позицией» позицию «Я не в порядке, Ты в порядке»! Несмотря на ясные указания Эрика Берна относительно этого пункта, Томас Харрис ставит с ног на голову первое фундаментальное утверждение транзакт­ного анализа относительно людей и заявляет, что люди рождаются «не-о'кей» и поэтому им нужно избавиться от «первородного греха».

В его интервью, данном журналу «Нью-Йорк тайме мэгэзин» и опубликованном 22 ноября 1972 года, чита­ем: «Несмотря на критические возражения, Томас Хар­рис считает, что первая позиция ("Я не в порядке, Ты в порядке") — это естественная позиция ребенка, который в мире, управляемом большими, опрятными и ловкими взрослыми, чувствует себя маленьким, грязным и не­уклюжим. Эта точка зрения радикально отличает Харриса от Берна; как объяснил мне Харрис, Берн верил, что все люди рождаются Принцами и Принцессами, а цивилиза­ция превращает их в Лягушек, а сам Харрис придержива­ется того мнения, что мы рождаемся на свет Лягушками».

Харрис вольно или невольно подменил понятие, вве­денное Берном, унизительным для человека утверждени­ем, что люди от рождения дурны и, следовательно, не способны адекватно вести себя без авторитарной, циви­лизующей «помощи».

Банки, авиакомпании и ипподромы используют транз­актный анализ в качестве инструмента обучения персо­нала взаимодействию с клиентами. В этом не было бы ничего плохого, если бы то, чему обучали персонал, действительно было транзактным анализом. Но те, кто обу­чает персонал, искажают транзактный анализ, чтобы он лучше служил нуждам банков, авиалиний и ипподромов, и порой весьма грубо.

Вот, к примеру, выдержка из статьи «Бюро неофи­циальных ставок умиротворяет проигравших с помощью трех состояний Эго» («Нью-Йорк тайме», 21 мар­та 1973 года).

Бюро неофициальных ставок приобрело у «Американских авиалиний» систему «Транзактный анализ в сервисе», ко­торую последние разработали на базе информации, изло­женной в книге «Я в порядке, Ты в порядке» Томаса Харриса. По мнению автора, каждая личность обладает тремя эго-состояниями: родительским, взрослым и детским. В ходе тренинга продавцов и кассиров обучают определять, в каком эго-состоянии находится игрок, и реагировать на него соответствующим эго-состоянием. Например, клиент, который кричит и кидается на служаще­го, явно находится в детском эго-состоянии. В этом случае служащему рекомендуется встать на позицию Родителя, то есть вести себя властно и требовательно. Находясь во взрослом эго-состоянии (эта часть отвечает за принятие ре­шений), человек склонен вести себя спокойно и рассуди­тельно.

«Мы стремимся научить людей использовать свою взрос­лую часть, — говорит Эрика ван Экер, директор обучающих программ БН С. — Но в жизни приходится играть разные роли. Когда клиент находится в сильном детском состоя­нии, служащему лучше включить состояние Родителя, на­пример потребовать, чтобы клиент вел себя прилично».

Термин «поглаживание» играет большую роль в системе обучения. «Обычно, — говорит мисс Экер, — все, что нуж­но разъяренному клиенту, — это поглаживание. Ведите себя с ним любезно, и он успокоится».

Вы спросите, что здесь не так. Если вкратце, то транз­актный анализ был задуман Берном как договорная терапевтическая техника. Берн отрицательно относился к ситуациям, где один человек держит в руках все карты. Возможно, поэтому он любил покер, так как там все иг­роки вначале имеют равные шансы. В любом случае транз­актный анализ был задуман как двусторонний процесс сотрудничества, оговоренного предварительным согла­шением. Его одностороннее использование для контро­ля поведения другого человека — такое же злоупотребле­ние, как седативное средство, незаметно добавленное в кока-колу клиента, с тем чтобы он приобрел против сво­ей воли подержанную машину.

Я боюсь, что уже через пять лет репутация транзактного анализа будет испорчена и ни один здравомысля­щий человек не будет принимать эту теорию всерьез. Именно поэтому я считаю своим долгом ясно и точно изложить сущность транзактного анализа согласно прин­ципам, установленным Эриком Берном. К сожалению, из транзактного анализа в его коммерческом варианте ушли глубина и оригинальность, но я надеюсь вернуть их ему.
Эрик Берн
Эрик Берн был сорокашестилетним врачом-психиатром, когда отказался от дальнейшего обучения психоанализу после пятнадцати лет работы в этом русле.

Он отказался от дальнейших усилий в этом направле­нии, после того как в 1956 году Институт психоанализа Сан-Франциско отказал ему в членстве в качестве пси­хоаналитика. Вероятно, этот отказ был для него болез­ненным, но зато подтолкнул к осуществлению давнего желания внести свой вклад в теорию психоанализа.

