Учебное пособие Томск 2011
Скачать 2.64 Mb.
|
3.2.3. Научный факт и познание Понятие факта. С появлением и становлением научного знания вырабатывается специальный подход к мировосприятию, специальный язык и стиль мышления специфическая методология исследования, где одну из ключевых ролей играет доказательство – формальное или фактуальное и где ничто не может восприниматься на веру. Такими основаниями научного познания становятся факты. Что же это такое – факт? Факт, по мнению Елсукова А.Н.1 - это то, в истинности чего мы не сомневаемся, это нечто самоочевидное и истинное, но и то, что не исключает своего обоснования и подтверждения. Отсюда - двойственность факта: факт представлен как непосредственно созерцаемое, а, с другой стороны, у факта также существует и логическая схема воспринимаемых явлений (то есть факт – это и обозначенная действительность и элемент научного знания). Такая двойственность обусловлена историческим ходом развития науки. Первоначально, на первых стадиях развития естествознания, представления о фактах предполагали их понимание как о явлениях самой действительности. Само научное познание, строящееся на описательно-эмпирической практике, опиралось в основном на фиксацию внешних признаков предметов, на сбор эмпирических сведений. Не случайно многие открытия в сфере географии, геологии, биологии и других наук сводились к обнаружению новых объектов (будь-то остров, океан, море, минерал, вид животного или растения и т.д.) и возможному более полному его описанию. Такой объект, по сути, и отождествлялся с новым фактом в уже обозначенном смысле. Подобное представление о фактах распространено широко и сейчас в сфере обыденного знания, следственной практики, художественном творчестве и т.д. Здесь факты – это реальные события, воспринимаемые и фиксируемые человеком непосредственно. Поэтому в общепринятых представлениях процесс поиска научных фактов понимается как процесс простого наблюдения и описания реальных явлений. Другая сторона факта, значащая, что он является элементом научного знания, в плане научного признания оформилась позже. Это связано с особенностью близкого к современному или современного типа познания, когда человек столкнулся с познанием таких объектов, которые он вообще не способен непосредственно воспринимать и наблюдать. Отсюда происходит отказ от трактовки факта как того, что можно поверхностно наблюдать. Более того, исследования показали, что факты не только не являются результатом простого созерцания и описания явлений действительности, а выступают в качестве сложного итога познавательной деятельности, где происходит синтез различных форм мировосприятия (сенсуального и рационального, эмпирического и теоретического). Взять, к примеру, открытие электрона. Свести этот результат к итогу познавательной деятельности, основанной на наблюдении, невозможно, поскольку он был выведен косвенным путем. Причем открытие электрона – это не одноразовый момент, а итог почти столетних исследований в области электрических явлений. Здесь поработали не только экспериментаторы (типа М. Фарадея), но и теоретики (ведь отрицать роль античных атомистов Демокрита и Левкиппа в общем результате также нельзя). Но и само открытие было основано не на прямых сведениях наблюдения, а на предполагаемых расчетах. Поэтому очевидно, что в науке существует теоретический способ анализа, который определяется логической и статистической формами исследовательской деятельности. Двойственная ситуация в интерпретации факта в итоге приводит к аналогичной оценке. С одной стороны, факт – это явление действительности, а, с другой стороны, он не является элементом действительности. Но несмотря на подобную противоречивость, сия способность свидетельствует о полноценном познавательном результате, в котором совмещаются, дополняются действительность и рациональные моменты ее конструирования. Поэтому факт и онтологичен, и логичен. Просто в зависимости от контекста ситуации исследования предпочтения дается той стороне факта, которая для субъекта выглядит наиболее приемлемой. Отсюда формируется необходимость, связанная с возможностью оперирования фактами, как в онтологическом, так и в логическом плане. Также важным моментом анализа научного факта является стремление к такому его пониманию, которое будет всесторонним. Это можно попытаться обозначить следующим определением. Научный факт является таким научным знанием, сущность и значение которого раскрывается в теоретическом осмыслении, допускающим логическое редуцирование к чувственно-практическим формам познания, реализуемым непосредственно или косвенным путем.2 Такое определение свидетельствует о том, что односторонне понимание факта (или как элемента действительности, или как логической конструкции) будет ограничивающим научное познание, порождая в последнем случайности, ошибки и различные апломбы. Поэтому следует осуществлять двухстороннюю работу в отношении научных фактов. Необходимо осторожно и гибко интерпретировать исходные данные (ведь в прежних взглядах они отождествлялись с понятием «факт»), но также не надо делать легкомысленных следствий при осмыслении тех данных, которые мы вывели в результате исследований. Для такого рода операций используются различные процедуры чувственно-практического и логико-теоретического характера. Так, к примеру, исходные данные подвергают логико-теоретической и математической обработке. Эти данные обобщают, классифицируют, типологизируют, с ними устанавливают «регулярности» эмпирического