Кирилл Еськов. Последний кольценосец Мы слабы, но будет знак
Скачать 5.16 Mb.
|
| ГЛАВА 21 Сначала была только рука -- маленькая, но не по-женски крепкая; рука наездницы и фехтовальщицы, как он сразу определил для себя. Девушка не обладала навыками настоящей сестры милосердия, но возиться с ранеными ей было явно не в новинку: почему она, однако, все делает одной рукой -- может, тоже ранена? Он попытался прикинуть ее рост (исходя из того, как далеко она достает, присевши на край его ложа) -- выходило где-то около пяти с половиной футов. А как-то раз ему несказанно повезло: она склонилась над ним, и в этот миг ее рассыпавшиеся шелковистые волосы упали на лицо принца. Так он узнал, что она не носит прически (значит, почти наверняка северянка, из Рохана); самое же главное -- он теперь ни с чем на свете не спутает этот запах, в котором, как в предвечернем степном ветерке, сухой жар прогретой за день земли смешивется с терпким освежающим ароматом полыни. Лекарство Арагорна между тем делало свое дело, и уже на следующий день он произнес первые слова, коими, разумеется, стали: -- Как вас зовут? -- Йовин. Йовин... Будто звук колокольчика -- только не здешнего, латунного, а тех фарфоровых, что привозят изредка с Дальнего Восхода. Да, голос был вполне под стать его обладательнице -- какою он ее нарисовал в своем воображении. -- А что с вашей левой рукой, Йовин? -- Так вы уже можете видеть?! -- Увы! Это лишь результаты моих умозаключений. -- Ну-ка объясните... Тогда он описал ее внешность -- какою она составилась из тех кусочков мозаики, что оказались в его распоряжении. -- Потрясающе! -- воскликнула она. -- А теперь скажите -- какие у меня глаза? -- Наверняка большие и широко расставленные. -- Нет, а цвет? -- Цвет... гм... Зеленый! -- Я вам и вправду поверила, -- в голосе девушки зазвучало неподдельное разочарование, -- а вы, оказывается, просто видели меня где-то раньше... -- Клянусь чем угодно, Йовин, -- я просто назвал свой любимый цвет, вот и все. Так, значит, я угадал?.. Но вы так и не ответили -- что с вашей рукой; сами-то вы не ранены? -- О, совершеннейшая царапина, поверьте, особенно на фоне вашей раны. Просто мужчины имеют обыкновение оттирать нас в сторонку, едва лишь приходит черед делить плоды победы. Йовин четко, как профессиональный военный, описала события Пеленнорской битвы, не забывая при этом то подать ему лекарство, то поправить повязку. Фарамиру все время казалось, будто от девушки исходит какое-то особое тепло; вот оно-то (а вовсе не лекарства) и прогнало прочь тот смертельный озноб, что терзал его тело. Однако когда он, движимый благодарностью, накрыл ладонь Йовин своею, та мягко, но весьма решительно отобрала руку и со словами: "А вот это уже совершенно излишне, принц" покинула своего подопечного, наказавши кликнуть ее -- буде возникнет настоящая нужда. Опечаленный этим странным афронтом, он задремал (теперь это и вправду был нормальный сон, освежающий и лечащий), а по пробуждении услыхал поблизости от себя окончание некого разговора, причем в одном из собеседников он узнал Иовин, а в другом -- к немалому своему удивлению -- Арагорна. -- ...Так что тебе придется поехать вместе с ним в Итилиен. -- Но почему, Ари? Я больше не могу без тебя, ты же знаешь... -- Так надо, дорогая. Это совсем недолго -- недели три, может быть, месяц. -- Это очень долго, но я сделаю все, как тебе нужно, не беспокойся... Ты хочешь, чтобы я была возле него? -- Да. Ты закончишь его лечение: у тебя хорошо выходит. Ну и вообще -- поглядишь, как он там устроится на новом месте. -- Знаешь, а он очень милый... -- Ну конечно! У тебя будет превосходный собеседник -- думаю, ты не будешь с ним скучать. -- Не буду скучать? Как ты добр!.. -- Прости, я вовсе не то хотел сказать... Голоса удалились, потом хлопнула дверь, и Фарамир подумал, что хотя, конечно, это не его дело, но... И тут он вскрикнул от внезапной боли: вновь обретенный свет ворвался в его зрачки и будто бы обжег их нежное с отвычки донышко. А она уже сидела рядом, встревоженно схватив его за руку: -- Что с вами? -- Ничего, Йовин, кажется, зрение возвращается. -- Нет, правда?! Все вокруг плавало и шло радужными ореолами, но боль быстро утихла. Когда же принц наконец отер слезы и впервые разглядел Йовин, сердце у него сперва замерло, а затем обдало его обжигающей волной: перед ним была та самая девушка, которую он нарисовал в своем воображении. Не похожая, а именно та -- от цвета глаз до жеста, которым она поправляет волосы. "Это я сам ее создал, -- обреченно подумал он, -- и теперь никуда уже не денусь". ...