О работе в кбхм им. А. М. Исаева и не только об этом
Скачать 4.49 Mb.
|
| В.С. Завьялов. О работе в КБХМ им. А.М.Исаева и не только об этом. пролог. Главы 1-12 относятся ко времени работы в КБХМ. Главы 13-17 относятся к истории становления отечественной ракетно-космической техники и взаимоотношениям в 4-х угольнике С.П.Королев, А.Г.Костиков, В.П.Глушко, А.М.Исаев. Глава 18 о некоторых вопросах развития ракетно-космической техники в части ЖРД в 21-м веке. Приложения по главам в конце книги после главы 18. ГЛАВА 1 Учёба на 5-м курсе МВТУ им. Баумана была очень интересная. Было много «спец. предметов». Много занятий проводилось в «Демзале», где были представлены образцы трофейной ракетной техники и её агрегаты. В.Н. Челомей вёл для нашей группы курс «Крылатые ракеты дальнего действия». Читал очень интересно. Одевался он изящно, всегда белая накрахмаленная рубашка с красивыми галстуками и было впечатление, что к нам он приходил прямо из парикмахерской. Его семинары часто проходили в форме беседы и у него с группой сложились хорошие, почти дружеские отношения. Однажды он пришел радостный и сообщил, что ему дали КБ /в Смоленске/, и спросил, кто пойдёт к нему работать. Никто из нашей группы не согласился. Из других групп пошли. Челомей до 51 года имел маленькое КБ, которое разрабатывало ракеты на основе немецкой ФАУ-1. КБ в 53 году ему дали под ракету со складывающими крыльями, которая стреляла из трубы. В начале 60-х, когда Челомей работал уже на Филях и в Реутово, я с группой работников нашего предприятия был в каком-то кафе на ВДНХ. Там челомеевцы отмечали награды. Меня удивило, что среди ребят, которые кончали вместе со мной или на год раньше, уже были Герои Социалистического Труда. Я был распределён в п/я 989 /НИИ-88/ в Подлипках. Из группы я был только один, с нашего потока было ещё 4-е человека. Куда нас распределили, и чем там заниматься, мы не имели ни малейшего понятия. Летом 54 года у меня началась преддипломная практика. Теперь надо рассказать, куда я попал работать. НИИ-88 /п/я 989/ был образован в мае 1946 Постановлением СМ за личной подписью Сталина, как головная организация по созданию ракетного вооружения. Этим же Постановлением были определены его основные «смежники»: Пилюгин, Рязанский, Глушко, Кузнецов, Бармин и Государственный Центральный Полигон МО /ген.-л. Вознюк/. Первоочередной задачей было создание по восстановленной документации баллистической ракеты Фау-2 и зенитных управляемых ракет «Вассерфаль», «Рейнтохтер» и «Шметерлинг» и их дальнейшее развитие. Это было вызвано опытом последних 2-х лет войны. У англичан не было защиты от ракет Фау-2, а у немцев эффективной защиты от бомбовых ударов /систему ЗУР они не успели развернуть/. Эти задачи были крайне актуальны для СССР в 1946 году. Тогда американцы обладали ядерным оружием, а их бомбардировщики с баз в Европе и Турции могли беспрепятственно летать над нашей территорией. Высота их полёта была недостигаемой для нашей истребительной авиации и зенитной артиллерии. Первым директором института был назначен г.-м. Л.Р.Гонор, который жил на Б. Пироговской ул. Д. 37/43, и с сыном которого я учился в 1946 году в 8-м классе 23-й школы. В 1954 году институт состоял из ряда научно-исследовательских отделов и трех ОКБ. Директором института был А.С.Спиридонов, который сменил в 54 году М.К.Янгеля, который после недолгого пребывания на посту директора, был назначен Главным Конструктором ОКБ-586 в Днепропетровске, где я в 53 году был на практике. В институте Главными Конструкторами были: ОКБ-1 С.П.Королев, ОКБ-2 А.М.Исаев, ОКБ-3 Д.Д.Севрук. Институт имел 2 филиала: №1 в Осташкове и №2 в Загорске, там вместе с интернированными немецкими специалистами восстанавливалась документация на выше перечисленные ракеты и стенды для отработки двигателей ракет. Из нашей группы /ЖРД/ в институт был распределен только я один, остальные ракетчики /1-й и 2-й группы специальности «2»/. В отделе кадров нас распределили по подразделениям. В ОКБ-1 попал Володька Зайцев; в НИО института Олег Климонов, Вася Макушин, Юрка Фролов; в ОКБ-3 я, Коля Бойченко, Майя Климонова и жена Макушина /забыл, как её звать/. Преддипломную практику я проходил в отделе №31 огневых испытаний двигателей ОКБ-3. Отдел частично работал, частично был в процессе монтажа. Эта испытательная станция /как её называли/ была построена по последнему слову ещё немецкой техники. Практика была интересной и «настоящей». Руководителем преддипломной практики был начальник отдела В.П.Беляков. Сдавал зачет по пневмо-гидравлическим схемам стенда и станции и по порядку подготовки и проведению огневых испытаний. Руководителем моего дипломного проекта был определен Гришин Сергей Дмитриевич, который преподавал у нас в МВТУ один из спецкурсов. В ОКБ-3 он был начальником сектора перспективного планирования разработок. Темой моего дипломного проекта была разработка двигательной установки 2-х ступенчатой ЗУР. Первая ступень была твердотопливная. Впоследствии такой тип ракет стал самым массовым. Ими сбивали американские Б-29 во Вьетнаме и они долгое время состояли на вооружении во многих странах. Вскоре Гришина назначили Зам. Глав. Конст. по испытания вместо Г.М.Табакова. Табаков стал зам. Гл. инж. института, но фактически готовился стать нач. и директором научного испытательного института, создаваемого на основе филиала №2 в Загорске. По диплому меня фактически консультировал Кострюков Иван Васильевич, который позднее был секретарём парткома института, а после аварии в 59 году на долгие годы гл. инж. института. Мой кульман, на котором я чертил листы дипломного проекта поставили в маленьком, узком кабинете начальника конструкторских отделов Казанского Виктора Васильевича, который был в длительной командировке. Я его видел всего раза два. Впоследствии он работал в ЦНИИМаш, руководителем подразделения, определяющем стартовые позиции баллистических ракет и проекты шахтных комплексов. Коротко о ребятах, которые были распределены вместе со мною в НИИ-88. Витька Легостаев был распределен в НИИТП, а потом вместе с Раушенбахом перешел в ОКБ-1. Там он попал под начальство Чертока Бориса Евсеевича. Впоследствии он, как разработчик системы управления, был фактическим руководителем программы ЭПАС или «Союз» - «Аполлон». Я приезжал к нему в министерство, когда нужно было вписать в проект графика ВПК пункты, касающиеся нашего предприятия. В 1982 году, возвращаясь из гаража, я увидел на остановке автобуса его и Чертока, которых подвёз до ВДНХ. Они поинтересовались, как мне нравится «Москвич-Люкс». У них были собственные «Волги» и они сходились во мнении, что машину нужно менять каждые 4 года. Последние годы Витька /Виктор Павлович/ работал Зам. Ген. Констр. и Зам. Ген. Дир. НПО «Энергия». В начале 2003 года я пытался с ним встретиться и поговорить относительно объединения наших фирм, вернее о присоединении КБХМ к НПО «Энергия». Мы поговорили по телефону, он спросил: говорю ли я с согласия руководства. Я сказал, что хотел бы поговорить неофициально. После этого на все мои звонки /спрашивали, кто говорит?/ отвечали, что его нет или у него совещание и т.п. Володька Зайцев работал в проектных отделах. Я с ним встречался по работе, когда прорабатывались вопросы нашего ответа на программу «СОИ». Это был отдел повышенной секретности. Он был начальником сектора. После закрытия этих работ, он попросил Легостаева взять его к себе. Он работал нач. службы контроля. Мы неоднократно ездили с ним на электричке по вечерам после работы в Москву. Он жил в доме Правительства на Серафимовича д.2. У него в то время умерла жена, которая училась вместе с нами, но не помню, где работала. Легостаев обещал ему работу, несмотря на пенсионный возраст. Правда, когда я в 2003 году звонил Легостаеву, Зайцев уже у него не работал. Олег Климонов был вратарем нашей курсовой футбольной команды. Его распределили в отдел прочности института. Он был зам. А.