плана, статистически обрабатывают, подвергают объяснению и интерпретации. И, наоборот, идеи, догадки, гипотезы выносят на поле эксперимента с целью обнаружения на практике существования предполагаемых объектов или явлений. В итоге следует отметить, что факт как элемент знания не может быть результатом единичного наблюдения, а является единицей знания, совмещающей в себе разнородные формы эмпирического и теоретического характера (хотя такое абсолютно не может быть исключено). Статус научного факта в познании. Как мы уже выяснили, ход и результаты научного познания в очень большой степени зависят от умения правильного оперирования фактами. Поэтому всегда важно представлять, какова природа научного факта. От этого знания будет зависеть статус самого факта и результат познавательного процесса. В гносеологическом аспекте следует разводить по своему статусу два вида фактов: «сырой» и «научный». Под «сырым» (еще его называют «грубым», «натуральным») фактом в науке понимают определенную сторону действительности, ту или иную ее конкретную часть. Правда, следует уточнить особенности стороны действительности, которая представлена в качестве «сырого» факта. Во-первых, не следует отождествлять сырой факт с объективной реальностью. Ее наличие уже само по себе есть свидетельство факта, но она не является совокупностью фактов. Во-вторых, сырой факт – это не обязательно компонент объективного мира, это может быть компонент чего-либо иного. Под «научным фактом» понимается определенная форма знания, более или менее логически обработанный сырой факт. Иными словами, это та сторона или часть действительности, которая превратилась в объект исследования и уточнена субъектом исследования с помощью средств измерения, описания и др. Отсюда, особенностью научного факта будет являться тот фактор, что он (факт) всегда уже частично или полностью интерпретирован. Ведь даже в процессе первоначальной обработки он приобретает специфический вид. Не случайно термин «факт» проистекает в этимологическом плане от латинского «factum», что означает «сделанное». Наш известный физиолог И.П. Павлов подчеркивал по этому поводу, что в научном познании факт просто так не увидишь, для этого необходимо наличие теории. Без теории выявленный факт не будет до определенного времени (а то и никогда) научным. В подобном понимании природы научного факта И. Павлов неодинок. Л. де Бройль также полагает, что научный факт не может получиться на пустом месте. Для его появления должна осуществиться определенная работа нашего ума. А. Пуанкаре аналогично полагает, считая, чтобы факт стал научным, его следует перевести из сырого факта на научный язык. А финский исследователь Р. Мюккиели даже обозначает несколько признаков, которыми может характеризоваться научный факт. К таким признакам3 относятся:
Таким образом, можно говорить о том, что с точки зрения гносеологии научный факт представляет собой обязательную подтверждаемость своего наличия эмпирическими данными об объективно существующем единичном элементе действительности, которая трансформирована субъектом и стала фактом его сознания. Поэтому наш отечественный философ Б.М. Кедров характеризует еще и факт как дискретный эмпирический материал, из которого и на основе которого строится знание науки. Такое понимание научного факта связано в первую очередь с особенностями учета эмпирического материала в современной науке. Специфика данного процесса заключается в том, что сильно возросло число этого эмпирического материала и стало необходимостью использовать особые методики подсчета. Отсюда возрастает роль статистических методов. Такая форма очень удобна и практична. Мало того, что статистическая методика увеличивает точность подсчета, она еще позволяет учитывать такой момент как статистическая вероятность (то есть мы можем предполагать возможность обнаружения того или иного факта). Более того, А.И. Ракитов считает, что сам факт по своей природе является статистическим компонентом.4 Поэтому научный факт должен отличаться от сырого факта тем, чтобы его статистическая вероятность была тождественна логической вероятности, а если между ними и возникло различие, то оно должно быть как можно меньше. Важность разведения понятий «научный факт» и «сырой факт» необходима еще и для того, чтобы устранить возможность спекуляции на их основе. Для этого и нужно использовать статистический и логический способы проверки фактов на их научность. Поскольку только таким образом имеется шанс разобраться в природе факта. А это значит, что для современной гносеологии явно недостаточно, если ученый просто сообщит об открытии какого-то факта. Ему следует также указать (и как можно более информированно насыщенный) способ, каким он получил или установил этот факт, указать подробности, которые имели значения для его установления. Такая специфика позволит опереться исследователю в дальнейшем на воспроизводимость эмпирического материала в содержании факта. Единственно, что это требование не может относиться к уникальным и неповторимым фактам научного познания (таким, как исторические факты). А в целом идеал науки строится на основе такого понимания и такой характеристики научных фактов, чтобы любой исследователь всегда, если ему понадобится, мог бы их воспроизвести. Конечно, познавательное значение фактов ничем нельзя заменить. Именно поэтому основа научного творчества завязана на сфере фактов. Здесь существуют свои резоны. Один из них (наиболее основной) – это способ избежать субъективного произвола, преодолеть