Форт Эмин-Арнен, имеющий отныне служить резиденцией Его Высочества князя Итилиенского, никаким фортом, собственно говоря, не был. Это был циклопических размеров бревенчатый дом о трех этажах с невероятно запутанной планировкой и кучей архитектурных излишеств -- всяческих башенок, светелок и внешних галерей. Смотрелось это все, однако, на удивление гармонично: чувствовалось, что к его созданию приложили руку уроженцы Ангмара -- именно там, на далеком лесном Севере, процветает подобное деревянное зодчество. Расположен он был с точки зрения ландшафтной архитектуры выше всяческих похвал, а вот с военной -- хуже некуда, что называется, ни Богу свечка, ни черту кочерга: ничто ни от чего не прикрывал. К тому же окружающий его частокол неведомые эстеты от фортификации сооружали со столь явным отвращением к своему делу, что он тянул разве что на учебное пособие для Военно-инженерной академии -- "Как не надо строить внешние укрепления: найди восемь ошибок". Вероятно, именно по этой причине Эмин-Арнен был оставлен мордорцами без боя -- как заведомо незащитимая позиция, и достался своим нынешним хозяевам в целости и сохранности. Впрочем, кого тут следовало бы называть "хозяином", было не вполне ясно. Князя Итиленского, во всяком случае, назвать таковым можно было бы лишь в качестве издевки: он не обладал даже правом самостоятельно выходить за ворота форта. Его гостья, сестра короля Роханской Марки Йовин, с немалым удивлением поняла, что имеет тот же странный статус, что и принц. Она безо всякой задней мысли попросила вернуть ей меч, пошутив при этом, что без оружия чувствует себя не вполне одетой, -- и услыхала ответную шутку: "Красивой девушке дезабилье всегда к лицу". По челу Йовин пробежало облачко досады: комплимент лейтенанта Белого отряда (сорока человек, выделенных им Арагорном в качестве личной охраны) был, даже на ее раскрепощенный вкус, на грани фола; положив для себя впредь держаться с этой публикой более официально, она пожелала видеть командира отряда капитана Берегонда. В конце концов, всякая шутка имеет свои границы; они не в Минас-Тирите, и гулять безоружной по здешним лесам, где запросто могут шастать недобитые гоблины, по-настоящему опасно. -- О, Ее Высочеству не о чем беспокоиться: гоблины -- это проблема ее телохранителей. -- Уж не хочет ли он сказать, что ее повсюду будут сопровождать те четверо мордоворотов? -- Несомненно, и на то имеется личное распоряжение Его Величества; впрочем, если Ее Высочеству не нравятся эти четверо, их можно заменить другими. -- Между прочим, Арагорн ей не государь и не опекун, и, если так дело пойдет, она тотчас же возьмет и вернется обратно в Минас-Тирит... или даже не в Минас-Тирит, а в Эдорас! -- К сожалению, до письменого приказа Его Величества это тоже невозможно. --То есть... то есть, попросту говоря, она пленница ? -- Ну что вы такое говорите. Ваше Высочество! Пленники -- те под замком сидят, а вы -- да скачите себе куда угодно, хоть до самого Минас-Моргула (не к ночи он будь помянут), но только при охране и без оружия... Странное дело, но Йовин лишь теперь осознала, что отсутствие меча на поясе Фарамира может объясняться вовсе не причудами поэтической натуры принца, а вполне земными причинами. Одним словом, выходило -- методом исключения, -- что настоящим хозяином Итилиена является Берегонд -- но уж это было заведомой чушью: достаточно хоть раз взглянуть, как тот пробирается бочком по коридорам форта, стараясь не встретиться глазами со своим пленником. Капитан был конченым человеком, поскольку знал: именно он охранял покои Денетора в день трагедии и он же публично объявил о самоубийстве короля; знал-- однако