В.Кармишина, патриарха прочности отрасли и зам. Председателя межотраслевого совета по прочности. Я с ним встречался регулярно, особенно, когда работал по Н-1. Все наши статические и динамические испытания крупногабаритных изделий проводились в Институте /ЦНИИМаш/. Олег до конца жизни оставался добрым, отзывчивым и скромным человеком. Его тянули «за хвост», чтобы он защитил кандидатскую диссертацию, от защиты докторской он отказался наотрез. У него был скромный домик в садовом кооперативе ЦНИИМаш в Мураново. Его жена Майя, работала уже в пенсионном возрасте в 8-м отделе КБХМ. Она была прекрасным компоновщиком, обладала исключительным пространственным видением. Она давно хотела уйти на пенсию, но её всякий раз уговаривали ещё немного поработать. Я был у Олега на похоронах /он умер неожиданно от инфаркта/. В это время Майя уже была на пенсии. Вася Макушин попал отдел института, занимающийся разработкой предложений по развитию стратегических вооружений. По этому направлению он и проработал все время. В конце 80-х, начале 90-х он был зам нач. отделения /нач. Г.С.Летучих/ Занимал большой кабинет в «директорском коридоре». При встречах по работе он был корректно вежлив, но не более. Видимо работа со сверхсекретными материалами отложила отпечаток и на его общение с «посторонними» лицами. Его жена какое-то время работала в КБХМ в отделе 9 проектирования стендового оборудования. Юрка Фролов играл в центре защиты нашей курсовой команды. Проработав какое-то время в одном из отделов института, он перешел на работу в КГБ. Затем через много лет вновь вернулся на работу в ЦНИИМаш, где работал в отделе координации и анализа работ /КАР/ и занимался годовым тематическим планированием фундаментальных НИР отрасли. По этим вопросам я с ним регулярно встречался, до его ухода на пенсию. Бойченко Николай Федорович, у которого мы отмечали защиту диплома, всех защищавшихся в ОКБ-3 /в том числе и выпускников МАИ/. Он тогда жил в Монино, где работал его отец - полковник. Бойченко распредели в КБ, в отдел В.Я.Малышева. В этом отделе он проработал всю жизнь. Он был прирожденным конструктором. Из нашей группы таким прирожденным конструктором был только Володька Чернышев. Я с Бойченко работал в тесном контакте все время. У него было 30 или 40 изобретений, некоторые из них просто талантливы. Он был примерным семьянином. Его жена работала в ОНТИ КБХМ. Они не только каждый день ходили вместе на работу, но и в обед вместе гуляли по примыкающему к КБХМ лесопарку. Он в числе последних получил дачный участок в «Желтикове» и быстро построился. Пожить там он толком не успел. В выходной день он с женой гулял по лесопарку. Они зашли далеко в глубь. У жены случился сердечный приступ. Она упала и потеряла сознание. Он пытался вынести её на людное место и позвать на помощь кого-нибудь. Пока пришла помощь, прошло много времени, и жену спасти не удалось. Через три недели после её смерти он умер после обширного инфаркта. Теперь, что касается меня. Я был тоже намечен к распределению в конструкторский отдел. В это время в отделе огневых испытаний, на стенде №4 проводили межведомственные испытания топлив для ЖРД, которые в различных институтах Союза нарабатывались в лабораторных условиях по несколько десятков кг. Сравнительные испытания проводились на камере сгорания СО.9-29, конструкции Исаева и КС С3.25, конструкции Севрука. Испытания проводил Ведущий инженер испытатель Пикалов Борис Павлович. На фронте он был командиром дивизиона «катюш». У него кроме орденской планки был всегда Гвардейский значок и изящная военная форма. Он со своей решительностью что-то напутал при подготовке испытаний и угробил образцы топлива, которые нарабатывали долгие месяцы. Был большой скандал. Пикалова уволили с предприятия. Он перешел к Исаеву и стал заниматься отработкой двигателя 1-й ступени для «Бури». Зам. Главного Конструктора по испытаниям Гришин решил вместо него назначить меня вед. инж. испытателем. Все остальные ведущие были опытными работниками /кроме меня их было 7 человек/. Одни пришли с фронта, другие во время войны работали на авиационных заводах. В 48-49 гг. они походили краткосрочные курсы при МВТУ по подготовке специалистов для ракетной техники, где семинары и лекции проводили все руководители отрасли, включая и С.П. Королева. Начальником отдела был Беляков Виктор Петрович. Он был высоко грамотным специалистом и прекрасным организатором и руководителем. Впоследствии пройдя ЦНИИМаш и НИИХИММАШ он стал Генеральным директором НПО «Криогенмаш», академиком и вице-президентом Международной Криогенной Федерации. Зам. Нач. отдела в первые год-полтора был Гладких /И.О. не помню/. У него не было инженерного образования, он пришел из КГБ. Ему было лет 50. Он занимался хозяйственными вопросами. Он был добросовестным работником и чутким по отношению к подчиненным. Беляков, который не был сентиментальным человеком, а сугубо прагматиком, относился к нему очень внимательно. Видно, он знал, что Гладких тяжело болен. Сам Гладких вел себя так, что никто и не подозревал о его болезни. Он болел за «Динамо», ходил в компании на стадион, играл в преферанс и был компанейским, общительным человеком. Он продолжал работать за месяц-полтора до смерти. Примерно за неделю до смерти мы приехали навестить его, а вернее, проститься. Жил в переулке рядом с Чистыми прудами. Он предложил сыграть в преферанс , сам он уже не поднимался с постели. Он остался в проигрыше. Я не хотел брать деньги, но он очень обиделся, он не любил, когда его жалели. Это была первая смерть, которую я видел в своей сознательной жизни. Нач. группы автоматики был Иванов Николай Иванович. Толковый грамотный инженер, хороший хозяйственник, всегда уважающий начальство и строгий со своими подчиненными. После смерти Гладких, его назначили зам. нач. отдела. Рост у него был примерно 1,9 метра. Он любил играть в волейбол. На фронте он воевал один день. В 41 году его часть с хода бросили в бой на Калининском фронте, в котором он был тяжело ранен. Около года он провалялся в госпиталях, а потом пошел доучиваться в МАИ. Одна пуля так и осталась у него в сердечной мышце, с ней он и прыгал в волейболе. Болел он за «Спартак», как и Беляков. Нач. группы электрических измерений был Старых Рем Васильевич. Он был самый молодой из фронтовиков. Он воевал только с конца 43 года в морской пехоте Черноморского флота. Нач. группы манометрических измерений был Миронов Сергей Георгиевич, он, по моему, не был на фронте, а работал на авиационном заводе. Он окончил вечернее или заочное отделение политехнического института. Когда я пришел работать в отдел, он был секретарем п/о отдела. На 3-м стенде ведущим был Цветнов Глеб Борисович. Он серьезно занимался наукой и впоследствии перешел в отдел холодных испытаний, где защитил диссертацию одним из первых в ОКБ. Защита диссертаций у конструкторов считалась баловством и не поощрялась руководством. После его ухода меня перевели на 3-й стенд. На 4-й вернулся Алиманов Сергей Сергеевич. Он работал на нем еще до Пикалова и ушел вместе с Табаковым в аппарат глав. инж. института. Он окончил МАИ, как и его брат Лев, однояйцевый близнец, который работал ведущим на 5-м стенде. Они были 24 или 25 года рождения. На фронте они не были. Это были довольно жадные до власти люди, которые считали себя выше других. Лев имел отдельную квартиру в Калининграде, что было редкостью. Он получил её, когда работал зам. Секр. Комитета ВЛКСМ института, когда секретарем был В.