Национальные программы антикризисных мер. Несмотря на то, что в каждой стране СНГ сейчас вырабатываются и реализуются свои собственные национальные планы антикризисных мер, основные меры противодействия последствиям мирового финансового кризиса в странах постсоветского пространства примерно одинаковы и в большей степени находятся в русле административно-командных методов управления экономики. В данном случае это относится и к рыночным экономикам Украины и Казахстана и в целом государственной экономике Белоруссии и Узбекистана.
Как и в России, в первые месяцы кризиса власти стран СНГ сосредоточили свои усилия на поддержке банковских систем. С целью сохранения контроля на финансовым сектором, власти в пожарном порядке приняли меры по закрытию возможностей для вывода капиталов из банков инвесторов. Использовался карательный инструментарий. В РБ сделали попытку перекрыть вывод денег угрозами уголовных преследований. Под контроль были поставлены схемы псевдокредитования зарубежных банков. Тем не менее, по косвенным признакам, солидные финансовые ресурсы к середине ноября 2008 года покинули казахские и белорусские банки. В частности, к концу февраля 2009 года. Белорусские банки в январе вывели за рубеж $0,65 млрд232, что для Белоруссии является весьма солидной суммой потерь.
В целом, отказ банков стран СНГ от кредитования жилья, резкое сокращение выдачи кредитов на покупку автомобилей и рост ставок по потребительскому кредитованию, пересмотр условий кредитования предприятий, включая переход с валюты на финансирование в национальных валютах в рамках уже открытых кредитных линий, рост ставок по рублевым межбанковским кредитам, закрытие зарубежных кредитных линий и иные негативные последствия мирового финансового кризиса на банковские системы стран постсоветского пространства не встретили в октябре – ноябре 2008 г. продуманной валютно – финансовой стратегии руководств стран СНГ. В ряде случае правительства пошли по простому пути: вместо санации и реформирования банковского сектора власти обратились к практике национализации частных банков. В частности, в 2009 г. правительство Украины национализировало (купило контрольные пакеты акций) три проблемных банка - Укргазбанк, Родовид и Киев, потратив на это 9,6 миллиарда гривен (1,3 млрд. долларов США)233. В Казахстане ряд банков с участием государства ввели мораторий на выплату процентов по долгам (банк БТА)234.
Фактически повсеместно финансовые системы стран СНГ в условиях финансового кризиса вернулись в стадию начала 90-х годов: множественность курсов конвертируемой валюты, «черный валютный рынок», появление различных схем по оплате зарубежных контрактов и даже появившиеся на высшем уровне разговоры о желательности возвращения бартера в торговле с партнерами по СНГ235.
Экспорт как универсальная антикризисная мера. Власти стран постсоветского пространства ищут возможности сохранить экспорт и удержать внешние рынки. С этой целью рассматриваются меры по выделению кредитов предприятиям экспортной отрасли, различных субсидий, списание процентов по кредитам.
В ноябре 2008 г. почти все страны постсоветского пространства приняли ряд мер по ограничению импорта и росту экспорта. На Украине кредиты для импорта стали почти недоступны, в Белоруссии был принято постановление Национального Банка № 165, закрывшее доступ к валюте для оплаты импортных контрактов. Решение о выделении валюты было делегировано руководству страны, а контроль возложен на Комитет государственной безопасности республики. Межведомственная комиссия проводит «селекцию» контрактов. В итоге появился многоступенчатый механизм согласования, открывающий массу возможностей для лоббирования и коррупции, а также различного рода финансовых схем, включая бартерных.
В Белоруссии и на Украине рассматриваются предложения по обеспечению экспортных отраслей энергетикой по льготным тарифам. Одновременно, руководства стран СНГ предприняли ряд мер по сокращению импорта. Самой распространенной мерой оказалась блокирование оплаты импортных контрактов валютой. Во второй половине декабря, правительство Ю. Тимошенко (Украина) ввела временную дополнительную пошлину в размере 13% на весь импорт, за исключением критического, перечень которого будет определять Кабинет министров.
Параллельно во всех странах СНГ делается попытка облегчить оформление экспорта. Практически все правительства стран СНГ провозгласили намерение продавать свою продукцию на внешних рынках по предоплате (Украина – октябрь 2008 г., Белоруссия - ноябрь 2008 г., и т.д.), но одновременно были приняты меры по получению у партнеров по рынку постсоветского пространства отсрочки платежей за импортируемую продукцию. В итоге ускорился процесс разрушения производственной кооперации между предприятиями, расположенными в различных странах СНГ.
При проведении торговых операций на постсоветском пространстве обострились проблемы использования национальных валют, что в целом негативно сказалось на попытке российского руководства придать российскому рублю статус основной расчетной единицы в торговле энергоносителями в регионе. В итоге, с большим трудом налаживаемые торговые отношения в регионе СНГ все в большей степени оказываются под угрозой деградации.