Он никогда не рассказывал о том, как это произошло и как он воспринял отказ, возможно, потому, что сердил­ся на них. Я подозреваю, что это случилось потому, что он был недостаточно верен психоаналитической концеп­ции (и он не был ей верен, когда я встретил его два года спустя). Он считал, что терапевт должен играть более ак­тивную роль в процессе терапии, чем это позволялось психоаналитической концепцией.

В течение десяти лет он исследовал проявления интуи­ции. Его интерес к этому вопросу зародился, когда он в качестве армейского психиатра принимал десятки моби­лизованных каждый день. Чтобы развлечься, он приду­мал игру. Она состояла в том, чтобы угадать профессию человека по его ответам на два вопроса: «Вы нервничае­те?» и «Вы когда-нибудь раньше были на приеме у пси­хиатра?»

Берн обнаружил, что может довольно точно угадать профессию пришедшего к нему человека, особенно если он механик или фермер.

Это открытие привело к написанию Берном ряда ста­тей об интуиции, которые, в свою очередь, привели к раз­витию теории транзактного анализа.

Когда Эрик Берн учился на врача, его научили диаг­ностировать «психопатологию», применять к пациентам психиатрические понятия и без угрызений совести навя­зывать им свои цели. Следовательно, для него не было обычным делом прислушиваться к своей интуиции.

Именно тогда, как он часто говорил потом, он решил отказаться от той «ерунды», которой его учили, и «начать слушать, что говорят ему пациенты».

Так он начал использовать интуицию в терапевтиче­ской работе. Вместо того чтобы пользоваться понятиями и категориями традиционной психиатрии и с их помо­щью решать, что пришедший к нему человек является «латентным гомосексуалистом» или «параноидным ши­зофреником», он повернулся к личности пациента и стал собирать информацию о нем, опираясь на интуитивное восприятие.

Например, пациента-мужчину, которому раньше Берн поставил бы диагноз «тяжелая латентная гомосексуаль­ность», он теперь интуитивно воспринимал как человека, который чувствует себя «как если бы он был малень­ким мальчиком, который, будучи обнажен и сексуально возбужден, стоит перед старшими, мучаясь от невыноси­мого стыда и ужасно краснея». Берн стал называть такие образы образами эго. Здесь важно заметить, что ключе­вая разница между образом эго и диагнозом в том, что источником образа эго является информация, исходящая от клиента, а диагноза — исходящая от самого психиатра и его наставников.

Берн продолжал пользоваться интуитивными образа­ми эго в терапии и скоро обнаружил, что отношение к клиентам в контексте их чувств и опыта больше помога­ет им, чем отношение к ним в рамках психиатрического диагноза.

Со временем Эрик Берн стал видеть в каждом клиен­те образ эго, связанный с детством человека, и включать в «историю болезни» его детские переживания, которые проявились во время беседы. Детский образ эго одной из пациенток был «маленькой девочкой со светлыми во­лосами, стоящей в саду, обнесенном забором, среди цве­тущих маргариток», одного из пациентов — «мальчиком, которому страшно, потому что он едет в машине с ра­зозленным отцом, который ведет ее на предельной ско­рости».

Эрик Берн понял, что образы эго есть у каждого чело­века, и назвал их состояниями эго. Он увидел, что «дет­ское» состояние отличается от «взрослого», которое явля­ется своеобразной «вывеской» и потому наиболее заметно. Позже Берн стал различать два «взрослых» состояния, одно — рациональное, которое он назвал Взрослым, и дру­гое — не обязательно рациональное, которое он назвал Ро­дителем, потому что оно, как правило, было скопировано человеком с его родителей.

Берн продолжал наблюдать за пациентами, стремясь забыть то, чему его учили. Так он открыл значимость поглаживаний и структурирования времени. Он увидел транзакции, игры, времяпрепровождения и, наконец, сценарии. К концу 60-х годов его теория была развита по­чти полностью.

Он перестал ставить пациентам диагнозы. Берн часто шутил, что клиенту, который проявляет меньше иници­ативы, чем терапевт, ставят диагноз «пассивно-зависи­мый», а проявляющему больше инициативы, чем тера­певт, — «социопат».

Бери поддерживал теоретические связи с психоанали­зом, но они со временем становились все слабее, а из его групповой работы психоанализ очень быстро исчез пол­ностью.

В первые годы своей работы Берн считал, что транзактный анализ хорош для формирования «социального контроля» («настоящую» терапевтическую работу он в то время считал прерогативой психоанализа). Затем его убеждения изменились, и он стал считать, что основную терапевтическую работу выполняет транзактный анализ, а психоанализ необходим при работе со сценариями. Еще позже анализ сценариев Берна окончательно утерял пси­хоаналитические черты, и тогда его «психоаналитическое мышление» стало проявляться лишь от случая к случаю, при клиническом разборе.
Сценарии
Во времена зарождения транзактного анализа Эрик Берн еще применял методы, принятые в психоанализе. Это значит, что он практиковал индивидуальную терапию и что пациент во время сеанса лежал на кушетке, а Берн проводил скрупулезный анализ его личности. Его рабо­та во время терапевтической сессии включала и анализ сценариев. Теория сценариев была частью теории тран­зактного анализа с самого начала. В своей первой книге о транзактном анализе Берн пишет: «Как мне кажется, игры — это всего лишь разрозненные сегменты больших и более сложных наборов транзакций, которые назы­ваются сценариями... Сценарий — это сложный набор транзакций, по природе своей периодичных, но не обя­зательно повторяющихся в случае, когда для исполнения сценария требуется вся жизнь... Цель анализа сцена­рия — остановить спектакль и поставить вместо него дру­гой, лучший».

Берн в то время считал, что сценарий является резуль­татом компульсивного повторения (психоаналитическое понятие, которое говорит о том, что люди стремятся сно­ва и снова переживать несчастливые события своего дет­ства). Поэтому он ставил перед собой задачу в процессе сценарного анализа освободить человека от необходимо­сти переживать одно и то же событие и помочь ему най­ти новый путь. Берн придерживался того мнения, что групповая терапия дает больше информации о сценари­ях, которые управляют поведением человека, чем инди­видуальная. Тем не менее он чувствовал, что «так как человеческие сценарии сложны и полны идиосинкразии, для полноценного анализа недостаточно одной группо­вой работы», и стремился сочетать групповую работу с индивидуальной, во время которой он старался прояс­нить то, что проявилось у человека в группе.

Таким образом, Эрик Берн практиковал анализ сце­нариев с того самого момента, когда открыл их существо­вание, но в основном в индивидуальной работе. С тече­нием лет он постепенно отказался от содержательного аспекта психоаналитического метода, сохранив при этом формальный: индивидуальный сеанс, проводимый один или два раза в неделю, во время которого он занимался анализом сценариев.

Время от времени Эрик представлял коллегам фраг­мент анализа сценария, над которым он работал в тот момент, и на этих разборах речь обычно шла о людях, которые снова и снова следовали неким стереотипам по­ведения, либо о людях со сценарием, в котором было за­ранее записано, сколько лет они проживут.

Сценарий Эрика Берна
Я познакомился с Эриком во вторник вечером в 1958 го­ду в его кабинете на Вашингтон-стрит. Я не помню, о чем мы с ним говорили, но я точно помню, что, когда я ухо­дил, он подошел ко мне и сказал: «Ты хорошо говоришь. Я надеюсь, ты придешь еще».

Я пришел. И в течение следующих лет мы постепенно стали ближайшими друзьями. Наши отношения строи­лись медленно. У нас бывали трудные времена, когда мне хотелось уйти и больше не видеть Берна, но бывали и прекрасные моменты. В последний год его жизни наши отношения были особенно прочными, и я благодарен за то, что перед смертью Эрика мы чувствовали друг к дру­гу глубокую привязанность.

Приблизительно в 1967 году Эрик Берн начал прово­дить по четвергам, с половины девятого до десяти вече­ра, встречи с группой людей, заинтересовавшихся его ме­тодом. На деле вечер кончался, когда все расходились по домам (порой это случалось под утро).

Он почти всегда присутствовал, кроме редких случа­ев чтения лекций или болезни. Он записывал многие из этих семинаров на пленку. О теме семинара мы догова­ривались заранее. Если не находилось желающих высту­пить, Эрик выступал сам. Иногда он читал отрывки из очередной книги, о которых присутствовавшие затем высказывали свое мнение, иногда рассказывал об одном из недавних сеансов групповой или индивидуальной те­рапии.

На этих встречах запрещалась профессиональная ми­стификация, равно как и любые формы напыщеннос­ти, — ерунда, по выражению самого Берна. Если в его присутствии кто-то из коллег начинал сыпать медицин­скими терминами, он терпеливо дослушивал до конца, а затем, затянувшись из трубки и подняв брови, резюми­ровал: «Это все отлично; но я понял только то, что вы не вылечили своего пациента».
Он не допускал словоблудия, он настаивал на понят­ных словах, коротких предложениях, лаконичных текстах и кратких выступлениях. Он ввел запрет на употребле­ние прилагательных «пассивный», «враждебный» и «за­висимый» по отношению к пациентам и поощрял исполь­зование глаголов в описаниях людей. Он считал слова, оканчивающиеся на «к» («маньяк», «алкоголик», «шизо­френик»), особенно оскорбительными.

Берн делал все для того, чтобы во время совместной работы его Взрослый и Взрослые его коллег были актив­ны и работали на пределе своих возможностей. Он осуж­дал использование терапевтами в групповой работе фи­зических контактов, распитие кофе и алкогольных на­питков во время встреч и внезапные озарения как способ переключения внимания на себя. Во время научных кон­ференций он не допускал уклонения от участия (в виде извинений), приукрашивания (с помощью громких слов), отвлечения от сути (путем предложения блестящих идей и гипотетических примеров) и употребления напитков.