ничего этого не помнил. В памяти его на месте того кошмарного дня зияла какая-то обугленная дыра, в которой по временам угадывалась белесая тень Митрандира; тот, похоже, имел некое касательство к этому делу, но какое -- Берегонд понять не мог. Трудно сказать, что удержало капитана от того, чтобы покончить с собой; может быть, вовремя сообразил, что тем самым полностью возьмет на себя вину за чужое преступление -- на радость настоящим убийцам. В Минас-Тирите его с той поры окружала глухая стена презрения -- в историю с самосожжением, разумеется, мало кто поверил, -- так что о лучшем командире для Белого отряда Арагорну нечего было и мечтать: понятно, что на этой должности нужен человек, который ни при каких. обстоятельствах не столкуется с Фарамиром. И вот тут Арагорн, при всем своем знании людей, допустил ошибку: он никак не предвидел, что принц, который в детстве частенько сиживал на коленях у Берегонда, окажется едва ли не единственным на весь Гондор человеком, верящим в невиновность капитана. Люди же из Белого отряда, которые не только несли охрану форта, но и исполняли все обязанности по дому -- от мажордома до повара, -- с принцем практически не общались. "Так точно. Ваше Высочество", "Никак нет. Ваше Высочество", "Не могу знать. Ваше Высочество" -- причем "не могу знать" отчетливо преобладало. Ведено охранять -- охраняют, велят прикончить -- прикончат; только вот разобраться -- кем именно ведено -- Фарамир так и не смог: в то, что эти головорезы реально подчиняются Берегонду, он не верил ни на грош. При этом от Арагорна никаких депеш вроде бы тоже не поступало: разве что у них налажена конспиративная связь с Минас-Тиритом через голову капитана -- но к чему такие сложности?.. Да, поистине странная компания обосновалась той весною под крышей Эмин-Арнена; самое же забавное -- все участники спектакля "Князь Итилиенский и его двор" в трогательном единстве пеклись о том, чтобы странности эти не стали достоянием досужих языков за воротами форта -- там, где шла нормальная человеческая жизнь. В этой жизни редкий день обходился без того, чтобы Фарамир не благословил новых своих подданных -- очередную группу переселенцев из Гондора. Многие из них, однако, не спешили предстать пред светлы очи, а, напротив того, забивались в самую дальнюю лесную глухомань: сборщики податей явно представлялись им существами более зловредными и опасными, нежели "гоблины", которыми якобы кишмя кишели здешние чащобы. За годы войны эти люди научились мастерски владеть оружием, напрочь отвыкнув при этом гнуть спину перед лендлордами, так что контролировать возводимые ими укрепленные лесные хутора князь Итилиенский не смог бы и при всем желании -- коего у него не было. Он старался лишь доводить до сведения новоприбывших, что здесь никто не собирается состригать с них шерсть вместе с кусками шкуры, и, пожалуй, небезуспешно: во всяком случае, в Поселке стали регулярно появляться угрюмые вооруженные мужики с дальних выселок, предметно интересующиеся ценами на мед и копченую оленину. По всему Итилиену в тот год стучали топоры: поселенцы рубили избы, расчищали лес под пашню, ставили мельницы и смолокурни: они обустраивались в заандуинских лесах всерьез и надолго. ГЛАВА 22 Со времени окончания Мордорского похода минул месяц, и за все это время Йовин не получила от Арагорна ни единой весточки. Ну что ж, мало ли какие бывают обстоятельства... Если она и пришла уже к определенным выводам, то держала их при себе, и поведение ее не изменилось ни на йоту; единственное -- перестала, как в первые дни, спрашивать у Берегонда, нет ли чего нового из Минас-Тирита. И еще Фарамиру показалось, будто ее удивительные, серые в зелень, глаза сменили оттенок на более холодный -- голубоватый; впрочем, это уж было бы совершеннейшей мистикой. К принцу девушка относилась с искренней теплотой и симпатией, однако возникшую между ними душевную близость она с самого начала обратила в дружбу, напрочь исключающую что-либо иное, и тот принужден был подчиниться. ...