Посвящается Ирвину «Демпси»
Скачать 4.91 Mb.
|
| Глава 9 Время перемен Друзья мои, почему не наложен запрет на прекрасные глаза прекрасных женщин? Они разят мужчин, как пули. Они смертельны, как острый меч. Граффити на старейшем в мире буддистском изваянии, долина Сатпара, Балтистан Международный аэропорт Сан-Франциско был заполнен женщинами, которые волокли за собой ребятишек. Приближалось Рождество, и тысячи людей спешили на рейсы, чтобы успеть попасть к родственникам вовремя. В воздухе почти физически ощущалась паника. Неразборчивый голос диктора объявлял задержку одного рейса за другим. Мортенсон подошел к багажному конвейеру и стал дожидаться, когда к нему подплывет его полупустой армейский вещмешок. Он то и дело оглядывался на встречающих, надеясь увидеть Марину. Он выискивал ее глазами в толпе с того самого момента, как сошел с самолета, прилетевшего из Бангкока. На его лице блуждала легкая полуулыбка, как у всех возвращающихся. Но он никак не мог найти свою женщину среди сотен встречающих. За четыре дня до этого он позвонил Марине из Равалпинди, правда, связь была очень плохой. Мортенсон был уверен в том, что она собиралась встретить его в аэропорту. Но заказанные им шесть минут закончились прежде, чем он успел повторить номер рейса. А денег на повторный звонок не было. В аэропорту он подошел к автомату, набрал номер и услышал голос автоответчика. «Привет, дорогая, — сказал он, удивившись напряженности собственного голоса. — Это Грег. С Рождеством! Как ты? Я скучаю по тебе. Добрался до Сан-Франциско и решил позвонить…» В этот момент Марина подняла трубку. «Грег, — сказала она, — привет». «Привет, — ответил он. — У тебя все в порядке? Твой голос…» «Послушай, — сказала Марина. — Нам нужно поговорить. После твоего отъезда кое-что произошло. Мы можем пообщаться?» «Конечно, — согласился Мортенсон и почувствовал, как взмокла рубашка на спине. Вспомнил, что уже три дня не мылся. — Я еду к тебе». Повесил трубку и вышел из кабины. Ему было тяжело возвращаться домой: школа в Корфе не построена. Но мысли о Марине, ее дочерях Блейз и Дане скрасили долгий перелет. В конце концов он возвращается к любимым людям, а не бежит от неудач… ПО ДОРОГЕ ОН ОБДУМЫВАЛ СЛОВА МАРИНЫ, ПЫТАЯСЬ НАЙТИ В НИХ КАКОЙ-ТО ДРУГОЙ СМЫСЛ, КРОМЕ ОЧЕВИДНОГО: ОНА ЕГО БРОСИЛА. На автобусе он добрался до ближайшей электрички, дождался поезда и оказался в Сан-Франциско. По дороге он обдумывал слова Марины, пытаясь найти в них какой-то другой смысл, кроме очевидного: она его бросила. Он несколько месяцев ей не звонил, это правда. Но она должна понять, что у него просто не было денег на международные звонки! Он все объяснит. И они вместе уедут куда-нибудь, ведь на банковском счету у него еще остались деньги. От аэропорта до Марининого дома он добрался за два часа. Солнце уже село. Все дома были украшены к Рождеству. Дул легкий морской бриз. Мортенсон поднялся по ступенькам дома. Она открыла дверь, легонько обняла его и остановилась на пороге, не приглашая войти. «Я хочу тебе кое-что сказать… — тихо произнесла она. Мортенсон молча ждал продолжения. — Я снова встречаюсь с Марио». «Марио?» — переспросил Грег. «Я ХОЧУ ТЕБЕ КОЕ ЧТО СКАЗАТЬ, — ПРОИЗНЕСЛА ОНА. МОРТЕНСОН МОЛЧА ЖДАЛ ПРОДОЛЖЕНИЯ. — Я СНОВА ВСТРЕЧАЮСЬ С МАРИО». «Ну, ты его знаешь. Марио, анестезиолог». Мортенсон смотрел на нее. «Мой старый приятель Помнишь, я рассказывала