Лдпр труба москва
Скачать 1.76 Mb.
|
ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ!.. Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше… А.С. Пушкин, «Моцарт и Сальери». Русские в ХХ веке попали в страшные переплеты. И вопрос встал самым серьезнейшим образом. Прежде всего – о стойкости нравственной. К сожалению, русская нация в своем едва ли не подавляющем большинстве, – и это нужно признать со всей определенностью, хоть, может быть, такое признание и покажется для кого-то излишне жестким, – оказалась податлива на чуждые влияния и, по сути, распалась на две части, к тому же слабо стыкующиеся между собой. В разделенном состоянии мы находимся и по сей день. Что касается эмиграции в наше время, то она напоминает образ «пограничного» человека, которого характеризует дилемма: «с одной стороны» и «с другой стороны». Это состояние прекрасно уловил великий русский писатель ХХ века Василий Макарович Шукшин. Он так представил этого «пограничника»: одной ногой стоит на берегу, а другой – в лодке. Река, т.е. сама жизнь, течет, двигается и движет лодку по этому самому течению. Значит, вынужден передвигаться и человек, стоящий одной ногой на берегу, а другой в лодке. Передвигается в крайне неудобной позе. Спрашивается, долго он пропрыгает таким манером? Не уверен, что долго. Рано или поздно ему потребуется: либо сесть в лодку и плыть по течению реки-жизни дальше, в неизвестность, либо соскочить на берег и уже на берегу принять решение о дальнейшем местонахождении. Мне не хотелось бы становиться в позу некоего надмирного чистюли. Никого не собираюсь ни поучать, ни тем более воспитывать. Просто хотелось бы по возможности непредвзято взглянуть на сложившуюся ситуацию, стараясь помнить в первую очередь об исторической, т.е. русской России. Сколь бы трудно это ни было бывшим пионерам-комсомольцам. Трагедия русской истории ХХ века воплотилась в личности двух людей, изменивших присяге: бывшего царского офицера Жукова и уже советского, хотя тоже ставшего бывшим, генерала Власова. О Власове я уже писал в главе «Подлость». Жукова туда записывать не стал. Не такой масштаб отступничества. Хотя формально Жуков тоже нарушил присягу офицера царской армии. На военную службу он в царскую армию поступил в начале Первой мировой войны, в 1915 году. Про заслуги Жукова перед советской армией сказано практически все, а может, даже и побольше всего, что нужно было бы сказать. Но про то, что он имел заслуги и перед царской армией, а точнее перед Россией исторической, будучи за боевые заслуги на фронтах мировой войны награжден Георгиевским крестом, нигде ни слова. Может быть потому, что советская власть, а стало быть, уже и сам Жуков под влиянием этой власти, пристально следили за тем, чтобы внезапно и вынужденно востребованное русское национальное начало всерьез не стало вытеснять трепетно вбивавшееся коммунистическим агитпропом в головы русских советских людей советско-интернациональное сознание. (Хотя С.М. Буденный, о котором я тоже писал в главе «Подлость», нисколько не скрывал в своих мемуарах того, что в Первую мировую войну за доблесть был удостоен звания полного георгиевского кавалера, т.е. был награжден четырьмя Георгиевскими крестами. Он рассказывал, что он заработал еще один Георгиевский крест до того, как получил вышеупомянутые четыре, однако был лишен той награды за дисциплинарный поступок – подвахмистр Буденный ударом кулака в челюсть послал в нокаут офицера – своего командира. Буденного могли за это расстрелять, однако члены военно-полевого суда пожалели его и ограничились только лишением награды. Потом, отличившись в последующих боях, подвахмистр Буденный с лихвой вернул упущенное, став полным георгиевским кавалером, чем гордился всю жизнь, даже в советское время. Вот такая бурная боевая молодость была у будущего командира легендарной Первой Конной!) Характерно, что после дезертирства из царской армии в Красную Жуков никогда больше не надевал заслуженный им в боевых действиях Георгиевский крест. Даже когда хоронили советского маршала, то за его гробом несли все полученные им награды, не исключая самых пустяковых медалек, кроме Георгиевского креста. Отмечу также недавние пиар-акции по раздаче именно Георгиевских ленточек как символа Победы. У всех на памяти перезахоронение в 2005 году праха генерала Деникина и философа Ильина. ЛДПР приняла непосредственное участие в этом благородном деле. Но, как мы ни бились за то, чтобы объяснить людям, что был за человек Ильин (про Деникина они мало-мальски знали), какие взгляды проповедовал, никто не стал нас слушать. Ни в телепередачах, ни в массовых изданиях, ни даже в перепечатках статей в газетах