П.Макеев В.П., будущий дважды герой, академик, член ЦК КПСС и пр. Мы с Риммой отмечали один раз какой-то праздник в этой квартире. На 2-м стенде ведущим был Петрищев Петр Дмитриевич. На фронте он не был, т.к. у него был один глаз, во втором у него был стеклянный протез. Он ни с кем на работе не общался. В компаниях участия не принимал. Был очень хозяйственный мужик, он родился и вырос в деревне. Его первый гараж был шедевр. Он его вырыл 3-х этажным. На 1-м /верхнем/ стояла машина и масса полок и шкафов с ящиками для инструментов, деталей и всевозможной арматуры. На 2-м этаже вниз была столярная и слесарная мастерская и комната отдыха, на 3-м этаже погреб с разными сусеками. Грунт там был песчаный, всегда было сухо и отдельная вытяжка со 2-го и 3-го этажей. На 6-м стенде ведущим был Соловьев Михаил Александрович. На фронте он потерял ногу ниже колена и ходил на протезе с палочкой. Физически он был очень здоровым, но из-за ограниченной подвижности не принимал участия в «компашках» и не выпивал на работе /как и Петрищев/. Были кроме стационарных стендов два стенда для испытания двигательных установок /ДУ/. На одном был ведущим Тавзарашвили Антон Давыдович. В октябре 41 года он в составе рабочего батальона студентов МВТУ попал на фронт. После разгрома немцев под Москвой его направили в артиллерийское училище, войну он кончил капитаном, с тремя боевыми орденами. На другом стенде ДУ ведущим был Ланда Ефим Григорьевич, его не брали в армию, т.к. у него очень плохое зрение /6-8 диоптрий минус/. На стенде в моем подчинении было 5 человек: нач. стенда, два старших механика и два просто механика. /сохранилась фото/. Все они были опытными работниками высокой квалификации и посматривали на меня с хитринкой, а что я то умею делать. Никто меня не обучал практической работе. Беляков на оперативке представил меня, сказал, чтобы я посмотрел, как другие ведущие готовят испытания и спрашивал у них, что не понятно. Но у каждого был свой собственный подход к работе и своя специфика тех или иных испытаний. Я все постигал методом проб и ошибок. Ошибки выливались в взрывы во время испытаний и только после этого Беляков интересовался, как я готовил испытание. В самом простом случаи при испытании нужно было обеспечить: надежный запуск, с соответствующим опережением одного из компонентов, нужное давление в КС и соотношение компонентов /окислителя и горючего/. В задании на испытание, я указывал только порядок срабатывания кранов окислителя и горючего на пуске и давление в баках для поддержания режима. В отделе была механическая мастерская, где по моим эскизам изготавливали различные детали /довольно простые: фланцы, переходники и мерные шайбы и др./. Так из беззаботного студента я превратился в руководителя небольшого коллектива, проводящего работу с высокотоксичными компонентами, высокими давлениями по жидкости и газу и с соблюдением техники безопасности на каждом шагу. Но, самое главное, я должен был обеспечить конструктору нужный режим проведения испытаний. Теперь рассмотрим, как отразилась работа в Подлипках на весь последующий уклад моей жизни. Рассмотрим с нескольких сторон. На первое место я бы поставил фактор времени. Дорога от дома до работы занимала примерно 2 часа. /плюс-минус 10 минут/, Это на протяжении почти 50-и лет. Подъем в 6 утра, отъезд около 7-и, приезд около 7-и /это в среднем/. При работе на стенде у меня был 6-и часовой рабочий день. Это когда у всех он длился 8 часов. Работа на стендах начиналась в 9 часов и официально заканчивалась в 4. Но во время почти никогда не уходили. В КБ начинали работать в 8.30, а заканчивали в 17.30. В 10 часов вечера мне нужно было уже ложиться спать. Вечером был семейный ужин. Утром я никогда не будил Римму и завтракал один. В будние дни /их было в первые годы 6 в неделю/ походы в гости или в кино были ограничены. Во время проживания на Усачевке, утро в воскресение уходило на баню. В дороге на работу и с работы я старался читать. Читал везде и даже на эскалаторе в метро. В Подлипках первые лет 40 я ходил пешком от станции до работы и обратно /это 20-25 минут быстрым шагом/. Дефицит свободного времени постепенно отделял меня от старых товарищей по месту жительства. Теперь о финансовой стороне, которую тоже можно рассматривать с нескольких сторон. Дефицит свободного времени и сверхурочные работы в первые годы не давали возможности делать плановые покупки продуктов. С самого начала работы у нас с Риммой был установлен такой порядок: я ей отдавал всю зарплату /практически без заначек/, а она выдавала мне ежедневно деньги на проезд и на обед. У меня всю жизнь не было своего кошелька, деньги я держал только в карманах, т.к. это была только мелочь. Что касается зарплаты во время работы на испытательной станции надо сказать следующие: 1. Все ведущие инженеры испытатели были оформлены начальниками групп /в группу входила стендовая бригада/ с окладом 2100-2300 р. Алиманов Сергей /после работы у Табакова/ был начальник сектора с окладом 2500р. Мне был установлен оклад 1200р. Начальник стенда получал от 1400 до 1600р. Старший механик получал 1100, а механик 900р. Все первые 3-4 года приходилось работать сверхурочно. За час сверхурочной работы в первые два часа платили по 10, а в последующие по 20р. Ведущие и начальники стендов сверхурочные не получали. 2. Премий не было. 3. Была выслуга лет по работе во вредных условиях. За 1-й год работы платили 10% оклада, за 3-и года 15%, за 5 лет 20%, но не больше 4500р. в год. Это ограничение ввели в 54 году, а до этого на выслугу лет можно было купить «Москвич-401». Выслугу лет платили один раз в году в конце года. Все ведущие, кроме меня имели стаж работы не менее 5 лет. 4. Большинство ведущих ездили в командировки на полигоны для проведения испытаний. Командировки могли длиться несколько месяцев. Их продлевали при необходимости каждый месяц. До 55 года за день командировки платили 50р. в 55 году их уменьшили, но все равно они были больше обычных. За время пребывания в командировке начислялся полуторный оклад. В те времена это были большие деньги, особенно для тех, у кого были высокие оклады. Многие ведущие и начальники стендов имели свои машины. В основном это были «Победы». В 57 году они все стали пересаживаться на «Волги». В итоге по деньгам я получал в 2-3 раза меньше чем другие ведущие, хотя уже через год мне стали доверять самые ответственные испытания. Хватит о работе, возвращаемся домой. 12 апреля 55 г. я первый раз пошел на работу, а 27 апреля родилась Иринка. Ближайший к нам роддом это Центральная акушерская клиника 1-го медицинского института, куда и отвезли Римму. Она еще собиралась добираться самостоятельно. Имя выбирали обязательно простое русское. Таня и Алена были заняты у Нины. Не помню, кто предложил назвать Ирой, я был против, но Ирина мне понравилась и на этом порешили. Меня всегда коробило, когда Ирину называли Ирой. Хорошо помню её первую кроватку. Удобная, со снимающийся передней частью. Она осталась на многих фото. Коляска была красивая, просторная, но очень тяжелая и громоздкая. Римма показывала мне Иринку в 3-м окне 3-го этажа, слева от колонн. За 55-57 годы осталось много фото. Мама с Риммой приглашали фотографа домой. Фото были профессиональные и в альбомы они подклеивались с указанием месяца. С сентября 55 года Римма стала работать преподавателем истории школы № 51. Часов у неё было немного, день или два в неделю были свободные. Дорога до работы занимала не больше 25-30 минут. 