Часть вторая
УЛИЦЫ В ОГНЕ
Вижу, вижу, что удивлены…
Ну, действительно, какие, в жопу, «улицы», когда труп главного героя сожжен, а прах развеян по ветру!?
Как говорится, приплыли. Конец жизненного пути и все такое: самое время ставить жирную точку.
Однако вы заблуждаетесь. Ставить точку рано. Моя история только в самом начале.
Вы, верно, позабыли, с кем имеете дело!.. А надо бы знать, что белые вороны вроде меня только так и рассказывают свои истории – непременно задом наперед. Кстати, об этом я предупреждал вас еще в самом начале. Что запамятовали?! Вернитесь назад и перечитайте пролог!
В общем, пока я болтаюсь, точно неприкаянный грешник в пространстве между небом и землей в ожидании Верховного решения, у меня есть уйма времени, чтобы поговорить с вами по душам. Да и сам я, по правде говоря, что-то вошел во вкус.
Вы же ровным счетом ничего не знаете про меня. Ну, жил-был, да вдруг и помер… Конец истории.
А как жил и с кем был совершенно не ясно. Нет полной картины. Так, какие-то штрихи к портрету. И все в мрачных тонах…
Однако мне есть, о чем еще поведать. Я кое-что видел в жизни. И, кстати, немало веселого.
Ну, а пока, для затравки расскажу хотя бы о трех составляющих – тьфу ты черт, чуть не сказал прям по-ленински – про три источника, три составные части м-м-м… м-оей устоявшейся спокойной и одновременно, как мне кажется, нескучной (увы и ах! – уже прошлой) жизни.
Все три – женского рода. Все три – остро необходимые для комфорта современного мужчины.
Итак, по порядку:
КВАРТИРА.
РАБОТА.
МАШИНА.
Что? Где ЖЕНЩИНА?
Не торопите события, друзья, – всему свое время. «Клубничную» историю для вас я припас на десерт.
Короче, слушайте и не перебивайте.
Последние десять лет я жил в центре Петербурга. В десяти минутах ходьбы от Московского вокзала.
Когда-то эти улицы назывались Рождественскими, а в двадцатые годы прошлого века, по-моему, к шестой годовщине Октябрьского переворота, их переименовали в Советские – в честь одноименной власти, которая всем нам когда-то казалась несокрушимой, как скала. Их десять этих улиц. Одна за другой идут параллельно Старому Невскому в сторону Смольного, бывшего штаба революции.
Слышал, что отцами города принято решение вернуться к первоначальному названию. Признаться, меня от этого ничуть не коробит, даже наоборот. Хотя я и привык относиться с пиететом к стирающемуся из памяти великому прошлому. Впрочем, неизвестно, когда это решение будет претворено в жизнь – на уличной табличке моего дома по-прежнему красуется знакомая надпись «4-Я СОВЕТСКАЯ улица», как и двадцать, и сорок, и шестьдесят лет тому назад…
Стоп! Как мне рассказывали местные старожилы из близлежащих коммуналок, когда-то здесь был пустырь. Эхо блокады, знаете ли. Ленинград, в отличие от Парижа, не был открытым городом. Его нещадно бомбили. Именно поэтому классическая «сталинка» в центре Петербурга – не такая уж редкая штука.
Да, да. Дом мой типичный образец сталинского ампира, почти шедевр, правда, без излишних архитектурных наворотов в виде барельефов с советской символикой или помпезной скульптурной группы рабочего и колхозницы, установленной на широкой крыше. Стандартный для большинства «сталинок» высокий бельэтаж с мраморными колоннами отдан под детскую стоматологическую поликлинику. Лично для меня это существенный недостаток дома – нет, нет, детей я как раз люблю, но, согласитесь со мной, что обливающиеся горькими слезами малолетние детишки под дверями поликлиники – не самая веселая картинка.
В остальном, здесь все хорошо – высокие за три метра потолки, теплые стены, широкие – во всю стену – светлые окна и большие комнаты. Правда, все же есть одна проблемка. Но об этом поподробнее расскажу позже.
Что самое удивительное, дом оказался моим ровесником (не скрою, было приятно), и как я потом узнал, покопавшись в документах, выложенных в сети, был досрочно сдан – не удивляйтесь, это нормальная практика для того времени – к двадцатому съезду КПСС.