тебе…» Марина продолжала говорить. Наверное, она действительно упоминала о Марио в те вечера, что они вместе проводили в отделении «Скорой помощи», но это имя ничего для него не значило. Он смотрел на ее губы, ее сочные красивые губы, самые красивые на свете…. Он никак не мог сосредоточиться… «Я заказала тебе комнату в мотеле». Она все еще говорила, но Мортенсон повернулся и пошел прочь. На улице совершенно стемнело. Легкий вещмешок, веса которого он раньше почти не замечал, неожиданно стал давить на плечи тяжелым грузом. Он еле передвигал ноги. К счастью, за углом оказалась вывеска мотеля. В пропахшей табаком жалкой комнатушке, которую он снял на последние деньги, Грег принял душ, потом принялся рыться в вещмешке в поисках чистой футболки. Выбрав подходящую, он заснул, даже не выключив свет и телевизор. Он буквально провалился в сон, но через час его разбудил стук в дверь. Мортенсон вскочил с постели, не понимая, где находится и что происходит. Ему показалось, что он все еще в Пакистане. Но по телевизору по-английски говорили о каком-то человеке по имени Ньют Гингрич.32 Мелькали предвыборные плакаты, которые казались чем-то удивительным и чужим. Покачиваясь от усталости, Грег подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Марина в его любимой желтой куртке. «Прости, — сказала она, запахивая куртку на груди. — Я не так себе это представляла. С тобой все в порядке?» «Со мной? Нет, мне кажется…» — ответил Мортенсон. «Ты спал?» «Да». «Послушай, я не хотела, чтобы все так вышло. Но я не могла связаться с тобой в Пакистане». Из открытой двери тянуло холодом, и Мортенсон весь продрог. «Я посылал тебе открытки», — сказал он. «С сообщениями о ценах на стройматериалы и о том, во сколько обойдется грузовик до Скарду. Очень романтично! Ты ни слова не написал о нас — только сообщил дату возвращения». «Когда ты начала встречаться с Марио?» — перебил он, с трудом заставив себя оторвать взгляд от губ Марины и посмотреть ей в глаза. «Это неважно, — быстро ответила она. — Из твоих открыток я поняла, что перестала для тебя существовать». «Это неправда», — сказал Грег. «Я не хочу, чтобы ты меня возненавидел. Ты же не ненавидишь меня, правда?» «Пока нет». Марина вздохнула. В правой руке она держала бутылку ликера «Бэйлис». Протянула ее Мортенсону, он взял. Бутылка была наполовину пуста. «Ты отличный парень, Грег, — сказала Марина. — Прощай». «Прощай», — ответил Мортенсон и закрыл дверь, чтобы не сказать чего-то такого, о чем бы впоследствии пожалел. Он стоял в комнате, глядя на ополовиненную бутылку. Мортенсон пил редко, никогда не делал этого в одиночку — и уж точно не стал бы пить такой сладкий ликер. Он думал о том, что Марина достаточно хорошо это знала… Из телевизора доносился напористый уверенный голос: «Мы собираемся осуществить вторую американскую революцию, и я торжественно клянусь, что с новым республиканским большинством в Конгрессе жизнь американцев радикально изменится. Люди говорят…» «ТЫ ОТЛИЧНЫЙ ПАРЕНЬ, ГРЕГ, — СКАЗАЛА МАРИНА. — ПРОЩАЙ». Мортенсон подошел к мусорной корзине и разжал пальцы, сжимавшие горлышко бутылки. Она упала на дно корзины, раздался громкий стук — будто захлопнулась тяжелая дверь. Он рухнул на постель. Ему приходилось постоянно думать о деньгах. После праздников он хотел снять со своего счета двести долларов, но в банке ему сказали, что у него всего 83 