или не допустить его совсем. Поэтому необходимость фактической базы для познавательной деятельности, понимание ее приоритета нельзя подменять культовым отношением к фактам, суеверным поклонением перед ними. Надо помнить, что факты не всесильны, их убедительность и четкость - лишь следствие степени и глубины научной интерпретации и логической доказательности. А здесь важен аспект меры. Ведь экспериментатор не должен идти дольше самого факта, подвергая себя риску впасть в заблуждение. Творческое искусство как раз и строится на таком умении оперировать фактами, когда улавливается точная ограниченность сферы применения самого факта. Ведь факт сам по себе ограничен в гносеологическом смысле еще и потому, что в нем обозначено не только то, что является свидетельством правоты исследователя, но много сторонних, побочных компонентов, часто мешающих обнаружить нужный материал. Искусство исследователя и будет заключаться в том, что он сможет элиминировать ненужные компоненты. Еще одной стороной работы с фактами следует пользоваться осторожно. Эта сторона является эффектом «идолопоклоннического» отношения к фактам, когда не столько субъект злоупотребляет своими эвристическими способностями, сколько он надеется на то, что сами факты дадут ответ на поставленные вопросы. Конечно же, нельзя ожидать от фактов того, что они «заговорят» языком науки. Ведь научность факта, как уже не раз отмечалось, заключается в его интерпретированности. Естественно, что многосторонность факта создает условия для использования таких интерпретаций, которые не совсем четко будут освещать содержимое факта. Но тем не менее дистанцию между фактичностью как таковой и фактичностью как научным критерием следует сохранять. А это значит, что по отношению к таким явлениям необходимо применять со всей строгостью методы и стиль научного мышления. Тогда факты для ученого, по меткому выражению И. Павлова, должны стать воздухом. Исходя из обозначенных особенностей интерпретации факта, в современной философии науки можно выделить два подхода к его пониманию. Первый подход заключается в утверждении, что научные факты лежат вне теории и совершенно не зависят от нее. Никифоров А.Л. такой подход называет «фактуализмом». Вторая концепция, по-другому формулирующая вынесенный вопрос, опирается на следующий тезис: научные факты лежат в рамках теории и полностью ею детерминируются. По мнению все того же А.Л. Никифорова, такой подход можно назвать «теоретизмом». Последователи «фактуализма» опираются на утверждение, что факт по своей природе автономен и поэтому не зависим от теории. Чаще всего подобный образ факта ими ассоциируется с чувственным образом, а последний, по их мнению, не зависим от языка. Поэтому если идет речь о выражении этих образов в мыслительной форме, то «фактуалисты» стараются разводить предложенные теории и предложения, описывающие автономные факты. Спецификой предложений о чувственных образах является то, что это предложения о чистых чувственных явлениях. В любом случае «фактуалисты» пытаются отстаивать линию на противопоставление теории и фактов. Это порождает некоторые особенности понимания познавательного процесса. Одна из таких особенностей заключается в допущении инвариантности фактов и языков наблюдения по отношению к сменяющим друг друга теориям. Такая установка приводит к формированию кумулятивисткого подхода в познавательной деятельности. Поскольку получается, что раз факт не зависим от теории, то их количество будет только накапливаться. К тому же, в подобном понимании, по сути, не учитывается исторический фактор. Как будто получается, что раз факт стал научным, то это уже навеки. Теория в таком случае низводится до инструмента, играющего второстепенную роль в познании. А по-настоящему надежным, достоверным, научным знанием будет знание фактов (неизменных по своему статусу). Второстепенную и пассивную роль «фактуализм» отводит и для исследователя, его творческого потенциала. Все идет от фактов, а роль ученого заключается в том, чтобы их лишь фиксировать. Хотя ими («фактуалистами») допускается, что теория может поощрять деятельность по поиску и созданию новых фактов, но тем не менее ее роль вторична. Ученый играет в рамках этого подхода лишь роль «фотографа», задача которого скопировать, изобразить фрагмент действительности. Последователи же «теоретизма», соглашаясь с особенностями трактовки роли фактов в «фактуализме», настаивают на глубокой связи, существующей между теорией и фактами. Наиболее четко данная позиция наблюдается в концепции видного «теоретиста» и постпозитивиста Т. Куна. Вводимое им понятие «парадигма» (как «сверхтеория») определяет не только идеалы и нормы научного познания, но и обязательным образом влияет на глубину и характер интерпретации фактов. Теоретизм, в противовес фактуализму, с явной очевидностью старается продемонстрировать зависимость фактов от теорий. Отсюда теоретизм (и в лице Т. Куна) порождает понимание научного познавательного процесса как антикумулятивного. Ведь теперь факты утрачивают автономный статус, а, следовательно, теория может развиваться не за счет старых фактов (вечных, с точки зрения фактуализма), а за счет их новых интерпретаций. Тогда получается, что наука не идет по пути накопления новых фактов, поскольку осложняется само понятие «новый факт». То ли это в буквальном смысле новый факт, а то ли это его очередная трактовка. Любое научное открытие, таким образом, меняет мир, поскольку дает его иную интерпретацию. Схожие с Т. Куном взгляды излагает