не назывались действительные истоки его философии. И это – очередное кощунство по отношению к русскому национальному философу, автору книги «Что сулит миру расчленение России?». Это опять-таки слишком отдает конъюнктурой. Потому с восполнения этого пробела я и хотел бы начать эту главу, то есть с призыва: «ВОЗВРАШАЙТЕСЬ!» Возвращайтесь, те, кто еще жив. Не нужно умирать в Париже, как дочь Деникина в 2005 году! Не нужно жить в одиночестве, на чужбине и вдалеке от Родины, от матери нашей с вами – России! Возвращайте память о тех, кого уже нет! И об этом давайте позаботимся взаимно. Надо сохранить все, что только можно еще сохранить об ушедших в мир иной, чтоб их дела и помыслы по возможности воплотились бы в наших делах и мыслях. ИЛЬИН Иван Александрович (28 марта (9 апреля) 1883, Москва — 21 декабря 1954, Цюрих) русский и российский религиозный философ, мыслитель, правовед и государствовед, публицист и литературный критик. Родился в дворянской семье. Его дед построил Большой Кремлевский Дворец (не путать с Кремлевским Дворцом Съездов, построенным в 60-е годы по указанию Хрущева и изуродовавшим архитектурный ансамбль Кремля), был смотрителем и комендантом этого царского большого дворца. Крестным отца Ильина был сам император Александр II (блестящий государственный деятель, отменивший крепостное право, освободивший Болгарию от турок, расширивший границы Российской Империи в Средней Азии, издавший ряд либеральных законов и после всего этого злодейски убитый революционерами в 1881 году). Дед Ильина по матери врач Ю.Ш. фон Штадион эмигрировал в Россию из Германии в 1830-х годах. Видите, тогда шла эмиграция совсем в другом направлении. Ехали к нам с Запада, а не мы к ним на Запад. Стремились в нашу Добрую Российскую Империю. Конкурс был по семь кандидатов на одно место. (Так гордые швейцарцы почитали за счастье работать вышибалами в наших ресторанах. Мы до сих пор вышибал называем швейцарами). Принимали не всяких, а только таких, которые могли принести Доброй Российской Империи ощутимую пользу, а не урвать кусок и смыться потом в неизвестном направлении, как это сплошь и рядом происходит уже в наши дни с представителями так называемого ближнего зарубежья. В 1901 году, окончив с золотой медалью 1-ю Московскую классическую гимназию, Ильин в 1901 году поступил на юридический факультет (хотя мечтал о филологическом) Московского университета. С 1909 года Ильин стал приват-доцентом Московского университета, а с 1918 года, т.е., несмотря на происшедшую Октябрьскую революцию (значит, пользовался доверием и авторитетом в кругу московской профессуры), – профессором. В 1911-12 годах он был в научной командировке, находясь на стажировке в ведущих вузах и научных учреждениях Германии, Франции и Италии. Обычная тогдашняя практика в высшей научной и образовательной школе Доброй Российской Империи. Ее проходили все сколько-нибудь заметные фигуры русской науки и техники от Ломоносова до Менделеева, Павлова, Тимирязева. Эта же школа была заимствована и в советское время. Достаточно называть имена Вавилова, Капицы, Йоффе и прочих. К сожалению, сегодня эти традиции, похоже, похерили навсегда. Нашу подрастающую научную смену бросили и плюнули на нее. Февральскую революцию Ильин воспринял как «временный беспорядок», а Октябрьскую революцию – как катастрофу. Потому сразу же активно включился в борьбу с большевистским режимом. Неоднократно арестовывался, в последний (шестой) раз в сентябре 1922, после чего вместе с большой группой философов, ученых и литераторов Ильин был выслан из России в Германию на пароходе «Обер-бургомистр Хакен». С 1922 по 1938 годы Ильин обосновался в эмигрантском Берлине. Многие русские эмигранты выехали именно туда. Более того, Берлин оказывался как бы первым пунктом их остановки. Потом уже разъезжались, кто куда, – в Париж и Прагу, Белград и Софию. Многие покидали старую Европу ради призрачных надежд на США, Австралию и столь же мифическую по тем временам Аргентину. Ильин стал работать в Русском научном институте в Германии. До 1934 года работал в этом научном подразделении, созданном на эмигрантские деньги и занимавшемся русскими проблемами. Именно здесь Ильин обдумывал будущую идею о воссоединении России исторической и советской, которую уже разработал и конкретизировал в 40-50-е годы. Институт был закрыт пришедшими к власти нацистами. Вот вам и немецкий национализм. Казалось бы, должны были прежде других, в частности так называемых демократов веймарского розлива, понимать, в чем проблема национального сознания. А именно этой темой занимался закрытый нацистами Русский институт. Ан нет. Выходит, что разные национализмы! За немецкий