Литература : militera lib ru
Скачать 2.02 Mb.
|
* * * Сам ход войны можно разделить на несколько этапов, на каждом из которых, за видимой поверхностью жестокой локальной войны, развивался и нарастал процесс трансформации ее в войну субмировую, своим результатом имеющую изменение общего баланса сил в Европе и самой конфигурации возможного будущего ТВД. В процессе такой трансформации битвы и даже стычки вокруг ранее никому не известных городков, сел, мостов обретали масштаб поистине эпический. В конце концов, о чем повествует «Илиада», как не о локальной войне двух больших деревень, где все знают друг друга по именам? Но она на века определила течение истории в Средиземноморье и, стало быть, мировой истории. То же можно сказать и о Балканах конца ХХ века. Впрочем, выбранный ЕС для признания Боснии и Герцеговины день — 6 апреля 1992 года исполнялся 51 год со дня гитлеровской операции «Кара» — вводил боснийскую войну в соответствующий ряд аналогий и самым выразительным образом символизировал «конец Ялты и Потсдама». В этот же день сербские силы начали обстрел Сараево с окружающих высот, что, разумеется, говорит о заблаговременной подготовке позиций. А 7 и 8 апреля сербские силы форсировали Дрину и осадили мусульманские города Зворник, Вишеград, Фочу. К середине месяца уже вся Босния была охвачена междоусобной войной, которой население кое-где пыталось отчаянно сопротивляться, что приводило к трагическим инцидентам. Так, в Виилене люди Аркана убили сербов, пытавшихся защитить мусульман; в Горажде, в попытке остановить взаимное этническое насилие, был создан многонациональный гражданский Форум, в Добое сербские и мусульманские полицейские одно время вместе патрулировали город, стараясь не допустить хаоса и насилия. В Сараево же, где после «кровавой свадьбы» люди стали, выходя на улицу, надевать на лицо чулок, чтобы скрыть свою идентичность, уже в декабре 1992 года была предпринята попытка восстановить общегражданскую солидарность. Десятки тысяч людей со всех концов Боснии съехались на митинг, где выражали желание и дальше жить в мире и добрососедстве. Звучал лозунг: «Юго, мы любим тебя!» В кафе исполняли шутливую песенку «Чулок на твоем лице», но было ясно, что одними этими добрыми намерениями войну не остановить: требовалось вмешательство мощной «третьей силы» на международной арене, способной парализовать стратегию разрушения Югославии, уже четко обозначенную Западом, но такой силы не было. СССР перестал существовать, Россия, чьей дипломатией в это время руководили Андрей Козырев и его заместитель Виталий Чуркин, все отчетливее солидаризировались с антисербской позицией Запада, а ООН, СБ и другие международные организации двигались по траектории превращения в инструмент реализации глобальных целей «единственной сверхдержавы». Югославии, вслед за Ираком, первой предстояло в полной мере вкусить плоды такого миропорядка, ибо война в Боснии, развернувшаяся в условиях исчезновения СССР и самоликвидации России как альтернативной сверхдержавы, открыла путь к ранее невозможному: прогрессирующему подчинению ООН и СБ целям Соединенных Штатов. Подчинения до такой степени, что ООН, в конце концов, стала соучастницей в деле расчленения, посредством военной агрессии НАТО, одной из стран-учредительниц ее самой. Е. Ю. Гуськова справедливо отмечает: «Если мы посмотрим на динамику конфликта, то станет ясно, что итогом бурной деятельности международных организаций явилось его разрастание, углубление и расширение». Добавлю только, что на каждом этапе конфликта, а затем и войны нарастающее вмешательство международных организаций не просто расширяло масштабы трагедии, но и радикальным образом меняло вероятный и даже почти неизбежный исход военных действий. Иными словами, в Боснии, но в форме еще более жесткой, повторилось то же, что имело место в Нагорном Карабахе, Абхазии, Приднестровье. Повсюду «непризнанные» выиграли на поле боя, и в классические времена этого оказывалось достаточно для утверждения тем или иным народом своей государственности. Но конец XX века радикальным образом упразднил такую норму и продемонстрировал, что победа, добытая, образно говоря, мужеством Вильгельма Телля, достаточно легко отнимается на уровне того, что лицемерно и цинично именовалось «мировым сообществом». Герой становится не нужен, а грань между простым убийцей и воином стирается, что показал Ирак и в еще большей мере Косово. Но уже развитие событий в Боснии сделало очевидным, что международный арбитр, которым в