Внешняя помощь. В целом, ни одна из стран постсоветского пространства не осталась вне влияния мирового финансового кризиса. Все государства СНГ столкнулись с серьезными энергетическими и продовольственными проблемами, инфляцией, необходимостью расплаты по внешним долгам и иными проблемами. В 2009 году ВВП Белоруссии упал на 10%, а ВВП Украины - на 5%236. Уже к концу ноября 2008 года совокупный долг Грузии составил около 3 млрд. долл.237 (ВВП Грузии в 2008 г. составлял около 12 млрд. долларов США)238. К марту 2009 года Валютные резервы Молдавии уменьшились с начала года на 23,5% и составили всего 1 млрд. 365 млн. долл. 239.
Основные надежды пострадавших от мирового финансового кризиса стран постсоветского пространства связаны с внешней финансовой помощью от МВФ и России. В начальный период кризиса руководство стран СНГ рассчитывало на поддержку интеграционных структур постсоветского пространства – СНГ, ЕврАзЭс, Союзное Государство России и Белоруссии.
С осени 2008 года Республика Беларусь постепенно перешла под финансовый контроль МВФ. Запрос Минска в МВФ в ноябре 2008 года не превышал 2 млрд. долларов США. Фонд под давлением Вашингтона и Брюсселя увеличил объем кредитной поддержки РБ в 1,5 раза. В январе 2009 года РБ получила первый транш кредита МВФ в размере 788 млн. долларов США. В июле МВФ выделил второй транш в размере 679,2 млн. долларов США. Очередной транш (800 млн. долларов США) - осень 2009 г. По белорусской традиции транши зачисляются в золотовалютные резервы Национального Банка РБ.
Основные условия предоставления кредита Минску находятся в политической сфере (вхождение в программу Евросоюза «Восточное партнерство»). Для примера, в июне 2009 года МВФ не согласовал соглашение с Кишиневом о предоставлении кредита Молдавии по причине «эволюции политических событий в стране» 240 Одновременно, МВФ инициировал девальвацию белорусской валюты.
В ноябре 2008 года Международный Валютный Фонд принял решение о кредите для Украины на сумму примерно 16,4 млрд. долларов США, который может быть предоставлен в течение двух лет, после чего на Украину был направлен первый транш в размере 4,5 млрд. долларов США. В июле 2009 года Киев получил очередной транш в сумме 3,3 млрд. долларов США.
В ряде случаев страны постсоветского пространства ориентируются на безвозмездную помощь. В частности, октября 2008 года в Брюсселе под эгидой ЕС и Всемирного банка состоялась международная донорская конференция по Грузии, в ходе которой рядом стран, организаций и частных компаний была озвучена готовность выделить Тбилиси в 2008-2010 годах около 4,55 млрд. долларов США241. Учитывая, что к августу 2009 года Грузия завершила процесс выхода из СНГ, то донорская помощь со стороны США и ЕС являются для нее единственным источником экономической поддержки242.
Интеграция на постсоветском пространстве как резерв в борьбе с экономическим кризисом. В начальный период кризиса (сентябрь – декабрь 2008 г.) практически все действующие к тому моменту на постсоветском пространстве интеграционные структуры объявили о готовности принять собственные или консолидированные между собой программы противодействия кризису в экономике стран региона. Наибольшую активность в данном случае проявил российско-белорусский интеграционный проект (Союзное Государство России и Белоруссии) и ЕврАзЭс. Однако, большей частью интеграционные программы вылились в систему кредитования стран постсоветского пространства со стороны России.
В условиях кризиса интеграция в СНГ не получила дополнительных стимулов для развития. Все страны региона, заявляя о готовности вырабатывать совместные антикризисные планы, на самом деле готовились и принимали внешнюю финансовую поддержку и старались не рисковать собственными национальными рынками. Данная тенденция проявилась в национальных планах противодействия кризису, в которых были сделаны попытки сбалансировать меры стимулирования экспорта с принятием жестких протекционистских мер (Казахстан, Белоруссия, Украина). Повсеместно национальные правительства использовали в качестве инструмента противодействия кризисным явлениям протекционизм. Так, в феврале 2009 года о пересмотре размеров экспортных пошлин на первичный алюминий, железорудные окатыши, кабельную продукцию, продукты питания для защиты внутреннего рынка и продвижения товаров на экспорт, заявил министр индустрии и торговли Казахстана В.Школьник, отметивший, что решен вопрос о введении ограничений в торговле со странами, беспошлинно осуществляющими ввоз в Казахстан своих товаров, которые составляют основную конкуренцию отечественным предприятиям, в частности, по товарам пищевой промышленности243.
В данном случае наиболее ярким примером является политика белорусского руководства. Минск, начиная с октября 2008 года, вопросы сброса быстро нараставших складских запасов своих предприятий на российский рынок поставил в основу российско–белорусских отношений. Одновременно, белорусское правительство приняло целый ряд мер прямо и косвенно закрывающий свой рынок от российского товарного импорта, что ощутимо подорвало экономическую интеграцию в рамках Союзного Государства России и Белоруссии.