не судили, и сегодня мало кто судит. А вот за русский – вон! Ильин – активный идеолог белого движения за рубежом. Выступает с многочисленными лекциями в Германии, Франции, Швейцарии, Чехословакии, Югославии, Латвии. Занимается издательской деятельностью. Его основная тема – духовная сущность революционной катастрофы и как выход из нее – духовное возрождение России. Бурную и горячую полемику вызвала его книга «О сопротивлении злу силою» (1925). С 1927-го по 1930-й редактирует и издает «Русский колокол» – журнал русской волевой идеи. В 1938 году, после того как нацисты наложили запрет на его печатные труды и публичные выступления, Ильин выехал в Швейцарию. Там смог обосноваться благодаря денежному залогу, внесенному С.В. Рахманиновым. Этим он, по сути, избавил Ильина от насильственного возвращения в Германию. Тем не менее в «свободной» Швейцарии Ильин был лишен права на работу и тем более политическую деятельность. В последующие годы наш герой жил в пригороде Цюриха, Цолликоне. Писал философские книги. Все-таки выступал с лекциями и анонимно занимался политической публицистикой. Обширное творческое наследие Ильина насчитывает 40 книг и брошюр, несколько сот статей, более ста лекций, огромное количество писем, стихотворения, поэмы, воспоминания, документы. Его двухтомная диссертация считается одним из лучших комментариев философии Гегеля. Идеи правового государства были сформулированы Ильиным в серии брошюр, изданных после Февральской революции под названием «О сущности правосознания». Законченный им в 1919 году фундаментальный труд «Учение о правосознании» опубликован уже после его смерти в 1956 году в Мюнхене. Относя право к духовной среде, Ильин сформулировал три аксиомы правосознания, лежащие в основе правовой жизни любого народа: закон духовного достоинства, закон автономии (гражданин как внутренне свободный ответственный волевой центр, истинный субъект права) и закон взаимного признания (взаимное уважение и доверие между гражданами и государственной властью). Теории государства и политического устройства посвящены двухтомник «Наши задачи» (1956) и незаконченный труд «О монархии и республике» (1978). Будучи убежденным монархистом, Ильин не стремился что-либо предрешать, навязывать силой. В частности, он считал, что навязывать монархию народу, разучившемуся иметь царя, неосмотрительно и вредно. Ильин выступал за необходимость найти разумное сочетание монархических и республиканских начал с аристократическим, ведущим слоем национальной диктатуры. Истинный патриотизм он определял, как любовь к духу своего народа. Рекомендую прочесть его лекцию «Об истинном патриотизме» (1914-15). Ее основные идеи вошли в книгу «Путь духовного обновления» (1937). Ключ к пониманию русской православной души он видел в таких «прафеноменах», как молитва, старчество, праздник Пасхи, почитание Богородицы и святых, а также иконы («Сущность и своеобразие русской культуры», 1942). Ильин не принадлежал к плеяде последователей Вл. Соловьева, с которыми обычно связывают русский религиозно-философский ренессанс начала ХХ века. О своей книге «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» (закончена в 1947 году и опубликована в 1958) Ильин писал: «Она посвящена не богословию, а тихому философскому Богохвалению... Я пытаюсь соткать ткань новой философии, насквозь христианской по духу и стилю, но совершенно свободной от псевдофилософского «богословствования» наподобие Бердяева-Булгакова-Карсавина и прочих дилетантствующих ересиархов... Это – философия простая, тихая... рожденная главным органом Православного Христианства – созерцающим сердцем». Государство, если оно претендует на духовную составляющую, если оно вообще имеет цель существования, должно имена таких людей, как Иван Ильин, чтить, т.е. не просто перезахоронить, а ввести их творчество в программы школ и вузов, повсеместно «обэкранить», как писал еще один патриот и националист, хотя и считавшийся богемой, поэт Игорь Северянин. В этом смысле народное достояние должно быть доведено до самого народа, должно стать выразителем этого самого народного духа. Таких людей надо воссоединять с народом, а не перезакапывать! Другой фигурой, во многом ставшей олицетворением русской «третьей силы» во время Второй мировой войны, а затем и Великой Отечественной войны, фигурой, в чьей судьбе сфокусировались многие, если не все стороны трагедии русской эмиграции, стал Иван Лукьянович Солоневич. Его труды и само даже имя тотально замалчиваются не только советским, но и нынешним псевдодемократическим агитпропом и по сей день. Державный голос Солоневича донесся до нас совсем недавно. Но поныне, начиная с сороковых