Они как раз сидели за обеденным столом в неуютном из-за своих размеров Рыцарском зале форта, когда в дверях возник гондорский лейтенант в запыленном плаще, сопровождаемый несколькими солдатами. Фарамир первым делом предложил гонцу вина с олениной, но тот лишь отрицательно качнул головой. Дело настолько спешное, что он лишь сменит коней и поскачет обратно. У него именное повеление: забрать находящуюся в Эмин-Арнене Йовин (та, не сдерживаясь более, подалась вперед, и сияющее лицо ее, казалось, рассеяло сумрак зала), коию надлежит эскортировать в Эдорас, ко двору короля Йомера. Дальше шли какие-то минас-тиритские новости, из которых сознание Фарамира выудило лишь незнакомое ему доселе имя -- Арвен. Арвен... Звучит как гулкий удар гонга; интересно знать, мельком подумалось ему, начало какого поединка этот гонг возвещает... Принц поднял взор на Йовин, и сердце его сжалось: перед ним была бескровная маска боли с глазами на пол-лица -- ребенок, которого сперва обманули, подло и безжалостно, а теперь еще хотят выставить на всеобщее посмешище. Впрочем, это проявление слабости длилось лишь мгновение. Кровь шести поколений степных витязей взяла свое: сестра короля Роханской Марки не вправе вести себя как дочка мельника, соблазненная владетельным сеньором. С очаровательной улыбкой (тепла, правда, в той улыбке было как в лунном свете, заливающем снежный перевал в Белых горах) Йовин поведала лейтенанту, что полученный им приказ весьма странен: ведь она не подданная человека, называющего себя королем Гондора и Арнора. В любом случае они сейчас находятся вне пределов Воссоединенного Королевства, так что, если князь Итилиенский (кивок в сторону Фарамира) не возражает против ее присутствия, она, пожалуй, погостила бы здесь еще. Князь Итилиенский, понятное дело, не возражал, и его во всей этой ситуации по-настоящему печалило лишь одно. Он безоружен, и если люди Арагорна имеют предписание в случае нужды увезти девушку силой, драться ему сейчас предстоит тем самым кинжалом, которым он только что разделывал оленью лопатку -- воистину достойный конец последнего представителя злополучной Анарионской династии. Что ж, по крайней мере стиль этого трагифарса будет выдержан до самого финала... Тут принц зачем-то перевел взгляд на стоящего справа от стола Берегонда и вздрогнул от изумления. Капитан неузнаваемо преобразился -- взгляд его обрел былую твердость, а рука привычно покоилась на рукояти меча. Им обоим не требовалось слов: старый воин сделал свой выбор и готов был умереть рядом с Фарамиром. А вот офицер явно растерялся: применение оружия против августейших особ в его инструкции, надо думать, оговорено не было. Йовин между тем снова улыбнулась ему -- на сей раз и вправду обворожительно -- и твердо взяла инициативу в свои руки: -- Боюсь, вам все же придется задержаться, лейтенант. Отведайте оленины -- она сегодня и вправду превосходна. Ваши солдаты тоже, вероятно, нуждаются в отдыхе. Гунт! -- Это дворецкому. -- Проводите людей короля и покормите их хорошенько -- они с дороги. Да, и распорядитесь насчет бани! У Йовин еще достало сил досидеть до конца обеда и даже поддерживать беседу ("Передайте, пожалуйста, соль... Благодарю вас... А что слыхать из Мордора, лейтенант? Мы ведь в нашей глуши совсем оторвались от жизни..."), однако было ясно как день -- она держится на последнем пределе. Глядя на нее, Фарамир вспомнил виденное им однажды перекаленное стекло: по виду -- стекляшка как стекляшка, а щелкни по ней ногтем -- разлетится в мельчайшие брызги. Той ночью он, разумеется, не спал; сидел за столом у ночника, тщетно ломая голову -- можно ли тут хоть чем-нибудь помочь? Принц превосходно разбирался в философии, вполне прилично -- в военном деле и в искусстве разведки, но вот в тайнах женской души он, по совести говоря, ориентировался весьма слабо. Так что когда дверь его комнаты распахнулась без стука и на пороге возникла прозрачно-бледная Йовин -- босиком и в ночной рубашке, -- он пришел в совершеннейшую растерянность. Та, однако, уже шагнула внутрь -- отрешенно, как сомнамбула; рубашка соскользнула к ногам девушки, и она приказала, вскинув голову и низко-низко опустив ресницы: -- Возьмите меня, принц! Ну