и другой исследователь П. Фейерабенд. По П. Фейерабенду, факт представляет собой синтез чувственного восприятия с таким предложением, которое он характеризует «естестственной интерпретацией» восприятия. Например, любое действие всегда может выражено двойственным образом. Как чувственный образ и как предложение, содержащее в себе описание того, что происходит. П. Фейерабенд считает, что чувственные образы формируются посредством «естественных интерпретаций», в результате чего мы получаем уже совершенно иной факт. Зависимость фактов от теории очень велика, по версии «теоретизма». Причем степень этой зависимости настолько сильная, что каждая теория, по сути, владеет своими специфическими фактами. Факты целиком утрачивают свою автономность, устойчивость. Такой эффект порождает особое понимание процесса научного познания. Раз факты определяются только через теоретические положения, то различия между теориями будут проявляться в различиях между фактами. Получается, что один и тот же факт в разных теориях будет понят как несколько разных. А это ведет, помимо уже обозначенного антикумулятивизма, к несоизмеримости различных научных теорий. Разные теории, следовательно, не могут иметь общую эмпирическую базу, общий язык и т.д. Предыдущее знание не может быть передано в новую систему знаний, и, таким образом, оно отбрасывается. В науке поэтому не может существовать преемственности, а факты не могут составить конкуренцию теории, заставить на их основе принять или отвергнуть эту теорию. По сути, данное направление не признает никаких ограничений в отношении познающего субъекта. Все в его творческом потенциале. «Теоретизм» демонстрирует всемогущество теории в познавательной деятельности. Теория формирует концептуальный аппарат, закладывает значения понятий, стимулирует изобретение приборов и инструментов, ставит в зависимость чувственное восприятие и определяет факты. В теории возникает собственный, автономный мир, который закрыт от внешней критики, и поэтому она (критика) не способна его разрушить. Здесь удобна ассоциация мира теории с миром человека, где «я» человека выступает в роли всесильного хозяина. Так и «теоретизм» допускает эвристический потенциал (де-факто, это произвол) субъекта в познавательную среду без всяких ограничений. Естественно вполне напрашивается мысль, что «фактуализм» и «теоретизм» - это крайние позиции, пусть содержащие много чего важного, общего и осмысленного, но все же не дающие достоверного представления о роли фактов в познании. С одной стороны, нельзя не согласиться с «фактуализмом» в том, что факты в какой-то мере автономны по отношению к теории. Иначе теряется смысл самого использования такой формы фиксации действительности для научного познания как факт. Ведь должна же теория чему-то соответствовать, а то, чем она отличается от любой мысли человека? С другой стороны, нельзя не признавать существующую зависимость фактов от теории (как тогда взаимосвязаны эти два компонента процесса научного познания; естественно и то, что факты, по словам П. Фейерабенда, «теоретически нагружены», а, значит, теория влияет на наше миропонимание). Поэтому уклон в одну или другую сторону неуместен, он будет лишь свидетельствовать об абсолютизации одного из важных компонентов, составляющих собой процесс научного познания. Отсюда важно осознавать относительность их отношений в познании. А это значит, что научные факты до какого-то определенного момента не зависимы от теории и, наоборот, с какого-то определенного момента научный факт начинает в большей мере проявлять свою зависимость от теории. К тому же, следует сказать, что возникающая зависимость и независимость также имеют границы. Поэтому нет абсолютно не зависимых от теорий фактов, так же, как нет абсолютно поглощающих факты теорий. А все попытки абсолютизации факта и теории связаны с упрощенным, «одномерным» пониманием. Отсюда и берется позиция, что, к примеру, факт- это или чувственный образ, или предложение, или элемент реальности. Такой подход и заставляет сводить все многообразие факта к какому-то одному из его аспектов: либо к языковому, либо к чувственному, либо к физическому. А это уже заставляет вас заранее следовать за теми логическими выводами, которые вытекают из любого аспекта. Если факт – элемент действительности, то он уже никоем образом не может зависеть от теории; если факт – элемент чувственного образа, то он будет определяться особенностями перцепции человека; и если факт, наконец, - элемент языка, то он, наоборот, будет не зависим от реальности и от чувственного восприятия, а полностью исходит из логических законов и положений теории. Поэтому очень важным вопросом становится «устройство» факта, его структуры. Структура научного факта. Каждый научный факт является сложным, целостным образованием, в котором присутствует сразу несколько компонентов, между которыми сложились определенные взаимодействия. Любой факт должен быть обязательно выражен языком, если он хочет иметь статус научного факта. Это не значит, что необходимость быть обозначенным в языке делает факт научным. Но это важное условие. Поэтому каждый должен быть обязательно выраженным в предложении или предложениях. Никифоров А.