годов ХХ века, в далекой Аргентине выходит газета «Наша страна», им основанная. Ее девиз: «Мы проводим столыпинскую линию: ни реакции, ни революции». Тираж маленький, но внимательное чтение ее материалов наводит на мысль, что издание это во много раз более наше, нежели подавляющее большинство выходивших на территории Доброй Российской Империи изданий. Газета, как и одноименное издательство, переживает не лучшие времена. Скорее всего, из-за того, что международное противорусское действо проникло и туда. Но импульс, данный ее основателем, продолжает действовать. Уж больно громадна фигура. Имя Солоневича неизбежно должно было появиться на мглистом горизонте постсоветской России. Вполне закономерно, что появилось оно благодаря усилиям людей, совершенно точно не связанных со Старой площадью и ее хитромудрым агитпропом, плодящим журнально-издательских и парламентско-митинговых марионеток, призванных изображать борьбу между собой. Сведения о его жизни пока что явно отрывочны. Это и немудрено: слишком долго он относился к числу авторов, чьи произведения можно было читать только в спецхране без права делать выписки, да еще в присутствии компетентного «товарища». Иван Солоневич зарабатывал свой хлеб с 15-летнего возраста. Экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости. Поступил в университет, учился на собственные деньги. Таких студентов, по его словам, было сколько угодно. Известность спортсмена подкреплялась известностью репортера – одно время Солоневич сотрудничал в суворинском «Новом времени». Перевороты 1917 года он оценивал однозначно, и оценка эта не изменилась до самой смерти. Она передана в диалоге, приведенном в его капитальном труде «Россия в концлагере»: – Так же, как и сейчас, я бессилен против человеческого сумасшествия. – Революцию вы считаете сумасшествием? – Я не вижу никаких оснований скрывать перед вами этой прискорбной точки зрения. Он имел моральное право на такое мнение. И не только потому, что 26-летним встретил «Великий Октябрь» и еще 17 лет жил в «России-концлагере». Но и потому, что имел возможность объездить всю страну и, обладая живым, общительным характером, встречался и разговаривал с тысячами людей. Революция застала Солоневича на юге России, где он стал свидетелем ужасов гражданской войны, в частности одесских расстрелов и знаменитой бойни, устроенной ЧК в Киеве. Иван Лукьянович сотрудничает в белых газетах. Вместе с Врангелем, в войсках которого погиб один из его двоюродных братьев, эвакуируется в Турцию. Но вынужденно (по семейным обстоятельствам) возвращается в Советскую Россию. Неисправимый оптимист, талантливый спортивный организатор и журналист – внешне жизнь Солоневича выглядит благополучной. Он сотрудничает с «Известиями». Пишет брошюры-пособия по борьбе и гиревому спорту для милиции и даже войск ГПУ (одна из книг была конфискована). Преподает на курсах комсостава милиции. Однако движет им отнюдь не лояльность к строю, который он не перестает считать каннибальским по отношению к русскому народу, а желание хоть как-то помочь физически выжить русским людям, попавшим в кабалу мировой революции. Среди тех, кому помогал Иван Лукьянович, были «рабочие, надорванные непосильным трудом; студенты, изъеденные туберкулезом; служащие, очумелые от вечных перебросок и перестроек, — все это недоедающее, истрепанное, охваченное тем, что по официальному термину звалось тогда советской изношенностью». Владычество коммунистов над Россией обеспечило перманентное пренебрежение интересами русского народа. Солоневич пытается профессионально противостоять этой тупости, этой людоедской «расчетливой» политике. Хотя и вполне сознает, что его на это просто может не хватить. Мысль об исходе из Советской России жила в Солоневиче с того самого момента, когда раздался залп «Авроры«. Как только позволили обстоятельства и техническая подготовка, он попытался эту мысль реализовать. Первая попытка оказалась неудачной. Солоневич вместе с братом и сыном Юрой был захвачен с оружием в руках на пути в Финляндию. Целый вагон чекистов, наведенных провокатором, «ломал» троих великанов. Все получили по сроку. В зоне воспетого Горьким Беломорканала и проходит подготовка к новой попытке побега. Этому, собственно, и посвящена книга «Россия в концлагере» своего рода эпический доклад о мотивах и подготовке побега. Лагерные бараки были отвратительны, но на воле, как писал Солоневич, он видал и похуже, причем значительно хуже. В этом страшном по своей обличительности очерке он не жалуется на судьбу, не хнычет, тем более не клевещет на советскую Россию, как многие последующие лагерные литераторы. Просто он ставит диагноз, потому что для