Тем не менее, наибольшую в регионе СНГ финансовую поддержку в рамках интеграционных проектов получила Белоруссия, которая использовала структуру Союзного Государства России и Белоруссии для получения масштабной финансово-ресурсной поддержки со стороны партнера по интеграционному проекту. Еще до кризиса, в декабре 2007 года Республика, столкнувшись с угрозой дефолта по причине роста цен на импортируемые энергоносители, получила кредит в сумме 1,5 млрд. долларов США от Российской Федерации. В ноябре 2008 года, в разгар кризиса, Республика получила первый транш нового российского кредита в 2,0 млрд. долларов США. Однако к лету 2009 г. белорусское руководство получило только 75% второго кредита. С мая 2009 г. российское правительство остановило выдачу кредитов РБ по причине быстрого роста внешнего долга Республики, что стало угрожать перспективе возврата кредитов.
С октября 2009 по сентябрь 2009 года РФ оказала финансовую помощь, помимо Белоруссии, Киргизии (2,0 млрд. долларов США), Молдавии (500 млн. долларов США). Армении (500 млн. долларов США). За кредитом в объеме 5,0 млрд. долларов США к руководству России обратились власти Украины. Россия в период кризиса сохранила за собой статус крупнейшего на постсоветском пространстве кредитора.
Надежды ряда правительств стран постсоветского пространства на поддержку со стороны структур СНГ оказались в большой степени иллюзорными. Состоявшиеся в 2008-2010 гг. саммиты стран СНГ и ЕврАзЭс продемонстрировали отсутствие продуманной совместной стратегии по выходу из кризиса на фоне явно усилившегося понимания, что кризис не пощадит никого. Именно данное понимание содействовало взаимному согласию по необходимости все-таки приступить к решению водно–энергетической проблемы Центральной Азии. Попутно был решен о поставках газа в Киргизию и Таджикистан зимой 2008 -2009 гг. В целом, в рядах членов СНГ и ЕврАзЭс осенью 2008 года проявилось невиданное прежде единодушие и в ряде других, не решаемых годами вопросов, что в целом положительно сказалось на авторитете России, как единственного субъекта мировой экономики и мировой политики на постсоветском пространстве. Однако возможности СНГ данными декларациями оказались исчерпанными.
Однако, высказанные осенью 2009 г. рядом экспертов и политических деятелей надежды на появление согласованной антикризисной программы в рамках ЕврАзЭс не оправдались, что объясняется рядом причин. В целом, интеграционные процессы на постсоветском пространстве в период с 1991 г. так и не вышли из первой–второй стадии экономической интеграции, остановившись на ступени взаимных преференций и таможенных зон. В отношениях с Казахстаном и Белоруссией (с последней Россия вступила в политический этап интеграции), процессы экономической взаимосвязи не вступили в этап энергетической интеграции (третий этап экономической интеграции). Только готовится Таможенный Союз трех стран–членов ЕврАзЭС (России, Казахстана, Белоруссии), что составляет второй этап экономической интеграции.
Попытка создания региональной резервной валюты. Обращает на себя внимание то, что в разгар кризиса, российское руководство решилось предложить странам постсоветского пространства перейти в расчетах за поставляемые энергоносители на российские рубли. Первая страна, которая согласилась на валютный пул с Москвой, оказалась Республика Беларусь, у которой, впрочем, не было иного выхода. Переход в торговле энергоносителями на российский рубль стал своеобразным условием для получения первого транша российского кредита (ноябрь 2008 г.). Дополнительно белорусское руководство рассчитывало на получение от РФ кредита в 100 млрд. российских рублей. Предлогом для получения кредита избраны не кризисные явления в белорусской экономике, а «необходимость создания рублевой денежной массы»244 для перехода к закупкам энергоносителей в РФ российскими рублями. Однако попытка Москвы в условиях кризиса распространить валютный пул на базе российского рубля и на страны ЕврАзЭс не вызвали поддержки со стороны Астаны.
Создание валютного пула (валютной интеграции) на базе российского рубля возможно исключительно с энергодефицитными странами постсоветского пространства путем предоставления им обширных кредитов в российской валюте, что резко ограничивает возможности позиционировать российский рубль в качестве региональной резервной валюты. В случае предоставления подобных кредитов было бы трудно проследить как их целевое использование (закупка российских энергоносителей), так и надеяться на их возврат кредитору. По данным Министерства финансов РБ, внешний госдолг Белоруссии вырос в 2009 г. почти до 6 млрд. долл.245. По этой причине Российская Федерация уклонилась от выдачи ей рублевого кредита. Попутно потерпели крах проекты по расширению использования национальных валют для торговли между странами СНГ (использование гривны и белорусского рубля в торговле между Украиной и Белоруссией.
Тем не менее, российское руководство не потеряло оптимизма в расширении использования российского рубля в качестве резервной валюты. 28 мая 2009 г. Президент России Д. Медведев заявил, что Россия в расчетах с Белоруссией и Казахстаном уже переходит на рубли: «Мы продолжаем работу над вопросом о введении единой валюты. Я считаю, что сейчас к необходимости создания большего количества региональных резервных валют мы подошли значительно ближе, чем это было до кризиса». ПО мнению президента РФ, «Сейчас очевидно, что даже четыре валюты с этими задачами не справляются, нужны региональные резервы…Абсолютно органично на эту миссию может претендовать рубль. Вопрос, конечно, в том насколько рубль выглядит привлекательно. Это вопрос для наших партнеров, потому что они должны сами сказать, что хотят торговать за рубли»246.