Л. вводит даже специальное понятие по такому случаю – «лингвистический компонент» факта.5 Вторым компонентом научного факта он предлагает считать «перцептивный компонент», под которым следует понимать определенный чувственный образ или несколько чувственных образов, синтезированных в единое целое, которые включены в процесс установления научного факта. Наличие в факте перцептивного компонента очень важно, ибо он обозначает способ, каким человек может непосредственно взаимодействовать с вещами реального мира. Еще Д. Юм показал значимость органов чувств для процесса познания, констатировав, что все нами воспринимаемое из внешнего мира является деятельностью органов чувств. Любой факт поэтому не может быть выявлен без участия органов чувств. Другое дело, что современная наука заставляет говорить о двойственном значении этих органов в познании. Если речь идет о восприятии непосредственном, выражаясь языком современных исследователей, восприятии «человекоразмерного мира», то перцептивный компонент представлен в устанавливаемых фактах очень явно. Если речь идет о восприятии посредством каких-либо технических устройств, приборов и т.д., выражаясь также языком современных исследователей, восприятии «микромиров» и «мегамиров», то перцептивный компонент выражен слабее. Выявленные компоненты факта позволяют думать об их едином целостном присутствии в самом факте. Не случайно большинство исследователей факт понимает как синтез чувственного образа и предложения (такие исследовали, как Т. Кун, П. Фейерабенд и др.). Но уже обозначенные компоненты факта заставляют усомниться в таком понимании структуры факта. Указанные компоненты – это наиболее явные элементы, которые можно обнаружить в факте. Однако сложнее всего в факте обнаружить третий его компонент – материально-практический. Этот компонент представляет собой совокупность приборов и инструментов, а также совокупность практических действий с этими техническими средствами, которые применяются при установлении факта. Материально-практический компонент - наиболее игнорируемый исследователями элемент факта. Это связано с тем, что влияние технических средств познания воспринимается как автоматическое. Ведь приборы и инструменты кажутся «продолжением органов чувств» человека, поэтому либо отождествляются с ними, либо вообще не берутся в учет. А это не так. Ведь большое количество научных фактов вообще не могло бы существовать без материально-технического компонента. Кроме того, именно данный компонент является условием преемственности в науке, поскольку в его задачу не входит ни установление факта, ни его интерпретация. Аспект преемственности с большей очевидностью демонстрирует необходимость наличия и немалую значимость этого компонента в факте. Попробуем, к примеру, задаться вопросом: «Как факты одной исторической эпохи или культуры могут быть сохранены или переданы другим эпохам или культурам?». Понятно, что такая передача или сохранение возможны при фиксации установленных фактов в знаковых системах, причем с тем условием, что эти знаковые системы могли быть понятны представителям другой культуры или эпохи. Другой вопрос: достаточно ли этого и будет ли такой трансфер эквивалентным. Как показывает А.Л. Никифоров, что если бы Лавуазье захотел сообщить древнегреческим ученым, что существует такой газ, как кислород, он бы не мог это осуществить лишь за счет перевода подобной информации на древнегреческий язык, потому что, даже если древние греки и поняли содержимое такого предложения, суть его осталась бы для них загадкой. Ибо, если факт, содержащийся в предложении, соотнести с материально-практическими средствами познания древнегреческой науки, то именно в этой сфере и возникает основное непонимание. Поэтому очень важно создавать условия и для возможностей, имеющихся материально- практических средств подтверждать те идеи, реалии, которые человек способен устанавливать. Как в свое время С. Тулмин вывел формулу научной проблемы, чей смысл приблизительно можно схематически показать следующим образом: Научная проблема Творческий потенциал – Материальные возможности, так и сейчас, можно констатировать, что факт для науки возможен только в границах ее материально-практических средств. Поэтому важность материально-практического компонента нельзя отрицать при анализе научного факта. Таким образом, факт включает в себя три компонента: лингвистический, перцептивный и материально-практический. Только их целостное единство позволяет сказать, что факт установлен. Если же хоть один компонент его выпадет из этого единства, то разрушится и факт. Поэтому ни «фактуализм», «теоретизм» реально не позволяют анализировать, что такое «факт», в чем заключается его гносеологическая роль и ряд других важных вопросов. Обладая неоднородной структурой, факт также нельзя представить в качестве статистического образования. Факт – это не обязательно результат, факт – это также процесс. Процессуальность факту задают те отношения, которые существуют между его компонентами. К тому же, эти взаимоотношения носят достаточно сложный характер. Посмотрим, к примеру, на отношения лингвистического компонента и материально-практического. Ясно, что эти компоненты влияют друг на друга. В лингвистическом компоненте всегда представлены выражения о некотором фрагменте действительности, которые естественным образом способствуют разработке технических средств для познания этого фрагмента. Сложнее обозначить влияние лингвистического компонента на перцептивный. Однако не признавать такое влияние, то есть не признавать, что наши знания не влияют на наше восприятие мира, нельзя. Перцептивный компонент так же, как и лингвистический, влияет на материально-практический, поскольку все технические средства познавательной деятельности обязательно рассчитаны на то, что они будут