антисоветски настроенного читателя агитация не нужна, а советски настроенный все равно ничему не поверит. Энтузиастов не убавить, а умным была нужна не агитация, а фотография. Мотивация побега: «Когда голодаешь этак, по-ленински – долго и всерьез, вопрос о куске хлеба приобретает... унизительные высоты». И еще: «Когда у вас под угрозой револьвера требуют штаны – это еще терпимо. Но когда у вас под угрозой того же револьвера требуют, кроме штанов, еще и энтузиазма, жить становится вовсе невмоготу, захлестывает отвращение». С сыном Юрой Солоневич все-таки бежал из Свирского лагеря в июне 1934 года, вскоре после выхода закона о непременном расстреле без суда за попытку бежать из страны. По карельской тайге и болотам 250 верст с тяжеленными рюкзаками за плечами двое Солоневичей преодолели за 16 суток. Однажды в лагере ему встретилась девочка, вся иссохшая от голода. Она жадно смотрела на то, как он выносил кастрюлю с замерзшим супом. Затем бросилась отогревать ее своим тщедушным тельцем. «Я стоял перед нею как пришибленный, — пишет Солоневич, — полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к самому себе. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца... Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики — в Лондоне. Капиталисты — в наркомторге. Профессора — в академии. Без вилл и автомобилей, но живут. И вот на костях этого маленького скелетика, миллионов таких скелетиков, будет строиться социалистический рай... Вспомнилась фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: «Не мешайте детям приходить ко мне». Какая подлость!» Солоневич решает «додраться до конца» против лицемерной подлости, опутавшей Родину, которую ему больше не доведется увидеть, и распутать клубок вопросов, связанных с темой «почему не додрались», а главное, в простых и ясных словах выразить национальный идеал, замутненный упражнениями сотен литераторов и приват-доцентов. Вот, пожалуй, задачи, которые ставит перед собой Иван Солоневич. И решает он их так, что только по прошествии многих лет сумела просочиться информация о нем и его работах на нашу многострадальную Родину. Так было сокрыто даже само имя Солоневича. А сколько еще таких заблокированных имен? Например: Башилов, Криворотов, Краснов, Жевахов, Дикой, Ушкуйник. «Россия в концлагере» написана в 1938 году. Вышла тремя изданиями подряд. Была переведена на английский, французский, немецкий, шведский, голландский и другие европейские языки. И тем не менее замолчана. Слишком Русью пахло. Слишком неотделим был автор от народа, который в очередной раз хотелось представить рабом, бездарным, слабым, погибшим. И слишком был он ясен, не в пример патентованным литераторам и публицистам, кормившимся, по всей видимости, не только Западом, но и НКВД. София. Здесь Солоневич начинает издавать «Нашу газету». Она была настолько наша, что против нее ополчаются как эмигранты, так и советские спецслужбы. Три смертных приговора получает по почте Солоневич. Три покушения переживает. Первый номер «Нашей газеты» вышел 18 июня 1936 года. Через два года (3 февраля 1938-го) приходит посылка на его имя Ивана Лукьяновича. Она попадает в руки его жены, Тамары Владимировны. Взрыв страшной силы унес жизнь самого дорогого человека. При этом погиб также сотрудник газеты Николай Михайлов. Чудом остались живы сын Юрий и сам Солоневич. Через три дня после похорон жены он пишет статью, в которой говорит о своем согласии с большевиками. Согласии в их оценке именно газеты Солоневича как самого опасного врага для оккупантов его родины, выбравших жертвой не Мережковского с Бердяевым, а именно его. Но вполне возможно, что посылку со взрывчаткой прислали по линии эмигрантского центра НТС. Эти ненавидели Солоневича, пожалуй, не менее НКВД. Поначалу, когда Солоневичи делали доклад зарубежью, как прибывшие из стана врага разведчики, они никому не мешали. Спокойная жизнь за кофе, мемуарами, игрою в вист продолжалась. Но среди двухмиллионной эмиграции были люди, которые оправдывали самое бытие эмиграции, сохранившие живую душу, неподдельную любовь к России. Это были те, кто не состоял или ушел из организаций, разочаровавших их своим трепом и бездействием, «программами» и «платформами» (все так же, как и нынче, когда бесчисленные «патриотические» движения дурят русскому народу голову). Откликнулась молодежь, почувствовав подлинное. Эти-то люди и образовали так называемое штабс-капитанское движение. Именно средний офицерский состав всегда составлял опору наиболее деятельных активистов. В Португалии, в Греции, в Испании. Везде – капитаны, лейтенанты. Они не прикормлены. Лучше чувствуют действительность, потому что стоят к ней ближе