Одним из вариантов поиска совместного варианта противостояния кризису на просторах СНГ стало образование в рамках ЕврАзЭс Антикризисного Фонда. О размерах Антикризисного Фонда (10 млрд. долларов США) члены ЕврАзЭс договорились 19 декабря 2008 г., но формирование Фонда затянулось. Таджикистан, Армения и Киргизия пополнили его символическими суммами в 1 млн. долларов США от каждого государства. Основную часть Фонда, как и планировалось, формирует Россия, чей взнос составил 7,5 млрд. долл. и Казахстан, который предоставил 1 млрд. долл. Что же касается Белоруссии, то она проявила интерес к получению кредитов от Фонда, но крайне болезненно отнеслась к перспективе внесения своего взноса в Фонд. Согласно проекту договора и положения об Антикризисном фонде, Фонд должен был заработать к осени 2009 г., чего, однако, не произошло.
Кризис как индикатор провала интеграционных проектов. Было бы ошибкой считать, что проявления международного финансового кризиса на постсоветском пространстве создают основания для ускорения интеграционных процессов. Кризис «уносит» последние «останки» постсоветских экономик стран СНГ, объективно втягивает страны постсоветского пространства в мировые финансовые рынки и международное разделение труда. Одновременно, активное использование в ходе кризиса национальными правительствами протекционистских мер негативно сказалось на интеграционных процессах на постсоветском пространстве.
Стимулом для дезинтеграционных процессов являются и внутриполитические проблемы стран постсоветского пространства, включая инерцию политического мышления 90-х гг. прошлого века, активно эксплуатируемую правящими кругами стран СНГ. В частности, в ряде стран постсоветского пространства власти продолжают надеяться, что экономикам их стран удастся в одиночку выйти из кризиса не только с минимальными потерями, но и усилиться. В частности, именно в таком формате рассматривает последствия кризиса для своих стран руководства Белоруссии и Казахстана: «Мы выдержим этот кризис, который обрушился на нас, и как только начнет подниматься мировая экономика, мы будем впереди всех» (А. Лукашенко)247; «Никто не может сегодня сказать, когда это закончится, одни говорят в следующем году (2009 –А.С.), другие - в середине года. Но то, что он закончится, мы это точно знаем» (Н. Назарбаев)248.
Руководство большинства стран постсоветского пространства–экспортеров энергоносителей на мировые рынки настроены оптимистично. Они уверены, что несмотря на падение цен на энергоносители, их топливно–энергетические комплексы позволят национальным экономикам избежать посткризисной рецессии. Более того, в Казахстане планируют прирост ВВП в 4% при цене на нефть в 25 долларов США за баррель нефти249. На фоне подобного рода настроений в руководстве части стран СНГ стремление к интеграционному консолидированному противостоянию кризисным явлениям на постсоветском пространстве исчезает. В целом кризис продемонстрировал со всей очевидностью, что многочисленные интеграционные проекты, почти два десятилетия активно разворачиваемые на постсоветском пространстве, на самом деле оказались во многом декоративными и не приспособленными для концентрации воли и усилий в противодействии кризисным явлениям.
В результате кризиса влияние России в регионе СНГ, как реального инициатора и «мотора» экономической интеграции, в посткризисный период претерпит серьезные изменения. В частности, уже к осени 2009 года обнаружилось, что надежды, что в условиях кризиса у России появляется реальная возможность не только резко увеличить свое политическое влияние в регионе, но и попутно решить ряд серьезных политико–экономических проблем, с которыми российский бизнес сталкивается в странах СНГ (защита российских инвестиций, транзитные риски, проблемы создаваемых таможенных союзов, участие (допуск) к приватизации и т.д.), не оправдались. Кризис не способствовал закреплению доступа России к ресурсам региона и расширению возможностей для их использования в модернизации российской экономики. Россия не смогла использовать свою роль в двух действующих интеграционных проектах – ЕврАзЭс и Союзное Государство России и Белоруссии - для организации слаженной работы по стабилизации экономической ситуации на постсоветском пространстве.
Последствия мирового финансового кризиса на постсоветском пространстве требуют от России глубокого переосмысления своей интеграционной политики в регионе, поиск решений и алгоритмов поведения, обеспечивающих сохранении за Россией статуса основного инициатора интеграционных процессов на постсоветском пространстве.
х х х
В заключение хотелось бы высказать несколько обобщающих тезисов по вопросу о потенциале «мягкой силы» России на постсоветском пространстве.
Первое. Российский политический класс должен, наконец, признать, что наша внешняя политика на направлении СНГ в 1991-2010 гг. потерпела сокрушительное поражение. Ни одна из стратегических целей, которые были поставлены в эти годы, не была достигнута. Ни одна задача не была решена. Ни одного дееспособного института, будь то в экономической, политической или военной сфере, создано не было.
Второе. Политической воли и экономических ресурсов для форсирования интеграционных процессов на постсоветском пространстве ни у одной страны, включая Россию, сегодня нет. Идея доминирования России на постсоветском пространстве, которая могла бы сплотить российскую элиту, на данном этапе не работает. Не работает и такой имперский эвфемизм, как «либеральная империя», о котором в свое время говорил А.Чубайс: в этой парадигме Россия становится лишь второстепенной частью большого западного либерального проекта, т.е. периферией Запада, которая на постсоветском пространстве никому не интересна.