непосредственно контактировать с органами чувств. Влияет перцептивный компонент и на лингвистический, просто обозначить такое влияние явным образом сложно. И очень очевидно влияние материально-практического компонента на компоненты лингвистический и перцептивный. Вышеприведенный пример относительно возможности понимания явления кислорода древнегреческими учеными ярко это демонстрирует. Все взаимоотношения и заставляют понимать факт в плане его результативного процессуального единства. Следует также сказать, что трехчленная структура факта не позволяет к нему применить традиционное понимание истины (как отражение действительности и логическая непротиворечивость). Поэтому факты необходимо рассматривать относительно тех социокультурных детерминант, которыми они обусловлены. Например, факт того, что масса – это величина непостоянная не может быть фактом в той системе представлений, где такие понятия как пространство и время рассматриваются как абсолютные. Ибо, следовательно, тогда существует единая реальность, в которой присутствуют универсальные законы для всех элементов этой реальности. А то, что могут существовать другие системы миров, с иными законами, здесь не допускается. Поэтому в классической механике масса – величина постоянная, с точки зрения специальной теории относительности, масса – это величина временная, которая представляет собой особый вид энергии. Вопрос взаимоотношения факта и истины важен еще и потому, что он является ключевым в рамках проблемы критериев познания. Ведь что позволяет реализовать фактическая основа в познании: она не дает нам реальное дублирование действительности или лишь интерпретирует то, что там происходит? Вообще, учитывая трехчленную структуру факта, мы понимаем, что такой вопрос неуместен, ибо тем самым нами разрушается факт. В нем есть лингвистический компонент, который и фиксирует в себе представления о мире. Другой вопрос, а что лингвистический компонент реализует в факте: он его «описывает» или «выражает»? Получается, что решая проблему структуры факта в познании, мы выходим на вопрос, как соотносятся между собой язык и внешний мир? Традиционно считается, что термины в своих значениях исходят только из тех объектов и отношений между ними, к которым эти термины относятся. А в предложениях реальность несколько искажается за счет его контекста. Автор данной теории значения Л. Витгенштейн устраняет факт, нарушая его структуру. Это происходит от того, что перцептивный компонент, имеющий, пожалуй, по-настоящему и индивидуальную, и субъективную основу, в такой интерпретации элиминируется. Поэтому для научного факта лингвистический компонент не должен «выражать» или «описывать» сам факт. Существуют взаимодействия между компонентами факта, но они не должны приводить к полной подмене одного компонента другим. Иначе мы повторяем судьбу онтологического доказательства существования бытия Бога, выдвинутого Ансельмом Кентерберрийским. Напомним его суть: если есть мысль о Боге, значит, есть и Бог. Сказать, что Бога нет, значит сказать, что круг не круглый. Такая мысль и элиминирует существование бытия бога как научного факта. Не случайно И. Кант, опровергнув онтологическое доказательство бытия Бога, заметил, что сколько ни говори сладко, сладко не станет. Как раз таким примером он показал, что нельзя подменять различные компоненты действительности (в данном случае, чувственные на мыслительные). Другое дело, что если учитывать сложность взаимодействия структурных компонентов факта, как тогда следует интерпретировать их роль в познавательной деятельности? Если раньше, как уже писали, факт необходимо было открыть в буквальном смысле, то сейчас понятно, что такой процесс носит куда более сложный характер. Понятно, что однозначно говорить об открытии фактов нельзя. Сказать «открыть» - это значит предположить, что он существует, но скрыт от нас. По сути, такое понимание – это метафизическое понимание. А метафизика не позволяет нам учесть факт в его структурной целостности, так как обращает внимание на какой-то один его компонент. К тому же, такой подход игнорирует активность субъекта, его эвристический потенциал, сводя суть познания лишь к пассивному отражению реальности. Поэтому факт – это не только фрагмент реальности, но и фрагмент субъективного начала, привносимый человеком в реальность. Нет готовых фактов в познании, факт всегда творится в сфере соприкосновения объективного и субъективного начал. Чтобы факт состоялся, нужно не только обозначить в нем перцептивный компонент, лингвистический компонент, но и материально-практический компонент. С такой позиции и легче представить влияние различных составляющих процесса научного познания на факт, чтобы избежать крайностей «фактуализма» или «теоретизма». Так, к примеру, теперь легче понять характер влияния теории на факт. Это влияние есть, но оно не абсолютно, оно не устраняет его самостоятельность. Скорее всего, теория влиятельна на лингвистический компонент факта (на предложения, в которых сформулированы положения теории). Далее уже идет косвенное, опосредованное влияние на другие компоненты факта. Ведь на базе лингвистического компонента строятся представления о приборах и инструментах, с помощью которых проводится исследование. Так проявляется влияние на материально-практический компонент. По аналогии строится влияние и на перцептивный компонент. Но для понимания того, что факт представляет собой автономную структуру научного познания, следует показать и обратное (то есть в чем теория не