пост-ялтинскую эпоху стали США и превратившиеся в их инструмент международные организации, по сути, лишает поле боя всегда присущих ему оттенков «ордалии», Божьего суда. Хуже: оно — и это тоже показали войны «непризнанных» — превращается в арену сражения гладиаторов, судьбы которых все равно будет решать «Рим», удобно и безопасно расположившийся в амфитеатре цирка, каковым отныне ему видится вся планета. Шаг за шагом и день за днем события в Боснии возвращали понятию «международная арена» этот ею утраченный было исходный, жестокий и циничный, смысл. Разумеется, обнаружилось это не сразу, а раскрывалось, следуя за этапами войны. Первый из них занимает краткий (немногим более месяца), но насыщенный бурными событиями период от первых военных столкновений до провала попытки сербов овладеть Сараево 2 мая 1992 года. Мусульмане в этот период показали полную неготовность к регулярным военным действиям, и одно из немногих классических сражений, которое произошло в те дни на севере в Посавинской долине, было вовсе не сербско-мусульманским. Здесь части регулярной хорватской армии, пересекшие границу по Саве с целью поддержать местные отряды самообороны из плохо вооруженных хорватов и мусульман, перерезали сербские позиции. Это вызвало панику в Баня-Луке, но к середине июля сербы прорвались сквозь коридор, хотя и дорогой ценой. Они овладели Дервентой, Модрицей и рядом других населенных пунктов, а Хорватия вывела свои войска, опасаясь санкций. К этому времени, однако, сербы уже потерпели поражение при решении главной стратегической задачи, с которым связывали быстрое (генерал Никола Колиевич говорил даже о десяти днях!) окончание войны: им не удалось взять Сараево, чему предшествовал ряд политических событий, видимо, и сыгравших решающую роль в этой, во многом определившей все будущее, неудаче. 27 апреля 1992 года руководство Боснии и Герцеговины потребовало выводаЮНА из Боснии либо же передачи ее под гражданский контроль республики. Это поставило Белград, уже столкнувшийся с санкциями, в достаточно сложное положение: возникла та ситуация невнятности команд, которую боснийские сербы с горечью определяли как «шагом марш — стой». К тому же казармы ЮНА оказались, подобно тому, что раньше имело место в Хорватии, блокированы вооруженными людьми, и попытка боснийских сербских отрядов, хотя и поддержанная артиллерией, разрезать Сараево пополам, форсировав протекающую через город речку Миляцка, была, после тяжелого боя на мосту Братства и Единства, отбита мусульманами из группировки «Зеленые береты». Последнюю составляли, в основном, боевики из многочисленных преступных группировок, вообще игравших исключительную роль в военных действиях со стороны мусульман — хотя западные СМИ предпочитали говорить не о «Черных лебедях», «Зеленых беретах» и т. д., а исключительно о сербских «Тиграх» и «Красных беретах». Как бы то ни было, поражение оказалось весьма чувствительным для сербов, а 3 мая офицерами ЮНА в Сараевском аэропорту был захвачен возвращавшийся из Лиссабона Изетбегович. Условием его освобождения было поставлено обеспечение вывода частей ЮНА из блокированных казарм. Несмотря на обещание Изетбеговича и, как говорят, его личные попытки обеспечить выполнение договоренностей, мусульманские группировки нарушили их и обстреляли колонны ЮНА при выходе из казарм. 18 мая 1992 года было подписано соглашение о полном выводе ЮНА из Боснии, а 20 мая боснийское руководство объявило ее оккупационной, что в точности повторяло ситуацию, складывавшуюся с Советской армией в бывших республиках Союза. К чести Белграда, однако, надо сказать, что при всем внутреннем хаосе, царившем в ЮНА, резких межнациональных противоречиях в офицерской среде (чего, в общем, не было в Советской армии даже и после распада СССР), он не пошел на раздел армии и ее военного имущества между бывшими республиками СФРЮ. Растерянная, потерпевшая поражение, по сути, без серьезных сражений, потерявшая национальные контингенты, она все же как целое вернулась на территорию Сербии, тогда как Советская армия перестала существовать вообще, даже как опорная точка, плацдарм для строительства армии Российской. У событий 3-18 мая, по некоторым утечкам информации, был подтекст: по крайней мере, по словам командующего Боснийской армией Шефера Халиловича, существовал заговор с целью свержения руководства Боснии и Герцеговины, которым с мусульманской стороны руководили министр внутренних дел Алия Делимустафович и член Президиума Боснии и Герцеговины Фикрет