Ну, чем знаменит этот партийный форум, думаю, вам известно. Покойный отец народов был заклеймен позором в секретном докладе его волюнтаристски настроенного преемника. Добавлю, что вкупе с историческими решениями по развенчанию культа личности человека, чьим именем по сей день именуется помпезно – имперский стиль, доминировавший в архитектуре страны Советов на протяжении четверти века, съездом была свернута и имперская градостроительная политика.
Смена караула, так сказать. Домостроительного.
Теперь вы понимаете, в каком ДОМЕ я обитал!? Это ж действительно последний реликт ушедшей эпохи!..
Окна моей «трешки» на седьмом этаже выходят на Мытнинскую улицу и Овсяниковский садик, называемый местными обитателями просто «Овсяшка».
С балкона мне нравилось наблюдать за тем, как гуляющая в саду детвора резкими взмахами лопаток стращала сизо-серых голубей – они веером взлетали ввысь, с шумом рассекая воздух, проносились под моим балконом, делали круг, чтобы уже через десять – пятнадцать секунд вновь приземлиться в поисках корма на старое место.
Я и сам там иногда бывал по вечерам, устав от городской суеты, скармливал птахам остатки зачерствевшего хлеба или неспешно прогуливался по дорожкам мимо детского городка, спортплощадки и двух кортов. Любил смотреть на теннисную игру… Мячик, сильно ударившись о верхний край сетки, вдруг взмывал вертикально вверх. Куда он упадет, на чью сторону? Вперед или назад? Для меня это был самый захватывающий момент… Какие-то доли секунды, и обыкновенное везение оставляло проигравшим одного игрока, даруя победу другому. Матч Пойнт. Игра закончена.
А еще в «Овсяшке» часто тусовались бомжи, алконавты и прочие деклассированные элементы… Как-то раз ради прикола я даже принял участие в импровизированном шахматном турнире, устроенным «овсяниковскими» алкашами на одной из лавочек, которая оказалась как раз напротив окон начальника милиции. (Нет, нет, тогда все обошлось – начальник в тот день отдыхал).
Призовой фонд, помнится, состоял из пары флаконов портвейна «Три семерки», прозванный когда-то в народе «три топора» или «три томагавка», или еще более зловеще – «три удара топором по печени» – «счастливые» семерки на этикетке там и впрямь были похожи на индейские топорики. Вот уж не думал – не гадал, что этот «бормотушный» бренд из моего удалого отрочества окажется таким долгожителем!
Впрочем, я про шахматы рассказывал… Честно признаться, шахматный игрок из меня – никудышный. Но, поскольку я не употреблял бормотуху каждый Божий день и потому имел незадурманенную голову на плечах (в отличие от моих собу… пардон, соперников), то без особого труда добрался до финала. Что означало сразиться с местным корифеем портвейнразлива Мироном – личности неопределенного возраста и непонятного рода занятий, облаченного в грязный промасленный, местами дырявый сигнальный жилет ярко-оранжевого цвета, выдаваемый, как вы знаете, дорожным работягам, водилам городского транспорта и работникам муниципальных служб. Само собой разумеется, что Мирон не относился ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим труженикам перечисленных госструктур. Он вообще нигде не работал, все время ошивался в «Овсяшке» и на прилегающей к ней территории, собирая в видавший виды армейский вещмешок пустые бутылки и жестяные банки. На это и жил… А жилет он носил только потому, что считал его необходимым атрибутом своего безопасного передвижения через улицу, когда был «под балдой». А «под балдой» он был всегда!
Между прочим, чертами лица Мирон мне жутко напоминал незабвенного Тропилло (вечно мне мерещатся чьи-то двойники!) – ну, прямо, одно лицо, только ростом пониже на полторы головы.
Может, родственник? Вряд ли. К музыке Мирон был равнодушен. Он любил животных. Пришел на турнир со своей собакой по кличке Лиза – русской лайкой черно-белого окраса с характерной для этой породы загнутым тугим кольцом хвостом и веселыми живыми глазами. Лиза весь матч «проболела» за хозяина, уставившись на доску с шахматными фигурками, словно там лежала кость или шмат мяса, и с таким умным видом, будто это не ее хозяин играл, а она сама сражалась за шахматный приз. В общем, интересная собаченция. Мне, кстати говоря, Лиза понравилась больше Мирона. И как я понял, очень она не любила, когда ее хозяин напивался вусмерть – норовила от него сбежать.