может влиять на факт). Для начала необходимо упомянуть, что не одна теория направлена на компоненты факта. Другие теории также могут оказывать это влияние, а значит, и компоненты факта будут иметь другую интерпретацию, с их точки зрения. Необходимо упомянуть и о влиянии культурных и исторических представлений, которые выступают в качестве определенных «фильтров» для познавательного процесса. Более того, материально-практический компонент позволяет лингвистическому компоненту выступать в качестве независимой составляющей факта. Это легко продемонстрировать на такой функции материально-практического компонента, как коммуникативная функция. Аккумулируя технические действия, теории вынуждены вводить в свои рамки термины, обозначающие технические средства в других теориях. Тем самым происходит взаимообогащение, с одной стороны, и, с другой стороны, лингвистический компонент обретает роль активного участника процесса научного познания. Также следует обратить внимание, что из данного констатации можно вывести следующую структуру лингвистического компонента. В него должны входить язык родной теории, языки других теорий, обыденный язык. Отсюда еще лучше просматривается «невзаимозаменимость» теорий (как просто совокупности предложений). Теория наиболее сильно влияет на ту структуру лингвистического компонента, которая состоит из ее языка. И, наоборот, менее влияет (если влияет вообще) на те части, которые состоят из языка других теорий и обыденного языка. Получается, что если лингвистический компонент факта рассматривать целостно, то факт обладает собственным языком. Этот язык далеко не тождественен языку теории. Не случайно А.Л. Никифоров говорит об особом фактуальном языке. Причем понимание фактуального языка еще более осложняется, если начать рассматривать его взаимодействие с перцептивным и материально-практическим компонентами. Но и сами отношения фактуального языка и языка теории, использующей в своих рамках обозначенный факт, сложно назвать простыми. Чтобы такое взаимодействие началось, требуется «перевод» фактуального языка на язык теории. Это предполагает замену терминов обыденного языка и языка других теорий терминами основной теории, что упрощает значения понятий в сторону элиминирования ненужного содержания других языков (обыденного и других теорий). Подобный процесс приводит к тому, что утрачивается понимание того, с помощью каких средств были получены данные факты. И только после этого возможна привязка полученных терминов к языку теории, что предполагает на деле истинностную оценку нового знания по отношению к теории. Таким образом, изучение структуры научного факта позволяет нам лучше понять характер процесса научного познания, роль фактического материала в его становлении. Очевидно и то, что наиболее подвижная, динамичная часть факта – это его лингвистический компонент. Но и он обладает некоторым «иммунитетом» по отношению к теории. Что касается таких компонентов, как перцептивный и материально-практический, то они еще менее подвержены влияниям, хотя и такое не исключается. Структура факта также позволяет нам понять, в какой части научное познание кумулятивно, а в какой - нет. Аккумуляция происходит в большей мере в материально-практическом и перцептивном компоненте, а отказ от преемственности наиболее четко просматривается в лингвистическом компоненте. Поэтому факт как автономный компонент научного познания следует признать важнейшим элементом этого процесса. Научный факт и современная наука. Те изменения, которые произошли в физике ХХ века, заставляют нас затронуть вопрос о возможностях фактического обозначения материала теорий. Это, в первую очередь, связано с появлением квантовой механики, которая очень резко приводит к изменениям представлений о реальности. И эти изменения нельзя не упомянуть в свете уже оговоренного понимания факта во всей сложности его структуры. Квантовая механика предлагает новый способ познания явлений природы. Но сложность этого подхода заключается в том, что квантовая механика никак не укладывается в общие логические схемы традиционной познавательной деятельности. Как говорил Р. Фейнман, «многие так или иначе поняли теорию относительности… Но, мне кажется, я смело могу сказать, что квантовой механики никто не понимает».6 Вот в подобной сложности и заключается особенность интерпретации квантовой механикой понятия «факт». Исследователь Р.А. Аронов7 видит несколько причин этих трудностей. Первую причину он связывает с наличием многочисленных попыток интерпретации уравнений квантовой механики как некоего теоретического образа физических волн, распространяющихся в пространстве, которые оказались несостоятельными. В результате физики вынуждены были принять статистическую интерпретацию волновой функции. Волновой функцией считается элемент теории, благодаря которому можно определить вероятность скачкообразного перехода квантового объекта от исходного состояния к одному из возможных. Отсюда вырастает проблема. Что же исследует в качестве объекта квантовая механика: природные явления или способ мышления, происходящего в природе? А такая постановка вопроса позволяет не сразу нам понимать факт в обозначенном виде. Ведь что дает тогда квантовая механика, как она видит свой объект? Она исследует, по сути, распределение вероятности для возможных измерений потому, что она дает модель для изображения реальных пространственно-временных событий, но не только на языке определенных количественных значений физических величин, а также на языке