3 трамвайных остановки до клуба завода «Каучук», следующая остановка «Плющиха». В те года наш район /около Ново-девичьего монастыря/ был тихим, спокойным и тупиковым для автомобильного движения. Стадион «Лужники» и метромост еще не были построены. Было много зелени. Рядом с домом был сквер. Были рядом еще два сквера и спокойные места вокруг двух прудов за монастырем. В 55 году работали Ефим Ермилович и Мария Матвеевна. (Родители Риммы) Моя мама тоже работала, но со здоровьем у неё было не важно. Варваре Ивановне (Мамина тетя) было 69 лет, и она плохо видела. Решили нанять домработницу. Ефим Ермилович нашел хорошую девушку - Кондрашину Нину. Он же устроил ее в строительный техникум, с пропиской в общежитии техникума без права проживания в нем. Первое время она жила у нас в 344 комнате с мамой и бабой Варей, затем ей снимали место в Учебном переулке /рядом с нашим домом/. За время работы у нас она закончила техникум. С Иринкой она занималась до 6 лет. Перед переездом на Варшавское шоссе она вышла замуж за старшего прапорщика - военного строителя. В 65 году у нее было уже двое детей и они получили 2-х комнатную квартиру. Больше ничего я о ней не знаю. Мама в конце мая 55 года оформляла Санаторно-курортную карту, для поездки в подмосковный санаторий. Но произошла очередная реорганизация. Вновь было организовано Министерство Общего Машиностроения, куда отошла мамина тематика, Дом Техники остался в системе МОП. Запись в Трудовой книжке гласит: «01.08.55 года уволена в связи с переводом в ГСКБ-47 МОМ в соответствии с Постановлением СМ Союза ССР от 02.04.55 года». 22.08.55. зачислена на должность нач. ОНТИ п/я 4095 /он же ГСКБ-47/. Здесь мама решила уходить на пенсию, о чем свидетельствует справка, выданная в Райсобес 06.10.55 года. Но тут ей предложили перейти на работу в Дом Техники уже МОМ, для продолжения ее старой работы. Запись в Трудовой Книжке: «Перевод, в связи с организацией ДТ МОМ. 01.01.56». Далее. «19.01.56. Зачислена на должность начальника редакционно - издательского отдела». И предпоследняя запись: «02.03.56. Переведена И.О. Зам. Главного инженера - нач. отдела научно-технической информации и издательства». Территориально Дом Техники и ГСКБ-47 помещались в одной группе зданий по Орликову переулку дом 7 на пересечении с Каланчевской улицей. Сохранился пропуск с ее последней работы. В 56-57 годах я заходил к ней в бюро пропусков по дороге с работы домой. К сожалению, работа у нее бала не только техническая, но и административная, где ей приходилось «трепать нервы». Об этом говорит сохранившийся документ. « В партбюро Дома Техники. От члена КПСС Завьяловой Л.И. Заявление. Вчера на общем партийном собрании мною было внесено предложение об исключении из решения пункта, предупреждающего члена партии тов. Ицексона о ряде недостатков в его работе. Председатель собрания повторно бегло зачитал указанный пункт проекта решения, заявив, что ничего особенного в нем не содержится. Я свою поправку сняла. После собрания, продумав ход обсуждения решения /моей поправки, в частности/ я убедилась, что, как член партии, я допустила ошибку, сняв свою поправку. Не отрицая отдельных недочетов в работе тов. Ицексона я считаю, что оценку его работы было необходимо принимать в его присутствии, заслушав его объяснения. Кроме того, в решении говорится о характере его отношения к людям, о чем в прениях не упоминалось. Все эти соображения заставляют меня по долгу члена партии заявить об этом партбюро и просить о приложении моего заявления к протоколу собрания и с последующем его оглашении на очередном партийном собрании. Л.Завьялова. член партии с 1920 года партбилет №04658250. 21.07.1956 года». Я привел это заявление для того, чтобы было понятно, как с её обостренным чувством человеческой справедливости, было тяжело работать в административно-чиновническом аппарате. Вот последняя запись в Трудовой Книжке: «25.03.1957 года. Освобождена от занимаемой должности в связи с переходом на пенсию». До максимальной пенсии 1200рублей она так и не дотянула. Пенсию ей платили 1104 рубля без каких-либо дополнительных льгот. /Сохранилось пенсионное удостоверение/. Возвращаюсь теперь к своей работе. В основном я занимался испытаниями двигателя, а точнее КС С3.25 для оперативно-тактической ракеты «Коршун». Твердотопливные системы залпового огня типа «Катюш» и их модернизаций имели дальность порядка до 20км. Система «Коршун» имела дальность 50км. Ракета была неуправляемая. Предполагалось вести огонь с подвижных автомобильных установок одновременно 2-мя, 3-мя дивизионами. На Ижевском механическом заводе велась подготовка серийного производства. У нас проходили стажировку испытатели, которые должны были проводить КВИ непосредственно на заводе. Среди них был В.Александров, который впоследствии работал у нас на испытательной станции в Фаустово. Габариты ракеты /сугубо приблизительно/: длина 4,5м., диаметр 35см. У меня на 4-м стенде проводились испытания двигателя с различными типами форсуночных головок с целью повышения удельной тяги и увеличения ресурса работы за счет лучшей организации внутреннего охлаждения КС. На 9-м стенде /ведущий Тавзарашвили/ проводили испытания ДУ. ДУ была с вытеснительной системой подачи топлива пороховым аккумулятором давления /ПАД/. Заряд для ПАДа разрабатывался в НИИ-125 (завод № 512) /Люберцы/. На стенде проводили заправку ДУ и снаряжали ПАД. Штатное время огневой работы ДУ было около 7 секунд. Уже тогда было много противников принятия системы «Коршун» на вооружение. Эксплуатация твердотопливных ракет в боевых условиях была предпочтительней. Но на 57 год было намечено проведение «Всемирного геофизического года». Ставилась задача снятия параметров атмосферы до высоты в 50 км. одновременно во многих точках Земного шара от Северного полюса, до Южного. Советский Союз заявил о своем участии в этой программе. Для этой цели было решено на основе ракеты «Коршун» создать малую метеорологическую ракету /ММР-0,5/. Для этой цели вместо боевой головной части устанавливался контейнер с унифицированными приборами замера параметров атмосферы, парашютный отсек и пороховой движок для отделения головной части от ракеты. Для отработки этой ракеты время отводилось меньше года. Стендовая отработка закончилась выбором головки, гарантирующей подъем ракеты на 50 км. Все остальное время отводилось на летную отработку на Государственном Центральном Полигоне /ГЦП/ в Капустином Яре Астраханской области. В 56 году я за две командировки провел там около 6-и месяцев. Мой первый полет на самолете пришелся на ЛИ-2 /фактически это «Дуглас», получаемый еще по «Ленд-Лизу»/. Самолет был институтский и взлетал с институтского аэродрома. Аэродром располагался на территории института. Недалеко от Ярославского шоссе и поворота на сегодняшний Королев. Сиденья откидные металлические по оба борта. Механики с грузом подъезжали на машине прямо от отдела. Сразу после посадки разливали по стопке спирта. Бывало, вылет откладывался, а иногда и переносился на другой день. Первая посадка для дозаправки была в Воронеже, вторая более длительная в Гумраке /пригород Сталинграда/. Там закупали какие-то продукты. В Копустин Яре был «сухой закон» и выходить с территории городка на рынок можно было только по специальному пропуску. В Сталинграде еще было много разрушенных зданий, но были и целые, вновь выстроенные кварталы. Побывал я у здания Универмага, где был пленен Паулюс. Нашу экспедицию по ММР-0,5 возглавлял Малашкин Михаил Михайлович. У