доллара. Грег позвонил в больницу, надеясь получить работу до того, как положение с финансами станет критическим. «Ты сказал, что вернешься ко Дню благодарения, — ответили ему. — А сам пропустил даже Рождество. Ты один из лучших наших работников, но в такой ситуации ты для нас бесполезен. Ты уволен». «ТЫ СКАЗАЛ, ЧТО ВЕРНЕШЬСЯ КО ДНЮ БЛАГОДАРЕНИЯ, — ОТВЕТИЛИ ЕМУ. — А САМ ПРОПУСТИЛ ДАЖЕ РОЖДЕСТВО. ТЫ УВОЛЕН». Мортенсон обзвонил с десяток знакомых альпинистов. Ему удалось найти место в альпинистском общежитии, где можно было собраться с мыслями. Его устроили в коридоре ветхого викторианского особняка на Лорина-стрит. Здесь Грег целый месяц спал на полу. В этом доме останавливались студенты и альпинисты, направлявшиеся в Йосемит или возвращавшиеся оттуда. По ночам в комнатах устраивались веселые вечеринки. Завернувшись в спальный мешок, он старался не слышать, что совсем рядом люди смеются и занимаются жарким сексом, но через тонкие стены доносился каждый звук. Он лежал на полу, а те, кто шел в ванную комнату, переступали через него… Квалифицированный медработник редко остается без работы. Вопрос лишь в его мотивации. Несколько дней Мортенсон ездил по собеседованиям. В дождливую погоду он остро чувствовал, как ему не хватает «Ла Бамбы». В конце концов его приняли на работу сразу в два места: в центр травматологии и ожоговый центр. Как всегда, предложили самые невостребованные ночные смены. Вскоре Мортенсон сумел собрать деньги, чтобы снять комнату на захолустной Уилер-стрит. Комната находилась на третьем этаже и принадлежала поляку Витольду Дудзински. Он дымил как паровоз и постоянно пил польскую водку из синих бутылок. Поначалу хозяин частенько приставал к постояльцу с беседами, но Мортенсон быстро понял, что после определенного количества выпитого Дудзински все равно, с кем разговаривать. Грег стал запираться в своей комнате. Душа его болела. Он старался не думать о Марине. КВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ МЕДРАБОТНИК РЕДКО ОСТАЕТСЯ БЕЗ РАБОТЫ. В КОНЦЕ КОНЦОВ ЕГО ПРИНЯЛИ НА РАБОТУ СРАЗУ В ДВА МЕСТА: В ЦЕНТР ТРАВМАТОЛОГИИ И ОЖОГОВЫЙ ЦЕНТР НА САМУЮ НЕВОСТРЕБОВАННУЮ НОЧНУЮ РАБОТУ. «Меня и раньше бросали подружки, — вспоминает он, — но тут все было по-другому. Мне было по-настоящему больно. И я ничего не мог сделать — только смириться. Я знал, что должно пройти время…» Случалось, что ему удавалось забыть о душевной боли и повседневных тревогах. Когда в приемный покой привозят пятилетнего малыша с ожогами половины тела, перестаешь себя жалеть. А возможность избавлять людей от страданий в отлично оборудованной западной больнице, где есть все лекарства и аппаратура, приносила Грегу глубокое удовлетворение. Но и тогда он не мог забыть о том, что в Корфе до врача нужно добираться больше восьми часов на джипе… * * * Услышав от Хаджи Али о том, что деревне нужен мост, а не школа, Мортенсон судорожно стал искать выход из ситуации. Разум его метался, как загнанный зверь. Но внезапно Грег успокоился. Он подумал, что достиг цели своего пути. Он был в Корфе — а значит, бежать, как он это сделал в Куарду, не имело никакого смысла. Можно сказать, бежать просто было некуда… Мортенсон заметил, что улыбка Чангази стала шире, и понял, что пакистанец считает себя победителем в борьбе за школу для своей деревни. ОН ДОСТИГ ЦЕЛИ СВОЕГО ПУТИ. ОН БЫЛ В КОРФЕ — А ЗНАЧИТ, БЕЖАТЬ, КАК ОН ЭТО СДЕЛАЛ В КУАРДУ, НЕ ИМЕЛО НИКАКОГО СМЫСЛА. МОЖНО СКАЗАТЬ, БЕЖАТЬ ПРОСТО БЫЛО НЕКУДА… Несмотря на разочарование, Мортенсон не мог сердиться на жителей Корфе. Конечно, им нужен мост. Как он собирался доставлять стройматериалы в деревню? Перетаскивать каждую доску, каждый лист железа через реку по шаткой канатной дороге? Грег разозлился на себя за то, что не сумел всего предусмотреть. И решил остаться в Корфе, пока не поймет, как поступить, чтобы все-таки построить школу. «Расскажи мне об этом мосте, — попросил он Хаджи Али, нарушив молчание, повисшее в комнате, где собрались все взрослые мужчины деревни. — Что нам нужно? С чего начать?» Он надеялся на то, что строительство моста можно будет осуществить быстро и с небольшими расходами. «Нам нужен динамит и много камня», — сказал сын Хаджи Али, Туаа. А потом все быстро заспорили на балти о том, стоит ли добывать камень прямо здесь или лучше доставлять его на джипах из долины. Потом начались еще более ожесточенные споры о том, в каких горах гранит лучше. В остальном жители Корфе достигли полного согласия. Стальные тросы и дерево следует купить и доставить из Скарду или Гилгита. На это уйдут тысячи долларов. Не меньше придется заплатить рабочим. Речь шла о таких деньгах, которых у Мортенсона не было. Грег объяснил, что потратил все деньги на школу. Теперь ему придется вернуться в Америку и попытаться собрать деньги на мост. Он думал, что это известие огорчит жителей Корфе. Но ожидание было для них таким же естественным состоянием, как умение дышать разреженным воздухом на высоте в три тысячи метров. Они по полгода ждали в своих домах, пропахших дымом, когда погода позволит снова выходить на улицу. Охотник балти целыми днями выслеживает горного козла, подбираясь к животному поближе, чтобы не рисковать драгоценной пулей. Женихи здесь годами ждут свадьбы — ведь двенадцатилетние девочки, которых им выбрали родители, должны вырасти, чтобы покинуть свои семьи. Пакистанское правительство десятилетиями обещало народу балти построить школы, и эти люди все еще ждали. Терпения им было не занимать. «Спасибо большое», — на ломаном английском произнес Хаджи Али в знак глубокого уважения к Мортенсону. Это было больше, чем Грег мог вынести. Его благодарили за работу, с которой он не справился. Он прижал старика к груди, вдохнув запах дыма и мокрой шерстяной ткани. Хаджи Али высвободился и велел Сакине разжечь очаг, чтобы заварить гостю свежего чая. ТЕПЕРЬ ЕМУ ПРИДЕТСЯ ВЕРНУТЬСЯ В АМЕРИКУ И ПОПЫТАТЬСЯ СОБРАТЬ ДЕНЬГИ НА МОСТ. ОН ДУМАЛ, ЧТО ЭТО ИЗВЕСТИЕ ОГОРЧИТ ЖИТЕЛЕЙ КОРФЕ. НО ОЖИДАНИЕ БЫЛО ДЛЯ НИХ ТАКИМ ЖЕ ЕСТЕСТВЕННЫМ СОСТОЯНИЕМ, КАК УМЕНИЕ ДЫШАТЬ РАЗРЕЖЕННЫМ ВОЗДУХОМ НА ВЫСОТЕ В ТРИ ТЫСЯЧИ МЕТРОВ. Чем чаще Грега угощали местным чаем, тем больше ему нравился этот напиток… Мортенсон велел Чангази возвращаться в Скарду без него. Удивление, скользнувшее по лицу пакистанца, доставило Грегу истинное удовольствие. Впрочем, Чангази быстро справился с собой… Прежде чем возвращаться в Америку, нужно было досконально разобраться в процессе строительства моста. Вместе с Хаджи Али Грег на джипе спустился ниже по течению, чтобы изучить мосты, которые уже были возведены в долине Бралду. Потом он встретился со старейшинами и обсудил с ними, где можно было бы построить школу, когда, иншалла, он вернется из Америки. Когда ветер с Балторо принес первые снежинки, говорящие о