Третье. Проводить историческую аналогию с быстрой реинтеграцией Российской империи большевиками после 1917 г., как это делают наши коммунисты и «державники», некорректно и контрпродуктивно. И дело здесь не в ограниченных ресурсах современной России и не во внешнем факторе. Россия в 1917 г. находилась в состоянии полной разрухи, оно была неизмеримо более слабой, чем Советский Союз в 1991 г. Да и внешний фактор действовал тогда гораздо мощнее и консолидированнее. Против Советской России боролась Германия, Британская империя, Франция, США. Но в те времена большевики собрали имперские земли сравнительно легко и быстро, как бы не заметив этой чудовищно мощной антисоветской коалиции (хотя, конечно, в борьбу с ней пришлось вложить немало ресурсов, в том числе и человеческих). Главная же причина успешной и быстрой реинтеграции состояла в том, что Красная Армия несла тогда на своих штыках идею социальной справедливости – этой новой религии начала ХХ века. Большевики, если угодно, использовали тогда самую передовую политическую технологию своего времени.
Четвертое. Наша элита ничего подобного предложить своим соседям не смогла. Интегративная идеология, без которой никакая интеграция немыслима и невозможна, создана не была. Соответственно, не было выдвинуто ни одной сколько-нибудь продуктивной объединяющей идеи, кроме абстрактного слогана «великая Россия». Привлекательная модель экономического развития, соответствующая реалиям и императивам ХХI века, Россия не создала. Без всего этого рассчитывать на то, что наши дальнейшие усилия, направленные на активизацию интеграционных процессов на постсоветском пространстве, увенчаются успехом, абсолютно нереалистично.
Пятое. Нельзя навязывать нашим соседям ложный выбор: Россия или Европа. В этом случае, как показали 1991-2008 гг., нашу политику они начинают воспринимать однозначно: «Не пустить Украину, Грузию, Молдавию в Европу». Это продуцирует у них потребительскую по отношению к России идеологию и стремление выторговать у нее дополнительные экономические преференции в обмен на отказ (на деле лишь декларативный) от прозападной ориентации. Ложный выбор – или Россия или Европа – должен быть срочно заменен на парадигму – и Россия, и Европа. Только в этом случае мы можем рассчитывать на то, что наши позиции на постсоветском пространстве и остающиеся еще симпатии по отношению к России у народов и элит новых независимых государств сохранятся.
Шестое. Наш главный политический капитал, главный ресурс интеграции – это память народов о совместной жизни в едином государстве. К сожалению, этот ресурс мы собственными руками уже во многом растратили и уничтожили. Он будет окончательно растрачен. Он станет достоянием прошлого после ухода с исторической сцены нынешнего поколения людей. Через 10 лет на смену ему придут уже совсем другие люди, не имеющие в своей памяти представления о совместном проживании в одном государстве, в котором не все было так плохо, как говорят наши псевдолибералы. И тогда интеграционные процессы на постсоветском пространстве, скорее всего, станут уже невозможными.
Седьмое. На данном этапе, пока реальные интеграционные процессы невозможны, следует оставить прекраснодушные заявления о «дружбе народов», оставить иллюзии относительно реальности создания интегративных механизмов и организаций общего характера, которые ничего, кроме убытков и дальнейшего ущерба политической репутации России в мире не приносят, и выстраивать с нашими соседями двусторонние отношения на строго прагматической основе (что означает, в частности, перевод наших торговых отношений с ними на мировые цены), соответствующей нашим национальным интересам. А самое главное – четко сформулировать национальную стратегию инновационного развития, в случае успеха реализации которой Россия однажды станет привлекательной для всех новых независимых государств. Только тогда Россия приобретет потенциал «мягкой силы», необходимой для интеграции. И только тогда она будет иметь моральное право и практическую возможность создавать союзы на постсоветском пространстве.
Диаспоральная политика России
В начале 1990-х годов Россия в одночасье стала обладательницей крупнейшей (после китайской) мировой диаспоры. Причем наши соотечественники никогда не ощущали себя таковой, поскольку жили в единой стране, где русские являлись доминирующим и государствообразующим этносом. Столкнувшись с открытой или закамуфлированной дискриминацией, многие предпочли интеграции, адаптации к новым, зачастую явно некомфортным реалиям стран проживания, возвращение на историческую родину. Значительная часть соотечественников до сих пор пребывает в этой стадии латентной миграции и намерена, в случае резкого ухудшения обстановки в местах нынешнего проживания, их покинуть. Под действием указанных факторов российская диаспора ближнего зарубежья до сих пор не стала диаспорой в том терминологическом смысле, который традиционно принимается в мировой науке (и, добавим, мировой политике).