Севрука он работал начальником сектора внешних испытаний. Тогда он выглядел пижоном. У всех брюки были с напуском на ботинки и широкие внизу. У него они были внизу узкие и не закрывали ботинки. Он из Москвы ездил на работу на собственной «Победе». Автобусную остановку в Мытищах, куда стекались опоздавшие на прямую электричку, он проезжал, не глядя на людей на остановке и стараясь быть поближе к осевой линии. В 59 году, после слияния ОКБ-3 с ОКБ-2, он перешел работать в ВПК. Там в Кремле он проработал до пенсии, но на рядовой должности. Мне приходилось быть у него несколько раз. С нами на ГЦП был военпред Золотарев Алексей Михайлович, тогда подполковник. Хороший мужик. Впоследствии он работал в Центральном управлении МО и был зам. Нач. управления полигонов. КБ представляли: Александров Юрий Васильевич от конструкторов и Цуркис Яков Миронович от расчетчиков. В мою бригаду входили в основном работники 9-го стенда. Начальник стенда Цветков Алексей Федорович, механики Смирнов Владимир Александрович, Муханцев Александр Николаевич и электрик Засецкий Юрий Иванович. Жили мы в 2-х этажной гостинице. Ходить по городку было некуда. Работали мы на 9-й площадке. Минут 20 езды на машине от гостиницы. Проезжали 1-ю площадку, на которой уже не велись работы, стояла там, как памятник первых пусков, ракета Р-1 /Фау-2/. У нас на площадке велись также работы с прямоточным двигателем Бондарюка РД-036 для 2-й ступени баллистической ракеты с дальностью 70 км. Эти работы считались повышенной секретности и закрывались от нас занавесью. Пуски у них были красивые, ракета со старта уходила молниеносно из-за мощного порохового разгонного двигателя. Но прямоточный двигатель ни разу при нас не запустился. Эта ракета так и не была принята на вооружение. Я не могу рассказать строго в хронологическом порядке, поэтому буду говорить об отдельных, наиболее запомнившихся эпизодах. После запуска нашей ракеты мы должны были найти и подобрать контейнер с приборами. Сначала на поиски летали на вертолете МИ-1. Хотя на голове были плотно затянуты шлемофоны, шум и вибрации были так сильны, что после полета почти час ничего не слышал и гудела голова. Да и в иллюминаторы был плохой обзор. Стали летать на ЯК-12. Это легкий 4-х местный моноплан. Правда, одно место было всегда свободное. Кроме пилота в открытой кабине были я и капитан из в/ч. Парашют был оранжевый и его хорошо было видно. Засекали координаты, и туда направлялась автомашина. Один раз летали очень долго. Повторили вылет и на другой день. Осталось на всю жизнь ощущение настоящего полета. Чтобы лучше видеть спускались очень низко. Сильный боковой ветер наклонял самолет к земле, и казалось, что он заденет крылом землю. Слабосильный мотор выравнивал и поднимал самолет вверх, затем все повторялось с начала. Так мы тогда и не нашли контейнер. А через несколько дней на рынке в поселке появились цыгане, у которых дети были одеты в юбки из парашютного шелка. Они потом показали, где закопали контейнер. Другой эпизод был в конце июля или в начале августа 56 года. Севрук на полигоне держал автомашину «Победа». Эта машина впоследствии вместе с шофером Колей Трушиным обслуживала партком и завком ОКБ-2. После весеннего разлива Ахтубы оставалось много озерков, которые мелели к концу лета. После какого-то пуска поехали на рыбалку на машине. Кроме шофера и Малашкина, поехали я, Александров и Золотарев. Рыбалка носила такой характер. Малашкин с машиной остается на возвышенности, страховать, если появится рыбнадзор. Бредень, который был всегда в багажнике машины, заводили я и Юрка Александров. На берегу Золотарев отбирал средних судаков, крупных и мелких не брали. Наполнив ведро ехали за раками, они были уже в рыбацких вершах. Набирали ведро. Малашкин подгадывал время к приходу теплохода Астрахань-Москва на пристань «Грачи». Там он показывал какой-то документ, проходил на теплоход и закупал выпивку. Затем ехали на берег Ахтубы и варили уху. У Малашкина был целый набор специй, которыми он «колдовал». Соли полагалось в ведро горсть на уху и две горсти на раков. На этот раз он сплоховал, и все три горсти пришлись на уху. Догадались поздно, были заняты выпивкой. Уху вылили, а рыбу из ухи можно было есть, она еще не окончательно просолилась. Еще один эпизод. После каждого летного испытания проходил разбор у В.И. Вознюка. Всегда были какие-либо замечания. Малашкин в докладах всегда представлял, что у промышленников /т.е. нас/ все в порядке. Василий Иванович давал ему высказаться до конца, а затем иногда ловил его на таких подробностях, что было непонятно, как он узнавал о них. Он был очень умным человеком. Служить в центральном аппарате МО он всегда отказывался. Говорил: «Куда мне с моими 4-мя классами церковно-приходской школы, там ведь все ученые». Так до отставки он там и прослужил. Ему там после отставки поставили прижизненный памятник. Осенью и зимой редко были безоблачные дни, в которые мы могли пускаться. Это длилась неделями. Народ мучился от безделья. Тогда Малашкин уговаривал майора - начальника метеослужбы дать прогноз, что ожидается окно. Мы выезжали на площадку, готовили ракету, вывозили на старт и, прождав какое-то время, получали отбой. На 2-м этаже гостиницы была комната отдыха, которую мы оккупировали для преферанса. Играли по 8-10 часов в день. Всегда выступали мы с Юркой. Часто к нам присоединялся представитель парашютного НИИ. Пожилой, симпатичный но болезненный мужик /страдал изжогой/. Присоединялись и другие, проживающие в гостинице. Играли по маленькой, надо было убивать время. У наших электриков был самодельный приемник, а то в гостинице транслировали только через местный радиоузел, именно по нему нам давали сводку погоды на день. В городке Вознюк установил строгий сухой закон. Пропуск на выход из городка давался только в комендатуре и строго на определенное время. Нарушители лишались права выхода на длительное время. Завоз спиртного в поселок /низок, как его называли/, тоже строго лимитировался. Ограниченное количество спирта для производственных целей было у нашего завхоза Филатова, который выдавал его только с разрешения Малашкина. Одно время наши механики пробовали пить одеколон. В аптеке покупали упаковку тройного одеколона. 10 штук в упаковке по 5.50 за флакон. Пытались его чем-то разводить, чтобы отбить запах. Надо сказать, что параллельно с отработкой ММР-05 шла отработка системы залпового огня «Чирок» на основе жидкостных ракет малого диаметра. Разработка также ОКБ-3, руководитель Костин Павел Иванович. Он раньше работал у Грабина и был одним из основных разработчиков 76мм. орудия для танка Т-34 и дивизионной пушки «ЗИС-3» и орудий для СУ. В дни вынужденного безделья механики брились каждый день, т.к. от них всегда пахло одеколоном. Я помню, встретившись с одним из механиков в коридоре гостиницы, Костин «окая» говорил: «Вы опять побрились Владимир Александрович». Однажды механики договорились с хозяйственным руководством полигона, что будут разгружать вагон водки, которую должны были привести к 7-му ноября. Я жил в комнате с Юркой Александровым, напротив жили механики. Осенью нас разбудили в 5 утра и попросили зайти к ним по срочному делу. Кто-то из них королевским жестом протянул руку под кровать и выдвинул ящик водки. Организовали «стол». Вскоре разбудили и позвали Цуркиса. Цуркис ездил в командировку со своей мандолиной. И вот под его аккомпанемент продолжалось гуляние. Но это было только один раз за несколько месяцев. Один раз разрешили завести на «низок» чачу. Первый день она была настоящая, а потом ее стали разбавлять пополам с водой, продавая по старой цене. Попытка офицерского бунта провалилась из-за боязни репрессий со стороны командования. Где-то перед Новым годом при подготовке головной части сработал разделительный пороховой движок, Засецкий проверял в это время электрику. Место для работы было очень тесное. Струя пороховых газов прожгла Юрке Александрову шинель, ватную телогрейку под ней и опалило бок в районе пояса. Юрка несколько дней пробыл в госпитале. Были у меня приключения и при поездке в Капустин Яр по ж.