же!! Он подхватил на руки это легонькое тело -- о черт, да у нее же нервный озноб, зуб на зуб не попадает! -- и, перенеся ее на свое ложе, укрыл парой теплых плащей... Что там еще есть? Пошарил вокруг глазами -- ага! Фляга с эльфийским вином -- то, что надо. -- Ну-ка, выпей! Сейчас согреешься... -- А вы не хотите согреть меня как-нибудь иначе? -- Она не открывала глаз, и тело ее, вытянутое в струнку, продолжала колотить крупная дрожь. -- Только не сейчас. Ты же возненавидишь меня на всю оставшуюся жизнь -- и поделом. И тогда она безошибочно поняла -- можно; наконец-то можно... И, не заботясь более ни о чем, разревелась, как в далеком-далеком детстве, а он прижимал к груди это дрожащее и всхлипывающее, бесконечно дорогое существо и шептал ей на ухо какие-то слова -- он и сам не помнил какие, да и не имели они никакого значения, и губы его были солоны от ее слез. А когда она выплакала до дна всю эту боль и мерзость, то спряталась обратно в норку под плащами, завладела его рукою и тихо попросила: "Расскажи мне что-нибудь... хорошее". И тогда он стал читать ей стихи, лучшие изо всех, что знал. И всякий раз, стоило ему остановиться, она стискивала его ладонь -- как будто боялась потеряться в ночи, и произносила с непередаваемой детской интонацией: "Ну еще немножко! Пожалуйста!.." Она уснула под утро, не выпуская его руки, так что он еще подождал, сидя на краешке ложа, пока сон ее не станет крепче, -- и лишь тогда склонился над ней, осторожно коснувшись губами виска, а потом устроился в кресле... Глаза он открыл спустя пару часов от какого-то шороха, тут же услыхал сердитое: "Пожалуйста, отвернись!", а несколькими секундами погодя жалобное: "Слушай, дай мне чего-нибудь накинуть -- не могу же я разгуливать средь бела дня в таком виде!" А уже стоя в дверях (на ней теперь был его охотничий камзол с подвернутыми рукавами), она вдруг вымолвила -- тихо и очень серьезно: "Знаешь, те стихи... Это что-то необыкновенное, со мной никогда в жизни такого не бывало. Я приду к тебе сегодня вечером, и ты почитаешь мне еще что-нибудь, ладно?" Короче говоря, к тому времени, когда в Эдорас отправилось послание, в коем Фарамир справлялся у Йомера -- не возражает ли тот против решения своей сестры Йовин стать княгиней Итилиенской, вечерние литературные чтения прочно вошли в их семейный обиход. -- ...Ты меня не слушаешь?.. Йовин, давно уже умывшаяся и одевшаяся, огорченно глядела на принца. -- Прости, малыш. Я и вправду задумался. -- О грустном?.. -- Скорее -- об опасном. Вот думаю -- а не пришлет ли нам с тобой Его Величество король Гондора и Арнора свадебный подарок? Как бы твоя давешняя шуточка насчет мышьяка и стрихнина не оказалась пророческой... Произнося эти слова, он нарушил одну неписаную заповедь: не упоминать в этих стенах об Арагорне. Лишь однажды, в самом начале их романа, Йовин внезапно и без видимой связи с предшествующим разговором сказала: "Если тебя интересует, каков он был как любовник, -- она стояла отвернувшись к окну и с преувеличенным вниманием разглядывала что-то во дворе, не замечая его протестующего жеста, -- то могу сказать совершенно честно: очень так себе. Понимаешь, он ведь привык только брать -- всегда и во всем; одним словом, "настоящий мужчина"... -- Губы ее при этих словах скривила горькая усмешка. -- Конечно, множеству женщин именно это и нужно, но я-то к их числу не принадлежу..." Некоторое время она вопросительно глядела на Фарамира, а затем кивнула и задумчиво произнесла -- как будто подведя про себя некий окончательный итог: -- Да, пожалуй что с него станется... У тебя есть план, как избежать такого подарка? -- Есть. Но все зависит от того, согласится ли сыграть за нашу команду Берегонд. -- Прости, если я лезу не в свое дело... Ведь этот человек убил твоего отца; каков бы он ни был, это все-таки отец... -- Думаю, что Берегонд тут ни при чем. Больше того: я сегодня попробую это доказать, и прежде всего -- ему самому. -- А почему именно сегодня? -- Потому что раньше было нельзя. В тот день -- помнишь, в обеденном зале? -- он вел себя очень неосторожно. Я специально не общался с ним все эти