В социокультурном плане абсолютно правомерно говорить о России во всех республиках бывшего СССР без исключения. Речь идет о десятках миллионов русских плюс весьма большого числа нерусских, остающихся в российском цивилизационном поле. Россия является единственным гарантом прав этих людей, защита которых не является рецидивом «империализма», поскольку она не препятствует нормальным и естественным политическим, экономическим, культурным и иным контактам новых субъектов международных отношений со всем миром. Такая политика будет означать лишь четкое осознание Россией своей роли в мире и в судьбе соотечественников, не по своей воле оказавшихся на чужбине. Наша страна имеет полное моральное, политическое и юридическое право и обязана защищать интересы расчлененного русского народа и всех тех, кто сохраняет к России отношение как к своей Родине и связывает с ней свою судьбу. Возникает также задача содействия обеспечению прав и интересов русских, а также представителей иных национальностей для которых русский язык и русская культура являются родными. За всех этих людей Российская Федерация несет моральную ответственность.
С точки зрения долгосрочных российских интересов массовая миграция соотечественников в Россию нецелесообразна. Их отъезд из мест своего проживания означал бы разрушение единого социокультурного пространства. Подобная ситуация вступает в очевидное противоречие с интересами нашей страны. Россия объективно заинтересована в наличии по периметру собственных границ сильной, консолидированной, политически, экономически и социально активной, сохраняющей и воспроизводящей российскую этнокультурную самобытность, поддерживающей всесторонние связи с исторической родиной диаспоры. Только такая диаспора являлась бы не просто реципиентом материальной помощи и источником дополнительных раздражителей в двусторонних отношениях с ближайшими соседями, но и — в полном соответствии с общепринятой мировой практикой — серьезным подспорьем, катализатором развития трансграничного торгово-экономического, гуманитарного, а может быть и политического сотрудничества. Вместе с тем, Россия должна быть готова к приему всех соотечественников, которые пожелают приехать, с предоставлением им материальных и юридических льгот.
В России ежегодно с 2006 г. в Санкт-Петербурге проходит Всероссийский конгресс соотечественников, в котором участвуют первые лица государства. На них говорится немало красивых слов в адрес русской диаспоры, «этнических россиян», необходимости защиты прав русскоязычного населения, о «единой российской цивилизации» и даже «русском мире». Более внятной наша диаспоральная политика от этого, однако, не становится.
Что же мы видим на самом деле? Российская диаспоральная политика по-прежнему носит крайне неопределенный характер, связанный с непродуманностью целого ряда концептуальных вопросов. Отметим лишь некоторые из них.
Во-первых, серьезные сомнения вызывает повсеместное использование термина «этнические россияне» или «этнороссияне». Понимая мотивы, по которым данный термин используется в официальных документах, нельзя признать его обоснованным ни научно, ни политически. Такого этноса как «россияне» никогда в истории России не существовало. Такой этнос не существует сейчас и — более того — не просматривается никаких предпосылок к его становлению и формированию в будущем. Можно, конечно, говорить о проекте создания политической нации в границах РФ (в реализуемости которого есть серьезнейшие сомнения), однако для ее обозначения термин «этнороссияне» не подходит.
Во-вторых, в нашей диаспоральной политике напрочь упущен важнейший компонент, а именно: работа с русскоязычной элитой. Именно на такой работе (а не на работе с российской диаспорой вообще) и следует сделать основной акцент российской политической элите (понимаемой, разумеется, гораздо шире элиты властной). В противном случае все наши усилия на этом направлении будут распылены и не обеспечат должной консолидации российской диаспоры.
Содействие институционному оформлению многомиллионного российского сообщества в полновесный институт диаспоры, преодолению процессов люмпенизации в ее среде является приоритетной задачей не только сотрудничества с соотечественниками, но и одной из целей внешнеполитической деятельности в целом. Вот здесь-то как раз и нужна целевая, «точечная» работа с русскоязычной элитой, о которой, к сожалению, наша власть ничего не говорит.
Следует подчеркнуть необходимость аккуратного, крайне деликатного подхода к такой щепетильной теме, как возможности стимулирования хозяйственно-экономической и особенно общественно-политической деятельности элитной диаспоры. Именно последнее вызывает наиболее болезненную реакцию определенных кругов новых независимых государств, упрекающих Россию в «имперских амбициях», формировании «пятой колонны», использовании фактора диаспоры в конъюнктурных целях.
В-третьих, исключительно болезненный характер имеет тема приема и обустройства переселенцев на исторической родине, сложности получения гражданства нынешними и потенциальными мигрантами, отсутствия четких градаций в правилах приглашения и приема, в т.ч. для временной трудовой деятельности, соотечественников из стран СНГ и других категорий мигрантов из ближнего и дальнего зарубежья. Отсутствие адекватной миграционной стратегии и тактики ее практической реализации, препятствия, которые чинятся российскими и иностранными чиновниками в реализации естественного права наших соотечественников вернуться на историческую родину породило феномен обратной миграции (реэмиграции), что крайне негативно отражается на международном имидже нашей страны.
В этом контексте представляется необоснованным противопоставление в нашем внешнеполитическом курсе «прагматического» направления диаспоральной политики «патерналистскому» и «миграционному». Прежде всего эти термины — из разных понятийных рядов. В то время как «прагматичность» — это ценностная категория, «патернализм» и «миграционная политика — категории содержательные. Ведь и патерналистская, и миграционная политика могут быть прагматичными (а могут и не быть). Кроме того, «прагматичная политика» — это всегда нечто весьма неопределенное, в особенности в условиях неопределенности внутри- и внешнеполитического курса страны. И подчас за «прагматичной» риторикой скрывается просто отсутствие принципов, что мы не раз наблюдали на примере нашей собственной политики за последние 20 лет.