том, что скоро Корфе скроется под слоем снега и настанет время безвылазно сидеть дома, Мортенсон засобирался в Америку. В середине декабря, спустя два месяца после приезда в Пакистан, мешкать уже было нельзя. Побывав в доброй половине домов деревни и выпив бесчисленное количество чашек чая, Грег покатил по южному берегу Бралду в сопровождении одиннадцати мужчин из Корфе, которые решили проводить его до Скарду. Джип набился так плотно, что на каждом ухабе пассажиры сбивались в кучу и цеплялись друг за друга, чтобы не вылететь из машины. * * * Возвращаясь после ночной смены в свою жалкую комнату в пропахшей табаком квартире Дудзински, Мортенсон страдал от одиночества. В ранние утренние часы город казался абсолютно вымершим. Грег часто думал о чувстве товарищества, которое он испытал в Корфе. Тогда он не чувствовал себя одиноким… Но звонить единственному человеку, который мог профинансировать возвращение в Пакистан, Жану Эрни, он попросту боялся. Всю зиму Мортенсон занимался скалолазанием в альпинистском спортивном зале. Зал располагался в бывшем складе между Беркли и Оклендом. Когда у него была машина, добираться сюда было гораздо проще. Но Грег привык пользоваться автобусом. Когда он готовился к штурму К2 и приводил себя в форму, он стал здешним героем. Но теперь стал полным неудачником: вершину не покорил, женщину потерял, мост и школу не построил. Однажды Мортенсон возвращался домой очень поздно. На улице к нему пристали четверо мальчишек, которым было не больше четырнадцати лет. Один наставил на Грега пистолет, другой обшарил карманы. «Вот дерьмо! — выругался юный грабитель. — У этого типа всего два доллара! Ну почему нам попался самый большой неудачник во всем Беркли?» МОРТЕНСОН ТЕПЕРЬ СТАЛ ПОЛНЫМ НЕУДАЧНИКОМ: ВЕРШИНУ НЕ ПОКОРИЛ, ЖЕНЩИНУ ПОТЕРЯЛ, МОСТ И ШКОЛУ НЕ ПОСТРОИЛ. Неудачник. Неудачник. Неудачник… Весной Мортенсон впал в полную депрессию. Он вспоминал лица жителей Корфе, ту надежду, с какой они провожали его в Исламабад. Эти люди были уверены в том, что он, иншалла, вернется с деньгами. Как они могли так верить в него, когда сам он в себя уже не верил? Однажды теплым майским днем Грег лежал на своем спальном мешке, думал, что пора бы его постирать, и подсчитывал деньги — хватит ли на прачечную. И тут раздался телефонный звонок. Ему звонил доктор Луис Рейхардт. В 1978 году он и его напарник Джин Виквайр стали первыми американцами, покорившими К2. Мортенсон беседовал с Рейхардтом перед штурмом вершины, чтобы получить некоторые советы. После этого они еще несколько раз довольно тепло общались. «Жан сказал мне, что ты пытаешься построить школу, — сказал Рейхардт. — Как продвигаются дела?» Мортенсон все честно рассказал — и о рассылке 580 писем, и о закупке стройматериалов, и необходимости строить мост. Не заметив, он выложил пожилому альпинисту все свои тревоги и беды; поведал, что потерял работу, потерял женщину, потерял свой путь. «Встряхнись, Грег, — сказал Рейхардт. — Да, ты столкнулся с трудностями. Но то, что ты пытаешься сделать, гораздо сложнее восхождения на К2». «В устах Лу Рейхардта эти слова многое значили, — вспоминает Мортенсон. — Этот человек всегда был для меня героем». «ВСТРЯХНИСЬ, ГРЕГ, — СКАЗАЛ РЕЙХАРДТ. — ДА, ТЫ СТОЛКНУЛСЯ С ТРУДНОСТЯМИ. НО ТО, ЧТО ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ СДЕЛАТЬ, ГОРАЗДО СЛОЖНЕЕ ВОСХОЖДЕНИЯ НА К2». В свое время