д. Однажды в зимнее время я отстал от поезда на маленькой станции. Я и наш сварщик Иван Медведев, как самые молодые, побежали на станционную площадь в магазин. Там ничего не было, послали в другой магазин. Там купили портвейн, а когда прибежали на станцию, там не было поезда и, вообще, ни одного человека. Единственный на станции дежурный сказал, что следующий поезд будет через сутки. Я был в пижаме, тапочках и кубанке. Температура было около нуля. Позвонить в часть с его телефона было нельзя. На станции стоял одинокий газон с солдатом. Мы просили его довести до Владимировки, где был аэродром от ГЦП и куда за нами могли приехать. Солдат сказал, что он приехал встречать полковника и никуда не поедет. Мы ему объяснили, что полковник мог ехать только на том поезде, от которого мы отстали, и он должен его нагнать. Он посадил нас, и мы погнали по степи. Погода было сухая. Дорог в степи проложено множество. Скоро мы увидели хвост своего поезда, который отходил от очередной станции. Мы его обогнали и уже на следующей станции были уже на платформе. Наши вещи ребята уже упаковали. Отметили наше возвращение. Один раз с Юркой возвращались в Москву Астраханским поездом. Он шел тогда трое суток. В дороге играли в преферанс с адьютантом генерала Ярового, «хозяина» 30-й площадки войск ПВО. Играли по очень маленькой, но с темными и бомбами. В итоге мы проигрались под чистую. Поезд пришел в Москву около 5 часов утра. Адъютант, в лучших офицерских традициях, предложил перекусить в буфете, а затем развез нас на такси, до удобного нам места. Один раз возвращались в Москву через Сталинград. Прямого ж.д. сообщения не было. Через Волгу переправлялись на ледокольном пароходе, /дело было зимой/ или по висячему пешеходному мостику, но без вещей. Я оставил свой чемодан, ожидающим парохода в длиной очереди, а сам после предъявления командировки получил разрешение на проход по мосту. Пускали по одному с интервалом метров 50. Мост сильно раскачивало, был ветер, и приличная высота для подъема на высокий западный берег. Помню, когда приехал из очередной командировки, Римма жила на Мытной у родителей. Я ее с Иринкой встретил около овощного на Люсиновской. У Ирины все лицо было в зеленке, я ее с трудом узнал, как и она меня. Надо сказать, что первые месяцы ежедневное купание перед сном составляло значительные трудности. Купали на кухне коммунальной квартиры, где нужно было предварительно нагреть воды, приготовить кухонный стол для вытирания и одевания, нагреть кухню и договориться с соседями о времени купания. Одной это было сделать практически невозможно. Купание проходило после моего прихода с работы. На работе я говорил, что мне нельзя задерживаться, т.к. нужно быть дома к купанию ребенка. Теперь возвращаюсь к работам с ММР-0,5. Участие СССР в Международном Геофизическом годе заключалось в следующем: 1. На корме дизель-электрохода «Обь» была смонтирована пусковая установка для ракет ММР-05, которые должны были запускаться в строго определенное время из различных точек Земли. 2. Другая точка, для пуска ММР-05 была организована на маленьком островке Хейса земли Франца-Иосифа. Мне было предложено быть руководителем экспедиции на острове Хейса, но я отказался. Сидеть на Севере 7 месяцев я не хотел ни за какие деньги. Участвовать в экспедиции на «Оби» мне не предлагали. Руководителем на «Оби» был назначен Старых Рем Васильевич. Он моряк участник ВОВ, и как руководитель группы электрических измерений разбирался в метеорологических приборах, установленных на ракете. В его бригаду вошли: Цветков А.Ф. нач. стенда №9, с которым мы были на полигоне. Электрик Засецкий и механик Володя Гречишкин из моей бригады стенда №4. Был еще кто-то пятый, но я забыл. На Хейсе руководителем был Ю.М.Шевелев из КБ, нач. стенда В.Р.Петров, ст. механик Д.М.Кокорин с 5-го стенда, кто еще не помню. Расскажу коротко об экспедиции на «Оби», которая в то время была экстраординарным событием. Плавание началось с Генуи, где они принимали участие в торжествах по случаю 400 лет со дня открытии Америки Колумбом. Во время короткой остановки в Кейптауне ухитрились за один день искупаться в двух океанах в районе мыса Игольного. Были в Антарктиде, фотографировались вместе с пингвинами. Старых всю жизнь увлекался балетом. Во время стоянки в Веллингтоне /Навая Зеландия/ он, конечно, был на балете. Был удивлен, что большинство артистов балета были русские, потомки русских эмигрантов, воспитанники русской балетной школы в Веллингтоне. «Обь» была первым советским кораблем, посетившим остров Пасхи. Рэм показывал фото с истуканами. Была длительная стоянка /ремонт судна/ в Вальпараисо /Чили/, откуда у них были экскурсии в разные места страны. На экскурсии и в театр ходил только Рэм, остальные деньги экономили. Я был очень доволен, что Гречишкин смог прилично заработать. Он с женой и детьми жил в ветхом доме в Загорянке. Жили просто бедно. После поездки они сделали ремонт в доме и более, менее прилично оделись. Брат Гречишкина играл за Воронежский «Труд» в футбол и по его удостоверению я несколько раз ходил на футбол в Лужники. У Володьки был очень приятный голос. Он после приезда выступал солистом с эстрадной группой нашего отдела. Работать он стал на 1-м стенде, место на 4-м было занято. На 1-м стенде испытывали газогенераторы с избытком горючего. После испытания ГГ тщательно промывали горячей водой, потом травили кислотой. Володя взял ГГ у другого механика /Трофимова Леонида/ и пошел его травить. Когда он опустил его в чан с раствором кислоты, произошел взрыв, и его всего облило кислотой. У него была не застегнута защитная суконная куртка, и не были надеты очки. После неделе мучений он умер. Его жену приняли на работу в отдел гардеробщицей или работницей вещевого склада. До перехода на 3-й стенд, я некоторое время занимался отработкой неохлаждаемой камеры для «Коршуна» и ММР-05. Цель создания такой камеры я опускаю. Разработчиком ее был Толя Почагин, до недавнего времени мой сосед по даче. Это были очень интересные испытания. Время испытания было 6-8 секунд, а устойчивый режим, для снятия показателей устанавливался после 4-5 секунд. Нужно было провести останов за десятые доли секунды до прогара, чтобы можно было осмотреть материальную часть. Прогар сопровождался сильным взрывам, осколки КС разлеталась на большое расстояние, а взрыв был слышен во всем городе. Если красное пятно на цилиндре камеры было обращено к моему бронестеклу, мне удавалось вовремя произвести останов, если пятно из-за неравномерности пристеночного охлаждения было на невидимой мне стороне, неизбежно происходил взрыв. Года два по личному заданию Гришина я проводил испытания пороховых шашек по исследованию аномального горения порохов. При испытаниях новых жидких топлив всегда определялся нижний порог устойчивой работы двигателя при снижении давления в КС. Гришина заинтересовал этот вопрос применительно к пороховым зарядам. Испытывались разные рецептуры порохов и конфигурации пороховых шашек. Я провел свыше 100 таких испытаний. Работы велись не по плану, а в свободное от основных испытаний время. Гришин просил, чтобы я систематизировал и анализировал результаты испытаний в своей рабочей тетради. /конечно, секретной/. Через какое-то время Гришин переключился на другую тематику и забыл об этой работе. Там был собран интересный материал. Я долго хранил этот материал и дал разрешение на уничтожение только лет за пять до моего окончания работы в КБХМ. Другая интересная работа была отработка двигателя С3.20М5 для повышения потолка полета истребительной авиации. Большим энтузиастом применения ЖРД в авиации был Герой Советского Союза летчик - испытатель Г.