Он проводил вторник и среду в Сан-Франциско, где у него была частная практика и он работал консультантом, после чего возвращался в Кармел, где он писал книги и вел еще одну практику. Он проводил выходные в Кармеле и ходил на пляж при каждой возможности.

Похоже, его главной задачей было писать книги. Я ду­маю, он ставил это выше всего в своей жизни.

Он был человеком с принципами; свою книгу «Транзактный анализ в психотерапии» он предварил следую­щим посвящением: «In Memoriam Patris Mei David Medicinae Doctor Et Chirurgiae Magister atque Pauperibus Medicus». («Памяти моего отца Дэвида, доктора медици­ны и магистра хирургии». — Прим. перев.)

Такое описание его отца ярко иллюстрирует жизнен­ные принципы Эрика.

Его всегдашней целью было лечение пациентов. По­этому у него вызывали отвращение разного рода заседа­ния и определенная литература, цель которых, как он чувствовал, была в оправдании post hoc (плохо сделан­ной работы).

Он гордился честной бедностью своего отца, который был сельским врачом. Берн плохо относился к людям, главная цель которых — сделать деньги, а если он чув­ствовал, что кто-то из его коллег изучает транзактный анализ, чтобы получить доход, то не стеснялся критико­вать и бранить его. Он часто проверял нас в Сан-Фран­циско, оглашая заявки на чтение лекций по транзактному анализу, за которое не предусматривалось никакого вознаграждения, и смотрел, кто из слушателей соглашал­ся, а кто — нет. Он вел подробный счет деньгам и прощал себе излишние траты (например лишних 25 центов, от­данных за соус в ресторане, или стоимость новой рубаш­ки) только после того, как бухгалтер убеждал его, что, если бы Эрик не потратил свои деньги сам, их потратил бы Дядя Сэм. Мне кажется, он хотел жить в достойной бедности (ключевое слово — «достойной»).

Он был очень привержен врачебному братству и стре­мился поддерживать связи с врачебной традицией. Я ду­маю, что именно эта приверженность удерживала его Родителя от критики медицины и психиатрии в целом, в то время как Ребенок Берна вовсю потешался над ме­тодами отдельных членов медицинского сообщества.

С другой стороны, он был просто дьявольски остер на язык. Чувство юмора проявлялось во всем, что он писал, например в названии статьи «Кто такой Кондом?» (пра­вильно, кондом — это контрацептивное средство).

Он был застенчивым. Его очень привлекала жизнера­достная часть людей (Естественный Ребенок). Его тео­рия была основана преимущественно на интуитивных догадках его детской части (см. гл. 1). Он обожал детей и Детей во взрослых, но застенчивость не позволяла ему выражать собственную детскую часть, если ситуация не была совершенно безопасной. Он любил получать погла­живания от других людей и, как мне кажется, именно для этого устраивал вечеринки после семинаров. Берн любил вечеринки с танцами и играми, и его всегда раздражали люди, которые нарушали общее веселье своим скучным, «взрослым» поведением.
Однако он редко позволял себе повеселиться или по­общаться исключительно ради удовольствия: вся его жизнь вращалась вокруг работы, и в ней было всего две цели — писать книги и лечить людей.

Эрику принадлежит идея, что жизнь людей заранее распланирована и записана в «сценарии», которому они следуют не отклоняясь. Мне кажется, в сценарии жизни Эрика Берна было записано, что он умрет от болезни серд­ца, не дожив до старости. Еще мне кажется, что его тра­гическая кончина стала результатом строгих ограниче­ний, которые он бессознательно налагал на свою способ­ность любить и принимать любовь других людей, с одной стороны, и строгого предписания, говорящего о том, что он должен быть абсолютно независимым, — с другой.

Я знаю, что, будь он жив, он поспорил бы со мной. Он напомнил бы мне, что сердечные заболевания являются наследственными и что он делал для своего здоровья все, что мог: соблюдал диету, вел активный образ жизни и регулярно проходил медицинское обследование. С меди­цинской точки зрения он заботился о своем сердце без­упречно, но тем не менее когда я думаю о его смерти, то чувствую, что она стала для меня одновременно неожи­данной и абсолютно закономерной. Какая-то часть ме­ня — и его тоже — отлично знала, что с ним случится и когда. Другая его часть притворялась, что не знает, и ка­кая-то часть меня добровольно потакала этой иллюзии.