Последняя партия оказалась самой скоротечной. Мат я поставил Мирону уже на седьмом ходу под громкие утробные звуки Лизы. Вот надо же, как чует псина беду своего хозяина! А чего горевать – я ж по-человечески выставил на бочку все, что выиграл в честном бою. Так сказать разделил призовой фонд между достойными игроками – собутыльниками. А-а-а, все ясно, только сейчас понял, почему собачка нервничала – боялась, что у хозяина опять запой случится.
Ну, значит, разлил я портвешок по пластиковым стаканам… Вдрогнули по первой (я-то сам едва пригубил для вида – что я ненормальный лакать эту отраву?)
Потом, как водится, начали живо обсуждать военно-политическую обстановку в мире. Мне сразу стало скучно. Чем бы заняться? Взял в руки початую бутылку портвейна. Посмотрел на этикетку. «Специальное вино». «Емкость 0,7л». Внимательно прочитал то, что было напечатано мелким шрифтом. Так, ну, ясное дело – «новодельный» напиток!
Тот портвейн, за которым я бегал когда-то в самоволку был, помнится, из Азербайджана и стоил 3 рубля 40 копеек. Это для первой зоны, для второй и третьей – дороже.
А «свеженький» сработан в Новосибирске из сибирского спирта и привезенного из Ташкента узбекского винограда. Вот проныры! Подсуетились и вернули новую жизнь подзабытому продукту, вовремя вспомнив, как все было.
Одна бутылка нового портвешка, между прочим, стоит два с половиной метрошных жетонов. Вот и разберитесь теперь, когда спаивали больше русский народ – тогда или ныне?
Но я продолжаю свой рассказ… В свою квартиру я въехал через два месяца после знаменитого российского дефолта, когда в «Овсяшке» с деревьев с желто-красными кронами только начали облетать листья. До той поры, сколько себя помню, жил все время в съемных. И тут грянул гром – дефолт!!! Все как полоумные вокруг меня бегают по обменникам, скупают доллары по фантастически вздутым ценам… А у меня под рукой оказалась кругленькая сумма в «зеленых», вовремя вытащенная мной из одного дельца как раз перед самой «жопой», в которую попала вся страна. Везунчик я, да и только!
Недвижимость тогда упала в цене, что называется за одну ночь, подешевев наполовину и, народ, как я помню, больше продавал, чем покупал. Если, конечно, было что продавать… Так что выходит, что квартиру эту я купил за сущий бесценок. И надо было быть полным дураком, чтобы не воспользоваться таким благоприятным моментом – решить свой жилищный вопрос. Вобщем, повезло!..
Через два дома по моей стороне на 4-ой Советской стоял с виду совсем неприметный двухэтажный домик песочного цвета, зажатый с двух сторон огромными шестиэтажками – и не жилой фонд, но и вывесок никаких нет. Два окна на первом этаже, всегда закрыты с внешней стороны железными жалюзями. По-моему, роллеты они называются – спецустройство против взлома и актов вандализма. Только между нами: в этом домике есть, что охранять!
Входная железная дверь, крашеная белой краской, наверное, еще в прошлом веке, вдоль и поперек исписана торопливыми автографами доморощенных «райтеров». Дверное граффити, исполненное черной и лиловой аэрозолью, отчетливо читается даже с противоположной стороны улицы. А если подойти вплотную к двери и присмотреться (примерно где-то на уровне живота; ребенок, что ли, рисовал?), то можно различить нацарапанную гвоздем надпись, кое-где местами тронутую ржавчиной, объявляющую о том, что «ЦОЙ – КРАСАВЧИК»!
Последнее слово зачеркнуто черным маркером с короткой злобной припиской, состоящей из трех букв. Нет, нет, не подумайте плохого, там другое слово... Какое? Сходите, посмотрите сами!