К.Мосолов. Он несколько раз приходил на стенд смотреть за ходом испытаний. В кабинете Белякова, стоя у доски, при помощи формул доказывал преимущество применения ЖРД совместно с ТРД. Испытания двигателя в составе ускорителя проводились на 8-м стенде, где ведущим был Ланда Е.Г. Он и ездил на летные испытания. На экспериментальном самолете конструкции Лавочкина С.А. Мосолов установил несколько мировых рекордов высоты, которые были зарегистрированы Международной Авиационной Федерацией. Двигатель ЖРД включался на высоте 9-11 км., и поднимал самолет на высоту до 35км. В 1957-1958 годах у меня были интересные командировки на полигон в Сары-Шаган. Не был готов штатный двигатель для 2-й ступени ракеты В-1000 и было принято решение на первых ЛКИ использовать двигатель конструкции Д.Д.Севрука. Я был определен представителем фирмы на эти испытания. Первый раз я полетел на полигон на рейсовом ИЛ-12 со множеством промежуточных посадок. /Саратов, Уральск, Актюбинск, Кустанай, Акмолинск, Караганда, Балхаш/. Поездка длительная, утомительная. Перед Уральском задымил один двигатель. Ночевали в Уральске, пока не прилетел другой самолет. Гостиница для приезжих на центральной площадке в Балхаше была в одноэтажном доме с койками в два яруса в большом зале. Правда, командированных на 6 площадку, помещали в отдельный отсек с одноэтажными кроватями и с проходом через специального часового. До отправки на площадку /это км. 60 от штаба на центральной площадке/ я прожил в центре на берегу Балхаша дня два. Обошел весь городок. Запомнилось, когда проходил днем мимо дома офицеров услышал прекрасный женский голос. Шла репетиция. Я стоял и слушал, как в открытые окна доносилась мелодия из оперетты. Там были слова: «Одесса, мой город родной». Они звучали таким диссонансом с окружающей обстановкой. Забегая вперед, расскажу, что осенью жены офицеров устроили «забастовку». В городке не было фруктов и молочного питания для детей. Приезжал генерал-полковник Г.Ф.Байдуков, он был еще и депутат Верховного Совета СССР. Только после его приезда было обеспечено нормальное снабжение продовольствием, а из Ташкента пошли самолетами разные фрукты. 6 площадка была малочисленная и строго изолированная. Никто не мог ее покидать без особого разрешения представителя КГБ. Для гражданских и военных руководителем на площадке был начальник экспедиции от организации П.Д.Грушина полковник Бондзик Григорий Филиппович. По первой, твердотопливной ступени было человек 10-15 представителей от НИИ - 125 /Люберцы/. Им нужно было поддерживать строгий температурный режим заряда и равномерно по всем отдельным шашкам. Первый пуск в 1957 г. был неудачный, до нашего двигателя дело не дошло. Я возвращался домой через Алма-Ату. Ночью проезжали станцию Чу. Там жили разные ссыльные. И отпетые бандиты, которые отбывали ссылку после заключения, и лица сотрудничившие с немцами во время оккупации, в основном это были бывшие полицаи. Там, на подъеме, на тихом ходу поезда, крюками из окон вытаскивали вещи; доставалась при этом и людям. Несмотря на духоту все закрывали окна и прикрывали стекла чем-нибудь твердым. На станции в Сары_Шагане билетов на поезд Караганда-Алма-Ата не продавали, но люди садились. Перед самым отходом поезда я спросил у проводника, как мне проехать. Мне нужен был билет для отчета по командировке. Он сказал, что поговорит с нач. поезда. Вагон был почти пустой. Все проводники и нач. поезда были армяне. Перед Алма-Атой пришел начальник поезда за деньгами. Я спросил билет. У него его не было. Его уже не интересовали деньги, но я не отставал от него. На вокзале в Алма-Ате он мне поставил в командировке отметку о проезде в мягком вагоне с печатью нач. вокзала. По этой отметке мне и оплатили проезд при отчете за командировку. В Алма-Ате я зашел, по договоренности с мамой, к Ф.И.Каминской, ее старой знакомой еще по Воронежу. Они с мужем переехали из Москвы в Алма-ату после того, как в Финскую войну погиб их единственный сын. Они не могли жить в комнате, где все напоминало о нем. Я осмотрел центральную часть города. Впервые увидел горы. У них между домом и проезжей частью улицы протекал арык, а они жили почти рядом с центром. Второй раз в 1958 г. я полетел через Ташкент на самолете ТУ-104 международным рейсом Москва-Дели. В аэропорте Внуково был отдельный зал для международных рейсов. Там было полупусто, при толкучке в общем зале. Я набрал разных проспектов. Удивило хорошее обслуживание в самолете. Но почти все вышли в Ташкенте. Добрался до места без приключений. К пуску готовились примерно месяц. У меня не было никакой работы. Все возились с первой ступенью. В столовой на площадке вышел из строя большой холодильник. Один из командированных взялся его отремонтировать. Он пригласил меня, как самого свободного в помощники на подхвате. Заключили официальный договор с в/ч. Холодильник через несколько часов заработал. Меня тоже причислили к специалистам по холодильникам. Подготовка к пуску проходила в очень напряженной обстановке. Меня правда это не касалось. Мы должны были впервые перехватить ракету, запущенную с ГЦП. Нужно было у нас закончить подготовку к пуску синхронно с пуском ракеты с ГЦП. За сутки перед пуском Бондзик предложил мне съездить на охоту на сайгаков. Поехали ночью на газоне. Фары были разведены под углом. Долго колесили в поисках стада по степному бездорожью. За стадом гнались на полной скорости. Я боялся вылететь из машины или что мы перевернемся. Бондзик стрелял стоя из автомата с одной руки. Сайгаки бежали перед машиной в разрезе лучей фар. Вся охота длилась несколько минут. Подстрелили несколько сайгаков. Подобрали их в машину и домой. Сайгаков отдали на кухню для завтрашнего парадного ужина. Излишне напоминать, что на площадке был абсолютный сухой закон. Пуск был объявлен удачным. Ракета прошла недалеко от цели. Была ли она поражена осколками простого заряда не ясно, но ракета предусматривала ядерный заряд. Он бы уж точно поразил цель. Результаты были доложены Хрущеву. И было объявлено, что в СССР создана противоракета. На площадке был торжественный ужин со спиртом. На следующее утро я уехал в штаб, где велась обработка телеметрии и нужно было выпустить отчет для отправки в Москву. С телеметрией была задержка, многие параметры записать не удалось. По двигателю 2-й ступени была только запись давления в газогенераторе, а в отчете нужно было заполнить еще ряд параметров. В разговоре по ВЧ мне примерно объяснили, что можно сделать. Ходом составления отчета интересовался начальник полигона генерал Дорохов. Был конец октября, он ежедневно по утрам купался в озере. Рассказывали, что и зимой солдаты делали ему прорубь. В бюро пропусков один сержант при просмотре моего паспорта, обнаружил, что мы земляки. Он был из дома 19А по улице Усачева. Он мне поставил в пропуске дополнительный значок, разрешающий выход из городка в любое время. В закусочной на берегу Балхаша был ограниченный выбор. Из выпивки был только спирт питьевой в бутылках. Черный хлеб, манты /большие