Берн очень интересовался вопросом предопределен­ности жизненного срока. Несколько раз он разбирал пе­ред нами случаи людей, которые собирались жить толь­ко до сорока или до шестидесяти лет, и, в чем можно лег­ко убедиться, заглянув в его последнюю книгу «Люди, которые играют в игры», его особенно притягивали истории жизни людей, страдавших сердечными заболевани­ями. Если почитать его книги повнимательнее, можно за­метить, что он почти не упоминает других причин смер­ти, кроме болезни сердца. Причина его пристрастности стала мне понятна, когда он умер; я узнал, что его отец скончался, когда Эрику было одиннадцать лет, а его мать — в шестьдесят лет от коронаротромбоза. Сам Берн прожил немного меньше, чем его мать, и умер от того же самого недуга. Я уверен, что его жизненный сценарий был ограничен во времени и он прожил его точно так, как запланировал. Он никогда не демонстрировал, что осо­знает свое намерение прожить только до шестидесяти, но теперь, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю все, что он говорил о коронарной болезни и об ограниченных во времени сценариях, то понимаю, что он следовал своему сценарию и знал это. Когда мы праздновали его шести­десятый день рождения, он объявил нам, что завершил обе книги, которые планировал написать, и теперь готов наслаждаться жизнью. Однако две недели спустя он со­общил своим друзьям и коллегам, что начинает новую книгу — учебник психиатрии для студентов-медиков. Он не давал себе спуску до последней секунды жизни, когда, как и было запланировано, его сердце остановилось.

Конечно, в определенном отношении Эрик заботился о своем сердце, но в других отношениях, не связанных с медициной, он ничего для него не делал. Мне становится очень грустно, когда я думаю, сколько любви было обра­щено к нему и как мало любви он допускал до своего сердца. Все близкие отношения Эрика быстро заканчи­вались и не давали ему душевного тепла, которого он же­лал и в котором нуждался. Он защищал свое одиночество и не позволял помогать себе в работе. Когда я думаю об этом, я злюсь на него так же, как рассердился бы на близ­кого человека, который бы подрывал свое здоровье, на­пример пил или курил. Берн заботился о своем здоровье в физическом отношении (за исключением того, что он всю жизнь курил трубку), но не в эмоциональном.

Введение

Он не позволял заботиться; он вежливо выслушивал человека, если тот критиковал его замкнутость, индиви­дуализм и соперничество, но потом все равно поступал по-своему. Когда он нуждался в терапевтической помо­щи, он предпочитал традиционный психоанализ группо­вой транзактной психотерапии.

Он вел себя абсолютно пассивно по отношению к сво­ей потребности в любви и человеческом контакте. В то же время он создал ряд важных концепций, касающихся любви. Его теория говорила о взаимодействии и прояв­лениях любви у людей. Он очень интересовался вопро­сом отношений. Он создал понятие о «поглаживании», которое интерпретировал как «единицу признания», но его же можно понимать и как единицу любви. В послед­ние годы жизни он написал книги «Секс в человеческой любви» и «Люди; которые играют в игры». На мой взгляд, обе эти работы были попыткой прорваться через собственные сценарные ограничения. К сожалению, и я, и он слишком поздно достигли настоящего понимания роли поглаживаний и сценариев, чтобы это могло прине­сти ему личную пользу.

В период зарождения транзактного анализа (1955-1965) Берн неявно осуждал наши попытки исследовать поглаживания, близость и сценарии. По Берну, близость была одним из способов, которым структурируют свое время человеческие существа, и он определял ее как си­туацию, в которой отсутствуют отчужденность, ритуалы, игры, времяпрепровождение и деятельность. Берн опре­делял близость методом исключения и поэтому, по сути, не определил ее никак. Более того, Берн был уверен, что близость недостижима и что человек может считать себя счастливчиком, если в течение жизни испытал хотя бы пятнадцать минут близости. Когда кармельский семинар по транзактному анализу перешел к исследованию по­глаживаний и начал использовать техники, включающие в себя физический контакт, Берн был встревожен и тут же публично заявил, что «всякий, кто прикасается к сво­им пациентам, не является транзактным аналитиком».

Запрет Берна на прикосновение в групповой работе имел под собой разумную основу. Он боялся, что транзактный анализ может превратиться, как это уже про­изошло с гештальт-терапией, в разновидность терапии, позволяющей психотерапевту вовлекаться в отношения с пациентами, носящие сексуальный оттенок. Берн созна­тельно относился к своей работе и чувствовал — исполь­зование физического контакта может навредить эффек­тивности терапии и испортить репутацию транзактного анализа. Именно поэтому он запрещал своим ученикам касаться людей, с которыми они работали. И хотя целью запрета не было ограничение поглаживаний между людь­ми, он тем не менее привел именно к такому последст­вию. Сам Берн не умел ни просить о поглаживаниях, ни принимать их. Интересно заметить, что из 2000 страниц, которые он написал о транзактном анализе, поглажива­ниям посвящено не больше 25.