дни, чтобы хоть как-то усыпить бдительность ребят из Белого отряда, но сейчас, похоже, расклад такой, что пан или пропал. Одним словом, пригласи его заглянуть ко мне по какому-нибудь невинному поводу; да смотри, чтобы разговор ваш происходил на людях -- у нас никаких секретов нету! А ты сама -- когда поедешь сегодня на охоту -- оторвись ненароком от сопровождающих и поспрошай у народа, эдак невзначай, насчет одного лесного хутора... В глазах вошедшего в комнату Берегонда тлел слабый огонек надежды: может быть, не все потеряно? -- Здравия желаю. Ваше Высочество! -- Здравствуй, Берегонд. И не надо так официально... Я просто хочу, чтобы ты помог мне связаться с Его Величеством. С этими словами принц, порывшись в стоящем у стены вьючном ящике, осторожно водрузил на стол большой шар из дымчатого хрусталя. -- Видящий камень!.. -- изумился капитан. -- Да, это палантир; второй сейчас в Минас-Тирите. Арагорн из каких-то соображений не желает, чтобы я пользовался им сам, и наложил на него заклятие. Так что будь добр, возьми шар и вглядись в него... -- Нет! -- отчаянно замотал головою Берегонд, и на лице его отразился ужас. -- Что угодно, только не это!! Я не хочу увидеть обугленные руки Денетора! -- Так ты уже видел их? -- Принц внезапно ощутил смертельную усталость: значит, он все же ошибся в этом человеке... -- Нет, но мне говорили... Их видит всякий, кто заглянет в его палантир! -- Не беспокойся, Берегонд. -- В голосе Фарамира послышалось облегчение. -- Это не тот палантир. не Денеторов. Тот -- как раз в Минас-Тирите, он тебе неопасен. -- Да?.. -- Капитан с некоторой все же опаской взял Видящий камень в руки, довольно долго всматривался в него, а затем со вздохом поставил обратно на стол. -- Простите, принц, -- ничего не вижу. -- Ты уже увидел все, что надо, Берегонд. Ты не виноват в гибели Денетора -- можешь спать спокойно. -- Что??! Как вы сказали?!! -- Ты не виноват в гибели Денетора, -- повторил принц. -- Извини, но мне пришлось ввести тебя в заблуждение: наш палантир -- как раз тот самый. В нем и в самом деле бывают видны черные скрюченные пальцы, но их видят только те, кто сам приложил руку к убийству короля Гондора. Ты ничего не увидал -- стало быть, чист. В тот день твоя воля была парализована чьей-то мощной магией -- думаю, что эльфийской. -- Правда? -- прошептал Берегонд. -- Вы, наверное, просто хотите меня утешить, и это все же другой палантир... (Ну скажи, скажи мне, что это не так!) -- Да ты сам подумай -- кто бы мне дал этот самый "другой палантир"? Мне и этот-то вернули потому лишь, что сочли его безнадежно испорченным: сами они и вправду не могут разглядеть в нем ничего -- ладони Денетора загораживают все поле зрения. О том, что люди, непричастные к преступлению, могут пользоваться им по-прежнему, они, по счастью, даже не подозревают. -- А для чего вы мне сначала сказали -- не тот? -- Видишь ли... Дело в том, что ты -- человек легковерный и очень внушаемый; именно этим и воспользовались эльфы с Митрандиром. Я боялся, что ты просто примыслишь себе эту картинку -- самовнушение иногда играет с людьми и не такие шутки... Но теперь, хвала Эру, все позади. -- Все позади, -- хрипло повторил Берегонд. С этими словами он опустился на колени и глядел теперь на принца с такой собачьей преданностью, что тому стало неловко. -- Значит, вы позволите служить вам, как в старые времена? -- Да. позволю, но только немедленно подымись... А теперь скажи, являюсь ли я для тебя сувереном Итилиена? -- А как же иначе. Ваше Высочество?! -- Раз так, то вправе ли я, оставаясь вассалом гондорской короны, сменить личную охрану, навязанную мне Королем? -- Разумеется. Но это легче сказать, чем сделать: Белый отряд подчиняется мне лишь номинально. Я ж ведь тут, считай, просто квартирмейстер... -- Ну, об этом я уже давно догадался. Кстати, кто они? Дунаданы? -- Рядовые -- дунаданы. А вот офицеры и сержанты... Это все люди из тайной стражи Короля. Откуда они взялись у нас Гондоре -- никому не ведомо; болтают, -- Берегонд зачем-то покосился на дверь, -- чуть ли не ожившие мертвецы. Кто у них за главного -- я и сам не