высоких командиров. Когда рапорт о России был закончен, Солоневич поднял совершенно естественный и неизбежный вопрос: а что же делала все эти годы эмиграция? Что вы, господа хорошие, сделали за это время, когда мы, подсоветские, ежедневно и ежечасно вели там страшную, звериную борьбу за жизнь? Вот тогда-то на него и обрушилась брань. Обвинения одно другого нелепее, одно другого грубее и грязнее. Вчерашние друзья старались заполнить страницы своих и чужих любезно предоставленных по этому случаю газет самыми гнусными обвинениями. Но Солоневич и после этого не ушел в частную жизнь, а ведь только что была похоронена его жена. Он говорит откровенно, что вот с такими-то и такими-то идеями идти в Россию нельзя, что такие-то и такие-то люди неприемлемы там, что эмиграция обязана проснуться. Призыв Солоневича, обращенный к среднему слою, на который опирается всякая государственность, к слою, названному им штабс-капитанами, был услышан. «Штабс-капитаны веками строили наше государство, беззаветно и незаметно исполняя свой долг. Они поняли, что Россия ждет от них результатов данной им судьбою двадцатилетней заграничной командировки». Люди начинают объединяться. В разных странах возникают кружки. Неорганизованная организация объединяла стремящихся работать для России. Пополняют образование, избавляются от предрассудков, стремятся стать политическими эмигрантами, перестают быть просто обывателями. Солоневич старается их объединить в «Земельный…», «Педагогический…» и другие центры штабс-капитанского движения. Задачу ставит вполне определенную: освобожденная Россия должна получить тысячи исповедующих русскую национальную политическую идею агрономов, педагогов, священников, инженеров, врачей. Идейное обеспечение предназначалось Солоневичем «Белой библиотеке», создаваемой им и его ближайшими помощниками. Политическое кредо должна была выразить «Белая империя» – труд, к которому он приступил в конце 1930-х. Чтобы вполне представить себе тогдашний шок, смоделируем ситуацию на нынешних условиях. Представляете, появляется нахал, который говорит, например, следующее: – Господин такой-то! Вы мое поколение агитировали за коммунизм, а нынче, выйдя из партии, агитируете против. И тогда и, естественно, теперь вы были и остаетесь, надо полагать, взрослым, ответственным за свои слова-дела, психически нормальным человеком. Не подлец ли вы? Подлец. – Господин такой-то! Вы возглавили такую-то организацию с названием и программой, привлекательной для честных, хоть и наивных, людей. Кроме трезвона, от вас ничего не исходит уже изрядное для делания дела время. Не провокатор ли вы? Провокатор! – Господин такой-то! Вас страна знала как честного и прямого человека. Вы заботитесь о том, чтобы известность ваша не спадала, – и молчите. Не трус ли вы? Трус! В ответ на вопросы Солоневича одни мычали, другие что-то бормотали, третьи просто пугались. Сильной рукой выуживал Солоневич спрятавшиеся за плакатами фигурки и преподносил их во всей натуральности рядовому эмигранту. И, лишь показавши, давал свое заключение. Одновременно с этим Солоневич все более и более обнаруживал собственное лицо. Свойство его литературного таланта таково, что, читая его статьи, вы слышите его голос, видите его улыбку, замечаете, когда он взволнован, когда устал, когда возмущен, когда доволен. К Солоневичу нельзя относиться просто как к писателю или политику, мыслителю. Его можно было воспринимать только как живого человека. Объединиться с ним лишь на основании пунктиков, параграфов и идеек было невозможно. Он отбрасывал все это, подходил вплотную к тому, кто эти пунктики предлагал, и ставил в упор вопрос: «А что вы собою представляете, милостивый государь?» Сам монархист, он обличает монархистов. Сам демократ, он обличает демократов. Его крылатая фраза о том, что генералы бывают разные, как нельзя лучше объясняет смысл его борьбы. Он вел отбор по признакам внутреннего мира и содержания конкретного человека. Монархисты для него тоже бывали разными. Демократы – тоже разные. Прикрыться фразой, лозунгом, программой мало. Нужно показать, кто ты такой, в деле, на практике. Важны не слова о том, как надо сделать, а сам результат, сделанное, про которое не надо ничего говорить, его и так видно. После Болгарии была Германия. Предвоенная. Солоневич всеми силами пытался развеять мифы, призванные идеологически подготовить блицкриг против «колосса на глиняных ногах – России». Но немецкие интеллектуалы лишь лукаво покачивали головами – и не верили. Немецкая профессура предпочитала верить русской литературе и русской историографии, с тевтонской любовью к документам полагая, что именно в них – правда. По мнению