В-четвертых, можно согласиться с теми экспертами, которые полагают, что должные гарантии политических и гражданских прав соотечественников, их адекватное представительство в органах власти и управления новых независимых государств является важным слагаемым предотвращения обвальной, неконтролируемой миграции. Вместе с тем, как представляется, Россия должна быть готова и к такому варианту развития событий, для чего правительство должно заблаговременно выделить соответствующие средства. Продолжающаяся миграция в Россию русскоязычного населения не должна создавать чрезмерные проблемы и быть болезненной для переселенцев. При этом она не должна создавать и серьезные трудности для самой России. Что же касается интересов новых независимых государств, для которых отток русскоязычного населения также является серьезным вызовом, то эти интересы Россию должны волновать лишь во вторую очередь.
В-пятых, на наш взгляд, взгляд, новая Концепция внешней политики РФ не вполне обоснованно позиционирует "многомиллионную русскую диаспору - Русский мир - в качестве партнера" внешней политики России, "в том числе в деле расширения и укрепления пространства русского языка и культуры". Дело в том, что, несмотря на всю историческую справедливость концепта "Русского мира", на практике не существует отдельной и консолидированной "русской диаспоры", и тем более у тех русских организаций, кто претендует на представительство "диаспоральных интересов", не существует никаких особых, отличных от полномочий национальных властей, возможностей для достижения гуманитарных и тем более экономических и политических результатов. Наиболее успешна в таком случае не мифическая (и рискованная) диаспоральная политика России, а сама Россия, с которой выгодно сотрудничать и тем, для кого узки рамки "этнографической диаспоры", и тем, кто не относит себя к "Русскому миру", а просто считает себя поклонником Достоевского, Стравинского, Королёва, Путина и многонационального капитала России. Поэтому более реалистичной и важной выглядит в Концепции задача поддержки не "диаспоры", а всех и любых соотечественников в СНГ в части защиты "их образовательных, языковых, социальных, трудовых, гуманитарных и иных прав и свобод". Здесь - как говорят дипломаты - "потенциал", то есть груз нерешённых проблем почти неподъёмный, но касается именно миллионов, а не единиц "профессиональных русских", за которыми нет ничего, кроме их карьеры.
«Русский мир» - общность граждан различных зарубежных государств, причисляющих себя к русской цивилизации. Только незначительная часть этих людей являются гражданами России, проживающими за пределами Российской Федерации. Большую часть общности составляют этнические русские и русскоязычные граждане стран СНГ, Евросоюза, Северной и Южной Америки, Азии, Австралии и т.д. К Русскому миру так же относятся люди, не являющиеся русскими и россиянами по происхождению, но имеющие родственные и семейные связи с русскоязычными и русскими по крови. Солидную часть общности составляют граждане зарубежных стран, не имеющих ни прямых, ни косвенных отношений с Россией, но считающих себя находящимися в лоне русской культуры и русского языка, а также православия.
Русский мир, по мнению директора фонда «Русский мир» В. А. Никонова, представляет собой цивилизацию, которая шире этносов и территорий. В.А. Никонов исходит из лингвистической основы Русского мира, считая, что к Русскому миру причисляют себя все те, кто говорит на русском языке, кто изучает его и преподаёт. В тоже время, директор фонда не забывает отметить, что принадлежность к Русскому миру – это, прежде всего, самоощущение, сопричастность.
Одновременно Русский мир в среде научной интеллигенции воспринимается в виде глобальной идеи, некой связи между Россией и рассеянной по всему миру русский русскоязычной диаспоры. В политическом плане Русский мир воспринимается, как контактная сеть между современной Россией и Западом.
С конца первого десятилетия XXI века вопросы русского языка и русской культуры в Русском мире начинают преобладать над вопросами конфессиональными и историческими. Тем не менее, в определении концепции Русского мира, многие вопросы остаются дискуссионными. В частности, учитывая истерическую многонациональность России, вопросам полиэтничности в Русском мире придается особая значимость.
Активно работающий в русле общности Русский мир фонд «Русский мир» концентрирует свои усилия на сохранении и расширении использования русского языка за пределами России, считая, что основа русской цивилизации – русский язык. Фонд исходит из того, что сокращение сферы использования русского языка, как языка межнационального общения на постсоветском пространстве, сужение доступа к русским книгам и другим источникам информации, ослабление взаимодействия с российским образованием и наукой уже привели ряд стран СНГ к ощутимым потерям в культурной и научной жизни. Составной частью данной проблемы остаются вопросы создания благоприятных условий для получения молодежью, ощущающей свою принадлежность к Русскому миру, высшего образования в России на русском языке.
Вопросы сохранения русского языка, как основы Русского мира, представляют серьезную проблему и для внешней политики современной России, входят в постоянную повестку дня переговоров представителей российского руководства с лидерами стран постсоветского пространства – Украины, Белоруссии, Молдавии, Казахстана, а также Латвии, Литвы и Эстонии.