Абдич. Речь будто бы шла о реинтеграции большей части Боснии и Герцеговины в Югославию, с передачей западной Герцеговины Хорватии. Так это или нет, до сих пор остается неясным. Однако было ясно, что война вступает в новую стадию, и что эта новая стадия характеризуется, по меньшей мере, тремя особенностями: возрастающим одиночеством боснийских сербов, все более очевидным крахом надежд на возможную роль России и, соответственно, все более прямым вмешательством в ход событий международных организаций во главе со США. Последние, в начале войны явно опасавшиеся увязания на Балканах, подобно тому, что случилось во Вьетнаме, теперь, когда все более очевидно становилось отсутствие второго полюса силы, в конце концов, и определившего своим весом исход войны во Вьетнаме, начинали вести себя все более и более «раскованно». Днем начала этого второго этапа можно считать 20 мая 1992 года, когда генерал Ратко Младич был назначен командующим заново формируемой армии Боснийской Сербской Республики. Младич, чья решительность приводила его к столкновению не только с Милошевичем, но порою и с Караджичем, интенсифицировал обстрелы Сараево, что вызвало бурную реакцию Генерального секретаря ООН Бутроса Гали. После 27 мая, когда снаряд попал в хлебную очередь, СБ ввел жесткие санкции против Сербии и Черногории. В тот же день, 30 мая, поощренные этим боснийские силы атаковали казармы ЮНА в Сараево, что вызвало ожесточенные уличные бои. 5-6 июня части ЮНА покинули Сараево, но это отнюдь не умилостивило международное сообщество, которое потребовало разблокирования сербами сараевского аэропорта, мотивируя свои требования необходимостью доставки в город гуманитарной помощи. 26 июня сербам был предъявлен ультиматум: им давалось 48 часов для приостановления атак на Сараево и передачи аэропорта под контроль сил ООН, а также вывода сербских тяжелых вооружений. Одновременно СМИ сообщили, что Буш обсуждает со своими советниками вопрос о применении военной силы под контроль ООН. Условие было сербами выполнено, и, как признают даже и западные журналисты, открытие аэропорта, а это значит — и доступа СМИ в Сараево — означало открытие второго, «медийного», фронта против сербов, что знаменовалось новым витком их демонизации. Объявление этих ультиматумов и возрастающее давление на сербов происходили на весьма своеобразном фоне, когда мусульмане сжигали сербские деревни по Дрине, а на севере и в Центральной Боснии в мае началось совместное наступление боснийских мусульман и боснийских хорватов (Боснийская Хорватская армия — не путать с регулярной армией Хорватии!). Воспользовавшись ситуацией, воцарившейся среди сербов после вывода ЮНА, мусульманско-хорватские группировки овладели большей частью Посавинского коридора и продвинулись к югу, осадив город Добой. В результате западная и восточная части Босанской Краины оказались отрезанными друг от друга. В середине мая мусульманские отряды отбили у сербов Сребреницу, занятую ими 18 апреля. Здесь, под Сребреницей, сербы потерпели самое жестокое на этом этапе войны поражение, когда в результате артиллерийского обстрела потеряли около 400 человек. 10-11 июня хорваты, поддерживая мусульман, перешли в наступление в западной Герцеговине, вынудив сербов к середине июня покинуть Мостар, вскоре, однако, вновь отбитый. В руках мусульман остался Бихач, важнейшая узловая станция на железнодорожной линии Баня-Лука — Книн; «бихачский карман» оставался за мусульманами на протяжении всей войны, что могло бы стать проблемой для сербов, если бы здесь не возникла своеобразная мини-республика во главе с лояльным к сербам Фикретом Абдичем. Тем временем в западную Герцеговину вновь вошла регулярная хорватская армия, занявшая и удерживавшая в своих руках до конца войны (в нарушение резолюции Совета Безопасности № 752 от 15 мая 1992 года о немедленном выводе частей хорватской армии из Боснии и Герцеговины) населенный сербами город Требинье — под предлогом защиты Дубровника. Однако, международное сообщество совершенно спокойно смотрело на это вмешательство в конфликт хорватов, хотя поступали сообщения о том, что их артиллерия участвовала также и в защите Сараево. А 3 июня 1993 года Бутрос Гали получил соответствующий доклад от представителей ООН в Загребе об агрессивных действиях хорватов, а также о проводимых ими среди сербского населения этнических чистках. Невмешательство это продолжалось вплоть до конца 1993 года, и лишь когда начались военные столкновения хорватов и мусульман в районе