По отношению к сценариям он вел себя сходным об­разом. Его разборы анализа сценариев были непонят­ными для нас. Сценарный анализ казался запутанным, глубоким, почти магическим процессом, который был способен понять только Эрик Берн. Нам, молодым, ори­ентированным на практику и склонным к групповым формам работы терапевтам, он казался слишком слож­ным и скучным. Берн использовал для сценарного ана­лиза техники, заимствованные из психоанализа, и он го­ворил об анализе сценариев, в отличие от всех других аспектов своей теории, на психоаналитическом жаргоне. Сценарии для Берна были связаны с феноменом бессо­знательной компульсии, и работать с ними следовало в ходе индивидуальной терапии.

Мне кажется, что у Эрика Берна, как и у многих вели­ких первооткрывателей, был сценарий, ограничивавший полное исследование феноменов, которые его интересовали, а именно: сценарные запреты Берна не позволяли ему принимать поглаживания от других людей, ограни­чивали его научные исследования сценариев и поглажи­ваний и воздвигли границу между ним и его учениками. Эти ограничения имели для него ряд последствий: он не осознавал до конца собственный сценарий и, следова­тельно, не мог его изменить. Запрет на поглаживания, который поддерживал его сценарий, и разрушал его сер­дце, оставался незатронутым. Расстояние, на котором он держал тех, кого любил, и тех, кто любил его, и, в частно­сти, меня, не давало другим людям возможности его под­держать. Я чувствую, что он мог бы прожить дольше — до девяноста девяти лет, может быть.

Смерть Берна оказалась неожиданной. Во вторник, 23 июня 1970 года, он участвовал в дискуссии на ежене­дельном семинаре по транзактному анализу в Сан-Фран­циско. Мы договорились, что на следующем семинаре я представлю свою статью «Экономия поглаживаний» Эрик выглядел здоровым и счастливым.

Во вторник, 30 июня, придя на семинар, я узнал, что Эрик слег с сердечным приступом. Я навестил его в боль­нице: ему было уже лучше. Второй приступ убил его в среду, 15 июля.

Я не могу объективно говорить о смерти Берна; когда я думаю об этом сейчас, три года спустя после того, как он скончался, слезы навертываются мне на глаза. Тем не менее я решил высказать то, что я думал.
Анализ сценариев
Если бы Берн не открыл, что большинство людей живут столько лет, сколько записано в их сценарии, и не пока­зал роль, которую играют поглаживания в поведении людей, ни сценарный анализ, ни теория поглаживаний никогда не были бы созданы. Я чувствую, что, если бы не было этих открытий и если бы Эрик не поощрял моих усилий, я бы никогда не пришел к определенным резуль­татам в работе над анализом сценариев и экономией по­глаживаний.

Я считаю свою научную работу в этом направлении продолжением работы Берна, который из-за ограниче­ний, наложенных на него сценарием, не мог полностью использовать свою взрослую часть. Мои собственные ограничения не хотели пускать меня дальше теории тра­гических сценариев, так как мой сценарий имеет ограни­чения, связанные с мужскими половыми ролями. Я чув­ствую, что без участия Ходжи Викофф не были бы раз­работаны проблемы ни Большого Свина, ни Заботливого родителя, ни сценария половой роли и моя работа оста­новилась бы на «экономии поглаживаний».

К счастью, мне удалось осознать свое намерение про­жить только до шестидесяти лет и изменить свой план. Теперь я планирую жить до девяноста девяти лет. Обу­чая других людей, я пользуюсь этим для своего личност­ного развития: у своих учеников я прошу обратной свя­зи, критики и даже, если нужно, психотерапевтической помощи.

Я начал заниматься сценариями в 1965 году. Тогда я работал с Центре специальных проблем Сан-Франциско с группой алкоголиков. Я вдруг понял, что по крайней мере, сценарии алкоголиков не были ни бессознательны­ми, ни трудными для определения. Результатом моей ра­боты с ними стало создание сценарной матрицы и на ее основе — целостной системы сценарного анализа. Эрик Берн с энтузиазмом отнесся к моим идеям и поощрял меня в моей работе. Несколько позже я ощутил необхо­димость исследовать проблему поглаживаний, и в част­ности (несмотря на то, что я следовал указанию Берна «не трогать пациентов») физических прикосновений. Я провел работу по исследованию поглаживаний вне групповой терапевтической работы, и ее результатом ста­ла теория экономии поглаживаний.