пельмени/ и очень вкусная отварная рыба /почти без костей/. В гостинице для приезжих /гражданских/ был такой случай. Поздно вечером прибыла группа командированных, многие из которых были в крови. Дело было перед 7 ноябрем. Люди с дальних площадок стремились выбраться домой. С одной из площадок летчики по какой-то причине отказывались вылетать. Когда начальство их заставило вылететь, они стали выделывать фигуры высшего пилотажа. Не привязанные, с откидных боковых сиденьях, ребята летали по воздуху в самолете. Некоторые получили переломы рук и ребер. Их отправили в госпиталь. По нашей гостинице раздался клич: пойдем бить летунов. Большая толпа двинулась к военному общежитию. Но там своевременно подготовились, и был вызван наряд вооруженных солдат, которые предотвратили драку. Я несколько дней загорал на берегу Балхаша в ожидании самолета среди высоких камней. Солнце припекало хорошо, но чуть не так повернешься холодный ветер прямо обжигал. Там еще нужно было опасаться тарантулов и кара-куртов. Отчет я подписал тогда, когда все прямые самолеты уже улетели. Меня записали на АНТ-2, который летел в Ташкент. Там было не больше 5-и пассажиров. Один полковник и жена какого-то начальника. В горах при подлете к Ташкенту попали в зону резкого перемена климата. Самолет проваливался в воздушные ямы. Состояние невесомости длилось долгие секунды. Женщину все время рвало. Полковник всячески пытался ей помочь. Я, наблюдая за этой картиной, совсем забыл о своих неудобствах. В Ташенте я купил очень большую дыню. Но меня с ней почему-то не пропустили в самолет. В следующий раз я наметил себе маршрут самолетом до Фрунзе, потом автобусом до Алма-Аты, а затем поездом. Так ездил кто-то из командированных. Но это осталось в мечтах. ОКБ-3 слили с ОКБ-2 и работы с Грушиным по этой тематике были прекращены. Теперь несколько слов об общественной жизни в отделе. О спорте. В отделе всегда была волейбольная площадка и футбольное поле в половину настоящего. Выступали на соревнованиях между отделами и цехами на первенство ОКБ. Две или три зимы заливали каток, где играли в хоккей с шайбой. В отделе было два стола для настольного тенниса и регулярно устраивались шахматные турниры. В отделе был свой духовой оркестр, которым ходили на демонстрации и без которого не обходились похороны. Был академический хор, который входил составной частью в сводный хор Дворца Культуры. В конце 55 года меня, как единственного комсомольца с высшим образованием, избрали секретарем комсомольской организации отдела. В декабре 56 года приняли кандидатом в члены партии. В качестве партийной нагрузки избрали в профбюро ОКБ, где мне, как представителю экспериментального отдела, дали сектор техники безопасности. В январе 58 года приняли в члены партии. В отделе я регулярно проводил доклады по международному положению. Запомнился прием в партию на открытом партсобрании Д.Д.Севрука. Рассказывая свою биографию, он подчеркнуто подробно рассказывал о пребывании в Магадане. Как он там сумел заводить машины в 40 градусный мороз и как после этого его перевели в «шарашку» в Казань, где он стал работать с Глушко В.П., а его кровать стояла рядом с кроватью С.П. Королева, где у них была единая тумбочка. Перехожу вновь к своим семейным делам, на долю которых у меня оставалось всегда мало времени. 05.06.1957 года у мамы произошел обширный инфаркт. Это случилось через два месяца и десять дней после выхода на пенсию. Работа для нее была основным образом жизни. Последние 25 лет, после смерти моего отца, она оставалась единственным кормильцем для двоих детей и престарелой бабы Вари. На работе и в командировках она проводила много времени, но зато «прелести» коммунальной жизни во многом проходили стороной. Однако, репрессии 30-х годов и их последствия, напряженная работа во время войны и пребывание в последние годы на низкооплачиваемой работе привели к истощению нервной системы и к хронической гипертонической болезни. Она, всегда привыкшая заботиться о ком-нибудь, причем часто о совершенно посторонних людях, оказалась никому ненужной и в то же время не приспособленной к хозяйственной жизни. Её неполная пенсия и почти отсутствие таковой у бабы Вари при пустой сберкнижке также не способствовали оптимизму. В больницу она категорически отказалась ложиться. Дома ей помогала баба Варя. Из поликлиники за ней наблюдала участковый терапевт Софья Лазаревна, с которой у нее были дружеские отношения. Тогда после инфаркта предписывали строгий постельный режим не меньше месяца. В этом году мы с Риммой собирались вывести Иринку на дачу. Дачу хотели снять в Валентиновке или в Загорянке, поближе от моей работы. Вместо 4-х часов на дорогу теперь у меня было только полтора в оба конца. Дачу снимали по рекомендации знакомых у их знакомых. Это были люди лет 50-и очень доброжелательные и интеллигентные. Дача была расположена на границе между Валентиновкой и Загорянкой в 20-и минутах ходьбы от ст. Валентиновка. Условия там были хорошие. Мы договорились, что приедем и на следующий год и даже оставили все дачные вещи. Но зимой неожиданно умер хозяин дачи, и нам пришлось в 58 года снимать в другом месте, но тут же в Валентиновке. В 57 году я впервые в жизни ходил за грибами. По дороге от станции к даче я шел как-то раз с работником ОКБ-3 Мицкевичем Сергей Валентиновичем, у него там была дача. Он и пригласил меня сходить за грибами. До леса от нашей дачи было не больше 20 минут хода. В те времена там еще были грибы. С.В. в них хорошо разбирался и хорошо их находил. Ходил я с ним только раза два. Дед С.В. Мицкевича был другом и соратником В.И. Ленина. Говорили, что С.В. /он был 1918 г.р./ в свое время сидел на коленках у Ленина. В дальнейшем он писал письма в ЦК партии о неправильной партийной политике и, в конце концов, в середине 60-х годов написал заявление о выходе из партии. Это было, когда я уже работал секретарем парткома и с его персональным делом ездил в ЦК к Бурову. В 57-58 годах по выходным приходили к нам Олег, Гарик и Негинский. (товарищи по дому на Усачевке) Играли в преферанс, но это было редко. Когда не было кворума, садилась играть мама, ей это доставляло большое удовольствие. После бани по выходным или за преферансом выпивали сухого вина. Водку не пили. Олег после окончания МГИМО от Минсельхоза съездил в США. Это было после поездки в США Хрущева и начала кукурузной компании. Поездка Олега была единичной и не продолжительной. В дальнейшем он работал зав. международным отделом в «Неделе» /это приложение к газете «Известии»/. |
Похожие:
 | Зарегистрированного по адресу: Московская область, г. Королёв, ул. Исаева, д. 123, кв. 57 | | Если писать только о серьезно-печальном, то люди перестанут смеяться над безобразным и в тишине уходящей осени, овеянный ее нежной... |
| Работодатель вправе привлекать работника к работе за пределами продолжительности рабочего времени только в порядке, определенном... | | Пишут Вирусы по разным причинам. Одним нравится системные вызовы, другим совершенствовать свои знания в ассемблера. Обо всем этом... |
 | Повторите английский алфавит. Это поможет находить слова не только по первой букве, но и по всем остальным | | По общему правилу работника можно привлечь к сверхурочной работе только с его письменного согласия и с учетом мнения выборного органа... |
| Есина Л. С., Широгалина В. И., Авдеева Е. Л., Исаева Г. П., Голосова О. М., Давтян Л. В | | Есина Л. С., Широгалина В. И., Авдеева Е. Л., Исаева Г. П., Голосова О. М., Давтян Л. В |
| Мы только что узнали хорошую новость о работе волонтеров по защите окружающей среды | | ... |