Киселяка, Витеза, Прозора, куда Хорватия ввела свои регулярные части и где начались этнические чистки среди мусульманского населения, СБ ввел (3 января 1994 года) экономические санкции против Хорватии — весьма, впрочем, мягкие и непродолжительные, так как после рокового взрыва на Маркале 5 февраля 1994 года американцам удалось создать под свои патронажем мусульманско-хорватский альянс, но об этом речь впереди. Пока же вернемся в осажденный Сараево, осада которого начинала приобретать все более странный характер. Передача аэропорта под контроль ООН привела к интенсификации не только гуманитарных поставок, о чем с энтузиазмом повествовал кричавшей «Vive la France!» толпе Франсуа Миттеран, 29 июня эффектно ускользнувший с переговоров в Лиссабоне для однодневного визита в Сараево. Благодаря попустительству сил ООН, мусульмане прорыли под аэропортом тоннель, которым вначале, будто бы «в глубокой тайне», пользовались военные и по которому в город хлынули не только продукты, сигареты и т. д., но и оружие. Еще более пышным цветом расцвел черный рынок; а что еще важнее — по туннелю стали уходить из Сараево сербы и приходить мусульманские беженцы из находившихся под контролем сербов районов. Это заметно изменило состав населения в городе, а еще более всю атмосферу в нем, вследствие чего война начинала обретать не столь резко выраженный вначале характер беспощадного этнорелигиозного противостояния. К сожалению, приходится констатировать, что и сами сербы, гипертрофируя «зеленый» аспект войны, довольно долго — собственно, вплоть до натовских бомбардировок — склонны были недооценивать как угрозу со стороны Запада и США, так и их альянс с демоисламом. Феномен моджахедизма приобретал в Боснии небывалый, после Афганистана, масштаб; сам Младич в 1994 году оценивал численность мусульманских добровольцев примерно в десять тысяч{1}. На апрель 1995 года, по оценке журнала «Сербия», их было уже 20 тысяч, тогда как Франьо Туджман уже в январе 1992 года в интервью газете «Фигаро» говорил о тысяче моджахедов, прибывших из Пакистана, Ирана, Судана или Ливана, а также о поставках оружия в Боснию из мусульманских стран, в частности, из Ирана, в чем, как стало позже известно, соучаствовали США. Но еще 5 ноября 1993 года, давая интервью мадридскому журналу «Камбио-16», тот же Ратко Младич подчеркнуто акцентировал тему общей опасности мусульманского фундаментализма для Европы: «Фундаментализм достиг Парижа. На юге Испании, у самых ворот Европы, находится 150 миллионов мусульман, которые не могут прокормиться у себя дома и должны расширять свой ареал. В последующие 50 лет численность мусульман возрастет втрое. Через Дарданеллы, юг Болгарии, Албанию и Боснию с Герцеговиной они осуществят прорыв в Западную Европу. Этот вход они зовут зеленым трасверсалом (Зетра). На Зимних Олимпийских играх 1984 года в Сараево они определили этот зеленый транспуть. Только сейчас, спустя 8 лет, мы узнали, что обозначает слово «Зетра». Если этот акцент был сделан Младичем из тактических соображений, то выстрел в цель не попал: испанский журналист вообще никак не отреагировал, переведя разговор на другую тему. И, к слову сказать, Испания приняла участие в агрессии НАТО против Югославии в 1999 году — не слишком, стало быть, опасаясь «Зетры». Но, возможно, генерал выражал и некоторые весьма распространенные тогда в Сербии иллюзии, что США и Европа все-таки осознают «общую опасность» и вспомнят о той роли, которую исторически играла их страна в борьбе с ней. Ведь писал же художник Милич в своем дневнике 6 сентября 1994 года, восторженно комментируя жест Уэсли Кларка (да-да, того самого, что будет настаивать в 1999 году на круглосуточных бомбежках Югославии!), который при встрече с Младичем в Баня-Луке обменялся с ним головными уборами, и якобы имевшее место по этому поводу смятение в американской администрации: «Не стоит обращать внимания, администраторы совсем ничего не смыслят в том, как держат фасон в армейской среде. Им как раз недостает одного военного переворота в США. Пришли бы и там однажды генералы к власти и навели бы некоторый порядок в затуманенных американских мозгах. Знают ли они, что в мире уже идет столкновение цивилизаций и Сербия находится на передней линии фронта, обороняя нашу общую евро-американскую цивилизацию? (курсив мой — К. М.) Что вы задумали, если нас непрерывно подвергают бомбардировкам еще с Пасхи 1941 г. Вот так, ровно 50 лет ( «Генерал Младич... », с. 213). Трудно сказать, что подразумевал Милич под «50-летними