С 1965 по 1970 год Эрик Берн был увлечен идеей раз­вития сценарного анализа на основе понятия о сценарной матрице и сценарных запретах, и в этот период он напи­сал свою книгу «Люди, которые играют в игры» (1972), в которой представил свои взгляды на этот вопрос. К со­жалению, по причине его смерти я не мог поделиться с ним своими мыслями относительно поглаживаний, ба­нальных сценариев и сотрудничества, о которых говорит­ся в настоящей книге.
Сценарный анализ в психиатрии
Когда люди чувствуют, что они несчастны и больше не могут справиться со своей жизнью, следовало бы ожи­дать, что они обратятся к психиатрии за ответом. Тем не менее психиатрия — далеко не единственная инстанция, к которой обращаются люди со своими душевными стра­даниями: прежде чем прибегнуть к этому последнему средству, они могут пойти к священнику, к врачу или к другу. Большинство американцев не доверяют психиат­рии и обращаются к ней, только если у них нет другого выхода или когда подход конкретного специалиста вы­зывает их доверие.
Ассоциации душевного здоровья по всей стране стре­мятся убедить людей в том, что психиатрия может при­нести им пользу. Да, люди избегают психиатров и, когда сталкиваются с эмоциональными проблемами, предпо­читают не обращаться за помощью вообще, надеясь на це­лительную силу природы. Психиатры воспринимают это недоверие как признак недостатка здравого смысла, а не­которые даже интерпретируют это как желание «быть (и оставаться) больным». На мой же взгляд, отказ от пси­хиатрической помощи говорит именно о здравом смыс­ле пациента.

Из того небольшого числа людей, которые обращают­ся к психиатрам, большинству не наносится большого

вреда. С другой стороны, американский сенатор Томас Иглтон не стал вице-президентом США именно из-за того, что обратился к психиатрам, которые стали лечить его от депрессии электрошоком. Если бы он избрал пси­хиатра вроде Эрика Берна, не пользующегося электро­шоком, тот помог бы ему справиться с депрессией други­ми средствами.

Большинство людей, которым помогают психиатры, после этого успокаиваются и временно возвращаются к нормальному функционированию, но мало кто из них меняется по-настоящему. Я уверен, что психиатрам, ко­торые по-настоящему помогают людям, это удается по­тому, что они отходят от традиции и полагаются на соб­ственный опыт, мудрость и гуманистические убеждения, более полезные для клиента, чем психиатрические мето­ды, подавляющие личность и вредные для здоровья.

В психиатрии существует несколько якобы разных течений, различиями между которыми, на мой взгляд, можно пренебречь, так как эти мелкие теоретические раз­ногласия нужны лишь для того, чтобы скрыть полное со­гласие всех течений психиатрии по трем вопросам.

  1. Одни люди нормальные, а другие — ненормальные. Между ними существует ясная граница, и психиатры претендуют на то, что могут отличить психически здо­ровых людей от «психически больных».




  1. Причину «душевной болезни» и эмоциональных на­рушений следует искать внутри человека, и работа психиатра состоит в том, чтобы поставить диагноз и в индивидуальном порядке лечить найденную «бо­лезнь». Некоторые нарушения (шизофрения, алкого­лизм и маниакально-депрессивный психоз) неизлечи­мы. Цель психиатра — облегчить мучения «жертв» та­кой «болезни», чаще всего с помощью лекарств.

  2. Душевнобольные люди не осознают своей болезни и не могут ее контролировать так же, как это бывает в случае физического недуга.

Эти три убеждения пронизывают мышление боль­шинства (более 50 %) специалистов в психотерапии, кем бы они ни были (в убывающем порядке престижности): врачами, психологами, социальными работниками, ме­дицинскими сестрами или теми, кто осуществляет конт­роль за условно осужденными лицами. Причем чем бли­же к вершине этой воображаемой пирамиды, тем пробле­ма острее.

Неудивительно, что люди с эмоциональными пробле­мами не хотят идти к психотерапевту. Никто не хочет услышать, что причина его затруднений находится ис­ключительно внутри его и что он не может ни контроли­ровать, ни понять свое состояние. Мы не хотим услышать подобные вещи не потому, что «сопротивляемся измене­нию» или у нас «нет мотивации» лечиться, а потому, что это ложь, и потому, что такое мнение принижает наши умственные способности и отнимает у нас власть над сво­ей жизнью и судьбой.

Теория сценариев предлагает альтернативное мнение. Прежде всего мы уверены в том, что люди рождаются ду­шевно здоровыми, и в том, что, когда у них возникают эмоциональные проблемы, их все равно следует считать нормальными. Мы верим, что эти проблемы можно по­нять и разрешить, проанализировав взаимодействие че­ловека с другими людьми и поняв, какие именно подав­ляющие запреты и предписания были наложены на чело­века в детстве и поддерживались в течение его жизни. Транзактный анализ сценариев не является теорией, по­нятной только психотерапевтам. Он дает объяснения на языке здравого смысла, понятные человеку, который в них нуждается, а именно человеку с эмоциональными за­труднениями.