волновых функций, представляющих собой состояние объектов до, вне и независимо от характера опыта, осуществляемого в познании. То есть в таком ракурсе утрачивается понятие «реальность», которое могло бы означать некое соответствие между познаваемым (тем, что познается) и знанием (тем, что содержит в себе информацию о познаваемом). Другая причина сложности понимания термина «факт» заключается в том, что квантовая механика использует некоммутативные измерения. Некоммутативные измерения – это те измерения, которые от перемены мест сомножителей меняют само произведение. Формулой некоммутативный аспект измерений можно показать следующим образом: ab – ba 0. В традиционной науке (классической физике) все измерения коммунитативны, то есть произведение ab ничем не отличается от произведения ba. Такое положение приводит к тому, что факт перестает восприниматься как тот материал, с помощью которого можно определить, достоверно ли знание теории или нет. Утрачивается один из важнейших показателей его научности – постоянность и воспроизводимость. Физическая реальность становится тогда относительной, и без прибора нельзя мыслить об элементе физической реальности. В соответствии с такой позицией свойства квантовых объектов существуют и проявляются до какого бы то ни было взаимодействия с прибором, но лишь как относительные, зависимые друг от друга. И тогда о них можно говорить как о некоторого рода склонностях или возможностях, которые могут проявиться в качестве не зависимых друг от друга сущностей в будущем, когда соответствующее взаимодействие осуществится. Тогда измерение фиксирует, на самом деле, не свойства квантовых объектов, а их классические проекции на прибор. А тот факт, что в результате наблюдения с помощью прибора квантовый объект с определенной вероятностью окажется в точке х, не зависит от того, существует соответствующая физическая ситуация объективно реально, вне и независимо от деятельности познающего субъекта или же она создана искусственно. Квантовая механика демонстрирует, что при помощи наших органов чувств мы не определяем значение физических величин (например, координату или импульс), характеризующих дополнительные свойства квантового объекта до акта их измерения познающим субъектом-наблюдателем. Мы определяем другое – их неквантовые, классические проекции на прибор, с помощью которых затем воссоздаем те величины (которые называются квантовые), что имелись до, вне и независимо от акта измерения. А вот эта разница и проявляется в некоммутативных измерениях. Поэтому существующее понимание факта и ломается в положениях квантовой механики. Третьей причиной сложности интерпретации факта является неоправданное «злоупотребление языком». Это «злоупотребление» не следует понимать буквально, «злоупотребление» касается предмета исследования квантовой механики – микромира. А это язык волновых функций, некоммутативных измерений. К тому же, к особенностям исследования квантовых объектов следует отнести достаточно частое и глубинное присутствие субъекта в описаниях многих показателей изучаемых явлений. Субъективное присутствие – это знак того, что очень важно понимание тех средств, которые выступают в роли посредников в познавательной деятельности между субъектом и объектом. Ведь что такое прибор: прибор – это способ постановки вопроса перед природой. Поэтому язык – это постоянная интерпретация исследуемого мира во всех возможных квантовых свойствах. Отсюда и рождается ощущение того, что языком злоупотребляют, что не существует данного раз и навсегда описания объекта, а его необходимо каждый раз постоянно анализировать. Тем не менее, квантовая механика не отказывается от идеала научности, по которому в науке осуществляется поиск таких представлений о реальности, который будет независим от измерений. То, что подобная цель заявлена, но классические представления пока еще не позволяют основательно понять квантовую механику, является, на взгляд автора, гарантией успешного формирования модели научного познания в современных условиях. Скорее всего, факт получит какую-то новую интерпретацию, в его структуру попадет какой-нибудь дополнительный компонент. 3.2.4. |
Похожие:
 | С 894 Суицидология: учебное пособие / И. Л шелехов, Т. В. Каштанова, А. Н. Корнетов, Е. С. Толстолес – Томск: Сибирский государственный... | | Язык и нормы судебной речи: учебное пособие / Л. И. Ермоленкина, Е. А. Костяшина, Н. В. Савельева. Томск: Изд-во фгу «Томский цнти»,... |
 | Учебное пособие основано на характеристике учебного урока и типологии уроков, методов, технологических карт, также представлены подробные... | | «Владимирский государственный университет имени Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых» |
| Учебное пособие предназначено для студентов, изучающих предмет «Артиллерийская разведка». Он составлен в соответствии с программой... | | Учебное пособие предназначено для студентов, изучающих предмет «Артиллерийская разведка». Он составлен в соответствии с программой... |
| Пособие для организатора профильного обучения. Методическое пособие./ Сост. Лыба А. А., Казакова И. И., Колбас С. В. Томск: тоипкро,... | | Учебное пособие предназначено для студентов широкого спектра специальностей, которым придется заниматься вопросами энергосбережения... |
| Учебное пособие предназначено в качестве материала для практических занятий в аудитории по курсу «Русский язык и культура речи» | | Учебное пособие пм 04 Выполнение работ по профессии Младшая медицинская сестра по уходу за больными |