бомбардировками»; зато теперь хорошо известно, что именно носители «евро-американской цивилизации» не метафорически, а буквально повторяли гитлеровские пасхальные бомбардировки и что именно они сбрасывали на сербов бомбы с циничными пожеланиями «Happy Easter!» ( «Счастливой пасхи!»). А для России этот опыт утраченных сербами иллюзий сегодня — в свете того, что и в ней нашлось немало охотников (и даже на официальном уровне) толковать проблемы, с которыми она сталкивается в Чечне и, шире в целом на южной дуге, в ключе «общей опасности», будто бы грозящей и нашей стране, и «евро-американскому» миру, — приобретает кричащую актуальность. Уже весной 1993 года, параллельно с разработкой предложенного летом-осенью 1992 года плана Вэнса-Оуэна, предусматривавшего раздел территории Боснии и Герцеговины в соотношении: сербам — 42,3%, мусульманам — 28,8%, хорватам — 25,4%, обозначилась четкая линия Запада на сдерживание военных успехов сербов, при столь же четко выраженной поддержке действий мусульман. Зимой 1993 года американцы напомнили о «Буре в пустыне», а весной в эпицентре событий снова оказалась Сребреница. Отбитая у сербов мусульманами в мае 1992 года, она стала плацдармом для мусульманских набегов на сербские города и села Восточной Боснии; понятно, что овладение ею было для сербов насущной необходимостью. На Западе, однако, апрельское (1993 год) наступление сербов на Сребреницу односторонне расценили как преднамеренную попытку срыва плана Вэнса-Оуэна, и лорд Оуэн, который еще в феврале предлагал прибегнуть к бомбардировкам для обеспечения «равновесия сил», теперь, после взятия сербами Сребреницы, предложил сосредоточить карательные акции исключительно на них, чтобы помешать им овладеть другими удерживаемыми мусульманами стратегически важными населенными пунктами. Бомбардировки сербов становятся положительно «идефикс» западной демократии, и в общий хор с особым усердием включаются неофиты. Именно в это время Чехия вписала в свою историю позорную страницу, когда президент Вацлав Гавел, посетивший Белый Дом, с прямо-таки нездоровым усердием настаивал на вмешательстве воздушных сил НАТО. Притом — в контексте открытия музея Холокоста в Вашингтоне, что придавало специфический привкус и без того уже разнузданной кампании СМИ по демонизации сербов. Реальность угрозы воздушных ударов привела к осложнению отношений Милошевича, настаивавшего на уступках, и Караджича, требовавшего соответствующих гарантий для сербов. 18 апреля последний направил письмо секретарю Совета Безопасности, в котором давал согласие на вывод сербских сил из окрестностей Сребреницы при условии, что ООН разместит свои силы в городе в течение 72 часов. В тот же день в Сребреницу вошли канадские части, но сербов обманули: в соответствии с заявлением Кофи Аннана, тогда заместителя Генерального секретаря ООН, о недопустимости «разоружения жертв», мусульман разоружать не стали. Миротворческие силы тем самым превращались из нейтрального арбитра в пособника одной из сторон конфликта, в инструмент евроатлантического сообщества, реализующего на Балканах свои масштабные геополитические замыслы. «Гуманитарная» озабоченность страданиями почему-то только одной из сторон была лишь прикрытием этих целей, а выпадение России из разряда великих держав позволяло и вовсе уже не стесняться в своих действиях. |
Похожие:
 | Студентам: электронная книга | литература | указатель | форум | мнения | однокурсники | рейтинг | | Оценочные средства для текущего контроля успеваемости, промежуточной аттестации по итогам освоения дисциплины 9 |
 | Наименование циклов, разделов, модулей, требования к знаниям, умениям, практическому опыту | | Документационное обеспечение управления и архивоведение (базовая подготовка), изучающих учебную дисциплину «Литература» – Пермь:... |
| Специальность: 40. 05. 01 (030901. 65) Правовое обеспечение национальной безопасности; специализация уголовно-правовая | | |
| Литература по курсу «Международный коммерческий арбитраж», подлежащая изучению к Семинару №11 по теме: «Определение арбитражного... | | Литература по курсу «Международный коммерческий арбитраж», подлежащая изучению к Семинару №8 по теме: «Возбуждение арбитражного разбирательства.... |
| Литература по курсу «Международный коммерческий арбитраж», подлежащая изучению к Семинару №9 по теме: «Отдельные элементы арбитражного... | | Литература по курсу «Международный коммерческий арбитраж», подлежащая изучению к Семинару №5 по теме: «Договорный и обязательный... |