же Солоневича, русскую психологию характеризовали не художественные вымыслы писателей, а реальные факты исторической жизни. Не Обломовы, а Дежневы, не Плюшкины, а Минины, не Колупаевы, а Строгановы, не непротивление злу, а Суворов, не анархические наклонности русского народа, а его глубочайший и широчайший во всей истории государственный инстинкт. То, что СССР – не Россия, что искусственные конструкции государственности, направленной в своей основе как раз на развал всякой государственности на территории России в угоду мировой закулисе, по выражению Ивана Ильина, – явление не только нерусское, но, наоборот, противорусское. Все это было убедительно показано и доказано Солоневичем. Программная книга «Белая империя», начатая до Второй мировой войны в Софии, дописывалась уже после войны в Аргентине, превратившись в «Народную монархию». В труде дан тот самый взгляд на русскую историю и современность той поры, которого нет и не могло быть ни в официальных писаниях советского времени, ни в нынешней части патриотической печати. О явно антирусской и говорить не стоит. И здесь мы подходим к трагедии Солоневича, да и всех по-настоящему правых, начиная с 60-х годов XIX века. Как и следовало ожидать, «Литературная Россия» в приложении своем «Русский рубеж» повторила старое обвинение Солоневича в работе на пользу фашистской Германии. Это одна сторона. В Аргентине же ему устроили травлю солидаристы – вплоть до доносов в органы сыска с обвинением Солоневича в работе на КГБ. Словом, травили Солоневича беспощадно. Он вынужден был покинуть Аргентину. Но и в Уругвае, где в те годы была сильна иная эмиграция – германская, клише «он — против Гитлера» сработало еще страшнее. Солоневич в возрасте 62-х лет, в расцвете сил и творчества погибает при довольно загадочных обстоятельствах. Случилось это в 1953 году. Смею предположить, что тайные пружины истории соединены в нечто целое, независимо от внешних этикеток — капитализм, социализм и прочих. Если русским защищаться запрещено при любом генсеке и на любом континенте, то возможно и такое. Солоневича убрала внешне многоликая, но единая антирусская сила. Убрала как опасного политического деятеля, который не стал бы играть в эти игры и вывел бы на чистую воду антирусскую мразь, под каким бы обличьем она ни пряталась. Что сказать по этому поводу? ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ! Помогайте, вам же на душе легче, свежее станет! Да, вас многое коробит и покоробит. Метро «Войковская» до сих пор носит свое название от Войкова (Вайнера) – одного из цареубийц, а не, например, русского студента Коверды, пристрелившего Войкова в Варшаве, когда тот хвастливо показывал всем перстень, снятый с руки убиенной императрицы Александры Федоровны (бандит – всегда бандит!). И я понимаю ваш немой вопрос: это – по неведению или по злому умыслу? Посмотрим по России. Что там видим? Свердлов – президент (председатель ВЦИК) Советской России и глава правящей большевистской партии (секретарь Оргбюро), инициатор красного террора, геноцида казачества. Мы все это знаем. Однако до сих пор продолжаем называть Свердловской целую область на Урале, улицу в Екатеринбурге, улицу в Тольятти. Это был дегенерат с 4-классным образованием, до революции занимавшийся политическими убийствами. Возглавлял карательную «дружину» уголовников, которые убивали рабочих, отказывавшихся участвовать в политических забастовках. В Туруханском крае, где Свердлов отбывал наказание за свои мерзкие делишки, он познакомился со Сталиным. После Октябрьского переворота 1917 года был рекомендован Сталиным и Лениным на пост председателя ВЦИК вместо оказавшегося «слабым» Каменева (Розенфельда), которому Ленин иронически предлагал поменять фамилию на Тюфяков. Вожди революции полагали, что именно такой жестокий и неразборчивый в средствах дегенерат, как Яков Михайлович (Йешуа-Соломон Мовшевич) Свердлов сможет противостоять опасному авантюристу Троцкому. Он и противостоял: организовал убийства двух подручных Троцкого: главу Петроградского ЧК – Моисея Урицкого и тогдашнего министра печати Володарского, а также покушение на самого Ленина – Дора Каплан (настоящее имя: Фанни Ройдман) приходилась Свердлову племянницей. Затем Свердлов (якобы в ответ на «белый террор») объявил красный террор, после чего цвет русской интеллигенции уничтожали не за какие-либо проступки, а просто за то, что они русские. По приказу Свердлова были также уничтожены десятки миллионов рабочих, крестьян, казаков. Так из 4-х миллионов донских казаков по приказу Свердлова было уничтожено 2,5 миллиона. Детей казаков большевики закапывали живьем в землю, приговаривая: «Мы закапываем нечисть». А до этого именно Свердлов отдал приказ об одновременном уничтожении царской семьи и всех ее родственников. 