Сценарный анализ — это теория решений, а не теория нарушений. Она основана на вере в то, что в детстве и Раннем подростковом возрасте люди составляют жизненные планы, которые делают предсказуемыми даль­нейшие события их жизни. Когда в основе жизни какого-то человека лежит такое решение, говорят, что у него есть жизненный сценарий. Как и болезни, сценарии име­ют начало, течение и исход. По причине такого сходства сценарий легко принять за болезнь. Тем не менее, так как сценарий основан на сознательно принятых решениях, а не на болезненных изменениях тканей, он может быть модифицирован или отменен таким же сознательным ре­шением. Даже трагические жизненные сценарии, такие как суицид, пристрастие к наркотикам или неизлечи­мые душевные болезни» (шизофрения или маниакально-депрессивный психоз), являются результатом раннего планирования, а не заболевания. А когда проблема явля­ется результатом сценария, а не неизлечимого заболева­ния, становится возможным понять ее причины и найти способ помочь клиенту, как говорил Берн, «прекратить шоу и начать другое, лучшее». Как показали исследова­ния Франка и Голдстайна, убеждения социальных работ­ников относительно причин затруднений их клиентов сильнейшим образом влияют на результат их работы. Убежденность в том, что клиент «хронически болен», по­рождает у клиента хроническую форму болезни, а убеж­денность в том, что заболевание клиента излечимо, ведет к улучшению его состояния. Таким образом, отношение к эмоциональному затруднению как к болезни, которое распространено среди специалистов, работающих с людь­ми, потенциально вредно для их клиентов. С другой сто­роны, убежденность в том, что эмоциональные затрудне­ния излечимы, так как основаны на обратимых решени­ях, высвобождает потенциал человека и помогает ему справиться со своими несчастьями. Психотерапевты, ко­торые сочетают позитивные ожидания с помощью в ре­шении проблем, помогают людям с эмоциональными за­труднениями вернуть власть над своей жизнью и разра­ботать новые жизненные планы.

Далее я более подробно опишу жизненные сценарии и объясню, как с ними работают, используя приемы транзактного анализа.

Часть 1

Теория

транзактного анализа

Когда я занимался систематизацией материала книги, мне было трудно решить, куда поместить эту часть. Рас­суждая логически, следовало бы поставить обзор теории транзактного анализа (ТА) впереди остальных частей.

Я должен предупредить, что эта часть может показать­ся читателю сухой и скучной. Она может создать впечат­ление нагромождения понятий и сведений. Я даже думал одно время поставить эту часть в конец книги в виде при­ложения, чтобы она не была непреодолимым барьером, стоящим на пути в страну трагических и банальных сце­нариев и к богатствам Счастливой Жизни.

Однако, как вы видите, логика победила. Тем не менее одним движением большого пальца вы можете пропус­тить эту часть — и обращаться к ней только за определе­ниями терминов, которые вы встретите. Каждое новое понятие выделено курсивом и имеется в указателе тер­минов, так что вам будет нетрудно его найти. Так что чи­тайте или пропустите — в любом случае я надеюсь, что книга вам понравится.

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

Похожие:

Школа Эрика Берна Оглавление iconШкола Эрика Берна спб.: Питер, 2003 Оглавление
Я в порядке, Ты в порядке. Своей игрой ты даешь мне поглаживание. Ча-ча-ча!

Школа Эрика Берна Оглавление iconОглавление оглавление 1
Заявка на предоставление постоянных пропусков, пропусков на машину,обслуживающего персонала уборку стенда. 11

Школа Эрика Берна Оглавление iconДоклад муниципального бюджетного общеобразовательного учреждения...
Чита. Мы уверены, что вам интересно знать, чем живет наша школа, с какими проблемами сталкивается и как они решаются в нашем образовательном...

Школа Эрика Берна Оглавление iconОглавление автоматические тормоза подвижного состава железных дорог 1 оглавление 2
Проверка тормозного оборудования при смене бригад без отцепки локомотива от состава. 359

Школа Эрика Берна Оглавление iconОбразовательная программа муницпального бюджетного общеобразовательного...
Планируемые результаты освоения обучающимися образовательной программы начального общего образования 17

Школа Эрика Берна Оглавление iconКраткая инструкция пользователя Екатеринбург, 2012г. Оглавление Оглавление...
Если платежное поручение в статусе Отказано абс. Как можно посмотреть причину отказа? 10

Школа Эрика Берна Оглавление iconКраткая инструкция пользователя Екатеринбург, 2012г. Оглавление Оглавление...
Если платежное поручение в статусе Отказано абс. Как можно посмотреть причину отказа? 10

Школа Эрика Берна Оглавление iconПравила платежной системы «МультиКарта» Москва 2014 Оглавление Оглавление...
Виды, критерии и условия участия, приостановления и прекращения участия в платежной системе 11

Школа Эрика Берна Оглавление iconОглавление Оглавление 1 Конференция «Организация и выпускник: потенциал,...
Общие выводы по проведению конференции и круглых столов, организованных в рамках мероприятия «Дни карьеры-2015» в нгу

Школа Эрика Берна Оглавление iconИнструкция пользователя Москва 2016 Оглавление Оглавление 2 1 введение...
Услуга «Запись в первый класс» предоставляется в электронном виде через портал государственных услуг Московской области

Вы можете разместить ссылку на наш сайт:


Все бланки и формы на filling-form.ru




При копировании материала укажите ссылку © 2019
контакты
filling-form.ru

Поиск