пойму. -- М-да... В любом случае от этих ребят следует избавиться -- и чем скорее, тем лучше. Ну так что, капитан, -- рискнешь за компанию со мной? -- Вы спасли мою честь -- значит, жизнь моя принадлежит вам безо всяких оговорок. Но трое против сорока... -- Я полагаю, что нас все же не трое, а куда больше. -- При этих словах Берегонд изумленно воззрился на принца. -- Где-то неделю назад мужики с одного лесного хутора привезли к нам в форт воз копченой оленины и затеяли ссору со стражей у ворот: те, как обычно, потребовали от них оставить луки по ту сторону частокола. Там еще был такой чернявый, блажил на всю округу -- отчего это, дескать, благородным дозволяют заходить в княжескую резиденцию при оружии, а вольным стрелкам с Дроздиных выселок -- хрен. Припоминаешь? -- Ну, что-то такое было... А в чем дело? -- В том, что этот чернявый -- барон Грагер, лейтенант Итилиенского полка, а до войны -- мой резидент в Кханде; и я склонен полагать, что в этих самых Дроздиных выселках сидит не он один... Так вот, твоя задача -- установить связь с Грагером, а дальше будем действовать по обстановке. Между собой мы отныне будем связываться только через тайник -- если стоять на шестнадцатой снизу ступеньке винтовой лестницы в северном крыле, то на уровне левого локтя будет щель в стенной обшивке -- как раз для записки: ни с верхней, ни с нижней площадки лестницы отследить закладку тайника невозможно -- я проверил. Далее. По выходе от меня уйдешь в запой, денька эдак на три: я ведь приглашал тебя за тем, чтобы ты попробовал связать меня с Арагорном через палантир -- а ты, понятное дело, узрел в нем Денетора... Только не переиграй -- офицеры Белых кажутся мне весьма проницательными людьми. ...А буквально в тот же день в Поселке случилось первое преступление -- поджог. Какой-то придурок запалил -- нет, вы не поверите: не дом соперника, наставившего ему рога, не амбары кабатчика, отказавшегося налить чарку в долг, не сеновал соседа, который много о себе понимает... Запалили голубятню, которую держал угрюмый одинокий кузнец, переехавший сюда из Анфаласа и потому, видать, сохранивший некоторые городские привычки. Кузнец любил своих голубей до самозабвения, а потому посулил серебряную марку тому, кто наведет его на след поджигателя. Местная полиция в лице двоих констеблей (сержантов Белого отряда) в свой черед рыла носом землю: зная нравы анфаласцев, можно было не сомневаться -- если вовремя не посадить виновного под замок, то расследовать придется уже не поджог голубятни, а предумышленное убийство... Фарамир выслушал эту дурацкую историю, высоко заломив левую бровь -- он был крайне удивлен. Уточним: в самом деле удивлен. Одно из двух: либо противник допустил первую крупную ошибку, либо он, напротив, видит весь замысел принца насквозь. В любом случае Игра уже началась; она началась раньше, чем он ожидал, и не так, как он ожидал, но пути назад уже не было. |
Похожие:
 | Кирилл: Пока нет такой. Мне нравится, поскольку еще не так много объезжено, нравится новое для себя открывать |  | Этот вопрос будет мучить долгие годы, до тех пор, пока Вы не определитесь с местом работы, своим местом |
| | Последний срок приема документов на участие в конкурсе программы Фулбрайта Исследовательские гранты в области точных и естественных... | |
| Орден "Родительская слава" имеет знак ордена в футляре, мужской и женский знак ордена, а также миниатюрные копии знака ордена, предназначенные... | | «Мы с тобой старинные при ятели, поэтому цена будет минимальной», заявил он Сухову. «Как же так? удивился Сухов. Ведь ты подарил... |
| Каменноостровском проспекте. Он даже немного улыбнулся. «Видать, у директора – хорошее чувство юмора, но парень он рисковый, если... | | Фольксваген Пассат, государственный регистрационный знак а000аа36, при перестроении не уступил дорогу транспортному средству Рено... |
| «О чем вы говорите? Пока мы не будем держать в своих руках прессу всего мира, все, что вы делаете, будет напрасно. Мы должны быть... | | Пятунин Кирилл Романович – начальник конструкторского отдела систем инженерного анализа (cae), ОАО «нпо «Сатурн» |