17-летний Аркадий Гайдар (впоследствии – детский писатель) отправлял роты на подавление Кронштадского восстания, участвовал в подавлении Тамбовского крестьянского восстания, рубил шашкой крестьян на юге Красноярского края, лично убил в затылок более ста хакасов, выстроенных у края обрыва. Имя Гайдара носят детские учреждения, школы, библиотеки, детские дома. Это его внук, Егор Гайдар, возглавив Правительство России в 90-х годах, развалил ее экономику и обрек миллионы людей на нищету и голод. Что и говорить, достойный продолжатель дел кровавого деда! Скромная табличка в Кремлевской стене. Надпись: Розалия Землячка. Урожденная Залкинд Розалия Соломоновна. Палач русских офицеров Белой гвардии, которым обещали амнистию. За одну неделю в Крыму ею и ее соплеменником, венгерским интернационалистом Бела Куном было убито 8 тысяч человек. Всего за 1920-1921 они прикончили не менее 50 тысяч пленных. Топили их в баржах, живыми, связанными колючей проволокой, сбрасывали в море. Известна знаменитая фраза Землячки: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море». Сейчас польские националисты предъявляют нам счет за расстрелянных работниками НКВД в 1941 году в Катынском лесу польских военнопленных. Но и у нас есть счет к полякам гораздо больший. Это уничтоженные красноармейцы, попавший в плен к польской армии после поражения Тухачевского в 1920 году. Это вырезанная поляками русская интеллигенция в Бресте и других городах Белоруссии и Украины, захваченных Польшей. Это другие акты геноцида польских националистов против русского, белорусского и украинского населения. Однако если все же польские офицеры были убиты работниками НКВД, то произойти это могло только по приказу товарища Землячки, которая в это время была первым заместителем председателя правительства, т.е. самого Сталина. Приезжаем в Тамбовскую или Одесскую области – там есть города, которые носят имя Котовск. В честь Григория Ивановича. Начал карьеру с убийства отца своей возлюбленной – князя Кантакузина, сколотил банду уголовников, убил камнем часового, был приговорен к смертной казни. Спасла революция. Отметился в Тамбове – громил крестьянское восстание. В Москве, Петербурге, Смоленске, Челябинске, Кемерово, Грозном и других городах есть улицы имени Тухачевского – «доблестного полководца», сдавшего полякам в 1920 году 66 тысяч красноармейцев, более 330 орудий, тысячу пулеметов, истребителя населения Кронштадта после подавления мятежа, «борца за счастье трудящихся», химическими снарядами уничтожавшего восставших крестьян Тамбовщины. Тухачевский расстреливал людей даже за отказ назвать имя. Крестьян-заложников, которые две недели закапывали трупы своих близких, тоже расстреливали по приказу Тухачевского и закапывали в общей могиле. И так везде, куда не глянь по карте России... Вы думаете, нам это нравится, нас это не коробит? Вы живете в чаду ностальгии. Мы живем в чаду революционных миазмов, но на своей земле. Мы и вы дополняем друг друга. Можем помочь друг другу. В ЛДПР – люди, сумевшие, так или иначе, вырваться из ниш, уготованных Агитпропом. И потому мы имеем моральное право обратиться к вам, здоровые, любящие Россию люди: помогите, ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ! Печально было видеть престарелых дочерей первых белых эмигрантов, которые уже говорят с акцентом. Грустно встречаться с вроде как русскими людьми, приезжающими из далекой страны, но с видом какой-то проверяющей комиссии, мол, где, как и что у вас тут. Хотелось бы, чтобы меня услышала русская диаспора. Потому что самым свободным миром в этом мире, несмотря ни на что, остается Россия! Я счастлив, что здесь родился и умру. Я буду счастлив и за вас, если вы меня правильно поняли! Еще и еще раз всем нам и вам повторяю: пора уже, давно пора – ИЗ ТРУБЫ.... |
Похожие:
 | Президента России. Состоялись поездки Жириновского и кандидатов в депутаты по регионам. Выборы в пятую Государственную Думу, прошедшие... | | |
| | ||
| | О заявлении уполномоченного представителя избирательного объединения "Адыгейское региональное отделение политической партии "лдпр"... | |
| Полное наименование: Политическая партия лдпр либерально-демократическая партия России | | Под наименованием лдпр понимается историческое название партии: Либерально-демократическая партия России |
 | Время в полете: Москва Берлин около 2,5 ч., Москва Мюнхен около 3,0 ч., Москва Кельн около 3, 5 ч | | Труба Д89-70м, Д57-20м, Д25-10м, Д20-10м, краны шаровые Д80-20шт., Д50-8шт, фланцы Д80-20шт, Д50-10шт, отводы Д89-45шт, Д57-10шт,... |