Важной частью политической проблематики общности Русский мир является проблема идентификации соотечественников за рубежом. В законе "О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом", принятом в мае 1999 года, под соотечественниками понимаются: «граждане Российской Федерации, проживающие за рубежом; выходцы (эмигранты) из России (всех признанных форм ее государственности); лица, состоявшие в гражданстве СССР; а также потомки всех перечисленных групп, за исключением потомков лиц титульных наций иностранных государств». Согласно данному закону соотечественниками можно считать всех граждан бывшего СССР. В 2001 году юридическую базу понятия «соотечественник за рубежом» дополнили понятиями из концепции Русского мира: «соотечественниками "могут считаться лица, постоянно проживающие за пределами Российской Федерации, но связанные с Россией историческими, этническими, культурными, языковыми и духовными узами, стремящиеся сохранить свою российскую самобытность и испытывающие потребность в поддержании контактов и сотрудничестве с Россией». Данное определение остается размытым, что затрудняет определение в многонациональных составах населения, прежде всего, соседних стран контингента соотечественников.
Между тем, перед русскими меньшинствами на постсоветском пространстве стоит труднейшая задача формирования сильных диаспоральных организаций и создания поля русской политики, представительства интересов русскоязычных меньшинств в парламентах.
Существующие в настоящее время в государствах СНГ многочисленные организации этнических русских и русскоязычных граждан этих стран не играют серьезной роли в общественно-политической жизни своих стран, представляя из себя в большей степени фольклорные коллективы. В тоже время ряд диаспоральных обществ поляков, литовцев, румын и т.д. в государствах СНГ имеют широкое представительство в политической и общественной жизни. Между тем, только благодаря общественной и политической активности русских и русскоязычных общин в странах постсоветского пространства, защите прав русскоязычного населения по использованию русского языка на законодательном уровне можно обеспечить сохранение Русского мира, как общности людей, разговаривающих на русском языке, воспитывающих своих детей в лоне русской культуры и с уважением относящихся к православию.
В контексте сказанного приходится констатировать, что диаспоральная политика — вопреки регулярно повторяющимся заявлениям МИД РФ, правительства и Президента — не является приоритетной политикой современной России. По этой причине у нее нет внятной, продуманной хотя бы на несколько лет вперед диаспоральной политики (принятая в 26 июня 2006 г. Указом Президента РФ Госпрограмма по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом, не решает эту проблему). Последнее, в свою очередь, объясняет ее крайнюю неэффективность.
Сложившееся положение дел связано, как представляется, с общей стратегической неясностью развития страны, отсутствием собственного исторического и геополитического проекта, что порождает размытость приоритетов внутренней и внешней политики, расплывчатость национальных интересов. Очевидно, что неспособность определиться с национальной стратегией развития влечет за собой и неспособность сформулировать четкое отношение к российской диаспоре и твердо ему следовать. Ведь понятно, что проект «Россия — энергетическая сверхдержава» предполагает одно отношение к российской диаспоре (для реализации этого проекта зарубежная диаспора просто не нужна), а, например, переход России к инновационному типу развития — совсем другое (в этом случае она нужна позарез).
Не только во властных кругах, но и в российском политическом классе в целом отсутствует понимание уникальности феномена российской диаспоры, сложившейся, а точнее — внезапно возникшей в результате неожиданного для всех распада единого государства. Отсюда — непонимание и того обстоятельства, что никакие исторические аналогии в отношении других диаспор (сформировавшихся в абсолютно других обстоятельствах) здесь не работают. По этой причине российская диаспоральная политика изначально порочна и обречена на провал.
Если политическое руководство России и в самом деле хочет, чтобы в нашу страну приезжали высококвалифицированные специалисты из новых независимых государств, а в этих государствах, в свою очередь, формировалась сильная русская диаспора, способная эффективно лоббировать наши национальные интересы, необходимо сделать главное: Россия должна стать привлекательной (это касается и результативности нашей политики на постсоветском пространстве в целом) для наших соотечественников. Тогда наши соотечественники будут работать на нашу страну и в России, и в новых независимых государствах.
Ведь новые независимые государства вместе с находящейся на их территории русской диаспорой не нуждаются в посредничестве России для того, чтобы интегрироваться, например, в Большую Европу. И далеко не случайно даже этнические русские — при всем своем ущемленном положении — не спешат покидать страны Балтии (которые, кстати говоря, уже интегрированы в Евросоюз и НАТО), Молдавию и Украину (кандидаты на вступление в ЕС). Пока же Европа, следует признать, является гораздо более привлекательным местом для жизни, чем Россия.
Осознание нынешним политическим руководством (и шире - политическим классом) современной России вышеупомянутых выводов является главной предпосылкой формирования внятной и эффективной национальной диаспоральной политики. Без такого осознания ничего на этом важнейшем направлении измениться не может. В этом случае русская диаспора обречена на то, чтобы и дальше «сливаться с пейзажем», т.е. деградировать в качестве потенциального серьезнейшего ресурса российской внешней политики. И переломить эту вполне очевидную и всем заметную тенденцию станет невозможно.
|