восхождение Рейхардта и Виквайра на К2 стало легендой. Виквайр уже пытался штурмовать вершину в 1975 году, но неудачно. Член его экспедиции, фотограф Гален Роуэлл, написал книгу об этом тяжелейшем высокогорном альпинистском рейде. Спустя три года Рейхардт и Виквайр вернулись и поднялись на высоту 900 метров на опаснейший Западный гребень. Оттуда их снесла лавина. Они не отказались от восхождения, а отправились на К2 по традиционному маршруту, через гребень Абруцци, и сумели достичь вершины. Страдающий от кислородного голодания Рейхардт, естественно, спешил спуститься. Экспедиция быстро собралась в обратный путь. Но Виквайр, наконец-то достигший желанной цели, решил сделать снимки, которые запечатлели бы его величайшее свершение. Он задержался на пике на один день, и это чуть не стоило ему жизни. Поскольку у Виквайра не было налобного фонарика, он не смог спускаться в темноте, и ему пришлось заночевать на огромной высоте. Кислород быстро кончался. Он обморозился. Когда Виквайр нагнал товарищей, у него начался плеврит, в легких появились опасные закупорки. Рейхардт и остальные члены экспедиции приложили немало сил, чтобы поддерживать в нем жизнь, пока не удалось эвакуировать альпиниста вертолетом. В Сиэтле ему сделали сложнейшую операцию на легких. Лу Рейхардт многое знал о страданиях и о достижении сложных целей. То, что он назвал дело Мортенсона сложным и достойным уважения, вселяло мужество. Грег перестал считать себя неудачником. Он просто не завершил восхождение. Пока. «Позвони Жану и расскажи ему все, что рассказал мне, — посоветовал Рейхардт. — Попроси его оплатить мост. Поверь, он может себе это позволить». Впервые с момента возвращения из Пакистана Мортенсон почувствовал себя уверенно. Он повесил трубку и стал рыться в маленькой сумке, служившей записной книжкой. Нашел листок с именем и телефоном Эрни. «Не облажайся!» — было написано на листке. «ПОЗВОНИ ЖАНУ И РАССКАЖИ ЕМУ ВСЕ, ЧТО РАССКАЗАЛ МНЕ, — ПОСОВЕТОВАЛ РЕЙХАРДТ. — ПОПРОСИ ЕГО ОПЛАТИТЬ МОСТ. ПОВЕРЬ, ОН МОЖЕТ СЕБЕ ЭТО ПОЗВОЛИТЬ». Что ж, может быть, он и облажался. А может, и нет. Все зависит от того, кто это говорит. Он набрал телефонный номер Жана Эрни. |
Похожие:
 | На моем столе лежит старая тетрадь из далеких времен школьного детства начала 70-х годов прошлого столетия | | Ориентировочно! Выезд группы из Краснодара в Волгоград поездом №354 сообщением «Адлер Пермь» |
 | Эта книга и посвящается юности – нелегкой юности поколения, к которому я имею честь принадлежать | | Марш-бросок «Никто, только мы!» посвящается 70-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов |
| Посвящается миллионам предпринимателей во всем мире, которые в меру своих сил и возможностей делают жизнь лучше | | Когда то давно, в 1919 году, отступающие войска А. И. Деникина, похоронив павших в бою, оставили на могиле одну только надпись |
| Литературный конкурс «Души прекрасные порывы» проводится среди педагогических работников и обучающихся 1-11-х классов образовательных... | | «Александр Бушков, Андрей Буровский. Россия, которой не было — Русская Атлантида»: Издательства: Бонус, Олма Пресс; Серия: Досье;... |
| Кто режиссёр знаменитого советского фильма о приключениях Шерлока Холмса и Доктора Ватсона? | | Посвящается Юрию Сергеевичу Иванову, который первым в СССР своей книгой “Осторожно: сионизм” раскрыл глаза нашему народу на Вселенское... |