Ну, чувствую, вы уже догадались, ради чего я так скрупулезно расписываю этот, на первый взгляд, абсолютно невзрачный дом... Да. Все правильно. Знакомое нам место. Выражаясь по старинке, это – «точка» группы DDT. Я и вправду здесь бывал, едва ли не каждый день. Разумеется, если ЮЮ находился в городе, а не на гастролях или в деревне.
Только, пожалуйста, не надо думать, что я въехал в эту квартиру, чтобы быть поближе к Шевчуку. На 4-ой Советской я оказался на пару-тройку лет раньше DDT. Они ведь в те годы обитали в подвале – вот где был настоящий андерграунд! – на Тамбовской, в ДК Железнодорожников. Они дружили с директором «железки», который им предоставил самые льготные условия аренды, будучи истым поклонником таланта Шевчука.
Все изменилось для группы после внезапной смерти старичка-директора. Новый глава «Железки», которому был по барабану весь русский рок, а не только DDT, предложил платить музыкантам по искусственно вздутым расценкам – напросто выживал их оттуда… ЮЮ был в трансе. Куда переезжать со всем скарбом, с тоннами «аппарата» (у них уже была действующая студия)?..
Не было бы счастья, да несчастье помогло. И еще Его Величество Случай… Кто-то из группы проезжал на машине по 4-ой Советской и заметил на невысоком домишке рекламную вывеску о сдаче его в аренду. До этого, к слову сказать, там был продовольственный магазин. Ничего не скажешь, вовремя он обанкротился!
Но меня что-то опять понесло не «в ту степь», вернемся лучше к моей «хате». Помнится, я обмолвился об одной проблемке…
Дело в том, что в соседней квартире, внутренние стены которой являлись одновременно и моими, жила-была бабуля «божий одуванчик», которую я вообще никогда не видел и не слышал – она тихо доживала свой век в полном одиночестве.
Вот также и ее похороны прошли – совершенно незаметно для меня. Узнал, что старушка преставилась только через полгода, когда ее родственники, получив наследство, затеяли в квартире ремонт.
Вот тут-то я и понял, что общая стена, разделяющая наши квартиры, слишком тонка. Сознаться, я просто очумел от грохота во время ремонта, который длился больше месяца, и предложил соседям, пока он не завершен, сделать звукоизоляцию злополучной стены – расходы делим поровну. Меня очень внимательно выслушали, а затем вежливо сказали, что на такую роскошь у них бюджета нет. Оно и понятно – квартиру-то они собирались сдавать, а не жить там!
С тех пор и начались мои мучения.
Хорошо помню их первого жильца – высокого красивого самца средних лет (я едва дотягивал ему до плеча), с которым мы, наверное, всего пару раз обмолвились словечком, а так только сдержанно кивали друг другу головой при встрече на площадке – вот и все наше с ним общение.
Он работал старшим инструктором в тренажерном зале по соседству, за углом на проспекте Бакунина. Его клиентурой были в основном молодые развратные девки, которых он вечно таскал к себе домой после тренировок. А теперь представьте: ни одна из них не оставалась у него больше чем на одну ночь. Клянусь, так и было на самом деле!
Что, какая причина?.. – слабая потенция?.. – не удовлетворял?..
Нет, с этим у него было все в полном порядке. Сладострастные стоны, доносившиеся до меня из-за проклятой стены, свидетельствовали о том, что он в постели – настоящая секс-машина. В общем, не зря качался…
Все дело было в том, что он… храпел. И как храпел! Красотки не выдерживали до утра и, собрав в охапку вещички, скоренько ретировались из тёплой кровати в середине ночки.
До сих пор не пойму, как это стенка не рухнула от его чудовищного храпа. Лично меня спасали только верные стереонаушники, подключенные к музыкальному центру – я растворялся в мрачном депрессняке раннего Роберта Смита. Так и засыпал с наушниками…
И как вы думаете, куда в конце концов подался наш культурист?
В монастырь! Так сказать полностью и окончательно разочаровавшись в суетной мирской жизни. Об этом он поведал мне, ну, прямо по-родственному, заявившись перед отъездом ко мне посреди ночи с бутылкой водки.
И теперь я точно могу вам сказать, что Дима на самом деле оказался славным парнем! А тот ощутимый налет снобизма, который, как мне казалось, был ему присущ, ну, так это просто защитная маска у него была.
|
